Mushrooms & Magnets

Веточка хрустнула у Итана под ногой, и в туманной тишине это прозвучало оглушительно. Гейзенберг в основном молчал с тех пор, как они утром покинули фабрику. Он, ко всеобщему удивлению, принëс кофейник в лифт, пока Итан одевался. Сюрреалистичная мгла, висевшая над дорожкой через кладбище, не изменилась с его последнего визита; похоже, климату здесь было абсолютно по хуям на то, что остальная долина была погружена в колючий свет злого зимнего солнца. Итан чувствовал, как эта мгла проникала через куртку, рубашку, кожу. Сырая, непривычная и почему-то ещë более холодная, чем обжигающий мороз покрытых снегом крыш замка. Свет также был непонятным, будто бы он не мог найти себе место среди костлявых деревьев. Итан не мог его винить: они сами уже два раза потерялись, проходя по извилистой тропинке, возвращавшей их к сучковатой сосне, на которой висели дюжины кукол. — Как думаешь, что они натворили? — попытался обратить всë в шутку он, указывая на гнетущих атмосферой маленьких мучениц. — Кукольные преступления, скорее всего, — пробурчал Гейзенберг. — Разбили чашку. Устроили притворную драку с Энджи. Ударили садовника его же лопатой. Он по подбородок закутался в пальто, спрятав руки в карманах. Итан покосился на него. Он не смог разглядеть его выражение лица, скрытое воротником и шляпой, но тот источал уныние и подавленность. Как бы он хотел что-то сказать. Эй, я знаю, ты расстроен из-за того, что мы используем труп твоей, в каком-то смысле, сестры, чтобы вернуть мою дочь, и выносим твоим псевдо-родственникам настоящий смертный приговор в процессе. Но мы всë равно это сделаем. Спасибо за помощь. Мда. Лучше уж держать рот на замке. На дорожке, по которой они уже проходили, он заметил знакомый бугорок, подсвеченный неестественным зеленоватым сиянием. — Сюда, — показал он. — Я помню эту штуку. — Мы уже были там. Это была абсолютная правда. Но на этот раз всë было иначе, и Итан подошëл к кукольному холму. Почти сразу после своего первого визита сюда он нашëл обломок таблички и положил его обратно к каменному надгробию. На ней было имя и две душераздирающие даты. — Клаудия. Это была еë дочь, да? Неважно, насколько сильно он не любил Донну Беневиенто и еë особняк ужасов, его сердце не могло не заболеть за неë. Похоронить ребёнка это… невообразимо. Его мозг замирал каждый раз, когда поганая мысль «что, если это не сработает, что, если Роза умрëт» заползала в сознание. Ни в одном языке мира нет слова, описывающего родителя, потерявшего ребëнка. Он всегда находил этот факт весьма красноречивым. — Ага, — протянул Гейзенберг. Он отпихнул ногой куклу, оказавшуюся на узкой тропинке, и Итан подавил возмущëнный вздох. Не зная зачем, он достал еë из куста, в который она приземлилась, и водрузил на могилу, пока Гейзенберг уходил вперëд. Вдали туман немного рассеивался, разгоняемый порывами ветра. Он сумел разглядеть подвесные мосты. Они приблизились к лифту, и Карл провëл ладонью в перчатке по жутковатому почтовому ящику. Его большой палец скользнул по гравировке. Отдай свои воспоминания. — Ты дал ей что-то? — спросил Карл равнодушным голосом, пока механизм со скрипом опускался. — В первый раз. Итан кивнул. Изображение было выжжено у него под веками и на подкорке мозга. Оставить там бумажный носитель было несложно. — Семейное фото. — Оттуда и кошмарный ребëнок, — пробормотал Карл себе под нос, когда они вошли внутрь. Прислонившись к решëтке, он скрестил руки на груди. Он выглядел не злым, а скорее так, будто его подташнивало. Облизнув губы, Итан на мгновение поколебался. Если бы Карл хотел поговорить, он бы это сделал. Но он не хотел, а Итану очень нужно было узнать. — А ты когда-нибудь? Я имею в виду. Отдавал ей… что-то? — поинтересовался он, когда лифт вздрогнул и остановился на уступе, где располагался передний двор особняка Беневиенто. На заднем плане водопад ревел, как разгневанный гигант, брызгая ледяной водой во все стороны. В ясную погоду отсюда наверняка открывался чудесный вид; сейчас же всë тут кричало об опасности. Очертания особняка встали непроходимой горой. Угрожающие. Нависающие. Ожидающие. Травы и дикие цветы покачивались во влажном бризе, обрамляя дорожку ко входной двери. Она была распахнута, как он еë и оставил. — Да, — сказал Карл. Итан почти успел забыть о вопросе, а голос Гейзенберга был хриплым и грубым. — Один раз. Я… Слушай, она была хорошей раньше. Но жизнь здесь меняет тебя. Итан охотно верил в это и кивнул, наблюдая за окнами особняка. Он был готов поклясться, что штора в одном из них шевельнулась. Скорее всего, ветер, свободно гуляющий от двери. Донна была мертва, а еë особняк пуст. Он просто перенервничал. — Ты упоминал, что она… помогала людям. Что они приходили к ней, и она показывала им тех, кого они потеряли, — слова застревали в горле, сворачиваясь змеëй. Мия. Она показала ему Мию. Она могла бы… Он мог бы… Всë могло бы быть иначе. Он мог только гадать, что бы почувствовал, если бы вместо ужасающей карикатуры на неë, Донна Беневиенто позволила бы ему сидеть с отголоском своей жены хотя бы часок в день. Может, за тем столиком в саду, рядом с клумбой жëлтых цветов. И говорить. Просто говорить. Может, держать еë за руку. Какой бы у них завязался разговор, единственным свидетелем которому выступала бы песнь водопада. — Да, — прошептал Карл. — Она была доброй когда-то. А потом осознала, что также сильна. Он проглотил последние слова и кашлянул, неловко уставившись на свои ботинки. — …в любом случае. В тот раз, когда я просил еë, было уже поздно. Слушай, это была тупая идея и закончилась плохо, ясно? Она обозлилась на меня, как трудно бы в это ни верилось, — его голос сочился сарказмом. — Даже не представляю, за что, — произнëс Итан быстрее, чем успел подумать. Усмешка, больше похожая на гримасу, расползлась по лицу Карла, когда он огладил столбик веранды. — Ну правда же? Я ведь очарование во плоти, — он проговорил это так мрачно, что Итану стало не до смеха. Повернувшись, Итан сосредоточился на его профиле. Гейзенберг облокачивался на перила, спиной к особняку, глаза его были устремлены на далëкие силуэты башен замка. — Возможно, она до сих пор злится, кто знает. Она умеет держать обиду. — Что ты сделал? — Это в каком-то роде связано с Клаудией. Итаном овладело дурное предчувствие. — Карл. Что… ты сделал? Карл послал ему пронзительный взгляд, сдвинув очки на кончик носа, и презрительно оскалился. — Я не разрывал могилу еë дочери, чтобы создать Солдата-ребëнка, если ты об этом, — с покрасневшим от прилившей крови лицом Итан потупился. Он намекал именно на это, и не то чтобы вопрос был так уж притянут за уши. Но он был рад ошибиться. Карл простучал пальцами по древесине унылый мотив. — Могло такое случиться, что я упомянул еë на одном из обязательных для посещения семейных ужинов Миранды, — он выплюнул последние слова с той же интонацией, с какой Итан думал про тот отвратительный вечер у Бейкеров. — Возможно, я напомнил ей, что она взрослый, блять, человек и что ей однажды придëтся перестать играть в куколки. Возможно, я сказал, что, сколько бы она ни пыталась, она не сможет заменить умершую дочь этой уëбищной марионеткой. Сделав короткую паузу, он добавил: — Возможно, я сказал, что ей стоит снова забеременеть и что я даже могу поспособствовать, если она не будет снимать вуаль. — Ауч, — Итан моргнул и поморщился. — Ага. Миранда тоже была не в восторге. — Плохие времена? — Плохие времена. Но по крайней мере меня не пригласили на следующее семейное чаепитие. Альсина тогда испекла торт. Слава богу, я пропустил это. Карл приподнял шляпу, чтобы расчесать волосы пятернëй, и нахлобучил еë обратно. На его лице застыло непонятное выражение, когда он повернулся к Итану. — Они не моя семья, — сказал он тоном, звучащим на грани мольбы. — Нет. Мы… Мы были просто четырьмя незнакомцами, которых похитила ебанутая сука, понимаешь? И я никогда не верил этой лжи, и фарсу, и игре в блядскую счастливую семейку, не после того, что она с нами сделала. Он подавился воздухом и практически выплюнул окончание предложения: — …но остальные сдались, то ли потому, что так было проще, то ли потому, что им, блять, понравилось. И… Слова застряли у него в глотке, губы плотно сжались, челюсти заходили ходуном. Итан взглянул на него и почувствовал, как что-то сдавило грудь. Он почти положил ладонь ему на спину, но в последний момент отдëрнул. Испугался, что тот треснет и рассыпется под его пальцами, как кристаллические останки. — Я знаю, каково это, — вместо этого сказал он. — Да, — ответил Карл спустя какое-то время. — Да, ты знаешь. Я постоянно забываю, что ты знаешь. Как это ощущается? Он склонил голову, рассматривая его поверх очков. — Увидеть то, во что ты мог бы превратиться? — отрывисто продолжил он. Итан не мог встретиться с ним глазами, а потому уставился на водопад. — Как будто мне удалось увернуться от здоровенной пули. — Ха! — лающий вскрик Гейзенберга утонул в грохоте водопада. Стыд зудел у Итана под кожей, щекотал кости. Неделя у Бейкеров изменила его на всю оставшуюся жизнь, но времени было недостаточно, чтобы заставить его потерять чувство идентичности. Он вспомнил, что Мия называла Джека папочкой даже после Луизианы и прикусывала язык до крови, когда это случалось. — Ты сильный. Он не знал, откуда взялись эти слова, но он действительно имел их в виду. Несмотря на десятилетия, проведëнные в этом беспорядке, Гейзенберг продолжал сохранять свою личность. Моро, булькающе зовущий маму, чтобы та посмотрела на него, сильно выбил его из колеи, намного сильнее, чем кислотный дождь, последовавший за этим. Карл недоверчиво покосился на него и, глубоко вздохнув, вытер подошвы о коврик перед входом. — Нет. Я просто упрямый. Упрямство, по мнению Итана, считалось силой. Когда Карл двинулся, чтобы пройти через дверь, итановская рука против воли ухватилась за его ладонь, и Гейзенберг посмотрел на неë, выгнув бровь. Итан так же молниеносно убрал еë, не понимая, что за хуйня только что произошла. — Мне показалось, я что-то услышал, — солгал он. На губах Карла заиграла лëгкая улыбка, переросшая в полноценную ухмылку. — Мог бы просто сказать, что струсил и хочешь, чтобы я подержал тебя за руку, Итан. С лукавой усмешкой Гейзенберг протянул ему обтянутые перчаткой пальцы. Итан, запыхтев, оттолкнул его в сторону, но Карлу всë же удалось схватить его здоровую руку. — Ну, ну. Не стоит бояться. Я здесь. — Бояться чего? Она уже мертва. Нам нужно только… Его нога переступила порог, и в то же время произошло сразу несколько вещей. Ворона каркнула позади них, и Карл настороженно развернулся, отпуская итановскую ладонь. Со стороны лестницы послышалось отчëтливое хихиканье. И дверь захлопнулась с оглушительным треском, разделяя их.