Mushrooms & Magnets

В детстве Итан, посещая своих никудышных кузенов, потерялся в кукурузном лабиринте. Он полагал, что везде встречаются такие ребята — подлые мальчишки с жестоким блеском в глазах и засохшими остатками еды на подбородках. Лукасы Бейкеры каждой семьи в мире. Зайдя достаточно далеко в лабиринт, чтобы было смешно, они бросили его одного. Он бегал кругами, как ему казалось, целую вечность, а потом сдался, сел на землю и закричал. В фабрике Гейзенберга царила та же атмосфера, о чëм Итан и сообщил мужчине. — Конечно, дерзай, — пожал плечами Лорд. — Иногда всë, что нужно человеку, это сесть и хорошенько проораться. Итан с радостью последовал совету. Его вой потряс стены и был подхвачен вдалеке хором зомби-солдат. — Ну, полегчало? Теперь пиздуй дальше. Ты ещë не видел специальную лабораторию! — А оно мне надо? — заныл он. — Конечно. Там всё самое интересное. Он нехотя поднялся, позволив Гейзенбергу тащить его по многочисленным коридорам и комнатам, в которых не было ничего, кроме торчащих балок и огромных запчастей. Ему провели целую экскурсию по литейным цехам, и складам, и тускло освещëнным мастерским, где существа со штырями вместо рук и шестерëнками вместо глаз трудились над собственными изобретениями. Всë это весьма впечатляло, пусть и в каком-то извращëнном роде. — А вон там, слева, твой новый дом! Итан моргнул. Гейзенберг указывал в сторону чуть более приятного на фоне остальной фабрики места, что, в принципе, не требовало больших усилий. В углу рядом с камином громоздился рабочий стол, подобие кухонного стола с котелками и металлической посудой и лестница, ведущая к металлической койке со сбитыми в кучу покрывалами. — Это гостевая комната. Прости, я нечасто принимаю гостей. — Я не планировал… — Сядь и заткнись. Ты не покидаешь моё поле зрения, Уинтерс, — проговорил Гейзенберг беззлобно. Он подтолкнул к нему стакан с водой и кусочек хлеба с пристыженно зеленевшими на его поверхности пятнами. — Прости, — повторил он. — У грибного мальчика нет проблем с немного залежавшимся хлебом? — Бывало и хуже, — пробормотал Итан, и это было преуменьшение года. Он залпом выпил воду, несколько раз куснул хлеб и стал смотреть, как Гейзенберг налил два стакана чего-то определëнно похожего на его сок первой помощи. — Если тебе очень хочется добавить сюда пряностей, — предложил он, словно прочитав его мысли, — то я уверен, что смогу найти какой-нибудь травы. Итан вежливо отказался и опрокинул в себя стакан. — Ну, что думаешь? — Думаю, что я на протяжении двух дней выливал прекрасную выпивку себе на куртку. Гейзенберг фыркнул и налил ему ещë. — Может, оно и хорошо. Всë-таки лучше не нажираться в хламину, пока бегаешь с дробовиком наперевес, — заметил он, откидываясь на спинку стула. Стул послушно отклонился назад вместе с ним, металлически скрипнув. Здесь застарело пахло приготовленной едой и плохо высушенной одеждой, стук и бряцанье механизмов с тихим эхом разносились по коридору. Он не чувствовал себя так комфортно с тех пор, как его забрали из дома. И так странно. Он сделал вдох, который не грозил стать его последним, ощущая стул под ногами и взгляд Гейзенберга на себе. Капелька алкоголя блестела на краешке его стакана. И внезапно всë обрушилось. С тихим всхлипом он спрятал голову в руках, лежащих на столе, и позволил себе заслуженный нервный срыв, который он так долго откладывал. Это всë из-за бесконечной гонки со смертью, стрельбы во всех, кто встаëт у него на пути, и путешествия от травматического повреждения, до травматического похищения, до травматического забега по пыточным подземельям. У него просто не было времени посидеть и поразмышлять. — Только не снова. Пиздец, только не снова, — его голос прозвучал жалким стоном. Ему было насрать. Три года после Луизианы. Три года борьбы с ночными кошмарами, судорогами из-за чрезмерного стресса, паническими атаками, случавшимися каждый раз, когда какая-нибудь женщина средних лет обращалась к нему на повышенных тонах. После них продавцы и консультанты недоумённо косились на него и приносили извинения. С появлением Розы всё стало более-менее налаживаться. Всë вокруг неë становилось мягким и милым, даже когда она просто лопотала на своëм непонятном детском языке или плакала из-за полного подгузника. Он только-только начал новую жизнь, настолько нормальную, насколько это было возможно, и цеплялся за веру в то, что худшее позади. — Это опасная мысль, — проговорил Гейзенберг, когда он озвучил это. Он встряхнул спичкой, и аромат сигары заполнил комнату. — Вселенная — сука такая, что может решить, что ты бросаешь ей вызов. — Кажется, уже слишком поздно. Чëрт. Он вытер лицо загрубевшим рукавом, сморщив нос от кислого запаха рвоты, въевшегося в ткань. Плюнув на всë, он слизал каплю со стакана. Это был не лучший нервный срыв. Не было ни слов поддержки, ни торта, которым можно было бы заесть тревогу, ни мягкой ладони, гладящей его по спине, пока из него с потом выходил ужас. Но если подумать, этого не было уже давно. Он всегда предпочитал разбираться с происходящими кошмарами в лоб — как и всë, что он делал. Заплесневелые монстры на пути? Хватай дробовик. ПТСР отравляет жизнь? Хватай психолога. Проблема? Решение. Он не любил мешкать и лгать себе. Но не всех устраивал такой подход. — Что-то мне подсказывает, что сейчас не время обсуждать, как стереть Миранду в порошок, — на удивление тактично подметил Гейзенберг. — Нет, — прохрипел Итан. — Давай поговорим. Ты показал мне всë вокруг. Что дальше? — Ты первый, — перевëл стрелки Гейзенберг. — Мне любопытно, каков был твой план. — Всë просто. Шаг первый: подобраться к ней поближе. — Ага. — Шаг второй: начать стрелять. — Так?.. — медленно произнëс Гейзенберг. На его лице была написана растерянность, пока он делал длинную затяжку. Огонëк на конце сигары отразился в его очках как пара демонических глаз. — Шаг три? — Нет никакого шага три. Итан возможно и смутился бы под настороженным взором Гейзенберга, если бы он хоть что-то чувствовал. Недавний срыв оставил голову приятно пустой, и он наблюдал за Лордом с возрастающим весельем. Но, кажется, оно было невзаимно. — И это всë? — воскликнул Гейзенберг, не веря своим ушам. — Ты собирался отвергнуть моë предложение и прибежать к Матери Суке с одним дробовиком и завещанием в руках? Что с тобой не так? — С чего бы начать? — огрызнулся Итан. — Да, это не идеальный план… — Это не план, это пособие «Самоубийство в два шага»! — Ой, ну простите за то, что у меня не было возможности продумать всё до мелочи, пока я метался от вампиров к подвалам с привидениями, пытаясь найти колбы с моей дочерью! Его голос дал петуха, как у подростка в пубертатном периоде, и он закашлял в свой опустевший стакан; слëзы застилали его глаза. — Каким хером ты всë ещë жив? Ох, точно. Забей, неправильно вышло. Итан зыркнул в его сторону, и Гейзенберг выдул примирительное облако дыма. — Вау, тогда тебе очень повезло. Не представляю, как ты собирался декристаллизовать этого ребëнка, не говоря уже о победе над Мирандой. — Я по-прежнему не нуждаюсь в твоей помощи, — пробурчал он. Злость кипела у него под кожей, зудом отзываясь по всей длине шрама. — Это хорошо, — ответил Гейзенберг, хватая пачку бумаг с ближайшего стола. Карты и схемы, лежащие перед ним, были исписаны его отрывистым почерком. — Потому что не я помогаю тебе. Ты помогаешь мне, боровичок. Итан скрестил руки на груди, метнув яростный взгляд на наброски. — Ты хочешь убить Миранду. Я хочу свою дочь обратно. Давай начнëм с этого. — Точняк, пазл из ребëнка. Да, должно быть, тебя от этого… Он выдохнул идеально ровное колечко дыма и улыбнулся во все тридцать два. — Колбасит. Итан безмолвно уставился на него, на его виске начинала бешено пульсировать венка. Гейзенберг звонко хохотнул. — Понял? Потому что… — Да, — сказал он. Его голос мог бы заморозить целую династию вампиров. — Потому что любовь всей моей жизни в данный момент находится в колбах. — Ой, да ладно тебе. Будь проще. Я пойду и заберу еë с алтаря, пока мы разрабатываем план. Лучше не оставлять еë там, где о ней знает Миранда, правда ведь? Итан хотел инстинктивно возразить, но звучало вполне разумно. — Но она будет у меня, — предупредил он низким голосом. — Конечно. Как пожелаешь. Ты думаешь, мне нравится хранить консервированные детские руки на каминной полке? Его передëрнуло от отвращения, что, по мнению Итана, было довольно нагло со стороны человека, превращавшего трупы в механических солдат и на повседневной основе ругавшего существо с пропеллером вместо головы, как подростка, который слишком громко слушал музыку. — Ладно. А потом? Как мне?.. Он изобразил, как собирает что-то в воздухе. Слова упрямо отказывались покидать его рот и принимать участие в беседе. — Не знаю. Клей? Тошнота вновь подобралась к его горлу, и Гейзенберг предусмотрительно отодвинул свой стул подальше. Он смял сигару в самодельной пепельнице, которая сама собой свернулась в маленький металлический шарик. — Шучу-шучу. Вот о чëм, — он призадумался, — наверное, говорила Донна, когда получила свою колбу. Что ты знаешь о процессе? — Не много, — пробурчал Итан. — Знаю, что это происходит, когда вы умираете. — Ну, «умираем» это слишком сильное слово для таких, как мы, не так ли? — По-моему, подходящее. Твоим родственничкам настал пиздец. Он хотел предложить свои соболезнования, но это было бы неуместно. Гейзенберг кивнул, постукивая пальцами по своему колючему подбородку. Итану не нравилась улыбка, постепенно наползавшая на его лицо. Совсем не нравилась. — Конечно. Вот только нифига. — А вот и фига, я убил их. Ты это знаешь. — На самом деле, нет. — Да. — Не-а. С протяжным глубоким вздохом Итан опустил плечи. Щупальца мигрени болезненно тыкали его в виски, и он махнул рукой в сторону бутылки. Гейзенберг любезно выполнил его просьбу. — Я не знаю, как сдвинуть этот разговор с мëртвой точки. — Ты походу реально стоял в очереди за внешностью, когда Бог раздавал мозги, — вздохнул Гейзенберг. Одним плавным движением он запрыгнул на стол, чтобы сесть прямо перед Итаном, схватившим кусок хлеба в качестве худшего средства самообороны. Лорд плюхнулся перед ним с испытующим взглядом, и он нехотя выпустил свою плесневую булку-убийцу. — Я знаю, это был очень долгий день, но попробуй сосредоточиться. Роза в данный момент?.. — Проклята? — Кристаллизована. Защищена. И даже несмотря на то, что ты собрал еë в четырёх сосудах, у тебя не возникало мысли о том, что она мертва. Как и у Миранды, да ни у кого не возникало. Потому что она не мертва, нет. Не в этом состоянии. Ужасное осознание электрическим разрядом пробежало по позвоночнику. Довольная ухмылка Гейзенберга так и манила выбить ему все зубы. — Что ты имеешь в виду? — То, что пока ты не всадил в них столько пуль, сколько фазану во время сезона охоты даже не приходилось видеть… — Что я и сделал. — Конечно. Но если ты при этом не взял их кристаллические останки, раскрошил их серебряным молотком, полученную пыль сжëг, а пепел предал семи ветрам, произнося секретные слова, которые знает только Миранда… Что ж, тогда у меня есть для тебя новости. Тишина растеклась как гнилостная лужа плесени. Итану показалось, что сердце в его груди перестало работать, что, учитывая особенности его организма, было пиздец как похоже на правду. — Блять. Нет. Ты шутишь. Скажи, что ты шутишь. — Ты думаешь, что, пытаясь вырваться из-под контроля Миранды, я первым делом не попробовал расхуярить себе мозги? — прошипел Гейзенберг неожиданно ожесточëнно. Он взял Итана за подбородок, разжимая его зубы большим пальцем. — Я посмотрел на небо и положил ёбаный пистолет прямо сюда. А потом… Итан с силой сомкнул челюсти, и Гейзенберг вскрикнул. Он огорчëнно посмотрел на испорченную кожу его перчатки. След от укуса формировал на ней кривую улыбку. — Капец, любишь же ты кусаться. Ну, в общем, как-то так. И вот я в пизде. — И вот ты в пизде, — согласился Итан, массируя подбородок. Он отчëтливо вспомнил, как Джек показал ему то же самое. Противная догадка подняла свою мерзкую голову. «Что если со мной так же? Что если я не могу умереть?» — Будем решать проблемы по мере их поступления, — пробурчал он себе под нос. — Пока что это жирный плюс в нашу пользу. — Вот только это подарочек от Миранды, — с ненавистью выплюнул Гейзенберг. — Еë каду. И я без понятия, может она забрать его или нет. — Не думаю, — Итан судорожно порылся в своих воспоминаниях о доме Бейкеров, докладах Криса и заметках, которые он находил в деревне. — Вряд ли у тебя, уж точно не у меня. Не она дала мне это. Она ничего не сможет мне сделать. — Да! Так держать! Теперь тебе понятно, почему ты так еë беспокоишь? Почему она натравливала тебя на нас? Ты тëмная лошадка, Итан Уинтерс. Она не может тебя контролировать и знает это. Поэтому она попытается тебя сломать. Эвелина уже пыталась, и ей почти удалось. Он не стал говорить это вслух. — Мы можем вернуться к обсуждению того, что твои родственники, возможно, всë ещë живы в тех кристаллах? — Ой, да не ссы. Чтобы вырастить новое тело, потребуются недели. Вот что я тебе скажу. Если тебе станет легче, мы можем сходить за ними завтра и немного поразвлечься. Он потëр руки с воодушевлëнной усмешкой. Свет от камина отразился на его блестящих зубах. — Сбросим Леди Ди с водопада. Оставим Моро на верхушке самого высокого дерева. Донна, в принципе, ничего. Она была хорошим ребëнком, знаешь. Люди приходили к ней, чтобы увидеть тех, кого потеряли, — меланхолично произнëс Гейзенберг, и Итан вспомнил гравировку возле двери. «Отдай свои воспоминания». О, как бы он хотел. — О, о, знаю! Я сделаю из Альсины сраную вешалку и поставлю в еë собственной прихожей! Итан слегка кашлянул. Его щëки вспыхнули от внезапного смущения, а кошелëк оттянул карман куртки. — Что? Только не прикидывайся паинькой. Если у тебя нет более интересных идей, то останавливаемся на вешалке. — Просто… Нет, ничего. У нас есть дела поважнее. Гейзенберг просканировал его взглядом, его весëлость как рукой сняло. Он вновь схватил его за подбородок — привычка, начинавшая понемногу действовать Итану на нервы. — Что ты сделал? — Прекрати меня лапать. Я… возможно… продал их. Прости. Повисла многозначительная тишина, которая родила на свет ещë одну тишину, такую же оглушительную, как рëв кошмарного младенца дома Беневиенто. Гейзенберг нахмурился и, беззвучно шевеля губами, выглядел абсолютно выбитым из колеи. У его стула, кажется, тоже были проблемы с поддержанием равновесия. — Кому, блять? — наконец выдавил он озадаченно и сложил очки в карман. — Кто купил это? — Торговец. — Что? — Что «что»? — Какой торговец? Кто? — вскричал Гейзенберг, встряхнув его за плечи. — Герцог! Единственный торговец здесь! — Нет здесь никаких торговцев! — Да есть же, — прорычал Итан. — Он появляется то тут, то там, готовит, скупает всякие побрякушки, которые я нахожу, сражаясь с монстрами, и продаëт мне оружие. Где-то вдалеке существо с пропеллером застенчиво взвизгнуло бензопилой. Гейзенберг никак на это не отреагировал, обескураженно сидя на столе; ступни его стояли на итановских коленках. Он не мигал в течение целой минуты, и Итан уже успел подумать о том, что их союз развалился, не успев толком начаться. Глаза Гейзенберга были раскрыты достаточно широко для того, чтобы попытаться определить их цвет, пока мужчина пребывал в ступоре. Зелëные? Серые? Очень медленным движением Гейзенберг снова крепко взял его лицо в свои ладони. Встретившись взглядом с Итаном, он приблизился настолько, что его дыхание защекотало кожу. — Тебе не одиноко там? — серьëзным тоном прошептал Гейзенберг. — Что? — Тс-с-с, — пальцы в перчатках накрыли его губы. — Я разговариваю с единственной мозговой клеткой, скачущей по твоей пустой черепушке. — Иди нахуй, — огрызнулся Итан, отталкивая его руку в сторону. — Сначала свидание. Итан, Итан, Итан. Нельзя продавать ворованные вещи и кристаллические трупы странному человеку, который, цитирую, «появляется то тут, то там, и даëт тебе оружие». Может, у вас в Америке это нормально, но, честное слово, у нас — нет. — Да, но вообще-то норма — это понятие относительное. И он пока что единственный, кто не пытался меня убить. Он практически мой лучший друг, если так подумать. Гейзенберг отшатнулся назад, прижав руку к груди в оскорблëнном жесте. Бензопила опять радостно взвизгнула. — Во-первых, ауч. Я сижу прямо перед тобой. Во-вторых, перестань быть просто симпатичным и начни думать, пожалуйста. Кто он такой? Нахуй ему сдались эти кристаллы? — Я не знаю! — воскликнул Итан, отпихивая его от себя. — Где ты его видел? — Везде! В деревне, на водохранилище, в одной из комнат замка Димитреску… — Мужчина? В замке? У тебя случайно галлюцинаций нет? — Ну да, есть, — признал Итан, глядя на то, как взбудораженный Гейзенберг вскочил на ноги и нервно нарезал круги у стола. — Но обычно галлюцинации не платят мне деньги и не снабжают снаряжением. Слушай, какая разница, кто он… — Большая разница! — рëв Гейзенберга неестественно отскочил от стен фабрики. Убрав растрепавшиеся волосы под шляпу, он пнул ножку стола. — Меньше всего мне нужен ещë один игрок в нашей партии. Как его зовут? Как он выглядит? — Герцог?.. Он хорошо знает это место. Массивный босой чувак, дружелюбное лицо, на удивление ловкие руки? Рот Гейзенберга, явно открытый для грубого комментария, захлопнулся. Вылупив глаза, он развернулся к Итану и прижал его к стене железной хваткой. — Насколько массивный? — Массивный, как… В этот раз рëв бензопилы звучал дольше. Пропеллероголовый явно наслаждался своей безнаказанностью. К глубокому удивлению Итана, Гейзенберг продолжал игнорировать шум, целиком обратив своë внимание на него. Итан широким жестом обвëл воздух вокруг себя, и Лорд, кажется, окончательно растерял всю сдержанность. — Блять, — гавкнул он под аккомпанемент бензопилы. — Блять, ну конечно. Это он. Он вернулся! Итан поднял руку, чтобы оградиться от Гейзенберга, когда тот нырнул к нему, и скорчился в ужасе, когда тот взъерошил ему волосы. — И если он здесь, а ты жив, значит, он пришëл за Мирандой. О, это потрясающе! Итан Уинтерс, ты гений! — Правда? — Нет! Большего тупицы я в жизни не встречал! А теперь поднимай задницу, у нас очень много дел! Его голос эхом разнëсся по коридорам, когда он рванул наружу, а Итан остался сидеть в недоумении, уставившись на стул, который Гейзенберг пнул на пути к выходу. Бутылка сока первой помощи выглядела намного более привлекательной, чем погоня за маньяком, владеющим телекинезом, по лабиринтам его фабрики. Резво приближающийся звук работающего пропеллера решил всë за него. Прихватив с собой бутылку и стакан, Итан потрусил следом за ушедшим мужчиной. Вполголоса он задал безлюдному коридору вопрос: — А кто он тогда?