17 июля 1998 года
«Помню, как однажды нам стали приходить странные письма без указанного отправителя. Кто-то пытался донести до нас информацию о культе, однако этого было ничтожно мало. Мы почти отчаялись, однако мне «посчастливилось» посетить местную церковь…»
Двери протяжно скрипнули, пропуская Джонсона внутрь старенького строения. На окраине города стояла часовня, поросшая красным плющом и гнетущей аурой. Ларри сюда привела ничуть не потребность в молитвах. Напротив, он предполагал, что это место может быть как-то связано с культом. Во всяком случае, неизвестный помощник часто советовал исповедаться. Внутри почти никого не было. Одинокий старичок зажигал возле алтаря свечи и недобро посмотрел на гостя, занесшего сквозняк. Ларри слегка пригнул голову, чувствуя себя немного неловко, а затем прошёлся изучающим взглядом по католическому пристанищу. Выглядело оно небогато: длинные лавки, уставленные друг за другом в два ряда, каменный холодный пол, по которому расстелилась замызганная ковровая дорожка бледно-красного цвета. Около алтаря находилось витражное окно в форме креста с изображением Иисуса. Чуть поодаль стояла исповедальня, представляющая собой две слитные деревянные кабинки, между которыми было окошко со шторкой. Сюда мог сесть каждый желающий и рассказать о своих грехах священнику. Ларри не вел учёт своей греховности, поэтому не знал, что именно сейчас будет говорить служителю бога за полупрозрачной шторкой. У него не было особого плана, лишь голая наводка и интуиция. Они с ребятами должны уничтожить культ. В кабинке было темно. Свет сюда практически не проникал, создавалась действительно интимная атмосфера. По спине пробежали мурашки, когда в соседнюю кабинку кто-то вошёл. Джонсон положил руки на колени и сильно сжал их. — Успокойся. Скажи мне, что тебя тревожит. Голос был на удивление мягкий и низкий, не старческий. Он показался Ларри немного знакомым, однако парень не мог припомнить, чтобы он общался со священнослужителями. Нужно было как-то начать диалог, и Джонсон перебирал в голове всё подряд, как вдруг выпалил: — Я люблю своего лучшего друга. Не знаю, правильно ли это. Мы никому не рассказывали об этом. Мой… друг сказал, что нас неправильно поймут. Повисло короткое молчание. — Твой друг… Это взаимно? — Да, взаимно. Я во всём готов его поддерживать, даже сейчас пришёл ради него. — И в чём же дело? Почему ты сюда пришёл, раз совершенно не раскаиваешься в прелюбодеянии с мужчиной? — было слышно, как священник сменил позу. Стало немного жутковато. Стены маленькой деревянной коробки, в которой находился Ларри, давили на него. Внутри пахло старостью и благовониями. — Вы знаете что-нибудь о культе? — последнее слово Ларри произнёс чуть тише. — О чём? — Ну, вы не замечали в городе что-то странное? — Не совсем понимаю, о чём ты. Джонсон насупился, а в ушах внезапно зашумело, на лбу проступил пот. — Вам название «Пожиратели бога смерти» о чём-нибудь говорит? — Ты что, богохульник? — взволновался ранее спокойный голос. — Если тебя надо от бесов избавить… — Нет-нет, я не насмехаюсь… Ларри внезапно задумался: а вдруг священник сможет избавить его от этого странного шума в голове? В последнее время металлист плохо спал, а в его сны приходила красноглазая тень. Джонсону казалось, что именно деятельность культа могла на него так повлиять, ведь он не раз прикасался к их вещам и бывал в храме. Возможно, если есть способ избавиться от этой тени во снах, то существует и способ избавиться от культа похожим путём. — Вы и правда можете помочь мне избавиться от того, что меня терзает? — Речь идёт о нечисти? — Можно и так сказать, — Ларри сглотнул. — Ну, что ж, — священник вздохнул, выпрямился и начал читать молитву. Внезапно Джонсона бросило в жар, руки затряслись. Голоса в голове стали отчётливее. — Ла-а-ари-и-и, за что-о-о! Ащщ! — плачущий голос стал громче. — Нам же было так хорошо вместе! Служитель церкви продолжал воспроизводить выученные строки без запинки. — Я не оставлю тебя здесь! Нет, не поки-и-ину! Горло Джонсона сдавило, он начал задыхаться и краснеть. Запинаясь, парень выскочил из кабинки, и, снеся ровно выставленные лавки на своём пути, чуть ли не кубарем вывалился из церквушки. Только столкнувшись лицом с колкой травой и прокатившись по ней в удушающем спазме, ему удалось прийти в себя и вобрать воздуха в лёгкие. Послышалось шипение: — Больше не с-с-смей… Ни живой, ни мёртвый, на шатающихся ногах Ларри поплёлся прочь, подальше от этого места. Он уже не видел вышедшего за ним священника. Тот смерил удаляющуюся фигуру надменным взглядом, который внезапно смягчился, брови поплыли вверх. Служитель выдохнул и поправил светлые пряди волос. — Ну, что же вы все такие тупые… — резко развернулся к входу. — Говоришь, взаимно, Ларри Джонсон?* * *
Тишина заполняла комнату. Было слышно только тиканье настольных часов. Пахло мужским дезодорантом и жжёными спичками. На кровати глубоким сном, почти неподвижно, спали двое. Лицо Салли не выражало ничего, он уткнулся носом в плечо Ларри. Металлист же лежал на спине, его длинные волосы были разбросаны по подушке, словно паутина. Пару прядей прилипли к взмокшему лбу. Глаза бегали под закрытыми веками, а брови отчаянно хмурились. Ему снился странный сон. Картинки были размазаны, туманны, но он явно чувствовал присутствие кого-то чужого, враждебного. Чёрное пятно переливалось, будто жидкость в лава-лампе, заполняло собою пространство. Вдруг послышался шипящий голос. — Виж-ж-жу тебя… Вижу тебя изнутри-и-и… — Кто ты?! — отозвался Ларри во сне. — Часть тебя-я — Что тебе нужно? — Ты. Мне нужен ты, и всё, что есть у тебя. Ты отдашь мне себя, — тень начинала приобретать очертания человеческого силуэта с красными глазами и повышать голос. — Мне нужен твой страх, твоя радость, твоя боль, твоя любовь… В конце концов я заберу у тебя всё и стану тобой. Ларри распознал в очертаниях тени самого себя с красными горящими глазами. — Пшол вон из моей башки! — О, я уже давно там, тебе меня не выгнать. Давай сохраним нашу маленькую тайну? Не хочу, чтобы ты разучился дышать, — тень засмеялась. — Так это… ты! Ты… — Да, я — это ты, но скоро я стану и твоей мамой, и соседом и даже возлюбленным. Медленно, словно издеваясь, тень приобрела очертания Салли. На лице появился знакомый протез с бездонными чёрными впадинами вместо глаз. Ларри отшатнулся. Существо резко повернуло голову в бок и истерически заплакало. — Неужели Ларри бросит меня?! — из чёрных впадин медленно потекла густая кровь, скользя по белоснежному протезу вниз и собираясь в единую струйку на подбородке. Ларри вскочил с постели. — Нет! Тяжело дыша, он схватился за горло. В испуге оглядел комнату, зачесал растрёпанные волосы рукой назад. — Что случилось? Ларри? — проснулся Фишер и схватил друга за плечо. — А, да… — выдох. — Ничего, ничего. — Не ври мне. Я вижу, что ты врёшь, — Салли развернул лицо Джонсона, прислонив ладонь к его щеке. Пальцы защекотала лёгкая щетина. — Тебе приснился кошмар? Ларри снова упал на подушку. Он понимал, что не может рассказать о новом приятеле у себя в голове. Понимал, чем ему это грозит. Кошмары снились уже довольно давно, однако тварь показалась в полном обличии только сейчас. Высыпаться стало невозможным. — Знаешь, когда мне снятся кошмары, я стараюсь убедить себя, что всё это нереально. «В моём случае — это более чем реально», — подумал Джонсон, потирая шею снова. — Забей, всё хорошо, я тут, — Салли убрал руки металлиста и поцеловал его в шею. Фишер почувствовал, что кадык Джонсона сдвинулся. Тот сглотнул от волнения. — Я никому тебя не отдам, — очередной поцелуй Салли оказался более настойчивым. Осталось красное пятнышко. — Знаешь, если бы ты съебался от меня, я бы надел на тебя ошейник и привязал к батарее, — поцелуи не останавливались, продвигаясь вокруг шеи. От Джонсона пахло сигаретами и сладковатым запахом гуаши. Но также был его собственный неповторимый запах. Им пропитались все вещи, комната, сам Салли. Когда он вдыхал его, по затылку пробегали мурашки. — Поэтому, если у тебя что-то случилось, то меня это тоже касается, — Фишер завершил своё творение. — Ты меня, конечно, извини, но теперь тебе придётся походить в свитере. Джонсон ещё не понял, что на него уже нацепили ошейник, причём очень крепкий. Розовая линия засосов окольцевала Ларри. Забывшись, тот поддался манипуляциям Салли и сел на край кровати. Сам же Фишер устроился на полу. Его руки скользили всё ниже и ниже, пока не дошли до коленок. Ларри протяжно охнул. — Оу, а я и не знал, что у тебя есть подобные фетиши. — Нет, ты неправильно понял… Ох-х… Салли крепче сжал свои ладони на коленках Джонсона, прошёлся по ним выкрашенными в чёрный цвет ногтями. Ларри отклонился назад, тяжело выдохнул, а затем взял лицо Фишера в свои ладони. Прислонил свой лоб к чужому и серьёзно сказал: — Никогда больше так не делай, а то я не выдержу и… — И что? — спросил Салли, бесцеремонно стянув с Джонсона нижнее бельё. — Набросишься на меня? — засранец сделал невинный взгляд, проведя кончиком языка по всей длине, задев самое чувствительное место. — Вот чёрт… — вырвалось у Ларри. — Я думал, ты обо мне лучшего мнения, — съязвил второй. Салли отвлёкся лишь на секунду, а затем продолжил мучить своего возлюбленного, доводя до экстаза, а затем останавливаясь и мучительно выдыхая горячим воздухом на влажный и напряжённый от желания член. Ларри подумал, что сейчас умрёт от подобных выкрутасов Салли, и прихватил голубые волосы под корень, заставив принимать себя с выраженной глубиной и пошлыми звуками. Тонкие губы плотно обхватили естество, а мягкий язык не оставлял без внимания ни единого миллиметра. Ларри откинул голову назад и прикрыл глаза, не в силах вынести ещё пары минут подобной ласки. Будучи на пределе, Джонсон отодвинул от себя Салли, по чьим губам и подбородку обильно тянулись и стекали паутинки слюны. Джонсон кончил, слегка попав на щеку Фишеру. — Надеюсь, я поднял тебе настроение, — провёл Салли тыльной стороной ладони по испачканному месту. — И не только настроение, — не мог отдышаться Джонсон, откинувшись спиной на кровать.* * *
Раннее утро. Стрелки часов не достигали и шести часов. Салли спал чутко, а потому проснулся от странного шороха и звука упавшей кисточки. Нехотя открыл глаза и привстал на локтях. Ларри сидел и, освещая холст небольшим фонариком из-за отсутствия окон в подвале, что-то старательно вырисовывал. — Какая муха тебя укусила? Ларри продолжал молчать и лишь прищурил глаза, вырисовывая очередную мелкую деталь. Любопытство пересилило сон, и Салли встал с кровати. Он ожидал увидеть там что угодно: пейзаж, абстрактную хрень, порнуху в конце концов. Но нет. Там снова оказался он сам. Салли. Мирно спящий в кровати без протеза. Лицо больше не было идеализировано, стали видны все шрамы и неровности. — И зачем ты нарисовал это чудище? Кто тебя просил? Ларри не спешил с ответом. Дорисовав последний локон синих волос, он отложил кисточку и со всей серьёзностью посмотрел на Фишера. — Никакое ты не чудище. Ты для меня самый идеальный. Почему же я не могу отдать дань прекрасному? Ларри давно выкинул старый портрет Салла с «нормальным» лицом. Он понимал, что Фишеру будет неприятно просто от самого факта существования данной фантазии. Больше Джонсон таких глупостей не совершал. Да, именно глупостей, поскольку ему не нужна была идеальная внешность в своём партнере или идеальный человек в целом. Ему нужен был только Салли. — И как с подобными вкусами у тебя получаются такие красивые картины, даже не представляю. — У меня просто есть хорошая мотивация. — И какая? — скрестил Фишер руки на груди. — Я просто люблю выёбываться, а для этого нужны хоть какие-то достижения. Салли прыснул. Самоуверенности другу было не занимать.* * *
Мужчина в глубоком капюшоне медленно шёл по неосвещённому серому коридору. Пахло сыростью, пылью и старым мхом. Внутри человека поселилось странное чувство неправильности, отторжения. Он не желал здесь находиться, однако долг гласил иное. Спустя пару мгновений коридор кончился, и перед взором открылась просторная зала. На потолке и стенах можно было увидеть множество странных изображений и символов, выбитых в камне. Потрескавшаяся лепнина дополняла готическую композицию, делая её ещё более жуткой и древней. Пришедший человек был абсолютно безразличен к вещам искусства, а потому видел перед собой только чужую спину в таком же чёрном плаще, как и он сам. Фигура в отдалении была поглощена каким-то занятием и даже не обратила внимания на чужое присутствие. Мужчине пришлось подойти ближе, чтобы заявить о себе. На небольшой трибуне лежала толстая потрёпанная книга. Сухие грубые пальцы перелистывали страницы с весьма туманным содержанием. Многое из этих записей пришедший мужчина не понимал и вряд ли когда-нибудь понял бы. Единственное, что было действительно ясно, — красные рисунки были сделаны отнюдь не вишнёвым соком. — Трэвис, — прозвучало в тишине, — я знал, что ты придёшь и, наконец, сможешь доказать мне и всему нашему обществу, что ты достоин зваться моим сыном, — страницы снова зашуршали. Трэвис молчал. Он знал, к чему приведёт данный разговор, а потому старался представить, что это происходит не с ним. Не с ним. Не сейчас. — Ты не должен допустить исполнения пророчества, которое может помешать планам культа. Ты знаешь, что делать, — слова прозвучали властно с выразительной паузой. — Голубоглазый демон слишком опасен для того, чтобы оставаться в живых, — книга наконец захлопнулась, отец Трэвиса развернулся к нему лицом. — Мне известно, что этой осенью демон собирается на концерт в другой город, и ты должен позаботиться о том, чтобы исчадье не вернулось. Кеннет был настроен абсолютно серьёзно, в его глазах бушевало ледяное пламя. От него веяло холодом и жестокостью. Хотелось отойти, чтобы не превратится в пепел. Младшему Фелпсу оставалось лишь покорно смириться. Он встал на одно колено, пригибая голову всё в том же глубоком чёрном капюшоне. Тот отлично справлялся со своей задачей и скрывал взгляд испуганных глаз. Трэвис не представлял, как сможет совершить убийство. Однако тревога быстро сменилась другим чувством. Ненавистью. Нет, даже не к отцу, не к Салли Фишеру, а к самому мирозданию. Ненависть сопровождала его почти всю жизнь, в детстве так точно. Ему не хватало никаких сил, чтобы выпустить её. Опустошить себя. Фелпс поймал себя на странной мысли: может быть, убийство и есть то самое лекарство? В завершение — его пугал ещё и собственный внутренний мир. Теперь, когда он разочарован в себе полностью, ему не хотелось разочаровывать хотя бы отца. Трэвис решительно поднял голову, снова вобрал ноздрями этот сырой затхлый воздух, прочувствовал холод каменного пола под своим коленом, а затем встал. — Да, отец, я сделаю это. У него уже был план.