Качели для твоей чудесной шеи

На холме стояло дерево. Совсем старое, прогнившее. Его голые ветви больше не тянулись к тусклому солнцу в утренней дымке, они были тяжёлыми, словно щупальца огромного кальмара, лениво двигающимися под толщей чёрной воды. Воздух густо наполнял лёгкие стоящего неподалёку человека морозной свежестью. Силуэт замер возле дерева, не смея наступить на толстые корни, вырывающиеся из-под земли, будто змеи с древесной чешуёй. Человек разглядывал две длинные коричневые верёвки, которые ещё давным-давно кто-то намертво привязал к столетнему растению. Внизу они заканчивались небольшой деревяшкой, которая представляла собой качели. Силуэт протянул руку к истёртой верёвке, как вдруг его окликнули: — Неплохо рисуешь. — Что? — Я говорю, неплохо у тебя выходит. — А, спасибо, — улыбнулся Ларри, отрывая кисть от холста. Порой за рисованием он совершенно не замечал ничего, включая появление друга. Он погружался в сюжет с головой, видел картину изнутри, чувствовал её действие. Хотя, возможно, он за несколько часов просто надышался краски и отчасти бредит. — Что на этот раз? Не видел в Нокфелле такого дерева, — поинтересовался Салли. — Да чёрт его знает, — небрежно бросил Джонсон палитру на стул. — Ебаная осенняя меланхолия. Только краски зря потратил. — А мне нравится. — Тебе всё нравится, что я рисую. — Звучит как претензия или укор в сторону моего профессионализма, — голос выражал сарказм, глаза смотрели обиженно, лицо из-за протеза оставалось неизменным. — И когда это ты научился хотя бы правильно кисточку в руках держать? — Сам же меня и учил дофига лет назад. Ну-ка, есть тут у тебя чистые холсты? — осмотрел Салли комнату и подошёл к столу. — Да, посмотри за кроватью, — бросил Ларри, а потом резко встал со стула, чуть ли не роняя его: — Подожди! Рука Фишера замерла в сантиметре от стоящих на полу друг за другом холстов, содержимое которых было повёрнуто к стене. — Господи, Ларри, не пугай так! Если там порнография, то я даже не моргну, чего всполошился? Ларри не успел остановить его в порыве найти чистый холст, и Салли развернул первую картину. Металлист плотно сомкнул губы и напрягся в ожидании реакции. — Что это? — спросил Фишер. Джонсон тяжко выдохнул и подошёл ближе. — Ты не понял? — Что я должен был понять? — Чувак… это ты, — неловко объяснил Ларри. Резко повернув голову, Салли снова посмотрел на незаконченный портрет. Серые карандашные штрихи вырисовывали плечи, тонкую шею, острый подбородок, гладкие щёки, слегка вздёрнутый нос, прищуренные глаза с мимическими морщинками и аккуратные тонкие губы, растянувшиеся в приятной улыбке. Сверху недорисованная копна волос, по всей видимости, стремящаяся собраться в хвостики. Салли долго всматривался в это лицо, не совсем понимая, какие чувства копятся у него внутри. Он просто замер, держа в руках портрет. Взгляд чёрно-белых глаз выражал радость и покой, тем самым накладывая противоположный эффект на своё цветное воплощение. Ларри же не знал, куда себя деть и как оправдаться. — Послушай, это вышло случайно, я просто… — Я не помню, как я выглядел, — ровно сказал Салли. — Я не знаю, кто этот человек. Откуда ты можешь знать? — Ну, я просто представил, смотря на твоего отца… Старых фото ведь не было, и вот, — сглотнул Джонсон слюну, осторожно забирая холст из одеревенелых пальцев друга. — Зачем ты это сделал? Тебя волнует, как я выглядел?! — обида с растерянностью заговорила в нём. — Нет, ты чего? Это ведь просто рисунок… — Это вообще-то нихера не круто! Хоть мне и было давно плевать, однако сейчас задело… Неприятно высказывать такое, однако молчать не представлялось возможным. Раздражение Салли плавно перетекло в апатию и желание уйти, однако Ларри буквально вцепился в плечи друга: — Послушай, я не хотел тебя обидеть, ты и так мне нравишься, очень нравишься. Перестань, хочешь, я сожгу это к чёрту? Ну, хочешь мне нарисуй маленький нос или хер, блять, что хочешь делай. На, ударь! — подставил Ларри в раскаянии лицо. Он действительно считал себя виноватым, не стоило играть с чувствами других, хоть он совершенно не собирался показывать этот портрет кому-либо. Он рисовал его для себя, не до конца понимая, зачем. Зачем именно с несуществующим лицом? Почему с такой улыбкой? Возможно, ему казалось, что Сал заслуживает большего. Ларри смог представить его счастливым, но хватит ли у него сил, чтобы сделать Фишера таковым? Ему всегда хотелось видеть улыбку друга чаще, но радость выдавали только глаза. Джонсону было этого мало. Ему было мало Салли Фишера. Он вспоминал ту ночь в домике на дереве и безмерно жалел, что не признался в своих чувствах. Сейчас, когда он отдалился, сделать это было сложнее. — Ну давай, херачь! — зажурил глаза Джонсон. Вместо удара по его щеке прошлось что-то шершавое и холодное. Когда он открыл глаза, то увидел у Салли в руках большую кисточку с синей краской. Металлист в недоумении вскинул густую бровь. Не такую реакцию он ожидал. — Если ты действительно подумал, что я тебя ударю, то ты полный идиот, — осуждающе посмотрел Фишер. — Но, если ты не поймёшь это с первого раза, могу написать тебе на лбу, — покрутил он кисточкой. — Валяй, я заслужил, — собрал Джонсон свои длинные волосы на затылке и подставился. Салли пожал плечами. Кисточка сделала пару кривых штрихов, и на лбу появилась синяя надпись «идиот». — Ну как, дошло? — Не поверишь. Нет, — прыснул патлатый. — Значит, повторим, — Салли взял Ларри на подбородок, поворачивая к себе чистой щекой. Пальцы неприятно кольнуло щетиной. — А про нос и член ты пошутил, или ты считаешь, что он у тебя слишком длинный? — Член? — Нос. Ларри рассмеялся и не дал Салли дорисовать. — И к слову о членах, раз ты просил, то вот, — указал Фишер на отражение в чёрном экране телевизора. И в самом деле, на щеке у Ларри красовалось маленькое недоразумение. Очень нехороший взгляд уставился прямо на Салли. Что-то подсказывало Фишеру, что дело пахнет краской. Опять, улыбнувшись лишь глазами, он аккуратно стал подходить к двери, со страхом наблюдая, как Ларри берёт тюбик зелёной краски. — Ладно, всё, закончили цирк, мы же взрослые люди, — нервно посмеялся Фишер, пятясь назад и понимая, что упёрся в стену, а не в дверь. — Нет, Принцесса, цирку ещё нужны клоуны. Намазав ладонь краской, Ларри целился в щёку протеза, однако Салли ловко увернулся, оказываясь за спиной друга. — Война, так война, — зловеще произнёс Фишер, обмазав ладони красной краской и прислонившись к футболке металлиста. Обернувшись, Ларри успел схватить того за пояс, однако столкнулся с мольбертом. Оба рухнули на пол, неистово смеясь. Атмосфера перестала быть нагнетающей, однако смех Ларри понемногу утих. Он прокрутил произошедшее в голове, и понял, что ляпнул лишнее, косвенно признавшись в симпатии к Фишеру. Похожее уже было, когда они с Салли сидели за тумбочкой в квартире миссис Пакертон, думая, что это чудовище сделает из них колбасу. Правда, тогда Ларри высказался более искренне, словами «Я люблю тебя, чувак». Сейчас же ситуация другая, однако чувства с годами стали лишь сильнее. — Ты чего такой серьёзный? — протирал Салли глаз от попавшей краски. Ларри привык говорить другу правду, однако с самой главной он затягивал. Казалось, так легко сказать пару слов, и они крутились на языке, но скручивающее чувство где-то глубоко внутри останавливало. Ларри ходил вокруг да около, боясь совершить прыжок, ведь он не знал, что кроется за ровной гладью этого океана загадок по имени Салли Фишер. Доверять другу — это одно, а боятся его потерять по глупости — другое. — Да так… — Ой, бляха, — истошно протянул Салли. Попавшая в глаз краска безумно щипала. Салли расстегнул ремешки на протезе, чтобы снять его и протереть глаз. — Живой? Дай посмотрю, — сел Ларри рядом на колени и потянулся к протезу. Салли не воспротивился, как мог бы сделать несколько лет назад, до того момента, когда его протез не влетел в нос Джонсону от активной тряски головой под песни их любимой группы. Тогда Фишер не мог знать, как отреагирует друг, и потому ненароком дал волю слезам, когда Ларри не отвернулся. Он принял его таким, какой он есть. Никогда не настаивал на том, чтобы Салли открылся ему, пока он сам этого не захочет. Кто знает, что бы было, если бы не эта случайность… может случайности и есть главные авторы судеб? — Ох, весь красный. Так, — Джонсон подошёл к столу и взял бутылку с водой, после чего снял свою футболку и намочил её, — вот, держи, протри краску. Салли через пару секунд уже прозрел. Правда, у Фишера покраснел теперь не только глаз, но и щёки, поскольку Джонсон сейчас сидел рядом с ним на полу без футболки и смотрел на него щенячьим взглядом в ожидании ответа, все ли с ним нормально. «Нет. Не нормально». — Может, и тебе не помешало бы стереть недоразумение с лица, а то выглядишь ты, ну, очень тупо, — попытался Салли удавить внутри странное чувство юмором. — Прости, лицо у меня одно. — Пф, ну да, — усмехнулся Фишер и мазнул остатком краски того по губам и подбородку. Словно сняв с этих губ печать, Ларри приблизился к предмету обожания, теряя всякие нормы приличия. Поцелуй получился аккуратным, словно после него Салли должен был испариться. Из его жизни. Навсегда. Но нет, он всё ещё сидел с ним на полу, измазанный в краске. Джонсона охватил азарт, ведь он так долго не мог переступить через себя и проявить чувства так, как ему хотелось. Недомолвки его убивали, он всегда будто бы терял голос, когда начинал чувствовать тяготение к лучшему другу. Они пережили вместе так много и, кажется, проводили друг с другом времени больше, чем наедине. А, как мы знаем из физики, чем объекты ближе, тем сильнее сила притяжения между ними. — Если это какая-то шутка, то… — А я что, похож на клоуна? — Ну, вообще-то… Салли — договорить не дали. Салли — ничего объяснять не стали. Следующий поцелуй был куда требовательнее. Джонсон не оставил возможности не ответить, сминая и прикусывая чужие губы, проводя языком по зубам и углубляясь. Наехав сверху на Фишера, ставя руки по бокам от него и заключая в плен собственного тела, Салли схватил безумца за плечи, чтобы окончательно не упасть на пол. Их поцелуй прервался, когда металлист переключился с обожаемых губ, на шею. Его прикосновения были тёплые, как и он сам. Салли подумал, что его руки должно быть похожи на ледышки по сравнению с кожей Ларри. Дыхание прекратилось, стоило языку Джонсона коснуться места, где бился бешеный пульс Салли, выдавая аритмию в самом ярком её проявлении. Хотелось провалиться под землю от стыда за то, какой звук внезапно издал синевласка. — Нравится? — тихо сказал Ларри, смещая горячее дыхание к уху, в котором красовались чёрные серёжки в виде простых клёпок. Вместо ответа, который застрял комом в горле, Фишер лишь схватил того за широкую спину крепче, оставляя на ней следы синей краски и боясь, что, отпусти он его сейчас или оттолкни, произойдёт что-то очень плохое. Хотелось поставить момент на паузу, понять, что происходит, но увы. Мысли плавились под напором Ларри, который уже стаскивал чёрный свитер друга, оголяя его стройную талию и острые ключицы. Словно мазохист, желающий разрезать себе сердце, он целовал эти ключицы самым запоминающимся образом. Темные круги оставались на бледной коже, которая покрылась мурашками от спускающихся поцелуев. Салли чувствовал, как вздрагивает от прикосновения ниже пупка, после чего не выдержал и взял в свои ладони лицо Ларри, останавливая. Ларри посмотрел вопросительно, ухмыльнувшись: — Боишься, Принцесса? Салли и правда был напуган, а отсутствие протеза не давало возможности скрыть эмоции. В растерянности он сам потянулся за поцелуем. Его будоражила мысль, что он чувствует жар изнутри, когда понимает, кого целует, ведь эту щёлку меж передних зубов нельзя было перепутать ни с чем. — Сал, не бойся, я не сделаю тебе больно. Никогда, — с полной серьёзностью заглянул Ларри в голубые глаза. Фишер не знал, что ответить. Он чувствовал, что доверяет Ларри, от того позволял ему сейчас касаться своих плеч, груди, живота. Не обращал внимания на разводы краски, покрывшие всё его тело, застывшие и неприятно стягивающие кожу. Позволил подхватить себя за бедра и понести. Это было последней каплей. Дальше Салли уже позволил себе полностью подключиться к безумию. В каштановые длинные волосы хотелось впиваться пальцами и вдыхать запах особенного человека, который только что заставил забыть собственное имя, беззвучно шевеля губами и произнося отрывистое «Ла-рри». Невозможно рассчитать координаты параболы, по которой изгибалось тело Салливана от умелых рук и ласк конченого извращенца. На последнюю его выходку прозвучало глубокое «ох». Настолько же глубокое, насколько Ларри далеко зашёл своими музыкальными пальцами. Порой стоит отдаться моменту, когда того требуют твои чувства, но Салли пошёл дальше, отдаваясь не просто моменту, а всему человеку полностью. Что-то подсказывало Фишеру, что так будет правильно. Ему больше не было стыдно и уж тем более жалко дарить своё тепло тому, кто в нём нуждается. Однако ладони всё ещё были холодными, что так остро чувствовал на своей шее Ларри. Джонсон обещал, что больно не будет, но никто не говорил, что это будет чертовски приятно до такой степени, что хотелось проглотить язык и судорожно закатить глаза. Однако пальцы аккуратно сменились на кое-что посерьёзнее, и тут Фишеру пришлось вцепиться в одеяло. Острое чувство накатило волной, всё тело напряглось. — Расслабься, будет проще, Принцесса, — неестественно для себя промурчал Ларри. Салли был удивлён, услышав такой нежный голос. Хотелось услышать его вновь, но для этого всё же пришлось расслабиться. Ощущения были странные, но с каждым новым движением хотелось большего. По-настоящему крышу снесло, когда Ларри решил повернуть Фишера к себе спиной и, прихватывая за затылок, прижать головой к простыням. Салли ощутил беспомощность и странный кайф, прикусывая зубами подушку, чтобы не стонать слишком громко. Чувство эйфории в секунду накрыло двоих с головой, а в мыслях образовался вакуум. Запретные фантазии и обессиленность повалили этих двоих в объятия постели. Та была измятая, солёная от пота и испачканная в краске, словно некогда белый холст. Две фигуры лежали почти неподвижно, дополняя композицию если не собой, то глупыми улыбками, идущими, либо от сердца, либо от задницы. — Знаешь, не такой он у тебя и большой. Ларри растерялся: — Член? — Нос, придурок, — рассмеялся Салли в подушку.