Внеорбитные

      — Ко мне, ко мне, Чоппер!.. Молодец! Хороший мальчик! Дай лапку… Ай, ты сладкий медвежонок!       Стоя у панорамного окна, Мью с улыбкой наблюдает за тем, как Галф играет с его любимой собакой. Чоппер хотя и выглядит, как малыш, но уже старичок в свои двенадцать лет. А сегодня он резвится с этим мальчишкой на равных.       Они живут здесь уже три дня. За это время по старым секретным каналам связи Мью получил новые сведения. Им почти удалось выйти на след этого психопата. Но вся проблема в том, что действует он, скорее всего, через посредников. Перед отъездом Мью успел пообщаться с Хоупом. И хотя теперь парня можно было бы вычеркнуть из списка подогреваемых — он ведь сам пострадал — что-то подсказывает Мью: не стоит исключать его участия даже после инцидента. За время работы телохранителем Мью научился с тонкостью психолога определять, когда человек скрывает что-то важное. После разговора с этим парнем, Мью решил, что Пи Берм ошибся. Он не просто был влюблен в Галфа. Он до сих пор влюблен в него.       Впрочем, самому Галфу Мью решает пока не сообщать о своих догадках. На данный момент — они не факты, а предположения.       Галф?..       Мью выбирается из своих раздумий, когда его подопечный пропадает из виду. Чоппер скулит и мечется по двору. Мью быстро накидывает сапоги, куртку и выбегает наружу, держа пистолет наготове. — Галф?!       Мью разглядывает следы на снегу, но пока не замечает ничего подозрительного. — Галф!       Ах!       Глаза Мью закрывают холодные ладошки. Слышится звонкий мальчишеский смех и ироничное: — Испугался?       Мью резко убирает его руки и разворачивается: — Что за выходки, Кхун Галф? О чём договорились?!       Галф перестает смеяться и благоговейно складывает ладони перед собой: — Я помню, помню. Прости… а шутить тоже не разрешается в целях моей безопасности? — Вот так — нет! — Хорошо. Больше не буду. Только не дуйся на меня, Пи Мью. Ну пожалуйста… пожалуйста-пожалуйста.       И ведь смотрит так своими глазищами… и так улыбается… что вместо ругани хочется прижать ладони к этим детским щекам и расцеловать их. Но такого Мью, конечно, позволить себе не может. Вместо этого, смягчившись, он говорит: — Пойдем в дом. Мама пирог испекла. — Ммм, так чего мы ждём? — снова веселится Галф и в порыве хватает Мью за руку, но тот выхватывает её у него, на что Галф хихикает, — такой стесняшка.       Вечером они все вместе сидят в гостиной у камина. Мама Мью снова разливает чай. Отец с Галфом играют в нарды. А сам Мью, разомлев от тепла, начинает грезить: а что, если бы не метаться всю жизнь с места на место… что, если бы вот так: тихие семейные вечера, самые важные люди рядом, треск поленьев в камине и горячий чай на травах и сушеных ягодах… хорошо же. Если бы… — Ну все, сдаюсь! Я, наверное, слишком туп для этой игры, — хохочет Галф, признавая поражение. — Это вопрос тренировки, сынок, — улыбается отец Мью.       И от Мью не скроешь, каким эмоциональным вдруг становится выражение лица Галфа на это «сынок». Вряд ли его родители подарили ему столько тепла за все его детство, сколько он получил от родителей Мью за эти несколько дней. — Ладно, вы ещё сидите, молодежь, а мы пойдем спать.       Родители желают им обоим доброй ночи и поднимаются к себе. — Кайфовые у тебя предки, Пи Мью, — с оттенком грусти подмечает Галф, — тебе повезло. Береги их. — Приходится беречь, — Мью допивает глоток чая со дна чашки, — их отшельничество в этом доме в горах — плата за работу сына.       Галф прикусывает губу: — Чёрт… Я даже не подумал об этом.       Мью кивает ему: — Все в порядке. Чай допивай, и тоже ложиться будем.       В глазах Галфа загораются искорки веселья: — Вместе? — Нет, Кхун Галф. И мы, вроде как, договорились пока что обойтись без шуток.       Но Галф будто не слышит его. Ставит чашку на поднос, идёт к нему и кладет руки на плечи: — А если меня правда убьют… неужели я умру, не познав, что такое заниматься любовью с тем, кто так сильно нравится? Ты позволишь этому случиться, Пи Мью? — Тебя не убьют. Я не дам ему сделать этого. — Чёрт, Пи Мью! Я же не ребёнок. Ну, в смысле, у меня были мужчины. Но никто так не притягивал к себе, как ты. — Тебе грозит реальная опасность. И я должен быть предельно сосредоточен на деле. — Но здесь же я в безопасности, верно?       Мью не знает, что ответить. Он ничего не исключает. — Пи Мью… неужели я совсем-совсем тебе не нравлюсь?       Мью делает глубокий вдох: — Это не имеет значения. — М. Отлично, — Галф сам сбрасывает руки с его шеи, — вот и дальше строй из себя неприступную крепость!       Они поднимаются наверх следом друг за другом. Их встречает лай Чоппера, который сидит возле двери комнаты для гостей, где разместили Галфа. — Галф, стой! — Мью успевает схватить парня за локоть, — спрячься там, — Мью кивает в сторону хозяйственной комнаты. — А ты?.. — Я что сказал!.. — шипит на него Мью, уже вытащив пистолет и сняв его с предохранителя.       Мью подзывает к себе Чоппера и, сунув его в руки испуганного Галфа, толкает последнего за угол: — Запрись изнутри, сядь на пол и чтобы тихо, пока я сам не приду за тобой.       Подкравшись к двери, Мью прислушивается: по комнате гуляет ветер — скорее всего, открыто окно. Но среди звуков ветра острый слух Мью улавливает чье-то дыхание и перемещение. Звуки присутствия чужака становятся всё более отчётливыми. Мью осторожно толкает дверь ногой, мигом прячась за косяк. А дальше всё происходит слишком быстро. Завязывается борьба. Мью выбивает из рук противника оружие, но его валят на пол и пытаются задушить. Перехватив инициативу, он вырубает киллера. Ищет, чем связать ему руки, но в этот момент замечает стоящего в просвете коридора Галфа: — Какого чёрта! Где ты должен быть?!       Галф весь трясется и, как зомби, идёт на него. Когда он оказывается совсем близко, Мью слышит его крик, а затем Галф закрывает его собой и снова вскрикивает. Чуть ниже левого плеча блестит длинное и широкое лезвие охотничьего ножа, поразившее его насквозь.       Мью плохо помнит, сколько раз тогда методично выстрелил в убийцу, делая так, чтобы он был парализован, но не мёртв. Он только помнит, как сан-авиацией забирали Галфа в городскую больницу, как всю дорогу держал его за руку, как ждал в приёмной окончания операции.       Когда Мью позволили зайти в палату, Галф, этот капризный и доводивший его до белого каления Галф, лежал там и улыбался ему. Но Мью теперь не до улыбок: — Рад, что вы пришли в себя, Кхун Галф. Теперь всё будет по-прежнему. Никто вас больше не потревожит. — Ты чего это, Пи Мью… меня ведь чуть не убили. К чему этот равнодушной менторский тон? — В этом всё и дело, Кхун Галф. Это моя ошибка. Вернее, целых две роковых ошибки, недопустимых для телохранителя. — Каких две ошибки? О чём ты, Пи Мью? — Я влюбился в клиента. И не сумел его защитить. Так что… Я закончу это дело, и больше мы не увидимся. Простите меня.