«За моей сетчаткой стоит вина, За моей виной затерялась ты. От того и правая не права, От того и левой мешает дрожь, От того и катится голова, От того и складно ложится ложь…»
Артемида, заслышав стук в дверь, даже бровью не повела — таков уж удел доктора в небольшом городке. Побеспокоить её могли в любое время дня и ночи. Обычно, этим старались не злоупотреблять без большой надобности, но произойти ведь могло всякое. С рабочими на стройке или в Бойнях, с неугомонной ребятнёй, с одной из беременных женщин, что были все наперечёт. Она отворила дверь, ожидая увидеть кого-то из быстроногих мальчишек Ноткина или Каина. Но нет. На пороге оказался вовсе не юный сорванец. Среднего — что угодно от тридцати до пятидесяти — возраста мужчина в строгой дорогой шинели и шляпе, несмотря на собачий холод. Его лицо не было знакомым — несимметричное, с явным отпечатком пережитых испытаний. И глаза. Светлые, холодные и пронзительные. Артемида словно голой себя перед ним почувствовала. И это уже сказало о многом. Подобное ощущение ей было не в новинку. Она посторонилась, приглашая чужака в дом: — Прошу прощения, что вынужден вот так навязываться на ваше гостеприимство, — вполне доброжелательно начал мужчина, даже слегка виновато разведя руками. Его голос был низким, хриплым, в чём-то даже приятным. Но Бурах это не обманывало ни на мгновение. Она пожала плечами: — Лучше так, чем вызов в Управу на допрос. — Полагаю, за столь радушную встречу стоит благодарить моего предшественника, — понимающе хмыкнул он. — Однако позвольте всё же представиться, Шилов моя фамилия, Глеб Георгиевич, уполномоченный Инквизитор. — Артемида Бурах, но это вы и так знаете. Проходите. Панику, что холодком окатила вдоль спины, Артемида задушила ещё в зародыше, как и некоторую робость. Она уже не была тем человеком, которым являлась при Лиличе, и больше с ней этот номер не пройдёт. Под шинелью обнаружилась военная форма старого образца. Нежданного гостя она проводила в комнату, где осматривала пациентов или беседовала с женщинами и девочками. Та была максимально нейтральной и безликой — никаких личных вещей, принадлежавших другим обитателям дома. Ширма, кушетка, пара кресел, стол да шкафы с литературой, личными записями и всяким необходимым под рукой врача инструментарием. — Вы наверняка устали с дороги, — Артемида выбрала для начала роль хорошей хлебосольной хозяйки. — Располагайтесь. Могу я предложить вам чай? — Не утруждайтесь, — Шилов занял кресло, с наслаждением откидываясь на спинку. — Могу я узнать, по какому поводу правительственный Инквизитор вновь прибыл в Город-на-Горхоне? — Бурах села в кресло напротив. — С эпидемией всё кончено. — И, даст Бог, не повторится. А мне поручено вести расследование по делу Даниила Данковского. Вам ведь знакомо это имя, Артемида Исидоровна? — Просто Бурах, — Артемида поправила, слегка покривившись и этим прикрывая внутреннюю дрожь. — Разумеется, знакомо. Даниил приложил немалые усилия и внёс неоценимый вклад в борьбу с эпидемией Песчанки в прошлом году. — Но лекарство ведь удалось получить именно вам, не так ли? — Без научных изысканий, что проводил Данковский вместе с Рубиным, этого бы не произошло. Как, впрочем, и без его работы в госпитале и на улицах в заражённых кварталах. Получение Панацеи — это результат нашей совместной кропотливой работы. Без Даниила ничего бы не вышло. Разве Инквизитор Лилич не зафиксировал это в своих отчётах? — Бурах не удивилась бы уже ничему. — Отчёты отчётами, но услышать подтверждение из уст участников событий намного более ценно и информативно, не находите? — Шилов благодушно щурился, пробегаясь взглядом по корешкам книг и толстых амбарных тетрадей. К сожалению, Бурах знала, насколько обманчивым может быть это показательное добродушие. Однажды она уже позволила себе допустить ошибку и поверить Инквизитору. Чем всё едва не закончилось, она до сих пор вспоминала с дрожью и отвращением к самой себе. И пообещала, что второго раза не случится. — Что ж, думаю, о днях, проведённых здесь Даниилом, никто не расскажет лучше и подробнее, чем он сам, — Артемида тщательно подбирала слова. — Вы так спокойно отзываетесь о нём, хотя в тех же отчётах Лилича указано, что между вами произошёл конфликт. И на финальном Совете вы оказались, так сказать, по разные стороны баррикад. — Конфликт — это сильно сказано, — Артемида покачала головой. — Мы разошлись во мнениях об итоговом способе получения Панацеи, но и только. Видите ли, Данковский был заинтересован в сохранении нашей местной достопримечательности, обладавшей весьма необычными оптическими свойствами. — Наслышан-наслышан о вашем Многограннике. Хотелось бы на него взглянуть своими глазами, да вот не успел, — с готовностью закивал Глеб. — Жаль, что такую диковинку пришлось разбомбить! Как, говорите, вы простились с Данковским? — На не самой радостной ноте, но и не в ссоре, как могло показаться. Нам с Даниилом делить было нечего. После того, как Башня пала, он не стал здесь задерживаться, покинув Город вместе с генералом Блоком и его людьми. Насколько я знаю, он намеревался вернуться в Столицу и попытаться восстановить свою лабораторию. Но раз вы здесь… В чём дело, господин Шилов? Что-то с Даниилом? — А дело, Бурах, собственно, в том, что Даниил Данковский погиб. Найден при пожаре в его собственной квартире. Бросив эти резкие слова, Шилов впился в Артемиду пронзающим насквозь ледяным взглядом, лишённым какого-либо участия. И он увидел достаточно — как широко распахнулись её глаза, как бессильно опустились плечи, как сбилось ровное дыхание. Буквально на глазах Бурах из настороженного и затаившегося охотника, коего Шилов почуял в ней безошибочно, превратилась в обычную женщину. — Как… погиб? — Бурах заставила себя сглотнуть тяжёлый ком, прежде чем заговорить, даже играть ничего не пришлось. — По нашим данным, Данковский в тот вечер находился в состоянии алкогольного опьянения. Причиной пожара послужила его собственная небрежность. Жертвами стали он сам и его гость, чью личность, к сожалению, установить не удалось. — Да будет Суок милосердна к ним… — Да-да, Царствие Небесное. — Но я не понимаю: если Даниила не стало, зачем вы приехали сюда? Вы подозреваете, что кто-то из местных мог затаить зло и убить его? — О, вовсе нет, Бурах, вовсе нет, — успокоил её Глеб Георгиевич. — Видите ли, знакомый вам Инквизитор Лилич до последнего настаивал, что пожар и смерть Данковского ничто иное как фикция. Данковский некоторое время находился под следствием и был отпущен под подписку о невыезде. Лилич же утверждает, что он сбежал. И сбежал, Бурах, сюда, к вам. Аглай рвался сам расследовать это дело, но здесь у него личный интерес, сами понимаете, это крайне непрофессионально. Поэтому будьте откровенны, Бурах, какие отношения связывали вас с Данковским во время эпидемии? Мнения в отчётах разнятся едва ли не диаметрально противоположно. Одни утверждают, что вы готовы были со свету друг друга сжить, другие же… — Мы были любовниками, — Артемида спокойно и открыто встретила его взгляд. По лицу Шилова пробежала тень недоумения, будто бы он не был готов к тому, что Бурах и впрямь станет говорить правду. Но скрывать это не имело никакого смысла — несмотря на все их попытки не афишировать закрутившийся роман, слухи разбежались по Городу как тарбаганчики. А главное доказательство их связи очень уж полюбило засыпать на отцовских руках. — Вы познакомились с Данковским здесь или это произошло в Столице? — Здесь, в Городе. Я получила тревожное письмо от своего отца, вернулась домой после учёбы и тут же нарвалась на чудовищные обвинения в его убийстве! Даниил оказался чуть ли не единственным, кто поверил мне и помог доказать мою невиновность. — И в самые тяжёлые времена люди не забывают о любви… Вокруг свирепствует чума, но это не помешало двум сердцам соединиться, — протянул Инквизитор то ли серьёзно, то ли с долей иронии. — Что вы, о любви речи не шло. Мы нашли друг в друге утешение, быть может? Я потеряла отца и взяла на себя его обязанности, а Даниил — Симона Каина и вместе с ним надежду на продолжение дела его жизни. И да, вокруг бушевала Песчанка. Мы оба не знали, сколько нам ещё осталось. Тогда не день — каждый час! — мог стать последним. Можно ли обвинять нас в том, что мы пытались хотя бы так сохранить здравый рассудок? — Разумеется, нет, Бурах. И в мыслях не было вас осуждать. Но Лилич говорил так же и о том, что вы… — он попытался выразиться более уместно, чтобы не обидеть ненароком хозяйку. — Осталась с ребёнком на руках? — Бурах сама помогла. — Это так. Даниил уехал, когда я сама об этом ещё ничего не знала. А потом я просила Лилича помочь его найти и передать хотя бы письма, на что он любезно согласился. — Лилич не сообщал, что Данковский под следствием и почта ему не полагается? — Нет, я ничего об этом не знала. Аглай клятвенно заверил, что Даниил хорошо устроился в Столице на новом месте, а обо мне и ребёнке не желает слышать. Бурах вспомнила, какие чувства испытала, когда получила письмо Лилича с этими словами. Не было ни обиды, ни разочарования — только глубокая растерянность. Она и не поверила ему сперва — не таков был Даниил, чтобы отказываться от ответственности, пусть и нежеланной. Ещё несколько писем улетели вслед первому, прежде чем она окончательно сдалась, принимая и эту Жертву. Да и жалеть себя и своё разбитое сердце было некогда. — Лилич собирался увезти вас в Столицу. Он неоднократно сообщал о ваших необычных способностях, унаследованных от вашего отца, Исидора Бураха. И о том, что вы могли быть полезны на государственной службе. Это так, Бурах? У вас есть способности? Жадное внимание Инквизитора не ускользнуло от Артемиды. Казалось, этот вопрос интересует его в разы больше, чем дело Данковского. Эх, знать бы, что там наговорил о ней Лилич! Тогда бы выкручиваться было гораздо легче. И пусть это против природы Служителя, однако Бурах нутром чувствовала, что всей правды говорить этому человеку нельзя. От него веяло угрозой, пока ещё не очень явной, вероятной. Проверять, что может случиться, не хотелось. Но не зря же говорят, что слово «врач» происходит от слова «врать». — Мой народ зовёт нас менху, наделяя способностью видеть особые Линии и раскрывать сообразно им плоть жертвенных быков. Для веры Уклада это имеет сакральное значение. Я же зову себя хирургом, получившим образование, — Бурах снисходительно улыбнулась. — Люди Уклада во многом ещё далеки от цивилизации, поэтому медицинские знания и навыки окутаны для них тайной и мистикой. И если им нужно верить в мои особенные силы, чтобы принимать лечение, пусть так и будет. — Весьма практично с вашей стороны, — согласно закивал Шилов, по достоинству оценивая подобный подход. — Но как же в таком случае воспринимать слова Лилича? Уж он-то не провинциальный легковерный простак. — Ох, боюсь, с Аглаем сыграло злую шутку цветение твири, которое он застал в самом разгаре. Это растение имеет весьма неоднозначный психотропный эффект. Местные жители привыкли к нему и знают способы минимизировать влияние. Наложите на это эпидемию, творящийся вокруг хаос и полное пренебрежение собственным здоровьем. Оказываемый почёт людям моего звания тоже внёс свою лепту, как и родословная самого Лилича. Глеб Георгиевич, я всего лишь доктор, исполняющий своё предназначение, о чём не раз говорила Лиличу. — У вас с ним вышла размолвка по этому поводу? — Лилич поступил весьма нечестно по отношению ко мне. Я смутно помню, что вообще происходило — он применил ко мне свои… навыки убеждения. Вы лучше меня должны знать, что это такое, Глеб Георгиевич. Он настаивал, чтобы я бросила всё и бежала с ним на поезде, несмотря на мой отказ. — И это подводит нас к вопросу, как вам удалось, Бурах? Избежать влияния Инквизитора очень и очень непросто. — Мы были уже в поезде. И Аглай всё время что-то говорил. Его голос забивал все мои мысли. Я ведь даже не сомневалась, что поступаю правильно! А потом состав остановили военные для досмотра, и я как будто проснулась. Разумеется, я сразу же вернулась в Город — к детям, над которыми взяла опеку, и к своим коллегам, которых чуть было не бросила на произвол судьбы. Артемида почти не играла, не усидев в кресле и принявшись беспокойно расхаживать по комнате под пристальным взглядом Инквизитора Шилова. Он поднял со дна памяти муть неприятных воспоминаний, которая ещё не скоро грозила осесть. Но Бурах готова была погружаться в них столько раз, сколько понадобится, лишь бы отвести угрозу, нависшую над её семьёй. Естественно, Шилов услышал сильно упрощённую версию случившегося. За пробуждение стоило благодарить Мать Бодхо, что не просто привычно шептала голосами трав, а стенала и выла. И в её горестном плаче, Артемида была уверена, что ей не показалось, она явно слышала эхо чужих голосов, вполне человеческих. Один из них беспомощно и укоризненно выговаривал: «Как же так, Исидоровна?! Мы как без тебя-то?» Другой бормотал: «Ты обещала, что мы теперь как семья… Обманула, получается?» И ещё один зло насмехался: «Homo quisque fortunae faber?». Различала она и другие голоса, такие же знакомые, но эти звучали громче прочих. Когда локомотив остановили солдаты, Артемида достаточно пришла в себя, чтобы угрожать спрыгнуть прямо на ходу. Обратную дорогу до Города по рельсам она помнила плохо. Голову разрывало от чужих голосов и шёпота Степи, а ноги едва держали. По щекам градом катились слёзы. Артемида не знала, каким чудом добрела до Машины, где её встретил Данковский. Благо, дети уже спали, иначе бы её сердце просто не выдержало. Уже одного обеспокоенного взгляда Бакалавра хватало, чтобы проклинать собственную доверчивость и глупость. Он ничего не спрашивал ни тогда, позволив выплакаться у него на плече, ни после. Возмущение Шилова трудно было не заметить. Казалось, его действительно задело даже столь урезанное изложение. — Поразительно, Бурах! Вам несказанно повезло. Обычно, избавиться от внушения не представляется возможным без особенных навыков. И я непременно призову других Инквизиторов к обсуждению недопустимости подобного поведения и взысканию с Лилича. Аглай умолчал о столь важных деталях. Но вернёмся к Данковскому. Как вы думаете, он мог подстроить поджог и инсценировать свою смерть? Его знаний вполне должно было хватить, чтобы никто из следователей не заподозрил ничего странного. — Сомневаюсь, что Даниил пошёл бы на это. Если бы он действительно захотел бежать, то выбрал бы способ поизящнее. Да и не такой он человек, чтобы бегать от правосудия. Он скорее начал бы добиваться своего полного оправдания перед судом. — Стало быть, вы утверждаете, что не видели Даниила Данковского с осени прошлого года, не состояли с ним в переписке? — Я не знаю, дошли ли до него те письма, что я передавала — только со слов Лилича. Но ответных писем не получала. — Благодарю за вашу откровенность, Бурах. Буду и я с вами откровенен. На какую-то сотую долю я поверил в домыслы Лилича. Всё-таки любовь к женщине заставляла творить и более шокирующие вещи, чем инсценировка собственной гибели и бегство из-под следствия. Но теперь я вижу, кто на самом деле подвергся неуместным излишествам. Простите за беспокойство и отнятое время. — Это ничего, главное ведь, что всё разрешилось. Менху почти облегчённо выдохнула, думая, что всё прошло довольно гладко и просто. Дело оставалось за малым — спровадить Инквизитора, разыскать Даниила и уйти вместе с ним и Любимой в Степь, к дальним становищам, на какое-то время. И по пути отправить кого-то из ребятни к Капелле — пусть Хозяйка занимает гостя так, что у него голова кругом пойдёт. В тот самый миг, когда план действий приобрёл чёткие очертания, Артемида осознала, что он обречён на провал. И решения принимать придётся совершенно иные. Потому что она услышала, как хлопнула входная дверь и шаги нескольких человек в прихожей. Даня, Спичка, Мишка и Любима вернулись домой. Инквизитор с любопытством взглянул на Бурах, которая невзначай оправила складки на закрытом белой тканью столике, и хмыкнул понимающе — аккуратистка, не терпящая даже такой малой небрежности. На голоса в прихожей он с улыбкой спросил: — Ваши домочадцы? — Да, муж и дети. С прогулки вернулись. — Муж? — Глеб Георгиевич удивлённо вскинул брови. — Да, муж. — Признаться, Бурах, вы меня удивили. — Почему это? — Я решил, что вы всё же слегка преуменьшили значимость ваших отношений с Данковским. Видимо, я ошибся. — Даниил был мне дорог. Но жизнь не стоит на месте. — Верно, Бурах, вы правы. Лилич, помнится, ездил к вам делать предложение и получил отказ… Кто же этот молодчик, сумевший заполучить ваше сердце? Договаривал Инквизитор это, уже открывая дверь и выходя в прихожую. Разобравшиеся с одеждой и обувью Данковский и дети замерли. Артемида из-за плеча Шилова быстро приложила палец к губам. — Вот и мой муж, Глеб Георгиевич. Даниил Каин. — Шилов, — представился Инквизитор, щурясь подозрительно. — Правительственный Инквизитор. Он сделал шаг к Данковскому, протягивая руку. Ни от Артемиды, ни от Даниила не укрылось, как Мишка бочком выдвинулась вперёд, становясь между Инквизитором и Бакалавром. На всякий случай. Несмотря на патовую ситуацию, сердце Артемиды сжалось от благодарности. Маленькая Хозяйка всерьёз готовилась защищать члена своей семьи. Мужчины кратко пожали друг другу руки. Даниил вопросительно взглянул на Бурах: — Ты не говорила, что будут гости. Мы бы вернулись пораньше, — он указал на Спичку, замершего с Любимой на руках. — Боюсь, я незваный гость. — Глеб Георгиевич прибыл по делу гибели Даниила Данковского, — сообщила Артемида, уповая на то, что никто ничего не выдаст случайно. — Как?! — первым сориентировался хитрый Спичка, очень правдоподобно округляя глаза. — Дядь Бакалавр умер? — Да, Спичка, — тяжело вздохнула Бурах. — Будет к нему милосердна Суок, — насупленно пробормотала Мишка, поддерживая игру брата. — Ребят, подите наверх, поиграйте с Любимой, — Артемида обменялась со Спичкой выразительными взглядами. Дети понятливо закивали. Бурах оставалось лишь надеяться, что сообразительный пацан и тут не подведёт. Кто незаметней и шустрей него выскользнет из дома и донесёт новости до нужных людей? Инквизитор пытливо всматривался в то, как присмирели дети, скользнувшие на лестницу, как помрачнел и напрягся Даниил Каин. Пожалуй, мужчину он прекрасно понимал — кого оставят равнодушным вести о смерти бывшего возлюбленного твоей жены? Даниил Каин… Глеб Георгиевич никогда не жаловался на память, а уж о семьях своих коллег Инквизиторы знать обязаны по долгу службы — Каины приходились далеко не дальними родственниками Лиличу. Но вот подобного отросточка в генеалогическом древе этого семейства он припомнить никак не мог. И уж больно схожими получались приметы с почившим Данковским — рост, цвет волос и глаз. Однако Шилов заметил и сильно искалеченные руки мужчины. Такой информации о Данковском в его личном деле не было указано — при аресте доктор в комиссариате зафиксировал лишь несколько шрамов на торсе, занесённых в особые приметы. А папку со всей собранной на Бакалавра информацией и стенограммами допросов он изучил очень тщательно. Данковский провёл на свободе не слишком много времени, рубцы же на руках Каина язык не поворачивался назвать свежими. Подозрительно. Дело Данковского изначально виделось Шилову мутным донельзя. Ему и взяться-то за него пришлось, потому что он был единственным Инквизитором, который не находился в Столице прошлой осенью и мимо которого прошла та история с эпидемией и опалой Лилича. Новости о том, что Аглая едва не отправили на казнь, немало Шилова удивили — Лилича он знал беспристрастным профессионалом, верным цепным псом Властей. А после возвращения из Города-на-Горхоне его как подменили. Аглай потерял покой и мёртвой хваткой вцепился в этого Бакалавра, как если бы тот был виновником всех его несчастий. Но слухами, как известно, земля полнится — докатилось, что всё дело в женщине, оставшейся в том городишке и якобы отдавшей предпочтение Данковскому… Но это всё дела сердечные, которые Инквизитора Шилова заботили мало: ну, подумаешь, приглянувшаяся провинциальная девка выбрала не того — велико ли горе! Куда больше его беспокоили бесконечные несостыковки в донесениях и рапортах, которые, прямо сказать, противоречили в некоторых моментах сами себе. Можно было подумать, что все те, кто предоставлял отчёты, находились в разных местах и видели тоже разное. Смешно и стыдно было читать о башнях, нарушающих законы тяготения, о властьимущих девицах-ясновидящих, о ночных докторах-потрошителях, о глиняных людоедках с костями вместо ног и прочей степной чуди. Бурах смогла внести ясность в этот бред, всего-то упомянув о цветении какой-то галлюциногенной травки. Это многое объясняло. Скрупулёзно изучив от корки до корки личное дело Данковского, Шилов не нашёл ничего, за что следовало бы так мурыжить того в стенах комиссариата. История с Танатикой, конечно, была не совсем чистой, но кто по молодости не ошибается, не мечтает о великом и несбыточном? Пристроить бы этого Данковского вовремя к их аналитикам — пользы было бы куда больше, а там, глядишь, и одумался бы, остепенился. В россказни о том, что Бакалавр медицины, учёный и интеллигентный человек, бродил ночами и беспощадно выкашивал бандитов налево-направо, верилось с ещё большим трудом, чем в парящую над землёй башню. Максимум, который допускал Шилов — прирезанный со страху и по счастливому стечению обстоятельств мелкий воришка, польстившийся на кошелёк или морфий. И опять же, не тот это грех, за который следовало так измываться над доктором. Тут, к большому сожалению Глеба, властвовали скорее личные мотивы Лилича, которые он одобрить никак не мог. Превышение служебных полномочий из-за женщины, какой бы распрекрасной она ни виделась, было грубым нарушением их устава и вопиющей некомпетентностью. Инквизитор, наделённый практически неограниченной властью, должен быть холоден и беспристрастен, быстро и эффективно выполняя поставленные задачи. Иначе он сам становится угрозой, которую следует устранить. Верить в то, что коллега потерял хватку, не хотелось, но все доказательства были на лицо: и неусыпный контроль над безобидным Данковским, и слепая вера в его бегство, и рвение непременно отправиться в далёкий Город-на-Горхоне, чтобы лично убедиться в своей правоте. Шилов приехал сюда больше не в поисках Данковского, а в стремлении найти неопровержимые факты профнепригодности самого Лилича. И он их получил: Аглай очень удачно запамятовал внести в отчёты свою выходку с чуть ли не похищением Бурах. И всё же оставался ещё Даниил Каин, который внушал некоторое невнятное беспокойство. — Даниил, а вы Данковского знали? — Увы, не довелось, — Даниил пожал плечами. — Позвольте поинтересоваться, как же так вышло? Ведь Данковский, как мне известно, прибыл в этот Город ради встречи с членом именно вашей семьи. — Я не так давно вернулся в Город-на-Горхоне после многолетнего отсутствия, так что ни тех печальных событий, ни самого Данковского не застал. — Вот оно что. Хм, — Инквизитор снова с ног до головы осмотрел мужчину, особенно задерживаясь на руках. — Не смею больше надоедать вам. — Я провожу вас, Глеб Георгиевич, — Артемида уже накидывала пальто, ясно давая понять, что возражения не принимаются. Шилов проследил взглядом, как Бурах вскользь коснулась руки Каина, а тот ответил лёгким кивком. Инквизитор ни на миг не усомнился, что на его глазах только что состоялся беззвучный диалог. Даже слегка позавидовал — удивительное взаимопонимание! Многие пары и за годы совместной жизни не могут похвастаться подобным, а они сколько вместе были? Несколько месяцев? И тут же всё само собой встало на свои места. Он придержал дверь для Бурах. Погода начинала стремительно портиться: поднялся резкий холодный ветер, небо заволокли низкие тяжёлые тучи. Не иначе, грядёт буран. Что было странно — когда он только шёл к Бурах, никакого ненастья не предвещалось. На перегонке дожидался его надёжный локомотив, который выдержал бы непогоду, а на Станции остался проверенный старый машинист. Однако покидать Город прямо сейчас, на удивление, не было желания. Бурах, будто бы угадав его мысли, предложила: — Останетесь переждать бурю? — Полагаю, деваться некуда. Сдаются у вас где-нибудь комнаты на ночь? Или об этом можно уже не заботиться? — он не удержался от небольшой шпильки. — О чём вы? — Бурах, я Инквизитор уже очень давно, и ваши намерения от меня избавиться сейчас яснее ясного, — пояснил Глеб Георгиевич и спросил искренне. — Неужели вы и впрямь готовы пойти на убийство Инквизитора, зная, чем это грозит? — Инквизиторы, кто бы что ни говорил, всё ещё люди. А люди имеют свойство замерзать насмерть, оставшись один на один с морозом в ночной Степи. Шилов восхитился её самообладанием — Артемида ничуть не изменилась в лице, произнося вслух приговор, вынесенный ею Инквизитору. Она смотрела всё так же открыто и прямо. Глеб не удивился, если бы Бурах с точно таким же лицом всадила ему нож под рёбра. И он окончательно удостоверился в том, что ранее Артемида солгала — что она простой хирург в степном захолустье. Никакому обычному доктору не под силу угрожать Инквизитору безнаказанно. А ведь Бурах даже не совсем угрожала. Она обещала жестокую безжалостную смерть любому, кто покусится на покой её семьи. Инквизитор там или нет… Со стороны могло показаться, что они просто беседуют о бессмысленных вещах, но прохожих, способных оценить представление, было крайне мало — все спешили укрыться от непогоды. — Будет расследование, будет и другой Инквизитор. Его тоже убьёте? — Если потребуется, — Артемида с улыбкой кивнула, подтверждая его предположения. — Мне не впервой проливать реки крови, Глеб Георгиевич. Не скажу, что полюбила это занятие, но я никому не позволю потревожить свою семью. — Поразительно, Бурах. Просто поразительно! Теперь я понимаю, чем вы так зацепили Лилича, — хмыкнул Шилов, но тут же вернулся к серьёзному тону. — Но Данковский — что с его руками? Это ведь не от пожара? — Ни о каком пожаре речи никогда не было, а что с руками Даниила, вам в красках может поведать Лилич, — сдерживаемый менху гнев чувствовался легко. Чего-то такого Шилов примерно и ожидал. Пытки… Среди Инквизиторов святых и моралистов не было — не тот уровень возложенной ответственности. Однако разница, кого пытать и когда, всё же имелась. Одно дело выбивать нужную информацию из матёрых рецидивистов, и совсем другое — калечить невиновного из-за банальной ревности. Бурах забила ещё один гвоздь в карьеру, если не свободу Лилича. Но какова всё-таки женщина! Шилов остро сожалел, что не он стал уполномоченным эмиссаром Властей в прошлом году. Столько исключительных возможностей упущено… Да и человека, сумевшего создать лекарство от неизлечимой прежде болезни и не боящегося в открытую выступать против правительственного Инквизитора, хотелось бы числить в своих друзьях. А впрочем, ещё не всё потеряно. — Бурах, скажите, случись что — документы у вашего Даниила Каина будут? — Будут, — уверенно кивнула Артемида, полагая, что для Грифа это окажется сущей безделицей. — И сами Каины подтвердят, что он член семьи? — Никуда не денутся. Глеб Георгиевич?.. — она не до конца могла поверить в то, что Инквизитор ей предлагал. — Вы мне нравитесь, Бурах. И детей без отца оставлять нехорошо — их у вас трое. Да и, чего уж там, жить я хочу — не без этого, — Шилов заговорщицки усмехнулся, протягивая руку для заключения договора. — Лилич вас больше не потревожит, даю слово Инквизитора. Раз Даниил Данковский мёртв, пусть таковым и остаётся. А что за птица Даниил Каин — мне никакого дела нет. — И вы взамен ничего не попросите? — Бурах не спешила соглашаться очертя голову. — Жизнь Данковского за мою — вполне выгодный обмен, не находите? Когда она ответила на рукопожатие — решительно, крепко, совсем не по-женски — Глеб ощутил нечто, очень похожее на обвившуюся вокруг шеи верёвку. Едва сумел подавить желание проверить воротник на наличие посторонних предметов. Уверенность, что он поступает правильно, закрывая глаза на факт бегства Данковского, крепла с каждой минутой. Что он, что Бурах могли сослужить хорошую службу, если вдруг придётся податься в бега уже ему. Это не обязательно должно было произойти, но всегда лучше иметь отходной путь. Да и за смещение с должности Лилича ему только спасибо в комиссариате скажут.***
Прошло всего несколько месяцев с его прошлого рабочего визита в Город-на-Горхоне, а локомотив, управляемый старым знакомым машинистом, снова стучал колёсами, отмеряя бесконечность рельсов в его направлении. Позднее лето в Степи выглядело красиво и нравилось Инквизитору куда больше безжизненной зимы. Острова ковыля перемежались кое-где яркими пятнами разнотравья. Однако бескрайние просторы готовились встречать осень и уже начинали отдавать золотом. Недавний тёплый дождь умыл запылённые окошки транспорта. Шилов поймал себя на мысли, что не прочь остановить локомотив и выйти на этот простор, чтобы дышать и впитывать в себя живое тепло, запахи и тишину. В Столице было слишком шумно, пыльно и суетно — на то она и Столица! — а с учётом того, что их полка убыло… Город-на-Горхоне показался неожиданно, словно соткался прямо из воздуха. В прошлый свой приезд Шилов упустил эту оптическую иллюзию — всё списалось на усталость и мороз. А теперь он с жадным вниманием разглядывал приближающийся Город. Как и в предыдущий раз, к его большому неудовольствию, сюда вновь вело расследование. За время дороги злость на Бурах успела поутихнуть, а сейчас разгоралась с новой силой. Просил же ведь! По-человечески просил. И был в полной убеждённости, что его услышали. Знакомый дом отыскался легко, даже не пришлось спрашивать дорогу у местной детворы, что провожала его заинтересованными взглядами. Глеб был свято уверен, что следующий визит в Город, окажется более-менее приятным и дружеским. Что он сможет с головой окунуться в атмосферу этого места, сумевшего очаровать и холодным зимним приёмом. Об этом была негласная договорённость с Бурах. Ожидания с треском разбивались о суровую реальность. Дверь ему открыл Данковский, с виду помолодевший с последней встречи на несколько лет. Он сперва недоумённо вскинул брови, а затем нахмурился: — Глеб Георгиевич? Не ждали. Чем обязаны? — У меня есть все основания для ареста вашей жены. — Ареста?! Какого чёрта? — Самому хотелось бы знать. Так дома она? — Дома, входите. Данковский проводил его на второй этаж, чем удивил — Инквизитор предполагал беседу в прежней приёмной комнате. Даниил коротко стукнул в одну из дверей: — Тёма, накинь что-нибудь. И пригласил войти. Шилов слегка замялся, оказавшись, видимо, в их супружеской спальне. Окно было нараспашку, впуская тёплый влажный воздух и дневной свет. А Бурах встречала в разобранной постели и наспех наброшенном халате. Что ж, и доктора болеют. Увидев на пороге комнаты Инквизитора, она так же, как парой минут назад её муж, удивилась и нахмурилась: — Глеб Георгиевич? — Бурах, вот скажите, я разве не ясно выразился, когда просил в Столицу не соваться ни под каким предлогом? — он смерил её гневным взглядом. — Понимаю, вы женщина горячая, а нравы ваши степные не признают нашего правосудия, но, Бога ради, зачем вы это сделали? — Сделала что? — Артемида вопросительно уставилась на Инквизитора, как и Данковский, занявший место у изголовья кровати. — Правительственный Инквизитор Аглай Лилич был найден мёртвым в собственных апартаментах, — отчеканил Шилов. — Убит, следов взлома не обнаружено. — Почему вы решили, что это Артемида? У Инквизитора разве других врагов не было? — скривился Даниил, не выражая, впрочем, никакой жалости. — Врагов у Лилича было предостаточно, Данковский — простите, Каин, — вы, кстати, один из них. А убит он был при весьма странных обстоятельствах полторы недели назад. Я лично проводил осмотр места убийства — там повсюду глина, птичьи кости, трава какая-то. И располосован Лилич точно туша на убой — ровнёхонько, привычной рукой, — выпалив всё это, Шилов выдохнул, готовясь выслушать кучу оправданий. Их не последовало. Бурах и Данковский молчали, переваривая услышанное. Даниил легонько сжал плечо жены, та накрыла его руку своей. Артемида заговорила медленно: — Основания подозревать кого-то из нас, Глеб Георгиевич, конечно, веские — вам ли не знать, что Лилич нам обоим крови попортил! И поводы для мести у нас имелись, глупо это отрицать. Но, видите ли… — она откинула покрывало, которым прикрывалась поверх халата. — Полторы недели назад ни меня, ни Даниила никак не могло быть в Столице. Инквизитор осёкся и растерянно уставился на небольшой, но достаточно округлый живот, что был прекрасно различим под халатом. Он, наконец, обратил внимание на бледность женщины и весьма измученный вид. Стройная картина преступления затрещала по швам. — Вы что, ребёнка ждёте? — вопрос прозвучал донельзя глупо и беспомощно. — Двоих, — улыбнулась Артемида, укладывая на живот ладонь. Праведный гнев на Бурах как вспыхнул, так и угас — не злиться же на беременную женщину. А она как ни в чём не бывало продолжила улыбаться: — Мне и от дома-то далеко уходить тяжко, пришлось все дела на Даниила и детей переложить — куда там уж в Столицу! С Любимой, право, было легче… — Да вы присядьте, Глеб Георгиевич, — любезно предложил Даниил, указывая на кресло у окна. — Может, мы чем-то помочь сумеем? — Да чем… — Инквизитор отмахнулся, признавая свой полный провал. — Вы сказали, что на месте преступления была оставлена трава? — не разделил его пессимистичного настроя Бакалавр. Шилов из плотной кожаной папочки, что была у него при себе, достал несколько убористо исписанных листов, протянул их Данковскому. Даниил быстро пробежался по тексту: подробная опись места преступления, расположения в нём тела, самого тела и повреждений на оном. На последней странице были графичные рисунки с несколькими косточками и пучком соцветий. Ознакомившись, Данковский передал бумаги Артемиде. Она даже бровью не повела, читая заключение о смерти Лилича, будто оно было всего лишь газетной сводкой о погоде, как и её муж до этого. — Твирь, — подтвердила Бурах, дойдя до последнего листочка, и многозначительно добавила. — Бурая. — Убийца знает толк в метафоричных посланиях, — хмыкнул Даниил. — Глина и кости? Неужели… шабнак-адыг? — Шабнак-адыг? — Артемида вторила ему синхронно, поймав почти весёлый взгляд супруга. — Вернётся Спичка, пошли его к Грифу. И Мишка пусть к Тае сходит, послушает, что говорит Уклад. — Бурах? Данковский? — наблюдавший за ними Инквизитор морально не был готов к такому. Артемида и Даниил вновь переглянулись друг с другом, долго и выразительно. Жалости и снисходительности в их взглядах, направленных уже на Инквизитора, не заметил бы лишь слепой или полнейший идиот. Они оба слишком хорошо понимали его смятение. Пусть Инквизиторы и были предназначены для решения неразрешимых задач и обладали некоторой необыкновенной силой убеждения, столкновение с настоящей мистикой не могло оставить безучастными даже их. Даниил понимал Шилова, пожалуй, лучше своей жены — она в этом хотя бы выросла, — а вот им обоим пришлось вливаться в немилосердную бурную стремнину суеверий пополам с реальным колдовством по ходу дела. Данковский ещё помнил, как нелегко это далось ему самому, поэтому упрекать Инквизитора было не в чем. — Наша дочь узнает, не отлучался ли кто из народа Уклада, а сын разведает, кто и когда покидал Город на поезде, если таковые были, — сжалившись, пояснила Бурах. — Но я бы не слишком надеялась. — Почему? — не ожидавший вообще никакого сотрудничества Шилов ухватился и за такие зацепки. — Год Песочной Грязи стал последним, когда цвела твирь, — Бакалавр снова сжал плечо женщины, тяжело вздохнувшей. — В прошлом году не собрали ни единого стебля, в этом — ещё даже не наступил сезон. А ваше соцветие, судя по всему, совсем свежее. — Хм. Значит, нужно искать другое место, и уже там кого-то, кто точил зуб на Лилича, — логично заключил Шилов. — Где ещё растёт эта трава? — В этом всё и дело, Глеб Георгиевич. Твирь произрастает… — Бурах осеклась и будто через силу исправилась. — Произрастала исключительно здесь. — Что за абсурд? Твирь растёт только тут, но её два года в глаза никто не видел, а меж тем у комиссариата на руках свежий цветок. Как это возможно? Быть может, её вырастили в теплице, дома в кашпо? У Артемиды вырвался нервный смешок, больше смахивающий на всхлип. Она прикрыла глаза ладонью. Даниил, не говоря ни слова, подал ей стакан воды, налитый из графина, стоявшего тут же, у постели. Женщина благодарно улыбнулась, но не успела сделать и пары глотков, как они снова в один голос произнесли: — Клара! — Клара? — Шилов припомнил это имя в отчётах о происходящем в Городе-на-Горхоне, но решил уточнить. — Юродивая девочка, что удочерил бывший комендант Сабуров? — Да. Она уехала с генералом Блоком на фронт в тот же день, что и Даниил, и больше никто о ней ничего не слышал. — И что с этой Кларой? Она выражала явную неприязнь к Инквизитору Лиличу? Или, может, между ними произошёл очередной неучтённый конфликт? — Нет, но… Самозванка была действительно особенной девочкой со своим видением мира. И она единственная, связанная с Городом, кто до сих пор не вернулся. — Стало быть, придётся навестить Александра Блока, — неопределённо хмыкнул Инквизитор. — Это уже кое-что. Благодарю за сотрудничество. И, на самом деле, я рад, что вы к этому непричастны, Бурах. — Приезжали бы вы к нам, Глеб Георгиевич, просто так, отдохнуть. Думаю, местный колорит пришёлся бы вам по вкусу, — предложила Артемида. — Я подумаю. Всего доброго. Дом Бурах и Данковского Инквизитор покидал с лёгким сердцем, не став дожидаться возможной информации от детей. Ничего нового они ему не сообщат. А Блока и впрямь следовало навестить уже давно — как только его комиссовали с ранением, — да всё находились дела важнее старой дружбы. Кто знает, вдруг он и подскажет, где искать девочку Клару? Однако что-то нашёптывало Шилову, что это дело останется неразрешённым — несмываемым пятном на его карьере. Он не испытывал никаких угрызений совести по этому поводу. Не всякая тайна должна быть разгадана. Старый машинист глухо ворчал, раскочегаривая локомотив. Где это видано — лично мотаться в такую даль на казённом транспорте ради одного-разъединственного допроса? Письма и почтальонов для кого, спрашивается, придумали? Ох уж эти Инквизиторы, ох уж самоуправцы! Но свою работу машинист выполнял исправно — за то ему и платили из государственной казны. А Шилов, глядя на очертания Города-на-Горхоне, тающие в дымке, чувствовал себя необъяснимо тоскливо. Какая-то его часть вовсе не хотела уезжать. Он всерьёз задумался над предложением Бурах. А, может, на самом деле вытребовать заслуженный отпуск и рвануть сюда? На месяц-другой снять комнату или даже целый дом. Или того лучше — привезти с собой и Блока, наверняка захандрившего на гражданке… Подобные мысли слегка отогнали тоску. Город сделался практически неразличим. Но уверенность в том, что он непременно ещё вернётся, грела сердце. Оставалось лишь совсем немного подождать…