Ваш ребёнок представился девочке на английском и ASL
Клянусь, это самое милое зрелище в моей жизни
Вот теперь ей интересно
И Джек учит её, как показать своё имя на языке жестов
Дин поймал конец обмена знаниями в объектив камеры и прикрепил снятое видео в чат. Он не ждал от Сэма и Эйлин моментального ответа, и, разумеется, не получил его, но уже с нетерпением предвкушал шквал отчаянных стонов от того, что их не было рядом, чтобы увидеть это… и надеялся, что они воспримут это как положительный результат их воспитания. Дин и не подозревал, что Сэм и Эйлин были так строги к себе, до прошлой ночи и разговора с братом. Он колебался, прежде чем закрыть приложение, но всё же провёл большим пальцем по довольно скудному списку контактов. Чаты с братом и невесткой, конечно же, были в самом верху, но под ними был ещё один диалог двухнедельной давности — с Чарли. Суета между занятиями и семьёй брата настолько занимала Дина, что они едва общались, разве что время от времени, когда в «Докторе Секси» случалось что-то интересное. Хотя, если честно, так было уже давно. Он отдалился от Чарли не меньше, чем от Бобби и Карен. Не сводя глаз с Джека, он открыл диалог. КТО ПРИНОСИТ ОРУЖИЕ В БОЛЬНИЦУ??!!??!Видимо, ему очень нужна была пересадка
Серьёзно
Сцена в лифте?
Пикколо и Секси????
Пикколо заслуживает лучшего :PДа как ты смеешь!!!
Он умный
Потрясающий
У него ковбойские сапоги
Что ещё ты можешь хотеть?
Женщин ;) ;) ;) ;) Дин рассмеялся. Он скучал по Чарли. Очень, очень скучал. Когда они в последний раз виделись лично? Год назад, как минимум, решил он. Однажды она приехала в Канзас и сюрпризом появилась на пороге Дина с видеоиграми в одной руке и расширенным изданием «Властелина колец» в другой. Должно быть, понимала, что, спроси она заранее, Дин бы нашёл какой-нибудь предлог, чтобы отказать ей. Господи, каким же дерьмовым другом он был. Он оторвал глаза от экрана и взглянул на своего племянника. Джек и его новая подруга летали вверх-вниз на крошечных качелях, веселясь от души. Дин закусил губу и снова уставился на пустое поле строки ввода, ожидающей, пока он наберёт текст. Когда Дин бросил писательство и сообщил ей, что покончил с этим, Чарли всё равно периодически требовала от него новых стихов. Его отцу становилось всё хуже, рифмы не шли, и, хоть Дин и понимал, что она старалась поддерживать его, он просто… сорвался на неё. Извинился ли он за это? Что ж, он был готов понести любое её наказание. Он заслужил это. Поэтому он изложил факты в том виде, в котором они были, и ждал её решения.Я написал стихотворение
В отличие от Сэма и Эйлин, не имело значения, насколько Чарли была занята; телефон был продолжением её руки, и Дин непременно должен был получить какой-нибудь ответ в самое ближайшее время. Джек, похоже, передумал, повернув от горки к перекладинам, поэтому Дин в мгновение ока сунул телефон обратно в карман куртки и помчался к племяннику. По сути, Дин просто пронёс малыша через всю игровую площадку, пока тот хватался за металлические прутья. После пары раундов Джек потерял интерес и побрёл к мостику из досок, на несколько дюймов возвышающемуся над землёй. Дин отступил на некоторое расстояние. Разумеется, у него было несколько непрочитанных сообщений. Он приготовился к гневной атаке и открыл приложение. O. М. Г. ЧТО ЧТО ЧТО?!!!??!!??!!?!!!??!! МОЖНО МНЕ ПРОЧИТАТЬ ГДЕ ТЫ МОЖЕТ Я ПОЗВОНЮ? Я ПОЗВОНЮ ТЕБЕ ДИИИИИИИИН Прости, я просто взволнована Дин, пожалуйста, ответь, скажи, что я тебя не спугнула Чёрт. Он повёл себя с ней, как полный кретин, а она беспокоилась о том, что спугнула его? Глаза Дина начало жечь: завершался сезон сбора урожая, вот и всё. Просто какая-то щепка попала ему в глаз. Или что-то в этом роде.Я здесь
Просто слежу за Джеком
Мы на детской площадке
Он отправил ей видео, которое несколько минут назад снял для Сэма и Эйлин. Чёрт, похоже, Джек возьмёт гран-при «Самый милый ребёнок» третий год подряд. Как тебе новая Англия? Зависаешь с малышнёй? Серьёзно, можно я тебе позвоню? Джек увлечённо играл, всё было в порядке, так что Дин решил, что справится со звонком. Он сам нажал на кнопку вызова. Чарли сразу же взяла трубку. — Привет, Дин! — Привет. Слушай… Я просто… Я когда-нибудь говорил тебе, что мне жаль? Наступила пауза. Не потому, что она не понимала, о чём он говорит, Дин был уверен. — Пару раз, — сказала Чарли, её голос был приглушён. — Но ты был пьян, так что… — О. Ну, сейчас я не пьян. Прости меня. За то, что накричал на тебя. И обращался с тобой как с дерьмом, ты этого не заслужила. И… А ещё за то, что кое-что от тебя скрывал. — Извинения приняты, — сказала она, хотя это прозвучало осторожно. — Ты про стихотворение? Когда ты его написал? — Только вчера вечером, но, э-э, нет, — он сглотнул. Сейчас было самое время. — На самом деле, я посещаю курс, — и вся история выплеснулась наружу: как он переехал сюда, ведомый чем-то, как Миссури убедила его пойти на занятия, каково это было — учиться у Кастиэля; вчерашний разговор с Сэмом. Или… Дин был немногословен, но с лёгкостью смог объяснить, как что-то сдвинулось, и слова снова пришли к нему. Что он снова чувствовал. — Знаешь, на самом деле я всего в дне езды, — сказала Чарли, когда он закончил рассказ и уже нёс умаявшегося Джека в свободной руке по дороге домой. — Спроси у Сэма и Эйлин, могу ли я заглянуть в гости?***
Следующий вторник начался с пасмурным серым рассветом, сулящим поздний осенний дождь. Буйство цвета — вечный и непременный спутник поездок в Мейпл-Хиллс — ссеклось, стало более сдержанным по цвету; деревья теряли листву, клочья сизого тумана становились всё гуще по мере того, как Дин спускался в долину. Он не возражал, подпевая кассете Heart в проигрывателе. Дин умело маневрировал на изгибах объездной дороги, затем вдоль пешеходных дорожек из розового кирпича в центре, через мост и, наконец, к парковке на территории кампуса. Кожаная куртка давала достаточно тепла, но в доме Сэма и Эйлин всё же было уютнее; взобравшись на вершину холма, где стояла часовня, мрачно и серо взирающая на тихий кампус, Дин затаил дыхание. Шерли-Холл был почти скрыт от глаз: громадным монолитом он парил над долиной, будто остров; туман осел у подножия пологого холма. Сердце учащённо забилось, и Дин вошёл в объятия тумана, вдохнув его влажную свежесть. Теперь здание предстало перед ним в совершенно ином свете; Дин взглянул на него новыми глазами, глазами поэта. Словно сокрытая в тенях цитадель, оно увеличивалось по мере приближения. В нём была тьма, в нём была тайна. Теперь строение казалось Дину ещё выше, чем прежде — непроницаемое, упорно скрывающееся в укутавшем его облаке. Ему нравилось это здание, да, и он любовался фасадом, пока мимо него не пронёсся спешащий внутрь студент. Дин улыбнулся про себя и последовал за ним. Внутри царила тишина, голоса профессоров были слышны даже за закрытыми дверями. Он нечасто бывал в Шерли во время других занятий, только на своих. В знак почтения Дин как можно тише поднялся по лестнице из тёмного дерева на третий этаж. Добравшись до первой площадки, он оказался над туманом и выделил несколько минут, чтобы постоять у окна и полюбоваться видом небольших горных вершин на горизонте, островов в белом море. Зная, что до начала занятий у него есть некоторый запас времени, он оторвался от окон и направился по коридору к кабинету Миссури. Как и всегда, она сидела за своим столом, дверь в кабинет была широко распахнута. Он постучал по косяку. — Дин, — улыбнулась она. — Входи, дорогой, — Миссури ещё пару раз ударила пальцами по клавиатуре, затем оправила кардиган и повернулась к нему. — Что тебе нужно? Он вдохнул, черпая силы в послеполуденной тишине. — Просто хотел показать кое-что, — он запустил руку в сумку и достал блокнот. Дин осторожно перелистнул страницы, минуя те, что исписал в те далёкие мрачные дни, и остановился на записи, сделанной в прошлый четверг. На той, что была посвящена его отцу. Он протянул еë Миссури через стол. Она подняла на него удивлённые и счастливые глаза, после чего осторожно приняла блокнот из его рук. Дин не проронил ни слова, пока она читала стихотворение на нескольких страницах — просто сел, постукивая пальцами по сумке на коленях и тихо покачивая ногой, чтобы она не видела. Взгляд Миссури был серьёзен и профессионален почти до самого конца. Затем она смягчилась и осторожно опустила блокнот обратно на стол. — Это прекрасно, Дин. — Да? — он ненавидел уязвимость в звуке своего голоса. — Конечно. Ты немного заржавел, и над этим нужно поработать, но, думаю, ты это знаешь. Дин придвинул блокнот ближе к себе, сканируя пальцем последнюю страницу, исписанную размашистым почерком. — Я знаю. — Прямо как езда на велосипеде, да? — когда он поднял глаза, улыбка Миссури, кажется, граничила с гордостью. — Так вы… вы поможете мне снова? Если я продолжу писать? — О, Дин, — Миссури потянулась через стол и взяла его руки, сжав их в своих. — Конечно, помогу. Чем Дин заслужил таких людей в своей жизни? — Спасибо, — сказал он, сжимая её руки в ответ. Они замерли на мгновение, прежде чем отпустить друг друга. Миссури села обратно в кресло и снова поправила свой кардиган. — Кастиэль тоже помог бы тебе, знаешь? — Нет! — сказал Дин громче, чем хотел. — В смысле, я не могу. Я не готов, я просто… — Всё в порядке, — сказала Миссури, хоть и выглядела при этом немного скептически. — Но ты можешь доверять ему, он не предаст твоего доверия. Дин не сомневался в правдивости её слов. — Дело не в этом. Он просто… я… — Тогда начни с чего-нибудь другого, — сказала Миссури. — Это твоё эссе? — она кивнула на сумку Дина, из которой торчала его работа по Толкину, заметная по многочисленным пометкам и комментариям, сделанным яркими чернилами. — Да, а что? — Попроси его о помощи в редактировании. Попробуй поработать с его стилем критики, один на один. Я случайно узнала, что у Кастиэля как раз в это время приёмные часы. Дин прикусил нижнюю губу. Он положил блокнот обратно в сумку и застегнул клапан. — Это всего лишь проза. И у меня всё равно есть ты. Какое это имеет значение? — Я не просто так попросила тебя пройти с ним курс, Дин, — сказала она, придав голосу немного внутренней стали. — И слова есть слова. Он твой преподаватель. Иди и попроси его о помощи. — Но… — Но ничего. Иди. Дин знал, что другого выхода нет. Неохотно он встал и направился к выходу из кабинета Миссури, после чего оглянулся на неё, колеблясь — та выпроводила его и снова начала печатать на компьютере. Дверь в кабинет Кастиэля, расположенный по соседству, так же была приоткрыта. Дин посмотрел на часы; если всё пойдет не так, как надо, ему придётся вытерпеть всего десять минут до начала занятий. Тоже вероятно, подумал он. Дин постучал. — Войдите, — сказал Кас. Дин толчком открыл дверь. Кастиэль сидел за столом, черкая в бумажках какого-то бедного студента, другая его рука путалась в тёмных прядях волос. Если обычно он оценивал работы именно так, то неудивительно, что часто он входил в класс с видом, будто только что встал с постели. Окна кабинета, расположенные за его спиной, выходили на старую часовню, возвышавшуюся над туманом вдалеке. — Привет, Кас, — сказал он. Кас вскинул голову, голубые глаза расширились. — Дин, — сказал он, щёлкнув ручкой и выпрямившись. — Как ты? — Хорошо. Я в порядке, — кивнул Дин. — Просто, э-э, хотел спросить, есть ли у тебя минутка взглянуть на мою работу? Профессор моргнул, затем на его лице расплылась широкая улыбка. — Да, с удовольствием! Садись, пожалуйста. До начала занятия есть ещё немного времени. От этой открытости Дину стало легче, по крайней мере, немного. Он опустился на стул перед орхидеей и снова ткнул пчёлку. — Клэр — тот самый друг. Это её подарок, — сказал Кас. Дин усмехнулся. — Да быть не может! — Ещё как. — Вот неженка, — улыбнулся он. Но юмор покинул Дина, стоило ему вытащить своë эссе и снова увидеть количество исправлений в нëм — предвестник той самой тяжёлой работы, о которой его предупреждали в начале курса. — Не нервничай, — сказал Кас. Только этот прозорливый сукин сын мог выдать подобное без намёка на снисходительность. До этого момента Дин не замечал, что всё ещё сжимает в руках эссе. Он вздохнул и бросил его на стол. — Но в чём смысл, если ты думаешь, что поп-культура — плохой аргумент в пользу того, что Толкин продолжает оказывать серьёзное влияние? — Почему ты уверен, что я считаю эти плохим аргументом? — Ну, — пожал плечами Дин. — Все эти разговоры на лекциях… О том, что настоящей литературой является то, что награждается Пулитцером, Букером, Нобелем и так далее. Но это чушь собачья, — добавил Дин, хотя Кастиэль уже собирался заговорить, — что другие не могут ссылаться на «жанровые» истории, как Толкин, или даже Карвер, мать его, Эдлунд, который никогда в жизни не получит главную премию, при этом будучи бестселлером, понимаешь? И, возможно, большему количеству писателей стоит поступать так же, или хотя бы признать, что это нормально, и для некоторых людей это обогащает новые произведения искусства. — Да, я помню, — кивнул Кастиэль. — Ты сказал, что мы должны думать об этом наоборот. — Ну, я не единственный, кто так считает, — защищаясь, сказал Дин. — Я читал «Экстаз влияния». Другие люди понимают это. — Джонатан Летем. — Ты знаешь? — Конечно знаю, Дин, — сказал Кас, улыбка пустила лучики морщинок в уголках его глаз. — Это моя работа. В этом… действительно был какой-то смысл. — Но ты это не одобряешь? — Я никогда не говорил подобного. — Ты никогда ничего не говорил. Кас погрустнел. — Это также моя работа, — сказал он, — анализировать литературу сквозь разные призмы. И это при том… — казалось, он напрягся. — Возможно, я позволил одной точке зрения доминировать, зная, что мы сменим перспективу, вернувшись к этому позже, когда продвинемся дальше вглубь века. Мне жаль, если это выглядело как принятие чьей-то стороны. — Всë в порядке, Кас, — сказал Дин. Он не искал извинений. Может быть, он был излишне категоричен. Но когда его собственная поэзия была так связана с идеей поп-отсылок и сэмплинга, блюзового стиля, трудно было не принять подобное на свой счёт. — Не знаю, почему я так взвинтился. — Нет ничего плохого в страстной защите своей позиции, — ответил Кас. — Это показывает, что ты внимателен. А теперь давай посмотрим твою работу. Миссури оказалась права. Кастиэль умел давать критику без осуждения; теперь, поговорив с ним лично, Дин был открыт для обсуждения, и прямо высказывался, когда тот чего-то не знал. («Подожди. Ты никогда не читал «Властелина колец»? И фильмы тоже не смотрел?» «Они в списке». «Значит подними списки! Ты только что сказал, что тебе понравилось это стихотворение, значит, тебе чертовски понравится и всё остальное»). Но Джек Аллен был дорог ему, и Дин слишком долго охранял его, как Смауг свой золотой клад, чтобы открыто говорить об этом сейчас. Если он не смог открыться даже Сингерам, то почему должен рассказывать Кастиэлю? По крайней мере, стоит признать, что профессор, вероятно, даст ему честную взбучку, даже если ему не понравится. Вместе они спустились на второй этаж на занятия, и их разговор снова погрузился в тишину туманного полудня. Кастиэль, однако, пребывал в своей стихии. Он разжигал дискуссию о следующей партии поэтов до тех пор, пока всем им не стало уютно в старом здании со сквозняками, а на устах не было ничего, кроме слов мёртвых мастеров. К моменту окончания занятий туман рассеялся, но на смену ему пришёл прохладный ветер. К счастью, его порывы были не такими пронизывающим, как в разгар зимы, но всё же несли в себе привкус холода и обещание гибнущей осени. Дину было достаточно тепло в его кожаной куртке, руки надёжно упрятаны в карманы, хотя он чувствовал, как ветер колет уши. Он старался наслаждаться неторопливой прогулкой через кампус к стоянке, где его ждала Импала, хлюпаньем ботинок в лужах, которых не пытался избегать, грязными кучами листьев цвета гари, окаймляющими тротуар, бледным осенним небом. Дин сделал глубокий вдох, представил свои лёгкие широкими, открытыми и глубокими, и с наслаждением вдохнул прохладный воздух, который ворвался внутрь, наполнив его до краёв. Он не знал, в деревьях дело или в чём-то ещё, но в здешнем воздухе было что-то чистое на вкус. Добравшись до парковки, Дин заметил, что на ней осталось не так уж много машин; Детка определённо затмевала всех оставшихся своим великолепием. Тусклый свет пасмурного неба падал на её полированную раму, капли тумана сверкали, как маленькие огоньки, чёрный цвет контрастировал с цветом старого асфальта и жёлтой разметки, мокрых листьев, голых ветвей влажных увядающих деревьев, плотных облаков. Вместо того чтобы сесть в машину и тут же отправиться в путь, Дин прислонился к дверце со стороны водителя — его джинсы были достаточно плотными, чтобы влага, осевшая на машину, не беспокоила его. Было что-то такое тихое в этом четверге: студенты разошлись по кампусу в поисках развлечений, профессора позакрывали свои кабинеты и не высовывали оттуда своих носов. Здесь только он, Импала и ветер, но Дин не чувствовал привычного одиночества. Уединение — да, но не одиночество; уединение, словно появилось достаточно пространства, чтобы его «я» распростёрлось во всю ширь и высоту, словно то, что делает тебя тобой внутри, на самом деле непостижимых размеров, многоголовое и многоглазое, острое и мягкое в равной степени, и только в такие моменты оно может расправить свои крылья. И это приятно. Ты глубоко дышишь, существуешь в пространстве, и это приятно. Он закрыл глаза, наслаждаясь этим. Вскоре до Дина донеслись шлепки шагов по лужам, и, открыв глаза, он увидел Кастиэля — одинокую фигуру, идущую по тротуару в сторону парковки, трава мягким ковром расстилалась по обе стороны от него. На нём был коричневый плащ, но даже в промозглую осеннюю стужу Кас не потрудился завязать пояс. Поэтому ветер налетал на него со всех сторон, поднимая и трепля полы его плаща, раздувая их, как паруса, хлопая ими, будто крыльями. Порывы ветра бились в его белую рубашку, натягивая пуговицы и пригвождая ткань к груди так, что создавалось впечатление, будто кожа Каса выточена из мрамора, трепали его тёмные волосы, делали походку твёрже. Глубокое дыхание Дина сбивалось и замирало в груди. Вместо того чтобы снять наваждение, развеять чары этого места своим появлением, Кастиэль, будто недостающая часть мозаики, гармонично вписался в атмосферу тихого полудня с присущей ему элегантностью и достоинством, белоснежной рубашкой, пальто цвета грязно-жёлтых листьев. Такой же мощный, изобилующий и экспансивный. Его самость не покушалась на собственное «я» Дина, она казалась интенсивнее, богаче, будто больше самого Дина — настолько огромная и необъятная в своей роскоши, что постичь её секреты было ничуть не проще, чем тайны самой Вселенной. Однако по мере его приближения Дин всё больше замыкался в себе, сжимался в собственной оболочке, вспоминая, что Кастиэль — не какое-то потустороннее существо, а доктор, да еще и профессор Дина, чёрт возьми. Он отвёл глаза в сторону, прежде чем его могли уличить в подглядывании, и снова закрыл их, запрокинув голову к небу, желая вновь расширить себя, повторить тот идеальный, мимолётный момент. Влажный шелест. — Чёрт! — воскликнул хрипловатый голос. — Чёрт, чёрт, чёрт... Дин оглянулся и увидел, что Кастиэль уронил свою сумку, и теперь десятки белых листов разметались по траве, подхваченные ветром. Времени на раздумья не было, Дин бросился в бой — вдвоём они быстро собрали все бумаги, пусть и немного влажные и присыпанные кусочками листьев. Дин нагнулся, чтобы взять последний лист, а когда выпрямился и повернулся, готовый отдать свою стопку, то оказался почти нос к носу со своим профессором. Кастиэль… Боже, было ли когда-нибудь более подходящее имя для такого редкого лица? Ветер хлестал их своими промозглыми полуобъятиями, тёмные волосы Каса разметались по лбу, будто чёлка. Его глаза яркими маяками сияли промеж влажных прядей, обрамлённые длинными ресницами. Дин стоял так близко, что мог сосчитать капельки тумана, драгоценной пыльцой оседающие на них. Ему казалось, что никто и никогда ещё не интриговал его так сильно, что поэт так легко выходил на поверхность, взывая к словам красоты, силы и ужаса. В Кастиэле было что-то такое неизбывное, но Дин не мог, не мог. Он не смел даже дышать, страшась слов, готовых излиться наружу. Неправильных слов. Кас моргнул. — Спасибо, Дин, — его голос был мягким и тëплым; Кас осторожно принял протянутые ему бумаги, и Дин подавил дрожь, когда их пальцы соприкоснулись. Они были прохладными по сравнению с его собственными, согретыми в карманах. Прикосновение снова запустило его лёгкие. — Да, — выдохнул он. — Конечно. Без проблем. Кас запихивал свои бумаги обратно в сумку, как вдруг на мгновение поднял глаза и улыбнулся Дину в ответ, прежде чем застегнуть её. — Она твоя? — спросил он. Увидев замешательство Дина, он кивнул головой в сторону Импалы. — Машина? — О! Да, — сказал Дин, пройдя несколько шагов и неловко похлопав её по капоту. — Это моя Детка. Кас приблизился и осторожно провёл кончиками пальцев по борту, оставляя следы на воде. — Абсолютно великолепна. Дин раскраснелся от гордости и удовольствия, согретый изнутри. — Думаю, да. Кас снова улыбнулся. — Она тебе подходит, знаешь? Конечно, Дин знал это, но он понятия не имел, что ответить человеку, который только что похвалил его машину — как она того заслуживала, — но затем обратил этот комплимент обратно на него. — Ты читал Джека Аллена? — неожиданно спросил Кастиэль. — Э-э, — пробормотал Дин. Из всего, что он ожидал услышать от своего профессора… Ещё меньше он знал, как ответить на это, как защитить свой секрет в мгновение, когда его душа была так открыта, но Кас выжидающе смотрел на него, и Дин должен был что-то сказать. — Наверное, — брови Кастиэля медленно поднялись, недвусмысленно требуя разъяснений. — То есть да, но, вроде как, немного, — Господи, возможно ли быть менее красноречивым? Слова всегда давались ему намного легче на бумаге. Кас хмыкнул в знак признательности, затем снова перевёл взгляд на Импалу. — Она напоминает мне одно из его стихотворений, «Зверь». Ты знаешь его? Сердце Дина бешено забилось в груди, и ему пришлось бороться с желанием убежать. Это был тот самый момент. Всегда существовала вероятность того, что Кас знал поэзию Джека Аллена, конечно, существовала, у него ведь была степень, он зарабатывал на жизнь изучением поэзии и наверняка регулярно знакомился с современными произведениями. Но теперь Дин узнал, что его профессор думает о его творчестве. Как правило, он всегда избегал рецензий, позволяя Чарли говорить ему, если там было что-то, заслуживающее внимания, а теперь ему предстояло стоять здесь и лично выслушивать мнение Кастиэля. А Кас должен знать поэзию, по крайней мере, достаточно хорошо, чтобы назвать одно из стихотворений Дина. Так что маловероятно, что он был несведущ в этом вопросе. Дин едва заметно пожал плечами, страшась любого движения, будто любое слово или жест могут выдать его. — «Она — сам зверь, — процитировал Кас, — Ревущий, мощный, строгий — Несётся в предрассветной тишине Единственной изъезженной дорогой, Которая известна мне». Кас с нежностью взглянул на машину, снова провёл рукой по её капоту. Дин замер. Неужели он действительно по собственной воле запомнил строфу Джека Аллена? Была ли это какая-то проверка? Неужели Кастиэль каким-то образом узнал, кто он такой? Нет, быть того не может. Никто из хранящих эту тайну не сказал бы ни слова, а Дин никогда не описывал марку «Зверя». Касу просто… понравилось это стихотворение? Неужели ему действительно нравилась поэзия Дина? «Веди себя нормально. Скажи что-нибудь, идиот!». — Э-э, Whitesnake, — он прислонился к машине, но его рука соскользнула на влажной поверхности, и Дин едва не потерял равновесие. Прочистив горло, он твёрже встал на ноги и вытер руку о джинсы. Кас наблюдал за происходящим, затем покачал головой. — Прости? — Это из Whitesnake? Из их песни «Here I Go Again». — О, да, конечно. Ведутся некоторые споры о том, является ли ссылка намеренной. Споры? Какие ещё споры? Кто вообще спорил?! — Я думал, это… очевидно? Кастиэль открыл рот, затем закрыл его. Он прищурился, глядя на машину. — Дин, кажется, ты только что помог мне со статьёй, которую я пишу. Опять. — Х-хорошо. — Джек Аллен пишет не для академиков, и широкая аудитория, естественно, просто примет ссылку, не так ли? — Полагаю, да? — что вообще происходит? — Конечно, Кроули закрыл любые академические дискуссии в отношении этого стихотворения, когда окрестил его «ювенильным упражнением в керуаковском мачизме», так стоит ли снова открывать обсуждение? — Ты меня совсем с толку сбил, Кас. Кас поднял голову и несколько раз моргнул. Он смахнул свои влажные тёмные волосы со лба. — Прости. Мой коллега из другого университета — мы с ним ведём дружеские академические дебаты. Он всегда находит способ забраковать мои утверждения о том, что Джек Аллен — одна из важнейших фигур современной поэзии. Громко и многословно. — Ты считаешь его важной фигурой? В смысле… — Дин снова прочистил горло, сосредоточившись на остальной части комментария, потому что он должен был это сделать, во имя сохранения собственного же здравомыслия. — Значит, либо этот твой коллега — придурок, которому нечем заняться, либо он просто не может перестать думать обо м… этом парне. Глаза профессора комично расширились, голубые вспышки в свете закатного солнца, смех словно вырвался из него. — Дин, — сказал он. Кас похлопал его по плечу и улыбнулся. — Спасибо. Мне нужно работать над статьёй, но… спасибо, — ещё раз сжав его плечо, Кас пронёсся мимо него в серый полдень и зашагал по тротуару в сторону города, его пальто развевалось на ветру. Он собирался работать над статьëй… о Джеке Аллене? Нет. Он сказал, что о Джеке Аллене идёт дружеский спор. Стало быть, Кастиэль пишет о чём-то другом. Верно? Дин смотрел вслед своему профессору, пока тот не скрылся за следующим холмом, а туман не обратился в дождь.***
Чарли появилась у порога дома Сэма и Эйлин в жёлтом AMC Gremlin и с новой причёской. Она даже не поздоровалась, когда Дин открыл дверь — сразу бросилась в его объятия и крепко сжала его. — Не смей больше так мудачить со мной. Понял? — голос Чарли был приглушён одеждой Дина, и в нём было чуть больше, чем немного слёз, но Дин знал, что говорит она совершенно серьёзно. Он опустил подбородок на её макушку. — Я обещаю, — они простояли так ещё с минуту, прежде чем Дин слегка приподнял её и занёс в дом. — Думал, ты не сможешь сорваться с работы ещё неделю, — сказал он, закрывая дверь. — С какой работы? — спросила она. — Чарли, скажи мне, что ты шутишь. — Да, я уволилась. Спасибо, что спросил. Да, у меня всё будет хорошо. У меня есть много накоплений, и я могу кодить на фрилансе. Это Джек?! — она метнулась мимо Дина, чтобы поприветствовать остальных в очередном раунде объятий. — Ты уволилась? — жестами спросила Эйлин, когда они закончили. — Конечно! — ответила Чарли. — Я проработала там целый год, и пришло время двигаться дальше. Но хватит об этом! — она подхватила Джека на руки и закружила его, вызвав взрыв восторженного детского смеха. — Этой фитюльке нужна няня, или он пойдёт с нами на «Queer Heroes» сегодня вечером? — С нами, — кивнул Сэм. — Слышала об этом? — Пробежалась по местным новостям, пока изучала город. Ты знаешь, что там есть неплохая площадка для ролевиков? С каждой минутой тайминг прибытия Чарли выглядел всё более подозрительным. — Чарли, — сказал Дин, — ты приехала сюда только потому что… — …прошла целая вечность с тех пор, как я тебя видела? Ага, — фыркнула она. — Но ещё я ни за какие коврижки не пропущу лекцию доктора Кастиэля Новака. — Ты… знаешь, кто он? Джек вывернулся из рук Чарли, и она поставила его на землю, а затем сощурила глаза на Дина. — Конечно. А ты? Сэм фыркнул. — Это его профессор. Разве он тебе не сказал? Она ударила Дина по руке. — Ни слова, представляешь? — Ауч! — сказал Дин. — Да что в нём такого? — О, тебе преподаёт всего-то одна из крупнейших восходящих звёзд поэтической критики. Согласна, пустяки. — Она права, Дин, — сказала Эйлин. Дин поднял руки. — Подожди, он правда такая важная шишка? — Он — один из лучших, — кивнула Чарли. — Ты что, даже не погуглил, прежде чем записаться в его группу? Оглядываясь назад, Дин не может поверить, что это не пришло ему в голову. — Нет? Ну, Миссури говорила, что он хорош, так что… — О, Дин, — вздохнула Чарли, обхватив его за талию. — Я люблю тебя. Дин кивнул и опустил руки ей на плечи. — Я знаю.***
Благо, они выехали рано, потому что такого столпотворения на территории кампуса Дину не доводилось видеть никогда прежде — толпа студентов смешалась с толпой горожан, заполнив всë видимое пространство. Прежде Дин находил странным выбор организаторов провести мероприятие именно здесь, а не в Шерли-Холле, учитывая, что темой разговора была поэзия, но теперь он понял, что новое здание попросту являлось единственным местом, способным вместить такое количество людей. Дин выхватил в толпе лицо Макса — тот приветствовал людей в дверях. — Привет, — улыбнулся он, заметив Дина. — Советую расположиться в атриуме. Толпа слишком большая, а там будет в самый раз. — Ого, а в прошлый раз было так же много народу? — Нет, — покачал головой Макс, с ухмылкой глядя им вслед, когда их занесло внутрь вместе с потоком людей. — Но это же Кастиэль! Все они впервые оказались в главном корпусе и благоговейно рассматривали своды атриума, расписанные рисунками звёздного неба. Джек сидел на плечах у Сэма, возбуждëнно тыкая во всё пальцем, и дополнял общий шумовой фон своими радостными криками. Но когда Кас трусцой поднялся на несколько ступенек главной лестницы, чтобы все могли его видеть, с беспроводным микрофоном в руках, толпа моментально успокоилась. Сурдопереводчик стоял на пару ступеней ниже него, чуть сбоку. — Добрый день, — сказал он, глубокий голос лился из динамиков, спрятанных где-то на открытом пространстве. — Я бы вызвался вести вечерние занятия в этом семестре, если бы знал, что вы все придёте, — по атриуму прокатился лёгкий смех. А затем Кас начал. Это было нечто невероятное — слушать, как он рассказывает о поэтах, чья квир-идентичность была широко известна — Аллене Гинзберге, Лэнгстоне Хьюзе, Элизабет Бишоп, — а затем переходит к тому, как использование «квир-линзы» проясняет возможные предпочтения других поэтов, таких как Эмили Дикинсон и Уилфред Оуэн. Кастиэль будто заманивал людей, показывал, как подобная перспектива может обогатить и разнообразить историю и литературу; не только тем, что это давало отдельным категориям населения больше героев, на которых можно было равняться, но и потому что такие инциденты, как печально известная встреча на одну ночь между пожилым Уолтом Уитменом и молодым Оскаром Уайльдом, приобретали большее значение. — По рассказам, они провели вместе всю ночь. Была ли это интимная беседа людей, ведущих схожий образ жизни и делящихся своим опытом в мире, который нередко стремился пережевать и выплюнуть их обратно? — задался вопросом Кас. — Или это была интимная беседа? Аудитория охала и ахала над этим откровением, а Чарли дёрнула Дина за руку. — Чувак, как я не знала, что такое бывает?! Дин усмехнулся её восторгу и сам был полон энтузиазма, но он не сводил глаз с Каса. Слушать, как он говорит под звёздами, пусть и ненастоящими, было всё равно, что впервые читать «Любови»: неожиданно и волнующе. Исполнено догадками и возможностями. Может ли человек быть настолько увлечён идеей восстановления квир-идентичности поэтов, сам не будучи им подобным? После окончания лекции их маленькая компания не стала дожидаться Кастиэля, поскольку все они собирались встретиться с Джоди, Донной и девочками у Миссури. Из-за столпотворения Дину пришлось припарковать Импалу практически в городе, поэтому они сразу же направились туда. — Это было потрясающе! — сказала Чарли, её короткие рыжие волосы взлетели, когда она повернулась, чтобы идти задом наперёд, засунув руки в карманы своей жёлтой куртки. — Кастиэль с лихвой оправдывает шумиху вокруг своего имени, скажу я вам. Он был просто восхитителен,— она вернулась к Дину, взяв его под локоть. — Тебе не кажется? — Это было потрясающе, — рассмеялся Сэм, избавив Дина от необходимости отвечать. Чем больше они отдалялись от территории кампуса, тем реже становилась толпа, пока они не вошли в город. Джек хотел немного пройтись самостоятельно, и они позволили ему, замедлив шаг, чтобы двигаться в его темпе. Вечерний воздух был холодным и чистым, а фонари, выстроившиеся вдоль дороги, светили как маяки, указывая им путь домой. Когда они добрались до Миссури, то обнаружили, что все женщины их уже опередили. Бокалы с вином тут же попали в их руки, закуски были аккуратно расставлены и так же быстро съедены, а девушки, все до единой, были наповал сражены Чарли и цеплялись за каждое её слово, пока она вела беседу. Поэтому, когда Кастиэль наконец-то прибыл, почти час спустя, он вошёл в шумную и подвыпившую толпу. Чарли, выпив пару бокалов вина, спрыгнула со своего островного барного стула и подошла к нему, протягивая руку. — Благодарю тебя, о Кастиэль, — начала она своим лучшим голосом королевы Мундора, Господи помоги, — за прекрасную работу по просвещению юных представителей ЛГБТ. Я была одной из таких детей, и мне бы очень хотелось получить твоë покровительство в те трудные времена, — когда он взял её руку, она склонилась над ней. — Боже, Дин, неужели все твои друзья такие же нёрды, как ты? — спросила Клэр. — С кем поведёшься, — пожал плечами Дин. Кастиэль только рассмеялся, с него спала часть усталости от выходок Клэр. — Делаю всё, что в моих силах. Ты ведь Чарли? Подруга Дина? — Ох! — воскликнула она, ударив себя по лбу. — Да, прости. Привет, — затем она переключаясь на другую тему, как будто у неё внезапно появилась новая блестящая идея. Зная Чарли, так, вероятно, и было. — Пойдём за стол! — и она утащила Кастиэля, плащ и всё остальное, и усадила его рядом с Дином. Дин прекрасно понимал, чего она добивается. Но он простил её, хотя это ничего не значило; она дала Кастиэлю прекрасную возможность сказать, почему он читает лекции на эту тему так, как читает, но тот не клюнул на наживку. Это не было отрицательным фактором в его симпатии к мужчинам, но и положительным тоже не было. Кроме того, Кас по-прежнему был его преподавателем, и в ближайшие пару месяцев Дину ещё предстояло встречаться с ним на занятиях. И если что-то случится, ну, случится после этого… — Привет, Кас, — сказал он и позволил себе улыбнуться. — Прекрасная речь. Он перейдёт этот мост, если когда-нибудь до него доберётся.