And This, Your Living Kiss

      Кастиэлю нравилась его тихая жизнь в Мейпл-Хиллс. Она была совсем не похожа на тишину дома его детства, рождённую из боязливого послушания. Это была тишина жизни, которая наконец-то вошла в нужное русло: у него была прекрасная работа, а университет наконец-то согласился принять его в штат (Миссури, он уверен, имеет к этому самое прямое отношение), уютная маленькая квартирка над кофейней в центре города, достаточно литературы, чтобы держать ум активным, а душу свободной, и, что самое важное, коллеги, которых он уважал, и друзья, которыми он дорожил. Нет, в ближайшее время в его будущем не предвиделось ни романтики, ни семьи — маленький городок, как правило, омрачает подобные перспективы, даже такой прекрасный, как Мейпл-Хиллс, — но он предпочитал одиночество возможности ошибиться в выборе. Не после того, как он узнал, каково это — расти с людьми, которые остаются вместе по неправильным причинам.              Кроме того, в течение учебного года без дела он никогда не оставался. И пусть здесь было не так уютно, как в его квартире, Кастиэлю нравился его кабинет: полки, уставленные книгами, маленькие растения, которые он покупал в цветочном магазине в городе, пчела, подаренная Клэр, возможность поворачиваться в кресле и смотреть из окна на кампус, старая каменная часовня, стоящая на вершине холма. Всё было чудесно: его курсы начального уровня всегда были переполнены. Конечно, по его собственной вине: студенты умоляли его расширить списки допущенных к посещению даже после того, как те уже были заполнены под завязку, и если они так сильно хотят учиться под его началом… кто он такой, чтобы отказать? Кастиэль был уверен, что именно по этой причине другие колледжи не приняли его на должность, но он не мог заставить себя жалеть об этом.              Тем не менее, работать с группой продвинутого уровня стало облегчением: обычно такие занятия посещали лишь те, кто очень сильно интересовался предметом. В этом семестре класс по 20-му веку уже стал его любимым. Дискуссия всегда была оживлённой, хотя некоторые студенты немного медленнее, чем другие, избавлялись от узкого взгляда на литературу, усвоенного в начальной школе. Все они были очень яркими, многообещающими личностями с хорошими перспективами. А потом появился Дин.              Немногословный, но всегда способный удивить и явно умный, он стал больше говорить на занятиях. («Высокий, загадочный и очень красивый», — подумалось ему. Он отмахнулся от этой мысли). Ответы Дина становились всё лучше, это было заметно с каждой новой дискуссией, но Кастиэль всё ещё был далёк от разгадки того, откуда он взялся и почему оказался здесь. Миссури была не слишком разговорчива, как бы он ни задавал вопросы, хотя обычно она говорила очень много. Это только усиливало желание Кастиэля узнать больше.              По крайней мере, группа уже подошла к написанию первых настоящих работ: студентам требовалось выбрать любого поэта из эпохи первого раздела, независимо от того, обсуждался он на парах или нет, и Кастиэль старался почерпнуть из сданных ему эссе как можно больше. Подавляющая часть прочитанных им на данный момент работ была немного неуклюжа, вероятно, из-за отсутствия практики в течение лета. Но некоторые были очень хороши, если не сказать, что где-то на пути к новаторским мыслям: например, Кевин Трэн предложил необычную и крайне занятную трактовку стихотворений Ногучи. Теперь, наконец, Дин Винчестер. Хотя Кастиэль всегда старался оценивать как можно более объективно, когда дело касалось его работ, ему крайне сложно было сдерживать своё любопытство. Кастиэлю потребовалась вся имеющаяся у него сила воли, чтобы не пролистать стопку и не прочитать эссе Дина первым. Работа была озаглавлена «Толкин и Первая мировая война».              Это было ужасно расплывчатое название, а Толкин — он вообще из той эпохи? Кастиэль никогда не читал его прежде.              «В своё время Толкин подарил миру великие прозаические произведения, — гласила первая строка, довольно нарочито, подумал Кастиэль. — Однако прозой его творчество не ограничивалось. Он был прекрасным поэтом». Ах, вот оно что. Опровержение их первой недели занятий. К Толкину Кастиэль не испытывал никаких чувств, кроме признания его популярности после выхода фильмов (которые он, впрочем, тоже не успел посмотреть). Но при виде защитного тона работы он задумался, не позволил ли он в тот день немного выйти из-под контроля спору о том, что такое «настоящая» литература. Он изо всех сил старался не принимать чью-либо сторону в подобного рода дискуссиях без явной на то необходимости, но в данном случае, похоже, попытка сделать это не увенчалась успехом. Кастиэль чувствовал себя виноватым. Дину, вероятно, и без того было нелегко завоевать уважение группы.              По мере изложения Дин применял много просторечных выражений и зачастую оставлял свою мысль незавершённой, цитировал стихотворения, которые Кастиэль нашёл очень красивыми. Толкин прекрасно владел всеми поэтическими элементами, и, учитывая приведённые Дином аргументы, Кастиэль убедился в том, что Толкин действительно был мастером слова и своего дела. Без внимания невозможно было оставить и то, как горячо Дин защищал проявления поэзии Толкина в современности; Кастиэлю вспомнилось замечание Дина об Элиоте, что на это следует смотреть под другим углом; и тут он выронил ручку.              Боже, каким же он был идиотом. Во время написания статей о Джеке Аллене он потратил уйму времени, защищая своего любимого поэта от критики, особенно по поводу всех популярных ссылок в его произведениях. Они были гораздо более низкого порядка, чем такие солидные источники, как Библия или Шекспир. Его напыщенный коллега, шотландец по имени Фергус Кроули, крайне почитаемый на своём посту в Гарварде, был главным сторонником аргумента, что этот факт уменьшает любое влияние Джека Аллена в будущем. Но опровержение Кастиэля всегда сводилось к тому, что Аллен выдержит испытание временем, несмотря на эти ссылки.              Почему ему ни разу не пришло в голову сказать, что поэзия Джека Аллена будет жить не вопреки, а благодаря им?              Если бы Кастиэль мог утверждать, что отсылки к рок-музыке придают стихам глубину… и если бы в этих песнях были отсылки к литературе вроде «Властелина колец», как Дин указал на Led Zeppelin на втором уроке… это, в свою очередь, придало бы стихам Аллена ещё больше глубины.              Подождите. Может быть, там тоже есть ссылки на Толкина, которые он упустил? Он бы вспомнил, упомяни их кто-то другой в статье о Джеке Аллене. Он бы знал, потому что прочёл все научные работы о нём по меньшей мере дважды. Но всё равно их было немного… «Персонажи Толкина стали провокацией, вызовом в шестидесятые годы», — говорится в эссе Дина. Музыкантов тоже часто считают бунтарями и провокаторами. Сам Аллен, если Кастиэль был прав, и его поэзия действительно автобиографична, тоже был человеком, выброшенным на обочину общества. Как долго Кастиэль жил в своём академическом пузыре?              Он был на полпути к тому, чтобы с помощью плохо продуманного мобильного приложения университетской библиотеки выяснить, есть ли у них копия «Властелина колец», когда его телефон завибрировал. На экране высветилось имя Джоди. Он принял вызов.              — Алло?              — Привет, Кас, есть минутка? — Джоди, начальник службы безопасности кампуса, судя по всему, находилась на улице: на заднем плане слышалось какое-то пьяное улюлюканье. Несомненно, некоторые студенты рано начали выходные. Джоди часто шутила, что следит за погодой, иначе в её отсутствие кампус бы не просыхал.              — Да. В чём дело?              — Только что встретила Макса из Гей-клуба. Он сказал, что ты ведёшь «Queer Heroes» в этом году?              На этот раз Кастиэль сдержал вздох — долго практиковался. «Гей-клубом» прозвали университетский ЛГБТК+ альянс, и сколько бы усилий он не прилагал, это название прилипло к организации на долгие годы. Поскольку она управлялась студентами, её инициативы всё равно не имели большого влияния. Джоди не возражала, а её жена (и шериф округа) Донна считала это забавным, как и студенты, вступающие в организацию и перенимающие эту шутку от старшекурсников.              — Да. Они попросили меня сделать презентацию о влиянии квир-персон в поэзии, — старт кампании «Queer Heroes» произошёл в прошлом году по инициативе Макса и Шивон; в её рамках они просили профессоров подготовить презентации, восстанавливающие забытую квир-идентичность известных исторических личностей. Мероприятие было открыто для свободного посещения.              — Отлично, как станет известна дата, дай знать — мы с Донной постараемся прийти. Ещё она просила узнать, заглянешь ли ты завтра к Миссури. Девочки тоже придут. Думаю, она хочет познакомить с ними Пейшенс, — под «девочками» подразумевались три девушки-подростка, которых Джоди с женой взяли на воспитание. Все они остались в Мейпл-Хиллс после того, как им исполнилось восемнадцать: Алекс училась на медсестру в соседнем городе, подрабатывая в университетской регистратуре, Клэр и Кайя тоже подрабатывали здесь, но с будущими специальностями ещё не определились. Джоди и Донна были замечательными: поддерживали их, несмотря на то, что девочкам требовалось время, чтобы исцелиться и понять себя. Бог свидетель, Кастиэль тоже не разобрался в себе в свои двадцать с небольшим лет.              Он души не чаял в Клэр, в частности, потому что именно она обычно отвечала за чистоту в Шерли и часто таскала книги из кабинетов профессоров. Однако, всегда возвращала их на место, а потому никто ничего не говорил. Кастиэль подозревал, что такое она проворачивала только с ним и Миссури. Было бы здорово увидеть Клэр за ужином и выведать, что она думает о рассказах Воннегута — последнем пустом месте на его полке. Он взглянул на это место и улыбнулся.              — Да, я буду там, — сказал он.              Раз уж он запланировал побездельничать завтра вечером, то с проверкой эссе нужно было закончить сейчас. С неохотой он отложил в сторону свои новые идеи статей о Джеке Аллене и вернулся к работе Дина.              

***

             Следующим вечером ему позвонила Миссури — спросила, может ли он заехать ещё за парой продуктов по дороге к её дому, что Кастиэль, конечно, с радостью сделал. Джинсы он менять не стал, но вместо футболки надел красивую рубашку на пуговицах. Затем он положил в сумку ещё несколько студенческих работ, на всякий случай, и спустился по наружной лестнице на задний двор, вдыхая восхитительные запахи кофе и выпечки, доносившиеся из кофейни. Лестница вывела его на площадку у берега небольшой реки, протекающей через город, парой зданий выше по течению от водопада. Он с минуту любовался успокаивающим шумом и золотистой в лучах закатного солнца водой, и улыбнулся, когда его слуха коснулся заливистый смех — кучка студентов пересекала старый кирпичный мост, направляясь в город на выходные.              Продуктовый магазинчик находился всего в квартале от его дома, и Кастиэль смог быстро справиться со списком Миссури: четыре упаковки куриных грудок, ещё один пакет картофеля, пара блоков острого вермонтского чеддера. До дома Миссури было не более пятнадцати минут ходьбы, так что ему не составило труда нести продукты, перекинув сумку через плечо. Он поднимался и спускался по тротуарам, вдыхая запах прощального цвета уходящего года и любуясь деревьями, которые только начинали окрашиваться в осенние цвета.              Дом Миссури был большим, выкрашенным в бледно-лиловый, почти сиреневый цвет, с густо озеленённым двором, но совсем не таким, как в журналах и районах юности Кастиэля. Здесь было место характеру и росту, и восхитительному буйству кустарника. По вымощенной кирпичом дорожке Кас быстро преодолел путь до входной двери. Он постучал, но сразу же повернул ручку, зная, что она будет открыта.              — Добрый вечер, Кастиэль, проходи! — предсказуемо позвала Миссури из глубины дома.              Кас опустил сумку на пол и развязал кроссовки, аккуратно поставив их на коврик, расстеленный специально для этой цели. Справа от него была широкая лестница, ведущая наверх, слева — уютная гостиная, утопающая в сине-голубой мебели. Разумеется, она была уставлена книжными шкафами, как и подобало обители обладателя докторской степени. Минуя их, Кастиэль направился в сторону столовой и кухни, где проводили бóльшую часть времени все, кто гостил у Миссури Моусли.              Кухня была огромной. Миссури сделала ремонт несколько лет назад, и бытовая техника ещё не утратила блеска новизны; шкафы и тумбы были тёплого золотисто-коричневого цвета, а все столы, включая роскошную стойку с барными стульями, были красиво отделаны кварцем. Гостиная была частью открытой планировки, включающей и столовую — сияющую жемчужину дома; она занимала почти половину солнечной комнаты, дальняя стена которой была оформлена французскими дверями, выходящими в сад. Кастиэль любил сад Миссури, с его крошечной извилистой дорожкой, маленькими кормушками для птиц и расставленными то тут, то там небольшими фонтанчиками. Ему хотелось бы иметь собственный сад. Однажды. На самом деле, он уверен, что именно после того, как во время одного из ужинов у Миссури он поднял эту тему, Клэр и купила ему ту маленькую пчёлку (она утверждала, что нашла её в мусорном баке, но он достаточно часто заглядывал в местный цветочный магазинчик, чтобы знать, откуда та на самом деле взялась).              — Спасибо, милый, — сказала Миссури, опуская сумки на столешницу. Она явно находилась в своей стихии и уже была одета для приёма гостей, на её груди сверкала серебряная брошь с топазом. — Я как раз собиралась начать.              — Могу я помочь? — спросил он, как всегда, уже зная, что она скажет.              Ответ его не разочаровал.              — Если мне понадобится помощь в поджоге дома, я дам тебе знать, — они посмеялись. Затем Миссури кивнула головой в сторону обеденного стола. — Думаю, Пейшенс будет рада компании.              За время преподавания в Мейпл-Хиллс Кастиэль не раз видел Пейшенс в стенах университета, и она всегда производила на него впечатление такой же светлой и, что ещё важнее, доброй, как и её бабушка. И всё же было удивительно видеть, как она разложила свои вещи на половине огромного стола, делая домашнее задание в субботу вечером. С сожалением он узнал в ней свою собственную трудовую этику первого курса… возможно, он до сих пор не вырос из неё, учитывая, что в его сумке и сейчас лежат студенческие работы.              — Как дела, Пейшенс?              Она подняла глаза от своих записей и улыбнулась.              — Привет, Кас. Всё хорошо.              — Как проходят первые недели студенчества? — он поставил свою сумку на стол и открыл её, решив, что вторую половину пространства может забрать себе.              — Занятно. А я думала, что средняя школа — это работа, — однако, подавленной этим фактом она не выглядела. — Вступила в команду по регби. И по гребле.              — Ах, — улыбнулся Кас. Это объясняло, почему она делает домашнее задание сейчас, и почему Миссури беспокоилась о том, что у её внучки не будет времени на друзей: если ей придётся быть на тренировке по гребле в четыре часа утра каждый будний день… о, энергия молодых. — А занятия?              — Мне очень понравилась психология. Доктор Барнс потрясающая. Думаю, я могла бы посвятить себя этому.              — Тебе некуда так спешить, — заверила Миссури из кухни. Она чистила картошку. — Дай себе семестр, прежде чем так себя нагружать.              Пейшенс закатила глаза.              — Ты говоришь как папа.              — Я ни слова не сказала о политологии, дорогая, — рассмеялась Миссури.              — Нет, но ты хочешь, чтобы у меня оставалось больше времени на поэзию, — она снова повернулась к Касу и заговорщически наклонилась ближе. — Видишь ли, ей нравится творческая, духовная часть человеческой психики. А я? Я поклонница науки.              Кастиэль мысленно хмыкнул на это заявление, раскладывая свои многочисленные ручки всех цветов радуги. Красная паста казалась ему слишком агрессивной на белизне страниц. Он предпочитал зелёные и оранжевые, голубые и фиолетовые цвета.              — У искусства и науки, на самом деле, много общего. В основе, — сказал он.              — Как это? — полюбопытствовала Пейшенс.              — Нужна решимость, воображение, готовность потратить годы на оттачивание своего навыка.              — Преподаёшь после работы? Да Бога ж ради! — со стороны двери раздались весёлые голоса. — Сегодня же выходные!              Приехали Донна, Джоди и Алекс. Донна несла две большие белые коробки, в которых, вероятно, хранились несметные богатства для десерта, а Джоди держала в руках пару бутылок вина. Донна нашла свободное место на стойке и загромоздила его коробками, после чего обняла Миссури.              — Рада тебя видеть, — сказала она.              — Ты же знаешь, что академики не могут перестать болтать о работе, — поддразнила Миссури. Она обняла Джоди и Алекс по очереди. — А где же остальные ваши блудные дочери?              — Ты же их знаешь, — ответила Джоди тем ласковым многострадальным тоном, который она только усовершенствовала, став приёмной матерью. — С тех пор, как Клэр и Кайя обзавелись собственным жильём, они живут какой-то своей мерой времени. Нужна помощь?              — Да, Джоди, если ты не против?              Кас улыбнулся и покачал головой. Алекс подошла к столу, Пейшенс выпрямилась и неловко помахала рукой.              — Привет.              — Привет. Я Алекс, — улыбнулась она. — Работаю в клинике.              Кас изящно вышел из разговора, предоставив девушкам возможность познакомиться друг с другом. Он погрузился в чтение очередного эссе, подняв глаза только когда Донна похлопала его по плечу и протянула ему бокал белого вина, как он и предпочитал, а Алекс — бокал красного. После её появления разговор стал ещё оживлённее, жизнерадостность Донны смягчила неуклюжее знакомство девушек. Жаль, что у него не было такого друга, как Донна, в студенческие годы, хотя его брат Габриэль и кузен Бальтазар сделали всё возможное, чтобы помочь ему социализироваться. Но они не всегда были рядом, когда ему мог бы пригодиться крепкий друг, способный постоять за него, пока он ещё не научился делать этого сам. Донна, может, и была от природы лучистой и доброй, но она прекрасно умела использовать это как ширму, прежде чем подкрасться к вам и нанести метафорически-убийственный удар, к вящему огорчению многих преступников.              Джоди же, с её непримиримо короткими седеющими волосами и твёрдостью характера, носила свою заслуженную жёсткость как значок. К великому сожалению многих пьющих несовершеннолетних студентов.              — А вы не перебрали с покупками? Здесь больше еды, чем обычно, — сказала она, работая над чисткой и панировкой курицы напротив Миссури, управляющейся с картофелем              — Я пригласила кое-кого в последнюю минуту, — ответила Миссури, её приятный голос был наполнен нотками волнения, что заставило Кастиэля поднять глаза.              — Кого же? — спросил он.              Она улыбнулась себе под нос, разрезая картофель на куски и опуская их в большую кастрюлю, наполненную водой.              — Скоро сам увидишь.              Не успела она это сказать, как раздался звонок в дверь.              — Открыто! — крикнула она через плечо.              Кастиэль откинулся в кресле и всмотрелся в проём на противоположном конце комнаты, ведущий в коридор. Ручка повернулась, и входная дверь приоткрылась на несколько сантиметров.              — Миссури? — мужской голос. Кастиэль знал этот голос…              — Проходи, Дин, — ответила она.              Дин? Не Винчестер ли?              Это был он. Кастиэль смотрел, застыв, как Дин вошёл, следом за ним появились женщина с длинными волосами и мужчина, гораздо более высокий, чем сам Дин. Он почти комично нагнулся, чтобы вести за руку маленького мальчика. Все они были одеты слегка небрежно: джинсы, фланелевые рубашки, крепкие ботинки, которые они, впрочем, тут же сняли.              Миссури вымыла руки и, по-прежнему не выпуская из рук полотенце, подошла поприветствовать их, собравшихся в кучку в центре коридора.              — Я так рада, что вы все смогли приехать, — сказала она. — Сэм, сколько лет… — она обняла высокого мужчину.              — Прости, Миссури. Ты знаешь, как бывает в жизни, — он обнял её в ответ.              — И это не может быть Джек! — воскликнула она, явно чтобы развеселить маленького мальчика. — Как ты вырос!              Мальчик выпятил грудь.              — Я со старшими детьми в школе! А не в детской комнате.              — Молодец, — одобрила Миссури. Она что-то сказала женщине при помощи жестов, после чего они тоже обнялись, и Миссури повела троих впереди себя на кухню; Дин безмолвной тенью стоял у неё за спиной. — Все, это Сэм и Эйлин Винчестеры, а также их сын Джек. Они живут в этом районе. А это, — она потянула Дина за руку, — старший брат Сэма, Дин, который недавно переехал сюда. Винчестеры, это Джоди Миллс и Донна Хэнскам, одна из их дочерей Алекс и моя внучка Пейшенс. Дин, с доктором Новаком ты уже знаком.              — Э-э, привет, Кас, — поздоровался Дин, потирая затылок.              — Здравствуй, Дин, — ответил он на автомате. Он так и застыл, увидев студента, о котором так много думал в последние пару дней, прямо перед собой, будто сам его наколдовал.              — Надеюсь, вы, завсегдатаи, не будете возражать, что я пригласила своих старых друзей. Я знала братьев Винчестеров ещё мальчишками, в те времена, когда мы все жили в Южной Дакоте. Вина? — предложила им Миссури в качестве отступления. Они кивнули. Она достала из одного из сервантов ещё три бокала. — Я подумала, что у вас может найтись несколько общих знакомых.              — Да, я ведь вас знаю! — сказала Донна. Она выскользнула из-за обеденного стола и встала перед Эйлин, положив руки на бёдра. — Мы пару раз пересекались по работе. Как дела?              Эйлин улыбнулась.              — Рада видеть вас при более счастливых обстоятельствах, шериф.              — О, просто Донна, пожалуйста. Она работает с детьми, Джодс, — добавила она, обращаясь к своей жене.              — Да быть не может, — сказала Джоди, заинтересовавшись. Видимо, Сэм тоже был как-то связан с социальной системой, потому что обе пары тут же погрузились в разговор. Дин прошёл дальше в кухню, заняв место Джоди в качестве помощника Миссури. Он не смотрел в сторону обеденного стола. Кастиэль подавил своё разочарование.              — Привет!              Кастиэль, Алекс и Пейшенс посмотрели вниз и увидели, что к ним подошёл Джек. На нём была бледно-голубая футболка с плюшевым мишкой и надписью «I WUV HUGS». Он бесстрашно улыбался им. Очевидно, это был очень развитый ребёнок.              — Привет, — сказал Кастиэль.              — Ты мне нравишься, — засиял Джек, сопровождая свои слова жестами. Затем он повернулся к Алекс. — Ты любишь собак?              — Да, люблю, — улыбнулась Алекс. — Извини, но я не знаю языка жестов. Это ничего?              — Ничего, — сказал Джек. — Мама говорит, что нужно использовать жесты, когда я знакомлюсь с кем-нибудь. Людям они могут понравиться. Мне три. Тебе нравится Моана?              Алекс захихикала, прикрывшись рукой.              — Она классная.              — Классная, — повторил Джек, сияя. Он протиснулся мимо Алекс к Пейшенс и начал пытаться забраться на стул рядом с ней.              Её глаза расширились, и она в панике повернулась к Кастиэлю и Алекс.              — Я единственный ребёнок! — прошептала она. — Что мне делать?              На этот раз Алекс рассмеялась в полный голос и легко потянулась вниз, чтобы помочь поднять Джека в кресло.              — Дети — очаровашки, просто относись к ним как к людям.              Кастиэль улыбался, разрываясь между умилением и смехом, пока Алекс и Пейшенс отвечали на вопросы о Моане, динозаврах, Мауи, динозаврах, Хей-Хей, грузовиках и динозаврах. Пейшенс понемногу расслаблялась, хотя и не до конца.              Из кухни начали доноситься приятные запахи, и громкий, пьяный смех наполнил комнату. Кастиэль вернулся к проверке работ, потягивая вино и довольствуясь непринуждённым разговором, который поддерживала Миссури. Он успел прочесть текст эссе до конца, прежде чем его внимание привлекло какое-то препирательство на кухне.              — Но я могу ещё помочь, — сказал Дин.              — А я сказала, что ты гость. Возьми своё чёртово вино и садись, — возразила Миссури.              — Да, мэм, — капитулировал он. Дин поднял свой большой бокал с вином, выглядя с ним немного неловко, и обошёл стойку, где две пары по-прежнему были увлечены разговором. Он перешёл в столовую и приблизился к окнам, чтобы посмотреть на сад, располагающийся на заднем дворе.              — Красиво, правда? — спросил Кастиэль. Дин повернулся.              — Да. Очень, — он жестом указал на ближайший стул, справа от Каса. — Не возражаешь, если я присяду?              — Конечно.              Дин отодвинул стул довольно далеко, так, чтобы смог сесть сбоку и вытянуть ноги. Ближайший к Кастиэлю локоть он положил на стол, другая его рука свободно обхватила ножку бокала.              — Оценки? — спросил он.              — Всегда, — улыбнулся Кастиэль.              — Ну, на твоём месте я бы всё это убрал, — Дин кивнул в сторону племянника. — Ты станешь ходячим клише профессора, если будешь проливать вино на всё подряд, а поверь мне, когда рядом трёхлетний ребенок, всегда что-то проливается.              — Ясно, — Кастиэль начал приводить в порядок свои бумаги и ручки, краем глаза поглядывая на Дина. Если Миссури ничего ему не скажет, то, возможно, Дину сейчас достаточно комфортно с ним, чтобы он сделал это сам? — Так ты недавно переехал сюда?              — Да, — кивнул он. — Хотел быть ближе к моему брату-переростку и его семье.              — Вы родом из Южной Дакоты? — он положил свою сумку на колени и начал укладывать туда вещи.              — Канзас, изначально. Эй, а это не моя работа?              Кастиэль посмотрел вниз, и, конечно, стопка эссе по курсу 20-го века была хорошо видна. Работу Дина он оставил сверху, в основном для того, чтобы напомнить себе сделать заметки о Джеке Аллене и культурных контекстах. — Хочешь посмотреть сейчас?              Дин пожал плечами, затем кивнул. Его плечи были напряжены.              Кастиэль вытащил его работу и передал Дину. Только в тот момент, когда глаза Дина просканировали заметки на полях, он поблагодарил себя за то, что выбрал для правки этого эссе зелёную ручку. Этот цвет всегда был его любимым, поскольку напоминал ему о растениях, но в данном случае…              Прочитав только до половины второй страницы, Дин бросил бумагу обратно на стол и сделал внушительный глоток красного вина.              — Может, мне бросить учебу сейчас и избавить тебя от проблем?              — О чём ты говоришь? Работа зачтена, — сказал Кастиэль.              — Судя по количеству поправок, ты хочешь, чтобы я её переписал, — он сжал челюсти, хмуро глядя на бумагу.              Как и во время их разговора о том, стоит ли Дину посещать занятия, тот сильно недооценивал свои способности. Кастиэль проклял всех учителей, которые были у Дина в прошлом и не развивали его таланты. Сколько ещё взрослых людей в наши дни ошибочно считают себя неспособными к чему-то из-за негативного школьного опыта?              — Если бы мне пришлось угадывать, — сказал он, — я бы сказал, что ты написал это за один присест и больше не просматривал. Я ошибаюсь?              Глаза Дина метнулись к нему, затем снова опустились. Безмолвное признание вины. Кастиэль осторожно положил руку поверх бумаги, чтобы переключить внимание Дина. Студент неохотно поднял взгляд.              — Это первый набросок, Дин, — сказал Кастиэль. — Это не конец света. Если ты хочешь улучшить работу, тебе стоит её перечитать. Тут есть несколько очень, очень хороших идей, — он сделал паузу. — Возможно, тебе также стоит освежить свои знания стандартов MLA.              Дин удивлённо усмехнулся.              — Вот уж не думал, что мне снова понадобится знать эту ерунду.              — Никакого гламура, но это очень полезная ерунда.              Дин опустил голову на руки и снова рассмеялся. Кастиэль не был уверен, что именно он сказал, чтобы вызвать этот смех, но чувствовал, как он сам согревается изнутри. Обычно Дин выглядел таким мрачным, сидя на задней парте в дальнем углу аудитории; было приятно видеть, как его плечи наконец-то расслабляются, а лицо озаряет улыбка. За те несколько недель, пролетевшие с момента, как они стояли в его кабинете и говорили впервые, Кас успел забыть, что лицо Дина усыпано веснушками, густо испещрившими его нос и щёки, словно созвездия на ясном полуночном небе. Как он мог забыть об этом?              «О-о-о, Кэсси», — протянул голос в его голове, озорной, ликующий и немного злорадный: идеальное подражание Габриэлю. Кастиэль сделал глоток вина, чтобы смыть его из своих мыслей.              Вскоре после этого Миссури созвала все силы, чтобы накрыть на стол, а затем Клэр и Кайя с эффектным опозданием прибыли, чтобы добавить хаоса.              — Йо, Кайя, — поприветствовала Алекс. — И Барби-байкер.              Клэр скорчила гримасу и пересекла кухню в своей панк-альтернативной одежде, прихватив по пути бутылку вина.              — Приму это за комплимент, наверное. Кастиэль, — признала она его.              — Как ты, Клэр? Кайя?              — Потрясно, — ответила Клэр в своей типичной манере. Она заняла своё любимое место за столом и разгребла немного пространства для себя.              — Всё замечательно, — улыбнулась Кайя. Внешне она была менее грубой, чем Клэр, но, как и в случае с Донной, это была лишь мягкая дымовая завеса, за которой скрывался факт, что Кайя тоже имела когти. Кастиэль знал, что она была остра на язык, если того требовала ситуация. Кайя села рядом со своей девушкой.              Клэр наполнила вином сначала её бокал, затем свой. Заметив, что Пейшенс прибрала свои учебные принадлежности и тоже заняла место за столом, налив себе стакан воды, Клэр обратилась к ней:              — Эй, хочешь вина?              Пейшенс оживилась и уже было открыла рот, когда со стороны кухни раздался синхронный крик Миссури и Джоди:              — Нет!              Пейшенс вздохнула.              — Видимо, нет. Вы, должно быть, Клэр и Кайя?              — Ага, — Клэр подмигнула ей. — Кас, а это что за старики? — она указала на Сэма и Дина, помогающих спускать посуду с верхних полок серванта. Кайя закатила глаза и схватила её за руку, зажав ладонь Клэр между своими на столешнице.              — Если Сэм и Дин старые, — ответил Кастиэль, — то я ископаемое.              — Заметь, ты сам это сказал, — самодовольно улыбнулась она. — Кто такие Сэм и Дин?              Снова состоялось знакомство — Донна с волнением рассказала своим приёмным дочерям, что Джек тоже был усыновлён, — казалось, это немного успокоило девочек. Это также объяснило, почему Миссури решила, что всем взрослым будет, о чём поговорить.              Ужин был шумным, полным препирательств между девушками и потакания лепету Джека; Клэр с Дином ввязались в жаркую дискуссию о Воннегуте, когда Кастиэль, как ему казалось, несколько невинно затронул эту тему. К удивлению Кастиэля, Дин не обиделся, как это иногда случалось на уроках. Оказалось, что они с Клэр говорят на одном язвительном языке, и если судить по тому, как Кайя со смехом уткнулась в плечо Клэр, вместо того чтобы защищать её, то блондинка получала от спора истинное удовольствие. «Неужели Дин и, соответственно, Сэм были из той же среды, что и эти девушки?» — задался вопросом Кастиэль.              Разговор на их стороне стола вскоре окончательно укатился в область поп-культуры, пестря ссылками, которые он не всегда мог понять.              — Не слышали о «Гольф-клубе», серьёзно? — воскликнул Дин. — Я ставлю крест на всëм вашем поколении.              Клэр ухмыльнулась, словно одержала какую-то победу, её лицо раскраснелось от вина и счастья, которое слишком часто было ей чуждо. В то же время Кайя, Алекс и Пейшенс были почти вне себя.              Затем, к удивлению Кастиэля, Дин слегка повернул к нему голову и подмигнул так, чтобы только он мог видеть, и о… Ох. Дин специально подначивал их. Он с первых минут заметил это, особенно в Клэр — острые, зазубренные сколы её характера, как шипы на её плечах, и он нашёл способ рассмешить её. Он добился расположения Клэр за один час, в то время как у Кастиэля ушли недели, чтобы заставить её даже завести с ним разговор. Боже, кем же был этот человек, подносящий бокал вина к губам, добродушно подтрунивающий над своей невесткой, жестами показывая ей шутку, от которой она закатывала глаза, хотя в уголках её губ таилась улыбка? Человек, который был рад помочь Миссури на кухне, который так любил свою семью, что пересёк всю страну, чтобы только быть ближе к ним?              В этот момент Кастиэль так сильно желал встретить Дина при других обстоятельствах, не быть связанным по рукам и ногам границами, которые обязан выдерживать между собой и студентом преподаватель. Он хотел знать не только молчаливого Дина, задумчивого, озабоченного и раздосадованного замечаниями Кастиэля, но и этого Дина: который смеялся, сотрясаясь всем телом, рычал, как динозавр, чтобы рассмешить своего маленького племянника, и ел пирог Донны с таким упоением, что её улыбка не сходила с лица до сих пор.              Кастиэль поднялся из-за стола и направился к кухонной раковине, прихватив с собой пустую тарелку и наполовину полный бокал вина, после чего вылил остатки напитка в слив. Он ещё не достиг предела, после которого не смог бы безопасно добраться домой, но уже начал предаваться опасным мыслям. В течение следующих нескольких месяцев он должен был относиться к Дину как к любому другому студенту. Того требовал его профессорский долг.              Этот жест заставил выйти из-за стола и всех остальных: взрослые отодвигали стулья и собирали тарелки; Алекс открыла французские двери и вышла вслед за Джеком на улицу, где малыш восторженно начал бегать за светлячками, усеявшими сад. Когда Дин тоже встал, чтобы помочь на кухне, Кас благородно сохранил дистанцию, отыскав Сэма и Эйлин, которые ещё оставались за столом, и завязав с ними разговор. Они были такими же добрыми и умными, каким сегодня проявил себя Дин, хотя, пожалуй, говорили об этом тише.              — Стэнфорд? — переспросил Кастиэль, когда Сэм упомянул об этом. Ему очень хотелось узнать, почему Сэм поступил в университет мирового класса, в то время как Дин остался лишь со средним образованием, но тут же осадил себя: чем меньше он знает о Дине, тем лучше. — У меня есть несколько знакомых коллег оттуда. Академический мир тесен, а уж специализация на литературе с уклоном в поэзию, тем более.              — Да, у меня была всего пара курсов по литературе. Единственный, который я действительно помню, вёл Дик Роман, потому что он был… ну… — он провёл пальцами по своим длинным волосам.              — Придурком? — уточнил Кас. — Да, пересекался с ним на паре конференций.              — Точно, — со смехом кивнул Сэм. — И он правда любил Айн Рэнд.              Ночь тянулась, мягкая и слегка прохладная под крылом начала осени в Новой Англии. Джек вскоре начал запинаться: энергия, полученная им от пары кусочков пирога, была потрачена на светлячков. Алекс осторожно завела его обратно в дом, и через мгновение Дин уже был рядом — подхватил его на руки, улыбнувшись, когда малыш начал потирать глаза. Это было необыкновенно мило.              — Устал, приятель? — спросил он. Джек кивнул и зарылся лицом в плечо Дина.              Кас отвёл взгляд.              — Мне пора идти, — объявил он.              Заявление было встречено хором протестов со стороны взрослых, который вскоре уступил место неохотному согласию.              — Кое-кому пора спать, — улыбнулась Эйлин.              Кас с облегчением совершил свой побег, сохранив светский лоск.              Но не раньше, чем он был вынужден согласиться, что вечер был весёлым, оказался втянут в обсуждение, когда же состоится его выступление на «Queer Heroes», и разговор о том, стоит ли им после мероприятия снова встретиться за ужином, раз уж Винчестеры решили, что смогут его посетить?