Сломанный крест. Такие дела

Дверца машины захлопнулась. Снаружи остался теплый вечер, уже чуть более тихий, чуть более синий, чем летние вечера. Внутри было прохладно, пахло дорогой кожей кресел и отделки, и немного – эфирным маслом бергамота, заменяющим освежитель воздуха. – Ох, до чего хорошо тут у тебя. Так бы и остался жить. – Тебе в этом городке так плохо живется? – Нет, живется преславно. Постоянный донор появился. Конфиденциальный. Я обещал не нарушать тайны, не портить ему имидж. Такой мачо… Ну и ремонт в церкви потихоньку заканчиваем. – И что дальше? – Пока не знаю. Все планы сбились, когда Майк сделал ноги. Пришлось действовать по ситуации. – Не сказав мне. – А что бы ты предложил? – Положить его обратно в сон. – В сон? – Да. Таково было условие вашего выхода из игры. – Он был не в курсе наших с тобой условий. Я лгал ему. – Неужели тебе стало стыдно? – Немного. Вот самую малость. Всё-таки он цэрэушник. Но я побоялся, что ты его уложишь не спать. А насовсем… Такое на моей совести, в самом начале мирной жизни – вот совсем не надо. – Надо было явиться ко мне. – Боялся рисковать. – Боялся рисковать ты. Боялся рисковать Александр. Боялась рисковать Кьяра. Я был слишком мягок с вами. С вами со всеми. А вы действовали за моей спиной. – Чтобы разрешить всё миром. Чтобы тебе не пришлось совершить ошибки, чтобы даже волноваться не пришлось. Сам подумай – ты же и хотел окружить себя разумными людьми, которые старались бы жить как люди. Тебе это удалось! – Если бы ты знал, какой путь был пройден. Какой ценой это было куплено. – Что, много голов пришлось срубить? Мм?.. Ого!.. – Ты представить себе не можешь, что было сделано. – Ну кое-что я могу себе представить, но настаивать не стану. Люди умеют удивлять. А кто-нибудь, кроме Кьяры Безаччо, знает о том, что было? – Александр. – Тьфу ты! Этот мальчик-ромашка. Ну и ведь не сошел с ума от страшной истины. – Он сильнее и глубже, чем ты думаешь. – Да ничего особенного про него я не думаю. С радостью познакомлюсь поближе при случае. Я просто помираю с того, как ты с ним носишься, как с писаной торбой. До сих пор. С чего вдруг? – Я был его наставником. – Любовником? – Нет. – А что тогда? Меня ты тоже наставлял. По всякому. – Ревнуешь? – Нет. Любопытно. – Ты ко мне попал уже сформировавшимся, а он – прямо из-за парты. Можно сказать, что вырос у меня на глазах. – Что, прям отеческие чувства? Но ты ему хоть уши надрал за то, что он мне помог? – Не волнуйся, ему досталось, что положено. – А с нами что сделаешь? – Да вот уже с месяц думаю, что с вами делать. – Неловко же, пока ремонт не закончим. Уже немного осталось… Ай, погоди! Чего? Ты уже месяц знаешь, где мы, и молчишь? – Пришлось подключить некоторые связи, чтобы вычислить, где твой мобильник. И вот думал, что делать. Решил вначале поговорить. – Очень верное решение. Ну чем ты снова недоволен? Моей фамильярностью? – Думаешь Майклу можно доверять? – Он мне нравится. – Мне тоже. Это не ответ. – Думаю можно. Дай мне еще немного времени. Тут приходиться питаться осторожно, подкармливать друг друга после охоты. А ты же знаешь, как это сближает. Так что? Собирать вещи? Так мы мигом, ты тут подожди. – Не подожду, Федя. – А если серьезно?.. – Я серьезно. Вы останетесь здесь. – А за городскую стену выходить можно? – Можно. – И ничего нам за это не будет? – А что может быть? Я не могу вам запретить. На вашей стороне вся семья. Семьи... Нас снова стало слишком много. Я наконец-то понял, что у меня нет реальной власти. Возможно, появится, когда все увидят, что я был прав. Не пришлось бы только заплатить слишком страшную цену... – А если не придется ее платить? – Я буду рад оказаться неправым. – По твоему лицу вижу, как ты будешь рад. Можно, спрошу откровенно? – Удивительно, что ты решил уточнить. – Меня не оставляет мысль, что ты хоть малость, но жалеешь, что наше сообщество по факту совершенно беззубое и не может противостоять человечеству. – Я никогда не хотел противостоять человечеству. Я хотел, чтобы мы осознавали себя его частью. – Тогда должен тебя расстроить – нам придется выйти из шкафа. – Интересный план. Не смей. – Нет, уж вот это только с твоего разрешения. И после общего вампирского голосования. Слушай, может общий чат в мессенджере создадим? – Так, хватит. – Я серьезно. – Я тоже – иди отсюда, тебя ждет ремонт. Только большая просьба – сообщать о дальнейших перемещениях. – Обязательно! Но на счет общего чата я бы подумал. Сообщал бы всем братьям и сестрам разом. Федька, уже выйдя из машины, едва успел договорить, прежде чем Марк Альфений, наклонившись через пассажирское кресло, захлопнул дверцу уже перед его носом. Римлянин уехал. Федька оглянулся. За ним стояла пара мальчишек из городка – как будто возились с великом и совершенно не наблюдали. Федька отошел под крону пинии, расслабленно приник спиной к ее коре и закурил. Мальчишки покатили в город – один в седле, другой на багажнике. Сейчас, еще немного. Пусть пока разболтают хоть кому-нибудь. Настой из слухов придает приятный вкусовой оттенок. Главное не передержать. Докуривал уже по дороге наверх. На площади шел пересменок. Закрывалась парикмахерская, открывался кабачок. Хозяйка поправляла скатерти столиков на улице и переговаривалась с парикмахершей, курящей на своем крылечке. Вот-вот вернутся из ближайшего перетертого под новую застройку городка мужчины – с работы, дети – с учебы. Старики выйдут посидеть за столом, чтобы пообщаться и показаться своему маленькому мирку. – Сaffè, due? – уточнила хозяйка кабачка, едва Федька подошел. Федька только улыбнулся и кивнул. Обычно они с Майклом баловались спросонья кофеёчком в своей комнате, но порой и выползали к людям. Сейчас Майк уже должен проснуться, а поняв, что Федька встал и ушел довольно рано, наверняка придет сюда. Все шло своим чередом. Зазвонил колокол, созывая людей к вечерней молитве. Хозяйка кабачка, уже набрасывая на голову кружевной черный платок, придерживая на сгибе локтя плетеную сумку, лишь поглядела на Федьку, приоткрыла рот, будто собираясь сказать что-то понятное им обоим. Федька кивнул и махнул рукой. – Покараулю, покараулю! Хозяйка убежала вместе с парикмахершей. Уже вернувшиеся домой жители городка отправились в церковь, остальных ждали уже к позднему вечеру. Площадь опустела, город в сумерках затих, словно вымерший. Тут и появился Майкл – в джинсах, футболке и сланцах. – Кто тут к нам шлёпает спросонья? – криво усмехнулся Федька сквозь зажатую в губах, но еще не подожженную сигарету. Пока Майкл брёл к нему, уже выучивший, где розетка с рубильником,Федька включил гирлянду. Сел обратно. – Кофейку? – Thanks. Майкл сел за стол, взял чашку и отхлебнул первый глоток. Выдохнул. – Ну что, теперь чувствуешь себя человеком? – Не смешно. С каким богатым сеньором ты трепался в машине? – Что, мелкота уже донесла? – довольно поинтересовался Федька, затягивась. – С сеньором Марко Альфенио. – Fuck... – Не, не сегодня. – Где он? – Уехал. – Просто уехал? – Ну да. Считай, мы на испытательном сроке. О передвижениях отчитываемся. Майкл кивнул. Принял к сведению. Отхлебнул кофе. – И что ты намерен делать? Федька пожал плечами. – Ремонт. И они продолжали делать ремонт. Изнутри церковь покрылась новой светлой кожей штукатурки, которая теперь почти скрылась под слоем светлой краски. Статуи Мадонны и Святого Христофора стояли в полиэтилене как в дождевиках. Федька взялся рисовать виноградные лозы на колоннах. Судя по старым фотографиям, которые показал им падре, такой узор прежде и правда был. Рисовать было просто и приятно, и получалось делать в разы меньше американца. Правда, после визита Марка Майкл стал шпарить, будто впереди маячил конец пятилетки. Просто понял, что дорога ведущая прочь из этого милого городка, обрела определённость? Нет, нервов многовато. Раз-другой ховал телефон, в котором до этого копался – при чем, ховал быстро и нервно, словно был шпионом из дурацкого триллера. Влезть в его телефон Федька не смог – не подобрал пароль, пока была минутка. Год и дата рождения не сработали. Поди узнай, что там – год рождения мамы, папы, любимого племянника, премьера «Звёздных войн»?.. Премьера «Звёздных войн» не подошла. Да и не похож Майк на фаната «Звёздных войн». Вычислять даты премьер Кубрика времени не было. Федька решил действовать привычным напуском: ночью, после горячей любви и кормежки завалился не просто домой, а к Майклу на постель. Тот как раз читал что-то в сетях, судя по отражению экрана, мелькнувшему в зрачке. Тут же он мобильный погасил, вставил под подушку как в паз и сцепил руки за головой. – Ну и? Федька вздохнул. – Холодно у тебя тут. Совсем околел. А я тебе горяченького принес. – Не хочу. Я завтра сам. – Охота в городе две ночи подряд? Майк… – Я уже договорился. – К твоей парикмахерше муж на отпуск приехал. – Я не к ней. – А к кому? – Это традиционный допрос КГБ? – Это нетрадиционный допрос КГБ. Если бы допросы проходили так, то на Лубянке бы очередь стояла. Я обожрался так, что мой бедолага завтра до обеда глаза не разлепит. А меня переедание очень заводит. Так что либо пей по-хорошему, либо нетрадиционный допрос не прекратится. Возможно, в течение дня… Не надеясь, что Федька заткнется по своей воле, Майкл толкнул его с себя на пол и сам навалился сверху. Укусил со злостью почти в самую шею. Федька, глядя в потолок, через побелку которого просвечивали старые балки, в очередной раз задумался – каков Майк непосредственно в постели? Наверняка начинает с нежностей, но может резко перейти на грубость. Проверить на практике не доводилось и наверное в ближайшие годы не доведется. Майкл был не по этому делу, а ломать ему психику, особенно сейчас, не хотелось. Майкл отвалился от него, лёг рядом. – Почему ты шляешься только по мужикам? – По одному мужику. Тут выбор не особо велик… – Любую девицу из этого городка было бы проще… – Ну что ты, Майк. У меня же невеста. Майкл, наконец-то искренне и легко, сотрясся на полу от хохота. Днем пришли тревожные сны. Блэк-аута у них в комнате не было, была только широкая фанера, которую прислоняли к окну. В этот день Федьке казалось, что полоска света по краю фанеры особенно яркая. Спалось плохо, вполглаза. То и дело казалось, что Майкл ходит туда-сюда по комнате и его силуэт то и дело пересекает грани светящегося прямоугольника. Но Федька открывал глаза и видел, что Майкл спит на своей кровати. Потом несколько раз просыпался от жгучего, грызущего, словно боль в костях, желания куда-то бежать. Что происходило в душе у Майкла? Сны ничего не объясняли – словно Федька скачал архив, который никак не мог распаковать… До окончания ремонта оставалось совсем немного. *** Из-за русых волос и неразговорчивости Майкла, из-за того, что между собой они говорили по-русски, в городке их уже стали звать «эти русские». Так что никто не удивился, когда вскоре появилась и русская девушка. Появилась не сама – ее привезла на своей машине красивая и статная молодая сеньора. Она и появилась первая – в вишнёвом платье ретро и в шелковом платке цвета лепестков вишни. Девушка-блондинка в кедах и красно-черном платье-рубашке выскочила следом. Выскочила, словно хотела куда-то, зачем-то быстрее бежать, но удержалась, поглядев на спутницу. Сеньора подошла к лотку с овощами и домашним вином в тени пиний и любезно заговорила с местными женщинами не просто на очень чистом, а даже благородном итальянском. Даже купила бутылку домашнего ягодного вина. Оставила вино в машине и вместе с девушкой поднялась в город. Дело было вечером. Кабачок на площади просыпался. За одним из его столиков, у двери в тени навеса, уже сидел с кофе и сигаретой один из “этих русских”. Увидев сеньору с девушкой, он оживился. Можно даже было сказать, что он слегка взволнован. Однако обе, не обратив внимания, прошли мимо и сели за столик у колодца. Правда, сели так, что блондинка оказалась лицом и к своей спутнице, и к нему. Русский усмехнулся, отхлебнул ещё кофе и закурил. Откинулся на спинку стула и курил медленно, задумчиво, просто-таки грустно глядя на блондинку. Наконец, блондинка не выдержала и засмеялась. Сеньора только махнула на нее рукой и велела идти вон из-за стола. Прежде чем она успела отойти, русский оказался рядом. Поцеловал руку сеньоре и уволок блондинку прочь с площади. Сеньора осталась и заказала себе бокал домашнего вина. Даже перемолвилась парой слов с хозяйкой. Скоро на площадь пришёл американец – растрепанный, в сланцах, джинсах, мятой футболке. Подсел к сеньоре, взял кофе. Немного посидели молча. – Мне причесаться не дали, – сообщил он, наконец. – Даже футболку сменить. Сеньора поглядела на часы. – Для человека вашей профессии вы… просто соня. – Я сейчас простой итальянский маляр. Я в отпуске. Хотите взглянуть на церковь? – Да, с удовольствием. Сеньора расплатилась за вино и кофе, и они ушли. – А теперь у меня для тебя партийное задание… – сказал Федька, откидываясь. – Ролевая игра? – хмыкнула Аня, натягивая его футболку. – Ролевая игра в другой раз. Сейчас доставай мобильный. Аня нырнула с кровати до платья, выхватила телефон и села к стенке, перекинув ноги через Федьку. – Ну? Давай свое задание. – Мы в итоге должны прийти в соцсети. Кажется, фэйсбук. – Ты хоть скажи, за чем мы пойдём. – Думаю, нам нужен некто Сэм. Родственник Майкла. По возрасту… постарше Андрея Палыча. – Какой-то дед Сэм? Ты представляешь, сколько таких на фэйсбуке? – Тихо! Я забыл что-то важное. – Фамилию? – Нет. Психологию. Точно! Сэмми – профессор психологии. – В Штатах? – Ну не в Гондурасе же. – Сейчас сам в Гондурас и поедешь его искать! Мало ли какой он пафосный? Может в Оксфорде. – Нет. Америка. Давай шустри. Ты в этой бесовщине лучше меня соображаешь. – Ладушки… Может, пока винца мне итальянского нальешь? – попросила Аня, не отрывая ни взгляда, ни больших пальцев от смартфона. – Нет винца. – Сидите в Италии и нет заначки? – Заначка есть, но вискарь. – Не, вискарь не надо. – Вот. А винищем нас добросердечные граждане и так угощают. – Ага… – Аня погрузилась в процесс. Федька наблюдал за ней. – Как дела? – Хорошо… – Ты всё в Питере? – Да. А где еще? – Ну вдруг ты к родителям перебралась. – Им не до меня. И вообще, к родителям – это к маме с мелким в табор? Слушать, что мне тоже пора. Она же непонятливая. Я и о тебе там наслушаюсь, как во времена вашей с папой службы. О том, что ты «не тот мальчик». Неужели не слышал краем уха? А если хочешь узнать, как у папы дела, позвони ему сам. – Понял. – А серьезно, когда на родину? – Зависит от результатов твоих поисков. – Блин, уйди! – Я?! – Да не ты! – Аня сосредоточенно застучала по экрану, по выскочившей плашке на сайте. – Не нужна мне более подробная информация о поступлении!.. – А как там в Питере Алексашка со Славиком. – Нормально. Кажется, не голубые. – Ты что, проверяла? – Нет. А надо? – Не надо! Без меня не проверяй! – Ой!.. – Аня застыла, даже прижав пальцы к губам. – Кажется, нашла. – Что там? – Там… всё так плохо, что, наверное, это именно то, что нам нужно. Федька сел, поглядел на экран развёрнутого Аней мобильника. С первого взгляда он понял – да, нашли. С аватарки на них смотрел пожилой профессор с аккуратными седыми усами и бородкой. На самой страничке были его же фотографии, но уже без усов с бородкой. Без волос. Даже без бровей и без грамма лишнего жира или мяса под высохшей кожей. Аня пролистала страничку чуть вниз, до фотографий, где старик Сэм еще был с волосами, писал о надежде, о том, что начинает новый курс лечения. Вот к нему приехала дочь – полная, улыбчивая мадам в очках. В больнице. Нет надежды… Вот приехал доживать свое домой – в Новый Орлеан, в город своего детства. Отдыхает. Новое обезболивающее. Фото белки, прибежавшей на подоконник. Несколько бывших студентов приехали навестить старого профессора. Трогательно… Проступившие под натянутой, пусть и бледной, кожей кости ясно напоминали о расовых примесях. Автозагар, прямой парик и очелье с пером – вылитый команч. – Мда, нашли… – Блин, бедный дед. Даже жалко его… – Деда? – Ну не Майкла же. Как чужих дочерей похищать и караулить – это норм, как наблюдать за болезнью племяша – ой, бедный! Повторюсь, деда жалко. Хороший был, судя по фоткам с учениками. Но вот для Майкла… это, блин, карма! – Так дед не был, а пока еще есть. Последняя запись – пару дней назад. – Нет! – Да пару дней, точно!.. – Я не про то! Ты теперь поедешь с ним в Штаты?! – Ну его нельзя оставлять без присмотра. – А просто не ездить? К черту на рога, в его родные пенаты! Хреновый план, папа бы точно не одобрил. Если вляпаешься, скажет, что так тебе и надо. Если будет, кому говорить. И вы же ничего не измените. – Это последнее, что связывает его с миром людей. Просто представь… – Даже не собираюсь представлять! Федька потянулся за уже погасшим мобильником Ани, которым она начала размахивать, будто хотела то ли размозжить от стену, то ли запустить ему в голову. – Просто представь… – Не смей этого произносить! – Представила? – Я тебя сейчас укушу! – Кусай! И Анька укусила. Молниеносно быстро вцепилась зубами в протянутую руку – в предплечье у самого запястья. Федька ахнул и оба застыли на мгновение в немой сцене. – Вот ведь зараза. Нет, ну вся в меня. Пусти, не смешно! Аня, не разжимая челюстей, глядела на него вполне серьезно, даже сердито. – Мы сейчас Майку постель зальём кровью. Да-да, это его постель. Я вообще на том матрасе сплю. Так, бедный родственник. Перепачкать постель Грирса Ане тоже не показалось плохой идеей. – Ладно. Я ему скажу, что у нас тут была первая брачная ночь. И простыню на улицу вывешу, тут народ традиционный – оценит. Аня выплюнула Федькину руку. – Какая пошлость! – Всего-то традиционные ценности. – Куда?! Это мое платье! – Оно всё равно у тебя красное. – На! – Аня сняла и швырнула Федьке его футболку. – Хорошо… – отметил Федя, заматывая руку, но не отрываясь от открывшегося зрелища. Аня шустро оделась. – Ладно. Когда уезжаете? – Не знаю. – Понятно. А мы с Кьярой, наверное, смотаем удочки сейчас. Если она готова. – Секунду… Федька натянул джинсы и подошел к ней. – Посмотри на меня… Аня оглянулась с упрямой злостью задрав нос. – Такой как мама я не буду. Я боюсь за тебя, я злюсь на тебя. Но сидеть на месте, молчать в тряпочку и переживать я не стану. Иди на хер! Я найду, чем себя занять. – Я на это и рассчитываю. Я ведь не твой папа. Федька ответил спокойно и совершенно честно. Аня еще раз вздохнула и чуть успокоилась. И снова нахмурилась. – Теперь откровенно ответь на один вопрос. – На любой. Я весь твой. – А… был бы ты со мной, если бы я была не дочерью своих родителей?.. Своего отца. Была бы не Аня Андреевна, а какая-нибудь Аня Петровна. Дочка трудовика. Нет! Учителя русского… – Нет, давай по-честному! Трудовика! – Нет! – Не нет, а да! Аня Петровна, дочь трудовика из.. откуда? – Из Купчино, – смиренно ответила Аня. – Вот, – Федька обнял ее и продолжил проникновенным голосом. – Ты – Аня Петровна, дочь трудовика из Купчино. Ты – мелкая гопница. – Что? – Тихо-тихо. С таким золотым характером и генами трудовика… В общем, как-то раз ты выходишь из ларька с шаурмой… – С шавермой. – Выходишь ты из ларька. У метро. И тут останавливается шикарная машина и выхожу я. Нет, меня из шикарной машины выставляют охранники серьезного дяди и велят больше не показываться ему на глаза. Потому что я лез не свое дело, давал советы, когда не спрашивали, и вообще надоел. Машина уезжает, а я стою, соображая, где я и есть ли у меня у меня наличка. И тут стоишь ты – с пивасом и… шавермой. И я тебя спрашиваю: «Аборигенша, это какое метро?». Ты говоришь: «Купчино!». Тут я осознаю, что я в Питере. Затем смотрю на тебя внимательней. Как чистокровный москвич из-под Рязани – на перигдрольную гопницу. Ты на меня – как на пидораса, которых так не любит твой папа. И мы расходимся. Ты – домой, я – в метро. – И всё? – А что еще? – Ты нам даже шанса не дал. – Хорошо, между нами вспыхнула искра. Мы сходили на пару свиданок, а на третью я не пришел, потому что таки полез не в свое дело и меня закопали в Кудрово. – Хорошо… – Хорошо?! – В Кудрово – хорошо. Можно хоть цветочки носить, хоть обратно выкопать. Не то что в Луизиане. Прикопают под кочкой на болоте и привет. Или в зону пятьдесят один отвезут. – Ну ладно. С инопланетянами я еще не трахался. Ты ведь не против? Такой шанс. Аня вяло стукнула его кулаком в грудь. – Что угодно, только заткнись. *** В церкви было тихо, свежо и ново. Запах старины пробивался сквозь шпаклёвку и побелку. Аня не сразу решилась войти. Ей после обращения вообще было неловко заходить в церковь, а теперь после весёлой ночи с Федькой – особенно. Еще никогда она не заходила в церковь после секса. Так что немного постояла на пороге успокаивая себя, уговаривая – что ведь ничего плохого они не сделали, что такое простое прелюбодеяние не страшнее того, в чём они живут каждый день… каждую ночь, что, в конце концов, это ведь католический храм. Вот например в Сикстинской капелле такой Христос Пантократор, что на него смотреть было совсем не стыдно. – Анют… – позвал Федька, вошедший раньше. Наконец, Аня вошла. Нет, здесь было значительно уютнее, чем в Сикстинской капелле. Пахло свечами. Кьяра сидела у самого алтаря, боком, уперевшись локтем в спинку длинного сиденья. Свой светлый шарфик она набросила на голову и выглядела такой задумчивой и спокойной, что с нее можно было писать картину. Хоть фреску здесь, на церковной стене – цвета одежд можно будет оставить, только фасон изменить. Майкл справа от входа малевал на колонне витую виноградную лозу. Ничего так малевал, руки не из жопы, надо признать. Федька, глядя на нее, стоял в проходе. Ему очень шло стоять вот так запросто посреди выбеленного старинного храма. Аня подошла к нему, рядом с ним было не так стыдно, неловко, даже не страшно. – Правда, тут хорошо? – шепотом спросил Федька. Даже шепот тут звучал звонко, играя всеми оттенками. – Да, – ответила Аня. Ей хотелось услышать эхо и своего голоса. Свой голос ей совсем не понравился. – Анют, мне Марк велел сообщать о перемещениях. Так вот, я ему напишу письмо, положу в ту щель у подножия Святого Христофора. А ты потом скажешь, где искать… Аня послушно закивала: – Гроб качается из злата, в том гробу – твоя зарплата… – Я всё передам на словах, – подала голос Кьяра и поднялась с сидения. Подошла к ним, постукивая по плитам пола каблуками туфель. Отзвуки эха подчеркивали то, какая ровная у нее походка. – Нам пора, – сказала Кьяра. Федька кивнул. – Я провожу? Ни Кьяра, ни, тем более, Аня не были против того, что Федька пошел с ними до машины. Однако Аня пошла рука об руку не с ним, а с Кьярой. На узкой улочке меж домов, едва не оступившись, она даже взялась за ее руку. Вот так тебе. Раз тебя и дальше несет невесть куда, то и я сама по себе. Но Федька не возражал. Во-первых, вполне справедливо. Во-вторых, сейчас встанет в позу – потом самой станет стыдно, ещё будет жалеть, что шла за ручку не с ним. В-третьих, идя чуть позади, он беззастенчиво любовался тем, как Кьяра, красавица будто из золотого века итальянского кино, ловко и осторожно придерживает за руку его Аньку. Его Аньку… Он и сам не знал, за какие такие крючки они с ней зацепились. Точнее, с ней всё понятно – за него попробуй не зацепись. А вот она сама… Что его держит? Чувство вины? До сих пор? Не только. Она ему сразу глянулась. Потому что дочка Андрея Палыча? Ну на кой ляд нужна была бы дочка, если рядом сам Андрей Палыч? Нет, просто так удачно и с лёту Федька влез в эту семейку, прижился. Как свой. И Анька уже стала своя. В семье учителя – хоть труда, хоть русского – родилась и выросла бы совсем другая девчонка. Тоже, наверное, хорошая, даже слишком, но не его. Да и он, будь каким-нибудь природным князьком из Рюриковичей, безвинно сосланным и отхватившим по дороге эту вековую заразу… Ох не, он бы не дожил и не дослужился! Никто не существует сам по себе. Каждый создан – тем, как рожден, где рожден, кем и как выращен. Зерно всегда есть. Но само по себе, без почвы, без воды – оно ничто, мёртвое. До подножия холма, на котором стоял город, сошли скоро. Кьяра достала ключи из сумочки, нажала кнопку на брелке и машина отозвалась писком, будто проснувшись и опомнившись. Кьяра села на водительское сиденье и завела мотор. Анька, наконец, снова повернулась к нему. Так и есть, жалеет, что не подержала напоследок за ручку. Но тем горячее кинулась целоваться на прощание. Эх, ей бы заняться подольше, не разовыми встречами… Минуту спустя Кьяра дала резкий гудок. – Вы зачем людей будите? – осведомился Федька, заглядывая в салон. – Ну так вы решите – она едет, остается или вы просто здесь ложитесь? – ухмыльнулась Кьяра. – Едет, едет… Аня целомудренно поцеловав его в щечку на прощание, села на переднее сиденье. Пристегнулась, помахала рукой уже через стекло закрытой дверцы. Машина тронулась с места и выехала из этой тихой гавани на большую дорогу. А Федька вновь побрел наверх, в город. Если кто-то и проснулся от гудка, то сейчас уже храпел снова. Город был тих и тёмен. Как и положено ночному средневековому городу. В церкви Майкл уже украшал лозу гроздьями ягод. – Уехали? – Ага. О чем болтали с итальянкой? – Рассказывала мне о Флоренции. Ты ей доверяешь? – В смысле? Я доверяю Аньке, доверяю Марку. Они оба доверяют Кьяре. – Ах, ну да! Я и забыл о том, что Марку можно доверять. Вернее, о том, что ты можешь доверять Марку. – Это еще что за выступление?.. – Как-то чётко вышло. Приезжают две женщины, одной из которых ты полностью доверяешь, а вторая – собственно, второе лицо в нашем сообществе. Приезжают и разом разводят нас в разные стороны на несколько часов. Федька даже засмеялся, представив, как Майкл несколько часов подряд рисовал листочки, стоя спиной к молчащей Кьяре. А та просто сидела, молчала и думала о своём. – Ты что, ее боишься? – Нет, трезво оцениваю свои шансы. Не доверяю. Чего стоит доверие к нашей породе, я понял пять лет назад. – Но теперь-то все оговорено. Напрямую с Марком. Просто Анютка приехала меня навестить на испытательном сроке. А Кьяра так, за компанию как местная. Майкл замер. Поглядел на Федьку. – Надеюсь, не на моей постели? Федька развел руками. – Ну на матрасе, что ли?.. Только нахождение в церкви заставило Майкла прикусить язык. – У меня нет слов, – признался он. – Я сам тебе кроватку перестелю. – Окей. Федька постоял немного молча, оглядывая выбеленную, такую славную старую церковку. Ветки лоз… По одному лекалу, но сразу видно, где чьи. – Моя помощь нужна? – Нет, – ответил Майкл. – Мы закончили. Дальше местные пусть сами. – Хорошо. Смотри-ка, а не зря время потратили. – Верно. И куда ты теперь? Федька подошел к порталу входа, прислонился к колонне, которую выписывал Майкл. Вгляделся повнимательнее в сосредоточенное лицо. Попытался прикинуть, какие идеи и конструкты тот изваял с того момента, как услышал про дальнейшие перемещения и про постановку Марка в известность. Федька представил себе эти идеи и конструкты как милый, старательно выстроенный карточный домик. – Как на счет Хэллоуина в Новом Орлеане?