Второй шанс на слабость

      — Девушка, не могли бы вы подойти ко мне, пожалуйста?       О, во имя всего святого...       — Что ты здесь делаешь? — процедила я, даже не пытаясь натянуть дежурную улыбку на лицо.       — И вам добрый день. Я хотел бы заказать кофе с молоком и... — задумчиво оборвал Джеймс, направив глаза к потолку. — Тут такой ассортимент, я даже не знаю, что выбрать. Что бы вы могли мне посоветовать?       — Я могла бы посоветовать взять кофе с собой и выпить его у себя дома, — иронично улыбнувшись, ответила я.       — Как жаль, что наши вкусы так разнятся. — С напускной грустью, Хендерсон опустил взгляд на меню, а затем вновь вернул его ко мне. — Хорошо, из еды я, пожалуй, выберу бифштекс с яйцом и салат. Здесь, — выделил он. — Дома — мне, с недавних пор, слишком одиноко.       Джеймс был явно доволен собой, чем неимоверно меня бесил, однако, по всей видимости, это и была его цель. Я наивно полагала, что наш разговор в последний день каникул поставил его на место и четко определил, как обстоят дела на самом деле. Но, Боже, как же я, оказывается, ошибалась.       Всю неделю Хендерсон постоянно маячил у меня перед глазами, заставляя каждый раз гневно сжимать кулаки и молиться, чтобы он наконец от меня отстал. Я вообще перестала понимать, что происходит, ведь теперь он буквально преследовал меня, не давая и шагу ступить без едкого комментария или пошлой шутки. И это выносило мне мозг.       Возможно, меня бы не удивило его странное поведение, если бы я знала его те пару месяцев, что училась здесь. Но проблема была в том, что я знала его гораздо дольше, и он никогда прежде не вел себя так. Даже, когда был в отношениях с моей кузиной.       Часть меня уже на третий день кричала, что все это взаправду, что он просто долго принимал себя, и я на самом деле всегда была ему не безразлична. А другая, обоснованно, посылала ту часть к черту. Потому что это — полная чушь.       Никогда не поверю, что я настолько сильно изменилась за эти два года, за которые мы не виделись и не общались друг с другом, что теперь он с ума по мне сходит и всячески пытается это доказать. Это невозможно, потому что я не изменилась. Единственное, что поменялось, — это мое к нему отношение. Но в таком случае, его одержимое желание заполучить мое внимание казалось еще большей глупостью.       А он все продолжал наступать, будто ожидая, что в какой-то момент я забуду все то, что было между нами пятнадцать лет моей жизни, и просто поддамся. Или, правильнее будет сказать, не было.       Его также больше не останавливало, что я, возможно, состояла в отношениях с другим, поскольку теперь буквально для каждого стало очевидным, что мы с Оливером расстались.       Льюис не садился со мной за одну парту, а вернулся на соседний ряд, где сидел в первый мой учебный день. Не разговаривал со мной и упорно игнорировал любые действия Джеймса, направленные в мою сторону. Он, как мы и договаривались, дал мне пространство, чтобы я разобралась в себе, но, как оказалось, я увязла в самокопании еще сильнее. И, самое печальное, — я понятия не имела, как оттуда выбраться.       Мне казалось, что я и правда теряла рассудок, потому что возможности даже просто обсудить с кем-то все это дерьмо у меня не было. Маме я, естественно, не собиралась звонить даже под дулом пистолета, а Нелли по какой-то, совершенно неизвестной мне причине, перестала разговаривать со мной еще во время бала. За это время я отправила ей кучу сообщений, несколько раз позвонила и даже подошла в школе, со словами: «Ты на что-то обиделась?», «Я сделала что-то не так?», «Ты злишься на меня?», и все в таком духе.       Я голову сломала, но понять, что произошло, — не могла. Первая причина, о которой я подумала, была связана с ее, возможным, расставанием с Луи. Но, как я позже узнала, они все еще были вместе и довольно счастливы. Если судить по ее социальным сетям или их совместным ежедневным обедам в столовой. Вторая причина, возможно, была в том, что мы с Оливером бросили ее тогда именно по моей вине, но это слишком слабый повод для разрыва дружбы, которая, как я думала, у нас была. А третьей причины попросту не было.       Ровно как и не было больше причин улыбаться, разговаривать с кем-то по своей инициативе или делать вид, что меня не задолбало все это окончательно. Я не могла насильно вынудить человека объяснить прекращение дружбы. Не могла попросить кого-то общаться со мной, не взирая на не взаимную симпатию. Не могла заставить быть со мной откровенным и сказать, что ему нужно от меня на самом деле. И не могла сделать ничего, чтобы меня любили просто за то, что я была родным человеком, пускай и с изъянами.       Я могла лишь каждый вечер сидеть перед пустым файлом в ноутбуке, где давно должно было висеть напечатанное мотивационное эссе для поступления в университет Гринвича, и надеяться, что оно само себя напишет. Оттягивать этот момент, я старалась, как можно дольше, потому что до недавнего времени все ещё сомневалась, хочу ли я вернуться в Лондон или нет. Но сейчас я была абсолютно уверена в своём желании покинуть эту страну.       Нужно было только написать это чертово эссе, о том, что меня отличало от серой массы, чему я научилась за свою жизнь и как планировала использовать эти знания. А в данный период времени я ощущала себя не иначе, как блеклое существо, которое кроме нытья ничего делать и не может.       — Да твою мать, — выругалась я, захлопнув крышку ничем не провинившегося ноутбука, и откинула голову на спину стула.       Я была уверена, что мне будет, о чем написать. Все-таки я прожила уже семнадцать лет на этой планете, а через пару минут мне и вовсе исполнится восемнадцать. Но рассказать, как выяснилось, мне было нечего.       Вряд ли приемной комиссии будет интересно почитать о том, что я злопамятная и, возможно, даже слишком лицемерная, поскольку могу думать о людях достаточно плохо, но не говорить им этого в лицо. И обсуждать человека за его спиной я тоже считала абсолютно нормальным. Ведь невероятно глупо высказывать кому-то, что конкретно тебя не устраивают черты его характера, которые он не сможет, да и не обязан, в себе менять. А тем более приемная комиссия не посчитает важным и достойным почитать о моей неуверенности в себе и желании услышать, как мне следует поступить, от кого-то с бóльшим опытом, заработанным самостоятельно со сбитыми на ошибках коленями. А все потому, что я привыкла слышать от других, что мне нужно делать. И сейчас уже не была уверена, что даже мимолетное желание быть психологом или хотя бы подробнее изучать психологию — и правда было моим и имело вес.       Это точно не то, что должно быть в эссе, но сейчас ничего другого мне в голову не лезло.       Часы уже давно показывали за полночь, а сна все не было ни в одном глазу. Мама говорила, что родила меня где-то в районе трёх, следовательно, уже десять минут я считалась совершеннолетней. Однако мыслей о том, что я уже могу самостоятельно принимать решения, без опасений, что они априори окажутся неверными, — все так и не было.       Одним из преимуществ переезда в новое место было отсутствие информации о тебе у всех подряд. Я никогда не скрывала дату своего рождения и не шикала на каждого, кто решил бы меня поздравить, как делала Белла из «Сумерек» или моя тетя. Но сейчас у меня и правда не было желания афишировать день, когда я родилась на этот свет, а хотелось просто прожить его как рядовой, ничем не примечательный, вторник.       И, к счастью, единственным человеком, кто в принципе знал все о моей биографии, — был Джеймс. А я вообще не помню, когда в последний раз он поздравлял меня с днём рождения.       Даже до нашей ссоры это не было чем-то обыденным: написать пару слов или встретиться, чтобы отметить. Я никогда не устраивала из этого грандиозного события, а он не приходил в гости, даже когда я приглашала своих друзей. И тем более не звал меня праздновать со своими. Так что я правда надеялась, что несмотря на свое странное поведение, он не изменит своим привычкам.       — Привет, — тихо проговорил он, присаживаясь рядом.       Может, я и зря надеялась.       — Это место Нелли, — не поворачиваясь в его сторону, прошептала я. — Ты сидишь на задней парте с Элизабет.       — Спасибо, что отслеживаешь мое расположение в классах, но я не вижу твою подругу. Как и причин, почему в качестве исключения, я не могу сидеть здесь.       Тяжело вздохнув, я все же перевела на него взгляд, пытаясь смотреть исключительно в глаза. Но и это было трудно, ведь они светились ярче, чем солнце.       — Она избегает меня уже третью неделю. — Поджав губы, я постаралась более-менее непринужденно продолжить: — Я не знаю, почему, поэтому надеялась поговорить с ней на уроке. Химия и физкультура — единственные предметы, на которых мы пересекаемся. Но у нее освобождение, поэтому...       — Ладно, я понял, — недовольно сказал он, поднимаясь с места.       И в момент, когда он уже почти отошел от парты, в дверь вошла Доусон, и глупая надежда на нормальный разговор, зародившаяся в моем сознании, быстро разбилась о скалы реальности. Я могла поспорить на что угодно, что если бы она напрягла уши или перестала игнорировать мое существование, — точно услышала бы мой разочарованный выдох, когда едва зайдя в аудиторию, она поплелась на задние ряды, даже не подняв на меня глаза.       — Полагаю, проблема решена?       Снова послышался голос Джеймса, благо не настолько иронично веселый, каким казался его вопрос.       — Полагаю, что так, — прошипела я, склонив голову к тетради и практически касаясь лбом страниц.       — Как ты умудрилась впасть в немилость у кого-то, вроде Доусон? — едва начался урок, прошептал Хендерсон. — Я имею в виду, у вас даже чувство юмора одинаковое.       — Не знаю. И мне плевать. Не она первая, не она последняя, кого я чем-то не устраиваю.       Я пыталась сделать свой голос не настолько пропитанным обидой, но у меня не получилось. Все это казалось какой-то глупой игрой, правила которой мне забыли рассказать. И я терялась в догадках.       Щеку буквально обжигал настойчивый взгляд Джеймса, а мое терпение уже давало трещины.       — Прекрати так смотреть на меня, — гневно прошептала я, стараясь не привлекать внимание учителя.       — Как смотреть?       — Как ты смотришь на всех, с кем заигрываешь. — Мои глаза теперь были направлены на Хендерсона, но он, кажется, только этого и добивался. — Не надо отрабатывать на мне свои приемы, Джеймс.       Его губы растянулись в снисходительной улыбке, а после он провел по ним языком, будто намекая, что он еще даже не начинал флиртовать. Мне и правда захотелось ударить по этой улыбке, особенно, когда его колено уперлось в мое.       Лучше бы ты молчала.       — Слушай, я не понимаю, чего ты добиваешься, и в чем заключается твой план, но, пожалуйста, оставь это. Просто оставь.       Мой раздраженный голос только подстрекнул его продолжить вжимать колено в мое бедро, будто это должно было мне что-то доказать. И я уже перестала понимать, злилась я или была расстроена, но его не остановило бы ничего из этого.       — Брось, я пытаюсь тебя развеселить, — продолжал он, не отрывая глаз от моего профиля. — Ты постоянно грустная и мрачная, будто не думаешь о нашем поцелуе каждую секунду.       Едва не поперхнувшись воздухом, я уставилась на этого идиота, словно олень в свете фар.       — Ты совсем из ума выжил? — прошипела я, пытаясь всеми силами сдержать свой голос. — Я не думаю об этом поцелуе каждую секунду. Я вообще не вспоминаю о нем!       — Мисс Хилл, вы что-то не поделили с мистером Хендерсоном? — громко спросил преподаватель, привлекая внимание даже тех, кто был занят своими делами и нас не слышал.       — Прошу прощения, мистер Лори, — уверенно произнесла я. — Мистер Хендерсон сказал невероятную глупость, чем вывел меня из себя. Но уже все в порядке.       Нога Джеймса плотнее прижалась к моей, но я продолжала делать вид, что не замечаю этого.       — Вот как, интересно. И что же такого он сказал?       — Он… сказал, что… ртуть — это единственный металл, который остается жидким при комнатной температуре, представляете? Я полагаю, мистер Хендерсон предпочитает пользоваться только «Википедией».       Недовольное фырканье сбоку лишь подтвердило мою ложь в глазах учителя. И мне с трудом удавалось держать лицо.       — А вы можете назвать и другие металлы?       — Если я правильно помню, — не сдерживав злую ухмылку, начала я, — это цезий, галлий и, как ни странно, франций.       Учитель не был восхищен или удивлен моим ответом, но мне было достаточно и того, что Джеймс сейчас буквально был готов порвать меня на части.       — Приятно знать, что к помощи «Википедии» прибегают не все мои ученики, однако данная дискуссия больше подходит для уроков физики, мисс Хилл, — слабо улыбнувшись, подытожил мистер Лори. — Вы можете посоветовать мистеру Хендерсону ознакомиться с процессами плавления и кристаллизации металлов уже после моего занятия.       — Конечно.       Должна признать, хоть это и было чересчур подло с моей стороны, все же слегка осадить всегда самоуверенного Хендерсона оказалось чертовски приятным занятием.       — Если бы сегодня не был твой день рождения, так легко ты бы не отделалась, — прошептал Джеймс мне в ухо, заставив нервно дернуться от его горячего дыхания.       И все тянущие на дно мысли, которые сопровождали меня на протяжении этих дней, снова обрушились на голову, сдавливая череп. Сегодня определенно был самый неподходящий день, чтобы я родилась, но я никогда не сомневалась в моем невезении.       Он не забыл.       Стоило занятию подойти к концу, я поспешила подняться, но его рука меня остановила.       — Мы можем поговорить? — оглядываясь на убывающих учеников, спросил Джеймс.       — Я правда сейчас не в настроении, — осторожно высвободив запястье, прошептала я. — Поговорим позже.       Быстро выйдя из душного помещения, я всерьез подумывала пропустить оставшиеся уроки и просто пойти домой. Когда-нибудь мне точно придется с ним поговорить, я это понимала. Но если и были мимолетные моменты, когда я почти была готова это сделать, они тут же испарялись, едва я начинала анализировать, к чему может привести этот диалог.       — Долго ты собираешься бегать от меня? — проговорил Хендерсон, возникнув из ниоткуда. — По-моему, ты исчерпала лимит «потом» еще вчера.       — Что поделать, если ты намеков не понимаешь, — неопределенно пожав плечами, огрызнулась я, но так и не подняла к нему глаза.       Сил на то, чтобы уверенно грубить кому-то у меня уже не осталось, а иначе наши короткие перепалки в последнее время не заканчивались.       Джеймс раздраженно фыркнул, а затем строго посмотрел на меня.       — Поверь, наши взаимоотношения — это последнее, о чем я хочу сегодня говорить. — Он сделал короткий шаг, заставив все же взглянуть на него и невольно задержать дыхание, проклиная себя за эту реакцию. — Вообще-то, я сел с тобой как раз, чтобы поздравить. Но ты была так рада меня видеть, что я решил подождать до конца урока, пока твоя радость чуть поутихнет.       — Джей, не надо...       Желание испариться возрастало с каждой секундой, но конечной точкой был момент, когда Хендерсон достал небольшой праздничный пакет бордового цвета из-за спины, а откуда-то сбоку послышалось:       — О, у тебя день рождения?       Ну нет, пожалуйста…       Мне пришлось натянуть улыбку, чтобы не вызывать еще больше вопросов и поскорее избавиться от давящего чувства неловкости. Но глаза точно выдавали, как сильно мне хотелось прибить Хендерсона рюкзаком.       — Да, Мэттью, — пробормотала я, поворачиваясь к парню. — Восемнадцать лет исполнилось.       — Восемнадцать? — выгнув бровь, спросил он.       — Да, я... перескочила один класс, когда была помладше.       Флоренци удивленно рассмеялся, привлекая ненужное внимание нескольких прохожих, а после начал с напускным увлечением меня рассматривать.       — Слишком умная, да? — без тени злобы спросил он, заставив уголки губ все же искренне приподняться.       — Скорее, родители заставили. Чтобы, видимо, казалась слишком умной.       Не знаю, зачем я все это говорила. Наверное, отсутствие должного количества реального общения все же сказалось на моем состоянии. Но мне и правда резко захотелось немного отвлечься от проблем и поболтать с кем-то, кого я не интересовала настолько, чтобы ненавидеть или любить.       — Что ж, это круто, — протянул он, подойдя чуть ближе и раскрывая руки для объятий. — Поздравляю.       Неловко подавшись вперед, я коротко обняла его в ответ, встречаясь взглядом с понурым Хендерсоном, который все еще стоял рядом, опершись о стену. И я буквально кожей почувствовала его недовольство.       — Спасибо.       Прочистив горло, я улыбнулась и уже собиралась уйти, как Мэттью снова начал разговор, но в этот раз обращаясь не ко мне:       — Уже подарил ей подарок?       — Нет, вообще-то я...       — Диск? — ловко заглянув в пакет прежде, чем Джеймс успел одернуть его, воскликнул Флоренци. — Чувак, их уже лет двадцать никто не смотрит. Ты бы ей ещё кассету с сопливыми песнями подарил. Я надеюсь, там хотя бы что-то невероятно охрененное, типа «Звездные войны: Последние джедаи» или первый «Властелин колец».       — Что за старье ты смотришь? — воспротивился Хендерсон, против воли заставляя меня глупо улыбаться. — У тебя рейтинг фильмов от их возраста зависит или что?       — А какое дерьмо смотришь ты? Чувак, тебе реально лучше ответить что-то из моего списка, иначе я к херам заблокирую тебя.       — Больно надо общаться со стариком. Да мой дед и тот современные боевики обожает...       Мэттью даже дослушивать его не стал, а просто вырвал пакет, отходя от него на шаг.       — Да какого... — практически выругался Джеймс. — Это личное!       — Я уверен, там порнуха с его участием, — обращаясь ко мне, весело проговорил парень, все еще отходя от Хендерсона и вытаскивая подарок. — «Лихорадка»?       Едва Мэттью сказал название фильма, улыбка сразу же спа́ла с моего лица, а глаза удивленно уставились на Джеймса.       Он это серьезно?       Дыхание сперло, а брови, будто не подчиняясь мне, начали хмуриться и приподниматься. Я бы, наверное, получила сердечный приступ, если бы он сейчас посмотрел на меня в ответ, но он лишь раздраженно смотрел на Флоренци, пока тот разглядывал пластмассовую коробку с женским лицом на фоне леса.       — Судя по аннотации — это какой-то совершенно дерьмовый ремейк, — подытожил Мэттью, а затем недоумевая уставился на Хендерсона. — Мужик, да что с тобой не так? Это даже хуже последней части «Пилы». А я ее даже не досмотрел!       — Это…       — Это… — перебила я оправдание Джеймса, прочистив горло, — да… это и правда очень дерьмовый ужастик. — Стоило поймать его немного повеселевший взгляд, мне пришлось сухо сглотнуть прежде, чем продолжить: — Но я как раз хотела его пересмотреть, поэтому... Спасибо.       Приняв пакет из его рук, я все еще не могла перестать улыбаться. Лицо горело, но я надеялась, что слабое освещение школьного коридора скроет этот недостаток.       — Господи, ну и предпочтения у вас, — пробормотал Мэттью, отдаляясь. — Тем не менее еще раз поздравляю тебя, Эмили. И желаю с годами выработать адекватный вкус на кино!       Под его негромкий смех, Флоренци скрылся за поворотом, оставляя нас с Джеймсом наедине. И я понятия не имела, как теперь себя с ним вести. Не то чтобы я когда-либо вообще это знала.       — Если помнишь, мы смотрели его…       — Да, конечно, помню, — снова перебила я, слабо улыбнувшись и посмотрев на его довольное выражение лица.       Стало куда более неловко, и я, кажется, покраснела еще сильнее. Не знала, должна ли была обнять его или лучше сделать вид, что это ничего не значит, и просто уйти. Но он снова подал голос, перекрывая любые пути к отступлению:       — Мы могли бы... — откашлявшись, начал он. — Если ты хотела пересмотреть его, мы могли бы сделать это... вместе.       — О, я... — Получив это приглашение, я даже растерялась, но и он выглядел озадаченным, словно не планировал его делать. — Я правда не думаю, что это хорошая идея. Это странно и... Не знаю.       — Эмили, я правда не понимаю, как ещё доказать, что ты мне нравишься, — прошептал он, приближаясь. — На самом деле нравишься. Что еще мне нужно сделать, чтобы ты поверила?       — Джеймс, пожалуйста, не надо.       Я трясла головой, медленно делая шаги назад, но он продолжал наступать. Если я поверю ему сейчас, где гарантии, что это не очередной обман? Где гарантии, что он не перестанет чувствовать это на следующий день, как я соглашусь? Где гарантии, что, доверившись, я не пожалею?       Все это так сильно давило, что хуже ситуации и представить я не могла. Пока за спиной у Джеймса не оказался Оливер, и теперь ситуации хуже уже точно быть не может.       — Привет! — опешив, воскликнула я, когда он заметил нас.       Хендерсон прикрыл глаза и плотно сжал челюсти, но остановился и больше не пытался ничего предпринимать. Сердце бешено колотилось, словно пытаясь выпрыгнуть наружу, а царапины на ноге вдруг снова дали о себе знать.       — Привет. — Оливер принял совершенно невозмутимую позу, сложив руки в карманы брюк, и принялся осматривать то меня, то Джеймса поочерёдно. — Так вы теперь вместе?       — Что? Нет! — выпалила я, подавляя желание вырыть могилу рядом со своим ботинком и засыпать себя заживо. — То есть, нет. Джеймс просто поздравлял меня с... днем рождения.       — Восемнадцать?       Твою мать.       Твою мать.       Твою мать.       — Да… — протянула я, игнорируя сощурившийся взгляд Хендерсона.       Это был просто кошмар наяву. Не помню, чтобы я вообще когда-либо раньше попадала в подобную неловкую ситуацию. И, Боже, надеюсь, никогда в жизни больше не попаду.       — В таком случае, поздравляю с совершеннолетием.       Нервная улыбка и почти остановившееся кровообращение наверняка сделали меня сейчас похожей на сумасшедшую, но Оливер все равно раскрыл руки для объятий и, словно издеваясь, ожидал, пока я сама к нему пойду. На этот раз я даже на одну секунду не решилась посмотреть на Джеймса, но у меня это и не вышло бы, поскольку Льюис специально повернул меня к нему спиной.       Мы стояли недолго, и я не могла видеть выражения их лиц, однако усилившаяся хватка на моей талии явно намекала на их идиотскую игру в доминирование, в которой я больше не собиралась участвовать.       — Вы извините, — выбравшись из кольца рук одного придурка, я начала обращаться к ним обоим: — Спасибо за поздравления. Это правда очень мило с вашей стороны. Но мне пора к консультанту по поступлению.       Сейчас мне даже не было стыдно, что я убегала от проблем, потому что эти двое вели себя как чертовы дети. Меня тошнило от одной только мысли, что они делили меня, будто я и правда была какой-то их общей вещью, с которой им сказали играть строго по очереди. А они никак не могли составить расписание, чтобы поровну определить время.       Гадко. И нечестно. Поступать так со мной, если я и так понятия не имела, что делать с их тупой симпатией, в отсутствии которой я уже была уверена. Вполне возможно, что чувства Льюиса были очередным способом выбиться в лидеры, когда он потерпел неудачу с Элизабет. А теперь и Хендерсон потерял ее, значит, надо было восстанавливать гребаный баланс.       Я ведь предполагала это в первый мой рабочий день в кафе, когда они вот также убивали друг друга взглядом, но тем же вечером сопливые речи Льюиса меня переубедили.       Сука.       Это же так смешно. Просто уморительно. Они, наверное, бились за место самого популярного парня школы или главного мудака Розиклэра, а я была лишь грязным способом добиться отрыва в гонке.       — Здравствуйте, — практически влетев в кабинет, пролепетала я. — Я хотела бы поступить в университет Гринвич. Каковы мои шансы?