Второй шанс на слабость

      После той пьесы, я пообещала себе больше не плакать из-за всякой ерунды, например, романтических трагикомедий, в которых даже счастливый конец оставляет неприятный осадок, потому что ты понимаешь, — в жизни такого не будет. Или обидных слов, которые люди говорят специально, чтобы ты чувствовал себя ничтожеством и настолько паршиво, насколько это вообще возможно. Или разрыва отношений.       Я знаю, что это не имеет смысла. Знаю, что через полгода, год, два — я буду считать это глупостью и абсолютной нелепостью. Потому нет смысла сейчас испытывать все эти чувства, разрывающие грудную клетку изнутри, если меня все равно через какое-то время отпустит эта боль. Но даже осознание этого не позволяло боли отступить или хотя бы уменьшить свое воздействие на меня.       Все, что мне оставалось делать, — это глотать слезы, смешанные с противным вкусом туши, и сидеть под козырьком автобусной остановки, дожидаясь, пока хотя бы один автобус проедет мимо. Я видела, что Элизабет вышла из кафе спустя десять минут, после того как уехал Оливер. Видела, как Линда и повар Скотт ушли еще час спустя. Но ни один из них не видел меня.       Свечение фонаря на навес создавало тень, которая позволяла мне оставаться в одиночестве, и я уже не была уверена, что если кто-то проедет, — я его остановлю. Мне хотелось прождать здесь, пока я не замерзну окончательно. Должно быть, у меня и правда была какая-то склонность к саморазрушению или я просто хотела обозвать пафосным термином то, что я неудачница и все, к чему я прикасаюсь, рушится у меня на глазах. Даже если я пытаюсь поступить правильно — у меня не получается. Даже если хочу забыть человека — не выходит.       Зато я умею причинять боль всем вокруг. Своей маме, которая теперь даже говорить со мной не хочет. Ноа, который наверняка крупно пожалел, что вообще связался со мной. И Оливеру.       Он был так добр ко мне, так заботился о моем состоянии. Вытаскивал из пучины мыслей, уничтожающих меня изнутри. Но я все равно заставила его страдать, хотя сама хотела просто перестать испытывать то же самое.       Почему я не могла отпустить сомнения? Просто не думать о них и забыть как страшный сон. Закрыть какие-то странные и необъяснимые чувства внутри себя и никогда больше не трогать эту проклятую шкатулку. Выбить к чертям все, даже самые счастливые, воспоминания из головы и просто, ради всего святого, исчезнуть?       Прижав колени ко лбу, я обняла практически голые ноги руками и прикрыла глаза, в очередной раз подавив всхлип. Мне не хотелось чувствовать это отчаяние и безнадежность, но я понимала, что кроме сегодняшнего вечера я не позволю себе эту слабость. Или я окончательно перестану быть Эмили Хилл, которой хотела и пообещала себе стать давным-давно.       Прошло много времени, прежде чем я поняла, что фонарь погас, а температура воздуха упала до привычных зимних градусов, которые, вероятнее всего, заставили мои ноги посинеть. Я не хотела просить мисс Морган или Скотта подвозить меня, ведь надеялась уехать на самом последнем автобусе, чтобы никого не пугать своим потрепанным видом, смахивающим на костюм подзаборной крысы. Но этим, кажется, я загнала себя в угол, поскольку уже час на дороге никого не было, а пробовать добраться пешком до общежития, я бы не стала. Даже с моей самонадеянностью, я понимала, что не дойду.       Разблокировав почти севший телефон, я начала просматривать контакты в поисках человека с машиной, который сейчас ненавидит меня меньше всего. Время близилось к полуночи, но я надеялась на самоотверженность своих знакомых, которых в этом городе оказалось не так много. Не нужно было сближаться только с Оливером и Нелли. У меня было бы больше людей, которые, возможно, примчались бы ко мне в ночи.       У Нелли не было машины, зато был мобильный отец. Но она не ответила.       Дерьмо.       С членами команды Оливера, вроде Флоренци, я была не слишком близка. Еще была парочка людей из театральной труппы, с которыми я уже не общалась. Парочка взрослых без автомобилей. И, конечно же, Джеймс.       Кого я пытаюсь обмануть? Хендерсон был первым человеком, пришедшим мне на ум. И случись такая ситуация три года назад — я бы сразу позвонила ему. Но сегодня... Мы расстались с Оливером из-за него. Косвенно, но все же из-за него. А теперь я собиралась просить его о помощи?       Господи, и почему мой бывший лучший друг — единственный приемлемый вариант?       Не давая себе времени подумать, я нажала на вызов, но, дождавшись второго гудка, передумала и решила быстро сбросить, но не успела.       — Эмили?       Зависнув с пальцем над кнопкой «отмена», я услышала его хриплый голос и попыталась привести дыхание в порядок.       — Да, Джеймс... — запинаясь, начала я, — ты... не мог бы... Ладно, извини, я случайно.       Сдерживая желание нервно засмеяться, я все же сбросила звонок и откинула голову к стеклу остановки.       Плевать.       Я уже почти не чувствовала ног, а следовательно, и холода. Если верить интернету, раздетый человек при температуре в сорок пять градусов по Фаренгейту продержится несколько часов, а я не была раздета. Да, куртка была холодной, поскольку еще не успела высохнуть, а платье скрывало лишь половину бедра, если свободная юбка не задиралась. Но я все еще была в одежде, а значит, у меня была пара часов в запасе прежде, чем пустят утренние автобусы.       Да, это глупо и опрометчиво. И тем не менее я вставила ледяные наушники в уши и, прикрыв глаза, стала вслушиваться в песню, что едва заглушалась от звуков дождя. Это, пожалуй, было единственным положительным моментом во всей этой ситуации.       — И чего ты здесь сидишь?       Вздрогнув от неожиданности, я подняла голову, вытащила наушники и удивленно осмотрела Хендерсона, держащего зонт над своей головой. На нем была та же одежда, что и на мероприятии, за исключением пиджака, который он снял. Но он не выглядел так, словно только что пришел с какой-нибудь вечеринки. Скорее, будто только вылез из постели.       — Джеймс?       Должно быть, я уснула, потеряла сознание или замерзла насмерть. А может, он был всего лишь галлюцинацией. Но я уверена, что это нереально, потому что прошло не больше десяти минут с того момента, как я ему набрала.       — Ты звонила.       — Но я…       — Ты бы не позвонила просто так, — прервал он меня, заставив нахмуриться. — К тому же, на заднем плане был слышен дождь, а у тебя сегодня была смена в кафе.       Мне потребовалась секунда на осознание происходящего.       — И ты это знаешь, потому что специально не ходишь по этим дням, — уточнила я, вытирая щеки, чтобы избавиться от черных полосок туши.       Сомневаюсь, что практически при полном отсутствии искусственного освещения, он смог бы их разглядеть, но я не хотела испытывать судьбу.       — Да, — даже не пытаясь отрицать, выдал он.       Джей вытащил руку из кармана брюк, а затем протянул ее мне, предлагая помочь подняться, когда я вновь надела каблуки. Это было вовсе не обязательно, но я все же вложила свою холодную ладонь в его и почувствовала, как он затягивает меня под зонт. Косой дождь все равно попадал мне на ноги, заставляя ощутимо дрожать от мороза, но вскоре я уже оказалась в салоне, наслаждаясь теплым воздухом из печки.       Хендерсон не задавал вопросов, не возмущался и не требовал объяснений. Я не знала, что творится в его голове, но мне было достаточно и того, что он не пытался забраться в мою.       — А что, если бы я действительно просто случайно набрала твой номер? — игнорируя собственное желание спокойно доехать до общежития в тишине, спросила я. — Ты же как-то позвонил мне по пьяни, после того, как мы поссорились.       — Да, и ты тогда так и не ответила.       Он не отрывал взгляд от дороги, но, скорее всего, это связано с его нежеланием находиться в моем обществе. Я не могла его за это винить, но меня все равно задевал этот факт.       — Я правда тогда не видела, что ты звонил, — отвернувшись к окну, тихо сказала я. — А когда написала тебе, — ты сказал, что это было случайно. Хоть и дважды.       — Да, сказал. — Односложные ответы меня не устраивали, но мне не потребовалось просить о большем, поскольку уже через минуту, он продолжил: — Это почти правда. Я напился, позвонил тебе, ты не ответила. Я позвонил ещё раз — ты все равно не ответила. А больше я и не пытался.       — А если бы ответила?       — Наверное, услышала бы много оскорблений и ненормативной лексики, мол зачем ты мне позвонила, — едва слышно усмехнувшись, сказал он. — Я же был в стельку.       — То есть ты не случайно нажал на мой номер? — все же повернувшись в его сторону, спросила я. — Ты уверял меня в обратном.       — Сама подумай, как я мог случайно нажать, да еще и дважды? Ты была чуть ли не в конце списка моих контактов.       Мне не удалось подавить улыбку, но, к счастью, он вряд ли смог бы разглядеть ее периферическим зрением. Это настроение, будто я находилась в защитной сфере, быстро сменилось первоначальным, стоило мне опустить взгляд на небольшие синяки от ногтей в форме полумесяцев на моих ладонях.       — Так ты рассказал ей о моих чувствах, которые, кстати, никаким боком ее не касались. — Я не собиралась уточнять, о ком говорила, но по его нервному ерзанью, стало очевидно, что это и не потребуется. — Я понимаю, если бы мы встречались. Рассказы о бывших и прочее, но мы никогда не были вместе. И сейчас твоя психованная благоверная, или уже бывшая благоверная, устроила скандал и рассказала обо всем этом Оливеру.       Он негромко прокашлялся, наверное, подбирая слова, но я продолжила:       — Я не хотела, чтобы он знал. Можешь представить себе его реакцию, когда он услышал, что бóльшую часть своей жизни я была влюблена в его лучшего друга? — Проведя ногтем по свежему следу, я наконец посмотрела на поникшую фигуру Джеймса. — А теперь представь, что она рассказала свою версию происходящего в первую неделю. И прибавь к этому события Хэллоуина.       — Я рассказал ей до того, как ты приехала, — едва слышно начал он. — Я же не знал, что ты окажешься здесь. Она спросила, почему я переехал. А мне не было дела до того, как ты отреагируешь, если вдруг узнаешь. Поэтому я и рассказал. — Он сжал руль чуть сильнее, но все равно не повернулся в мою сторону. — А про то, что ты и есть та самая девушка, о которой я говорил, должно быть, вырвалось случайно.       Случайно.       Я громко хмыкнула, давая ему понять, что не верю в это. Но он не спешил заверять меня в своей честности. А потом я заметила очертания незнакомых улиц, и весь разговор вылетел из моей головы.       — Где мы?       Он ничего не ответил, даже когда я повторила свой вопрос еще несколько раз, а лишь продолжил расслабленно вести машину. Я не верила, что он хочет меня убить, к тому же полупустые, но все же улицы города, были совершенно неподходящим для этого местом. Но если он все еще злился на меня из-за чего-то, то отдать меня в какой-нибудь наркопритон или рабство ради мести — у него вполне получится.       Но, к счастью, он остановился у приличного здания навскидку в десять этажей, а не у разваленного сарая, который мы недавно проезжали. От этого факта я могла бы расслабиться, если бы он не заехал на сильно освещенную подземную парковку. А я была более, чем уверена, что не смогла оттереть все следы слез с моего лица.       К черту.       И хотя мне все ещё было немного неловко, я решила не обращать на это внимание, поскольку его мнение о моей внешности никогда не удовлетворяло моим желаниям, а значит, стараться сейчас — тоже не было смысла.       — Ты так и не скажешь, куда мы приехали? — все не унималась я, стоило нам подняться на лифте на седьмой этаж.       — А это не очевидно? — наконец ответил он, хотя я и не получила никакой исчерпывающей информации.       — Вообще-то не особо.       Он остановился, но, как выяснилось, не для того, чтобы ответить, а для того, чтобы открыть дверь.       Ладно, это была квартира, я догадалась. Но чья это квартира и почему мы не поехали в общежитие или хотя бы в дом его родителей — мне все еще было не понятно.       — Располагайся, — заявил он, а затем покинул коридор, будто это было в порядке вещей.       Я сняла туфли, повесила куртку на вешалку и хмуро осмотрела своё отражение в зеркале прихожей. Волосы выглядели не так плохо, как я думала, лишь слегка завились у концов, а вот лицо… Скажем так, не оставалось сомнений, что буквально час назад я плакала продолжительное время. Хотя, думаю, по моим упрекам в машине, он и так догадался.       Без спроса зайдя в ванную, я быстро умылась и постаралась прийти в себя, а затем направилась к Хендерсону.       И первым, что я увидела, покинув коридор, было длинное, практически панорамное, окно. Не в пол, что меня радовало, поскольку такая пафосность в маленьком городке, была бы излишней, но в половину стены. По бокам висели серые шторы, в тон обоев и кухни, которая находилась по левую сторону от меня. А с правой же стороны была спинка дивана, в ногах которого лежал расправленный матрас.       — Да-да, вот только не надо комментариев по поводу планировки квартиры, хорошо? — пресекая попытки, которые я вообще-то планировала оставить при себе, заявил он. — Меня устраивает спать на матрасе и стоящий рядом диван не мешает. Я просто не хочу его раскладывать, он жесткий. И да, может и стоило перенести телевизор в ноги матраса, а не оставлять его сбоку, но я не хочу. Я смотрю телевизор на диване, а не лёжа на полу. Спасибо за жалобы и предложения.       Тихо засмеявшись, я подошла к большому квадратному столу в кухне и присела за барный стул, напротив Джеймса.       — Ты сам… Продумывал оформление?       — Мне так удобно, — ответил он, не ответив.       — Хорошо. — Я слабо улыбнулась, принимая из его рук чашку чая, а после расслабила лицо и вновь вернула взгляд к Хендерсону. — Почему ты не живешь с родителями?       Джеймс снова прочистил горло и только потом ответил:       — По большей части из-за отца. — Он будто бы расслабленно пожал плечами, но это выглядело слишком неестественно, так что я не поверила. — Я согласился вернуться обратно в Америку при условии, что буду жить отдельно, когда мне исполнится восемнадцать. И поэтому, со дня рождения, использую деньги с трастового фонда.       — Но твоя мама?.. — обеспокоенно спросила я.       — Я говорил, что все непросто, мелкая. — Джеймс снова усмехнулся, но быстро поник лицом. — Женщина, с которой изменил отец, забеременела. Мать, естественно, узнала об этом, но вместо того, чтобы уйти, осталась и стала требовать аборта. — Задержав дыхание, я следила за тем, как он хмурил брови и подбирал слова. Я и представить не могла, что все настолько серьезно. — Отец и так был на грани, а когда мать втайне от него дала этой девице деньги и буквально сопроводила ее до кабинета врача, — и вовсе как с цепи сорвался.       — Боже… Он ее?..       — Он сдержался, но был близок, — подытожил Джей, наконец посмотрев на меня. — Но она все равно не ушла.       — Ты не должен винить ее за это.       — Я не должен, но я виню. И общаться, а тем более жить с ними, у меня нет никакого желания.       — Мне... очень жаль, — прошептала я, понимая, что это никак его не утешит.       Меня сейчас стошнит.       Поверить не могу, что все это случилось, а меня не было рядом. Может, ему и не нужна была моя поддержка, но мне хотелось бы хоть как-то помочь, а не зажигать спичку рядом с бензобаком.       — Господи, вот именно поэтому я и не хотел тебе рассказывать, — вдруг выпалил он, привлекая мое рассеянное внимание. — Ты бы мне никак не помогла, так что просто забудь об этом. Возможно, я злился на тебя из-за того, что ты не вовремя решила разорвать нашу дружбу, но винить себя за это не нужно. Особенно сейчас, когда все уже давно прошло.       — Я не разрывала нашу дружбу — ты сделал это, — все же заметила я, но он лишь закатил глаза.       — Мы никогда не договоримся.       Конечно, потому что ты упрямый баран.       Едва заметно улыбнувшись, я коснулась кончиками пальцев горлышка кружки, провела неполную окружность по остывшей керамике и вновь ощутила холод во всем теле.       — Слушай, могу я сходить в душ? — спросила я, оторвав взгляд от своих пальцев. — И, может быть, у тебя есть какая-то одежда, в которую я могла бы переодеться?       Его задумчивый взгляд быстро прошелся по моим плечам и ключицам, а затем поднялся вверх, будто он пытался вспомнить все содержимое своего шкафа.       — Футболка? — скептически произнесла я спустя пару минут, уставившись на ткань в его руках.       — Она длинная.       Джеймс пожал плечами, даже не собираясь идти за другими элементами одежды, что немного раздражало. Ладно, не немного, — сильно раздражало.       — Недостаточно длинная, — заметила я, развернув ее в руках.       На обычной черной футболке был принт с названием и изображением персонажей какого-то ничем не примечательного шутера, которые он всегда очень любил. Я этой любви не понимала, поскольку считала их глупыми и излишне жестокими. Кроме бесконечной игры в войнушку, в них абсолютно не было никакого геймплея, за исключением нескольких действительно увлекательных видеоигр, которые язык не поворачивался назвать простыми «стрелялками».       — Да брось. — Он растянул улыбку и немного приподнял бровь. — Она нормальная.       Неправда.       — У тебя нет, скажем, пижамы?       Было очень трудно сдержать нотку надежды в голосе, но я хотя бы попыталась.       — Серьезно, Хилл? Пижамы?       — Боже, только не говори, что ты спишь голым, — закатив глаза, взмолилась я.       — О, ты была бы счастлива, не так ли? — Не успела я воинственно возразить, как он продолжил: — Я сплю в трусах, расслабься.       Расслабься? Серьезно?       — Хорошо… — неуверенно произнесла я, — но, может, у тебя есть шорты или что-то вроде того?       Джеймс хмыкнул, пристально смотря мне в глаза, но я стойко выдержала этот взгляд.       — Только плавательные.       — Отлично, они подойдут.              Все вокруг пахло им. Его шампуни, гели для душа, пена для бритья. Было крайне неловко принимать душ у Хендерсона, когда он находился в соседней комнате. Мы за всю жизнь пару раз всего друг друга в купальниках видели, а тут я была совершенно голой в его квартире, да еще и собиралась после этого надеть его одежду. Какое-то сумасшествие.       Если бы мы были в какой-нибудь комедии — я бы поскользнулась, ему бы пришлось зайти, а затем началась бы неловкая, но полная желания сцена.       Остановись.       Или если бы это была эротическая книга — он сам бы зашёл под каким-то глупым предлогом и сцена стала бы в разы горячее.       Прекрати.       Или если бы это был фильм с высоким рейтингом, я попросила бы его потереть мне спину, а он не отказался бы или я сама вышла бы к нему…       Хватит.       Шумно выдохнув, я прикрыла глаза и увеличила напор горячей воды. Она уже не обжигала кожу, а только расслабляла мышцы во всем теле. Но совершенно не отвлекала от глупых мыслей, которых точно не должно быть в моей голове.       Думать об этом, когда пару часов назад Оливер бросил меня из-за него, было так неуместно, нечестно и неправильно. Хотелось скулить от отчаяния, что я не могла перестать представлять Джеймса, который стоял в этом же душе и думал обо мне. Я все ещё не верила в это, но если представить, просто предположить, что это была правда. Что он стоял на этом самом месте, опершись о стену одной рукой. Тяжело дышал, подняв голову и подставляя лицо под теплые струи воды, которые стекали по всему его телу, когда другая его рука держала основание…       Замолчи.       Мгновенно выключив воду, я едва не рычала от омерзения к самой себе. Это просто несправедливо, что он занимает так много места в моих мыслях, тогда как там должно быть только сожаление от расставания с Оливером. Противно от того, что я позволяю себе забыться в мыслях о другом. Или же эти мысли всегда были о нем. Я уже ни в чем не была уверена.       Стоило неспешно выйти в коридор, как меня сразу же настиг прохладный ветер из приоткрытого окна общей комнаты. Голые ноги покрылись мурашками, и я приобняла себя руками за локти. Капли с мокрых волос падали на футболку и оставляли множество потемневших точек, но я не хотела сушить их.       Джеймс теперь сидел на том месте, где была я, только повернувшись корпусом от стола и непринужденно на него облокотившись.       — Моя одежда смотрится на тебе гораздо лучше, чем шмотки Ноа, — выдал он, отпив что-то из своего стакана и медленно осмотрев меня. Его взгляд не вызывал отвращения, как, например, взгляд Флоренса, но мне все равно стало неуютно. Особенно, когда он чуть более тихо добавил: — И Оливера.       Я ничего не ответила на это, а лишь более детально пробежалась по нему глазами, и до меня наконец дошло, что было в стакане.       — Ты был пьян, когда забирал меня?       Осознание, что на балу я видела его возле столиков с пуншем; что от него и в салоне машины пахло не так, как обычно; что он не отрывал взгляда от дороги, даже на одну гребаную секунду, обрушилось так стремительно, что у меня закружилась голова, когда он отвел затуманенный взгляд от моих ног и встретился с моими глазами.       — Несильно.       — Господи, Джеймс! — воскликнула я, подходя ближе к нему. — Тебе нельзя было садиться за руль. Зачем ты поехал за мной? Это опасно. И неразумно! Черт возьми, ты мог разбиться!       — Ты ехала со мной в машине, но переживаешь, что я мог разбиться? — приподняв бровь и краешек губы, спросил он, а затем перевёл взгляд на свой стакан.       Джей рассматривал алкоголь в широком стекле с толстым дном так, словно они действительно могли дать ему все ответы. До этого момента я думала, что он сидел расслабленно или задумчиво, но теперь была уверена, — он просто опечален.       Ну, конечно…       — Мне жаль, что вы расстались с Элизабет. — Это была почти правда, которая далась мне удивительно легко. — Попробуй поговорить с ней. Убеди ее, что мы никто друг другу, что между нами ничего не…       — Мы давно расстались, — прервал он меня на полуслове, заставив удивленно вскинуть брови. — Все нормально.       — В каком смысле?       — Мы расстались… в ноябре, кажется. — Он возвёл глаза к потолку, изображая задумчивость. — Да, в начале ноября.       — О чем ты говоришь? — недоумевая спросила я, будто сейчас не лезла в чужие отношения. — Вы все это время были вместе. Я не понимаю.       — Нет, я бросил ее, — замялся он, — вскоре после Хэллоуина. Но она попросила меня… Не знаю, кажется, она попросила меня не бросать ее до бала. Или что-то вроде того.       — Что? — Мимолетный смех вырвался против воли, но я быстро взяла себя в руки. — Ты бросил ее? Почему?       — Ты задаёшь неправильные вопросы, Хилл, — почти весело произнес он, а после отставил стакан в сторону и вновь направил на меня свои ледяные глаза. — Из-за кого я бросил ее?       Пульс участился, мысли спутались, и я, кажется, перестала дышать. Этого не могло быть. Все это неправда. Очередная уловка, просто шутка. Грязная игра на моих чувствах и эмоциях. Все как обычно, ничего не поменялось.       Твою мать, я сейчас сойду с ума.       — Не продолжай, — дрогнувшим голосом прошептала я.       — Почему?       Казалось, он и правда не понимал. Казалось, он спятил, потерял рассудок, так же, как и я. Казалось, он…       — Я поняла, что ты имеешь в виду, — тихо сказала я, отступив на шаг, ближе к стене, потому что он поднялся со стула и начал наступать. — Поэтому не продолжай.       — Ты нравишься мне, Эмили.       Боже.       — Ты пьян, — едва слышно промямлила я, сдерживая предательские слёзы. — И это несерьёзно.       — Я пьян. И только это позволяет мне говорить серьезно.       — Это не так. Господи, ты хоть представляешь, как комично это звучит? — истерично размахивая руками, заявила я.       — Ты действительно нравишься мне, — повторил он, будто мне было мало долбаного первого раза.       — Нет, это неправда.       Он сделал еще шаг, но для меня он был последним. Дальше отступать было некуда. Я в чертовой ловушке. Прижата к стене, словно в мышеловке.       — Почему ты так думаешь? — одними губами, проговорил он, взглянув на меня чистейшим стеклом, вместо глаз.       Я смотрела на него, будто впервые. Совершенно не понимая, что, ради всего святого, происходит. Почему Джеймс, мать его, Хендерсон говорит все эти вещи? Почему сейчас? Почему мне?       — Не строй дурака, Джеймс. — Ответ нашелся так быстро, что захотелось смеяться от глупой очевидности, которая не дошла до меня сразу. Еще секунда и я бы правда поверила в его слова. Поверила бы, что это не игра. Но, черт возьми, я знала ответ. — Тебя просто бесит, что я не проявляю симпатию в твою сторону? Ты так влюблён в себя и падок на женское внимание? Тебе невыносима мысль о том, что я больше не та наивная влюбленная дурочка у тебя под боком? Что мне больше нет дела до тебя? — Риторические вопросы, на них мне не нужны были ответы. — Для тебя это всего лишь вызов, а я больше не играю в эти игры, Джеймс.       — Это не так.       — Правда? — Я наигранно усмехнулась и отвела в сторону глаза прежде, чем снова посмотрела на него. — Тогда ответь, почему сейчас? За столько лет ничего, но сейчас. Ты старательно игнорировал мои чувства, хотя и догадывался о них, я уверена. Но даже если не знал тогда, я призналась после, но все равно ничего. — Натянутая, неестественно широкая улыбка. Частое моргание, будто он не видел покраснения глаз. Дрожь в голосе и отчаянное желание уйти. Соберись. — Давай, скажи, что ты считал меня практически своей сестрой и не хотел разрушить нашу дружбу. Вешай дальше эту оправдательную лапшу, только знаешь что? Мы никогда не были друзьями. Это была всего лишь иллюзия. Ложь. Обман...       Я не договорила. Джеймс оказался в дюйме от моего лица так скоро, что я задохнулась словами, когда он сократил то малое расстояние между нами, заставляя буквально вжаться в стену. Глаза в глаза. Тело к телу. Его руки по бокам. И горячее дыхание, обжегшее мои губы и прервавшее любые попытки что-либо сказать прежде, чем он меня поцеловал.       О, Боже.       Его тело прижалось так близко к моему, что мы могли ощущать бешеный ритм сердца друг друга. В нос ударил горький, но такой привычный запах сигарет, и я почувствовала больной прилив самых разных воспоминаний, саднящих горло. В груди все перевернулось, а кровь стучала в висках так сильно, что ясно мыслить просто не получалось. Он будто бы проник под кожу, выбивая здравый рассудок своими настойчивыми губами, поочерёдно сминающими мои. Тёплый, мокрый, совершенно непохожий на наш прошлый поцелуй вырвал с корнем все мое самообладание и едва не подкосил колени, стоило ему шумно вдохнуть воздух и зарыться рукой в мои мокрые волосы.       Все, что от меня осталось, — призрачное сомнение, что это тело, эти губы, руки, сжимающие пряди у корней, заставляющие до боли в шее вздёрнуть подбородок, на самом деле принадлежали ему.       Я ощущала каждой клеточкой его тяжесть и не могла избавиться от чувства удовлетворенности. Он был чертовски напряжен и даже не пытался этого скрывать, плотнее прижимаясь своими бёдрами ко мне и шипя что-то неразборчиво.       Это нереально. Невозможно. Этого просто не может быть.       Джеймс не может так отчаянно сжимать мою талию, задирать свою футболку на мне и пытаться почувствовать кожу так остро, что кружилась голова. Это не он. Кто бы это ни был, но точно не он. И плевать. Судорожный стон сорвался с моих губ, и я сделала шаг, оказавшись к нему вплотную. Его громкий выдох и усилившаяся хватка заставили едва ли не скулить от желания. Мои ладони накрыли его шею и линию роста волос, а глаза сильно зажмурились, лишь бы я не проснулась сейчас на автобусной остановке, в своей комнате или чертовой Англии. Я просто не переживу этого, нет. Не смогу.       Руки Джея скользнули вниз, хаотичные касания к голым участкам кожи мгновенно покрывали ее мурашками и заставляли дрожать в его объятьях. И когда он с силой сжал мои бёдра, подаваясь вперёд, я не выдержала:       — Джеймс…       Его стон заставил меня закатить глаза и приоткрыть губы, но он снова накрыл их с еще большим рвением, страстью и решительностью. Пальцы опустились на его плечи, ощущая мягкую ткань рубашки, а затем сжались, пытаясь удержаться, когда его язык коснулся моих губ и с силой проник внутрь, целиком поглощая жалобный всхлип. Он напирал так уверенно, что не было шансов отступить. Но я и не думала, что найду в себе силы сделать это.       Он наклонился еще ниже, и я почувствовала его руку на внешней стороне своего бедра, которая приподняла коленку и заставила обхватить его ногой. А после он буквально прибил меня к стене, чтобы можно было почувствовать твёрдое тело целиком.       — Нет, стой! Джеймс, нет.       Черт. Твою мать. Черт. Черт. Черт.       Я задыхалась, громко сглатывала, но стояла неподвижно, боясь открыть глаза. Голова вдруг резко заболела, давление сильно сжало череп, а грудь вздымалась так часто, что мне казалось, будто меня сейчас разорвёт изнутри. Я должна была посмотреть на него, но мне нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Лишь спустя пару секунд, я опустила руки и наконец взглянула на Джеймса. Он отстранился, но все еще продолжал держать мою ногу, не позволяя отойти полностью, отступить, исправить ситуацию. Сделать хоть что-то. И только растеряно смотрел на то малое расстояние, что осталось между нами.       — Прости, — прошептала я, сжимая его запястье. Может, это было и не то, чего я хотела, но мне нужно было, чтобы он меня отпустил. Но он не поддавался. — Прости, что ответила. Я не должна была. Я не поступлю так с Оливером. Прости.       — Ты собираешься к нему вернуться? — хрипло почти с обвинением спросил он, наконец подняв свои глаза на меня.       — Нет, он… Это он бросил меня. Заслуженно, но бросил. И… не мне решать, возвращаться к нему или нет.       — Ты хочешь этого? Хочешь быть с ним?       — Перестань, — тихо, едва слышно.       — Эмили, ты не можешь…       — Нет. — Я выставила руку вперёд, как тогда на поле, и ему пришлось меня отпустить, отступая на шаг назад. Он не пытался подойти, но мне нужна была эта уверенная дистанция. — Я не знаю, что это было. Не могу себе объяснить. И не хочу об этом думать. Но нет, все это... Я не позволю тебе снова ввести меня в заблуждение, как ты это делал на протяжении всей моей жизни. — Я взглянула на него из-под опушённых ресниц, лишь бы до него дошёл смысл моих слов. Но вряд ли все это вообще имело хоть какой-либо смысл. — Я не знаю, чего конкретно ты пытался добиться. Но я тебе не верю. Это всегда была она, а не я. И я больше не стану притворяться, что это не так, что нас связывало что-то большее. Что ваши отношения были случайностью или недоразумением. Это не было недоразумением. Все было так, как должно было быть. Я хотела быть Сарой, хотела быть ею, но ключевое слово здесь «хотела». Больше нет. Я не буду с человеком, который любит не меня, а Элизабет, или любую другую призрачную копию моей сестры, которая и в подметки не годится настоящей.