***
Квартира была пыльной. Очень. А еще не очень большой, но это было только в радость — проще убирать. — Так… — решительно сказала мать и закатала рукава. Мы с Иори тут же вытянулись по струнке, готовясь внимать указания. Я уже мысленно прикинула фронт работ и смирилась с долгой уборкой, но… Но все разрешилось совсем не так, как ожидалось. — На хрен все это! Я вызываю клининг. Мы с Иори моргнули. — Чего?.. — непонимающе переспросила я. — Клининг? Денатсу звонко фыркнула, отмахиваясь от пыли. — Нет, если у тебя есть желание привести этот саркофаг в нормальное состояние, то пожалуйста, — произнесла она в той самой интонации, когда сразу становится ясно — не соглашайся ни в коем случае. Я судорожно замотала головой. — Вот и отлично. Мать коротко улыбнулась, приподняв уголки губ, и пошла звонить в клининговую компанию. Мы с отцом переглянулись. — Ты тоже ожидал уборку на весь день? — Ага… — ответил Иори, с некоторым отвращением поглядывая на запылившиеся стеллажи и грязные окна. — Раз уж все так сложилось, предлагаю сходить поесть лапши. — И по мороженке, — продолжила я его мысль. — В точку! На том и порешали. А затем мы дождались уборщиков и довольные ушли есть удон в соседний квартал. Уже вечером, когда мы возвращались обратно в вычищенную квартиру, я беззаботно смеялась и общалась с родителями, совсем не обращая внимания на мигающие и резко гаснущие фонари…***
В моей квартире — ох, какое же это приятное словосочетание! — было очень уютно. Еще большей «ламповости» я добавила, развесив повсюду мягко светящиеся гирлянды и всякие симпатичные ночники. Растения я благоразумно решила не заводить — если покормить какого-нибудь питомца ты точно не забудешь из-за «звукового оповещения», то с цветами дела обстояли гораздо сложнее. Что говорить, если у меня увядали даже самые стойкие кактусы! В общем, новое жилище мне очень нравилось: тихий район, относительно близкое расположение к академии, интерьер в приятном глазу джапанди и, самое главное, милые и тихие (!) соседи. Вот как минимум за это стоило полюбить японский менталитет, где почти всё оценивалось «как бы не причинить другим неудобство» — тишина в любом общественном транспорте, почти никакого шума ни в дневное, ни в ночное время суток… Никаких сверлящих сутками напролёт соседей! Звучит как мечта… Но кое-что меня всё же смущало. И нет, не одиночество и оторванность от родителей — боже, я выросла в большой семье! Покой, тишина и никаких людей для меня только в радость. Но не в этом суть. Итак, техника почему-то барахлила. Вся. Вообще вся! Микроволновка — в Японии духовки как таковой вообще не существовало в домашнем обиходе, поэтому СВЧ печи брали эту функцию на себя — сначала вообще отказалась печь мне шарлотку, потом спалила её, а затем и вовсе отключилась и больше признаков жизни не подавала. И это при том, что я всё делала правильно! Потом сломался мой фен, потом забарахлил холодильник, и мне в срочном порядке пришлось что-то делать с тремя ведрами мороженного. Дальше вышла из строя стиральная машинка — она то начинала работать, то отключалась; так что я психанула и принялась полоскать вещи руками. А следующий удар был самым болезненным… Телефон! Ирэн Адлер была чертовски права, сказав: «этот телефон — моя жизнь». Мой агрегат слишком быстро начал терять энергию, и, даже когда я подключала его к зарядке, «проценты» падали. Раздражение не покидало меня почти все вынужденные каникулы. За эти свободные дни я успела поругаться почти со всеми электриками в округе, научилась жить при постоянно мигающем свете и менять перегоревшие лампочки, доконала несчастного парня в сервисе ремонта телефонов и накатала несколько страниц негативных отзывов на сайте обслуживающей меня энергокомпании. Происходящего вокруг я решительно не понимала и была в полном недоумении. Забегая вперёд, могу сказать, что мне тогда определённо стоило позвонить матери. Но обо всём по порядку…***
В академию я возвращалась с небывалым для себя удовольствием. В груди теплилась надежда, что хоть в этих стенах техника не будет ополчаться против меня. Но, как и всегда, птица обломинго прилетела, умостила свою жирную пернатую задницу на моей голове и гаденько так улыбнулась. Началось всё ещё на входе — ворота UA неожиданно закоротило, когда я решила под ними пройти. Замигали лампочки, и повалили искры. Кто-то из проходящих вместе со мной студентов взвизгнул, а кто-то даже ругнулся. Надежда сказала «ну на хер», собрала чемоданы и, помахав ручкой, прыгнула в вагон тронувшегося поезда. Я скисла, постаралась принять вид я-вообще-не-при-делах-о-чём-вы и спешно направилась ко входу в академию. Кеды «уличные» были быстро убраны на мою полку и сменились на кеды «академные». После этого я сначала решила неспешно дойти до класса, но после того, как лампа над моей головой промигала морзянкой «S.O.S», а затем и вовсе отключилась, шаг стал более стремительным. Затем перешёл на бег… В класс я буквально влетела, оставляя после себя след из перегоревших ламп. На меня уставилось несколько пар крайне озадаченных глаз. — Мне кажется, что меня преследует какой-то дух, — на одном дыхании выдала я, и лампа над моей бедовой головой эффектно, с громким треском и искрами погасла. По телу пробежали табун слоно-мурашек и какая-то непонятная мне волна. — Скорее всего, полтергейст… Мина, глаза которой стали размером с монетку в сто йен, задушено пискнула и пробормотала что-то на подобии «свят, свят, свят». Токоями глубокомысленно вздохнул. — Я не вижу никакой тёмной ауры вокруг тебя, — таинственно произнёс он. Его Тень вторила ему, кивнув своей вороньей головой. — Ладно, другой вопрос, — нервно улыбнувшись, сказала я, — есть амулет какой, серебро или, на худой конец, соль? Или мел… О! Мел! В любом учебном заведении и классе были мелки. В нашем — даже цветные! Их то ли Мина притащила, то ли Хагакуре, то ли Аояма… Неважно. Главное, что у меня был свободный доступ к мелу, а с его помощью, как я научилась из «Сверхъестественного», можно было нарисовать круг, и — вуаля! — никакая нечисть не проскочит. Одноклассники со скепсисом смотрели на то, как я, не жалея коленей, рисовала вокруг своей парты окружность. На всякий случай ещё и пару пентаграмм начертила, но Токоями звонко фыркнул, отобрал мел и показал настоящий уровень — простые и немного кривые (я умею рисовать! просто руки дрожали!) звезды превратились в сложные схемы с какими-то рунами, непонятными мне символами и закорючками. — Премного благодарствую! — совершенно искренне и нотками истеричного смеха сказала я и умостилась в защитном круге, прижимая сумку к груди. Меня трясло и переполняло какой-то нездоровой энергичностью. Пальцы то стучали по парте, то теребили собачку на молнии, нога дёргалась туда-сюда. Я могла начать активно тараторить обо всём на свете, потом резко замолчать, уставившись в одну точку… Птица обломинго заливалась хохотом, переступая с лапы на лапу и давя мне на голову. Мне хотелось всего и сразу. И есть, и пить, и скакать, и спать, и смеяться, и плакать, и болтать, и молчать, и строчить сотни сообщений всем подряд, и удалить все соцсети… — Денки-чан, может тебе стоит пойти домой? — обеспокоенно спросила Яомомо. — Нет! — почти прокричала я и сильнее вцепилась в сумку. — Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет. Дома всё ещё хуже. А тут у меня есть кружок. Волшебный кружок, он меня защитит, и больше ни одна лампа не… БАМ! Со звуком лопнувшей струны над головой потухла та самая лампа, а на нас с Момо посыпался дождь из искр. Мина и Тору, вцепившись друг в друга, завизжали. Стоящая неподалёку от них Очако от неожиданности едва не запрыгнула на зашедшего в класс Киришиму. А Бакуго, вставший в дверях, выразил всеобщее мнение: — Чё за нахуй?!***
Когда в класс вошёл замотанный не хуже египетской мумии Айзава, он сначала охренел. Честно говоря, увидь я такую же картину, то тоже была бы в шоке. Итак… Вокруг моей парты был нарисован уже не просто круг, а чуть ли не сраная ловушка для архангелов. Сама я сидела на парте под зонтом в окружении созданных по наводке Токоями минералов и смотрела в никуда, пока на полу рисовали дополнительный круг из соли и активно спорили остальные ученики класса 1-А. — Больше соли сыпь! — командовала Джиро, одновременно с этим пытаясь напоить меня валерьянкой. — Больше нельзя, — возмущался в ответ Токоями, — иначе она войдёт в резонанс с кристаллами! Карму пусть чистит. К-а-р-м-у! — Здрасьте, Айзава-сенсей, — я махнула герою рукой, удобнее перехватывая зонтик. Айзава очень тяжко вздохнул. — Я даже спрашивать не буду… — сказал он и пошёл к доске. — По местам! Никто не стал спорить с сенсейем. Даже Токоями, хотевший было сперва возмутиться — круг же не дорисовали! Но потом он всё же уселся к себе, нахохлившись. Я же медленно и аккуратно, чтобы не сбить кристаллы, переползла с парты на стул. А потом закрыла зонтик… Обошлось. Одноклассники выдохнули и перевели всё своё внимание на Айзаву, объявившего о Спортивном фестивале…***
Конца уроков я ждала почти так же сильно, как и Нового года. Ни меловые круги, ни соль, ни даже минералы, за которые Токоями ручался «Великим Ктулху», не помогли. Свет в классе мигал, как в клубе, телефоны и остальные гаджеты у всех разряжались быстрее обычного, розетки брахлили. Мне тоже было хреново. Всё болело и ныло. В венах зудело, как перед судорогой. Руки тряслись, голова гудела, а перед глазами всё начинало плыть и качаться, как на волнах. Я уже говорила, но мне точно стоило позвонить Денатсу. Но что-то меня останавливало. Может это был страх, может неловкость… Я всегда была чересчур стеснительной там, где не надо. Однажды, в прошлой жизни я умудрилась повредить руку. Не смертельно, просто растяжение. Но тогда я этого не знала. Рука просто немного болела. Бывает. И всё было неплохо: я успешно игнорировала дискомфорт. Но потом наступила ночь. Было ужасно больно. Я не могла спать и даже занять положение, в котором было бы не так плохо. Потом боль стала сильнее. Гораздо сильнее… Я даже плакала, зажимая в зубах подушку. Почему? Просто не хотела будить свою маму, с которой жила в одной комнате. Та ночь была самой болезненной из всех. Я ревела, тихо выла и мечтала о прекращении своих мучений. В пять утра стало невыносимо. Мама проснулась от моего скулежа. Руку мне намазали какой-то обезболивающей мазью, а затем отругали за то, что сразу не разбудила… Для меня это было дикостью — как можно нарушить сон человека? Как можно потревожить свою маму, если ей нужно рано вставать и идти на работу?.. Я не понимала. И та ситуация меня ничему не научила, потому что вновь я наступала на те же грабли — предпочла отмолчаться. Но вернёмся обратно в тот день к концу занятий. Учёба закончилась, и все засобирались домой. Из кругов меня вытаскивали всей нашей почти-Бакусквадной компанией. Я уже была на пороге состояния невменяемости, поэтому отчаянно сопротивлялась. А потом Урарака открыла дверь… На нас, словно на зверей в зоопарке, уставилась сотня глаз. Столпившиеся вокруг нашего класса ученики со всей параллели жадно разглядывали нас. Они были похожи на покупателей в «Чёрную пятницу», на пришедшую на гладиаторские бои публику, на группу друзей, у которых остался всего один кусок пиццы… Это было жутко. Неприятно. На нас пялились. На нас давили… Я задрожала всем телом и чуть не свалилась со стула. Бакуго вышел вперёд ко всей этой толпе. Что именно он говорил, я не слышала — это было неважно. Но общая суть была проста — Кацуки Бакуго в своей привычной манере обосрал всё и вся. Конечно, толпа возмутилось. Конечно, все наши были несколько напуганы этим… А потом вышел он. — Я, и правда, пришёл узнать, из чего вы, детишки, слеплены, да вот не ожидал, что вы будете такими высокомерными, — хриплый, будто спросонья, вкрадчивый голос заглушил весь гул и занял собой всё пространство. — На факультете героев водятся только такие? Серо слишком быстрым движением задвинул поднявшуюся меня к себе за спину. Но я всё равно выглянула из-за его плеча. Всё вокруг замедлилось… Хитоши Шинсо возвышался над Бакуго и над всей той толпой, что была у него за спиной. В стоящих торчком фиолетовых прядях розоватыми переливами игралось медлительно клонящееся к горизонту солнце. Я больше ничего не слышала и не видела. Всё вдруг смазалось, потеряло какую-либо форму, а любой звук был глухим и почти не различимым, будто мои уши набились ватой. Вокруг мелькали небрежные штрихи, цвета то сменялись ненавязчивым монохромом, то вдруг ослепляли своей яркостью. Для меня всё стало совершенно неважным. Загудели висящие над головами лампы, заморгали, будто предупреждая об опасности… Мне было плевать. Как мотылёк, тянущийся к свету, так же и я тянулась в сторону двери. — Шинсо… — шёпотом, едва слышно, но Ханта уловил. И странно дёрнулся, оборачиваясь на меня. — Ты его знаешь? — Серо был хмур, и на его лице проявились какие-то непонятные для меня черты. Но я не обратила на это внимания. Услышать его слова мне не удалось, но они словно были выведены в воздухе чьей-то рукой с зажатым между пальцами карандашом… Я медленно кивнула, чувствуя, как всё вокруг закачалось морскими волнами. — Дрались… в… детском саду… — губы зашевелились сами по себе. Тело не слушалось, и меня вело из стороны в сторону. Я собралась с мыслями и попыталась окликнуть бывшего товарища? соперника?***
Я очнулась в кабинете Исцеляющей девочки в окружении хозяйки помещения, Айзавы-сенсейя и крайне мрачной Денатсу. — Поздравляю, — сказала она, устало потирая переносицу, — ты у нас теперь на особом положении. Я — Каминари Денки. И моё имя теперь официально занесено в реестр бесконтрольных причуд…