***
Меня легко, но довольно настойчиво били по щекам. Я мычала и ворочалась, предпочитая оставаться в тёплой неге сна. — Чёрт, она не просыпается, — раздосадовано сказал женский голос. Послышались тихие переговоры и непонятная возня. — Тц, идиоты, — фыркнул мужской голос с рычащими нотками. Я завозилась, пытаясь лечь поудобнее, но меня крепко ухватили за щёки, — смотрите, как надо! По лицу неожиданно плеснуло ледяной водой. Я взвизгнула, шарахнула током и только потом распахнула глаза. Первым, что попало в поле зрения, оказался Бакуго. Громко матерящийся и трясущий рукой, а в другой у него была зажата пустая бутылка воды… Сложить два и два не составило большого труда, даже при дикой головной боли. — Ты совсем больной?! — прохрипела я, смахивая с лица воду. — Кто ж так будит?! Придурок! — А мне тебя, че, целовать, блять?! — заорал Бакуго. — Идиотка! — Кретин! — Пустоголовая! — Жертва пьяной акушерки! — Абортыш не состоявшийся! Мы с Бакуго самозабвенно орали друг на друга. Стоящие вокруг нас ребята крутили головами, переводя взгляд с меня на него, а оскорбления летали туда-обратно, как мячик для пинг-понга. — …И это ты мне говоришь? Вывертыш кроссинговера! Шпиц поганый! — я гневно пыхтела, с яростью глядя на не менее злого одноклассника. — Чё?! Туполицая сука с желе вместо мозгов, которая себя контролировать не умеет! — зарычал Бакуго. Мы стояли вплотную, едва не сталкиваясь лбами. Я отчётливо чувствовала сладковатый запах нитроглицерина. Реши я сейчас заискрить, и всё… Бум! Ба-бах! И огромный «гриб» от взрыва. Атмосфера начала сгущаться. Все медленно двигалось к драке; (***
— Итак… — протянула я, сцепив пальцы в замок, — что произошло пока я была в отключке? Ханта, Джиро и Мина синхронно, будто отрепетировали, отвели глаза. Кьёка внимательно рассматривала свои шнурки, Ашидо сосредоточенно пялилась куда-то в куст, а Серо расфокусировано уставился в небо. — Облака низко летят… — глубокомысленно произнес он, обхватив пальцами подбородок, — это к дождю! Я приподняла бровь. — Во-первых, вы не ответили, — въедливо начала я. — А во-вторых, эта примета про птиц, Ха-а-нта-а-а… Все замолчали и прикинулись глухими. Пальцы в раздражении застучали по рукаву куртки. — Мы в молчанку играем? Что ж вы меня не позвали, м? — елейным голосом поинтересовалась я и приподняла уголки губ. Серо, как ни в чем не бывало, продолжал смотреть на небо. Мина усердно искала что-то в кусте, а Джиро неожиданно прыснула, прикрыв рот ладонью. Под моим непонимающим взглядом она засмеялась еще сильнее. Я подозрительно посмотрела на этих троих. — Так, — руки сами собой скрестились на груди. Осознание тоже пришло своим ходом. Я раздраженно потёрла переносицу. — Мне мозг закоротило, да? Джиро больше не могла сдержаться и захохотала во весь голос. Я обиженно поджала губы. — Джиро! — шикнул на ушедшую в «ха-ха» одноклассницу Ханта. — Прекращай. Но Кьёку и подхватившую ее смех Мину было уже не остановить. Им было весело, вспоминать о моём «овощном» состоянии, причудливых визгах и сложенных в знаке «Окей» пальцах. Мне же было не до смеха. Я боялась многого: змей, сороконожек, черепах (просто не спрашивайте), злодеев, будущего… Но больший страх в меня внушала именно проблема «закоротившего» мозга. Стать пленником собственной головы без единой возможности вернуть себе контроль — вот, что действительно пугало меня. Не глупый вид, не стекающая по губам слюна и прочие побочки моей причуды. Я боялась до ужаса и дрожи в руках однажды навсегда застрять в состоянии овоща. Для меня это было хуже комы и даже смерти. Я бы предпочла умереть, чем жить так. Но девочкам — да и многим другим, кто видел меня в таком состоянии — было смешно. Они не видели или не хотели видеть той правды, что заставляла меня судорожно вскакивать по ночам с кровати и гнала тренироваться-тренироваться-тренироваться до тех пор пока я не падала от изнеможения… Именно это меня задело. Не смех и передразнивания. А то, что они просто не поняли… Мина и Кьёка смеялись. Серо — я уже говорила о его проницательности? — пытался их успокоить и беспокойно поглядывал в мою сторону. В горле появился комок, у меня начали подрагивать губы — было обидно. Действительно обидно. Никто не смеялся, когда Мидория ломал свои кости, когда Мина, шипя сквозь зубы, поливала обожженную кислотой кожу щелочью, когда Момо дрожащими руками запихивала в себя протеиновые батончики, когда Иида падал от судорог в ногах… А над моей проблемой смеялись. Обида сдавила грудь и глотку, надавила на плечи и вынудила руки дрожать. Это было глупо, знаю. Но я ничего не могла с собой поделать. Чувства всегда были сильнее меня. Я просто развернулась и ушла прочь, слыша за спиной звонкий хохот и голос Ханты. «Нужно матери позвонить, — подумалось мне, когда я подняла глаза к небу. Легкий ветер лениво гнал крупные облака с Юга на Север. — Ханта был прав. Будет дождь…»***
Отойдя подальше ото всех, я уселась на бордюр. Небо приковывало взгляд — оторваться было почти невозможно. Оно успокаивало меня. Что в те далекие времена, когда я еще не была Денки, что теперь. Небосклон, несмотря на свою переменчивость, всегда было постоянным. Такой вот парадокс. Новый оттенок голубизны каждый день, неповторимые краски закатов и рассветов, причудливые, будто вышедшие из-под кисти никогда не теряющего вдохновения художника, облака… Менялись места, менялась я, а небо оставалось прежним. Всегда далекое, всегда свободное и всегда родное. Какой бы не наступил день, как бы не было оно затянуто облаками, как бы не плакало или сверкало ярким солнцем — я в любой момент могла поднять голову и посмотреть на него. Необъятное полотно стабильности. Когда-то на небо также, как и я, смотрели древние-древние люди, не научившиеся еще говорить, жители оставшихся в пыли и истории цивилизаций, простые крестьяне и высокородные аристократы, гении и мыслители, художники и цари… Все они вглядывались в облака и синеву и искали что-то. Я искала покоя, уверенности в завтрашнем дне и, возможно, росчерков чернил, которыми автор всего этого мира писал. Рука сама залезла в карман запылившейся куртки и достала телефон. Он был особенным: крепким, как столбы Венеции, тяжелым… И выдерживал высокое напряжение. Когда Денатсу впервые показала мне этот агрегат, в моей голове возникло только две мысли: «о, Нокиа тридцать три десять» и «этим точно можно убить». Именно на такую модель я звонила матери во время ее заданий, и именно такой аппарат мне подарили на день рождения после случайного сожжения батареи моего первого в этом мире телефона — я тогда еще не очень хорошо понимала свои силы и переборщила с зарядкой от электросети имени «Каминари Денки». Мой «старичок» все еще был жив — потому что его я угробить не сумела — и прекрасно выполнял функцию «звонилки»; (смартфон у меня тоже был. Его мне доверили только после того, как Денатсу провела для меня импровизированный экзамен на понимание причуды. Но это не так важно). Пальцы быстро забегали по кнопкам, набирая номер матери. — У аппарата, — отозвалась Денатсу после пары гудков. — Привет, ма! Тут это… — начала я, — короче, на нас напали злодеи… — Адрес, живо! — перебила она меня и, судя по грохоту, подскочила со стула. — Не, не, все нормально, — поспешила успокоить ее я. — Мы отбились. Пострадали только Айзава-сенсей, Тринадцатая и один дурак из наших. Все пучком, ма! Денатсу выдохнула и скрипнула стулом — видимо, села обратно. Пальцы нервно теребили «собачку» на молнии куртки. — У меня мозги закоротило, представляешь? — незнамо зачем поделилась я, рассматривая шнурки на ботинках. Мать хмыкнула. — Не переживай, я тоже часто «замыкалась», — сказала она в качестве поддержки. — Самое главное… — Тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться, — с губ слетел тяжелый вздох. Рядом со мной зашуршал куст, и я резко обернулась, настороженно вглядываясь в листву. — Ладно, я пойду, ма… — Ага, давай, — отозвалась Денатсу на той стороне провода и завершила звонок. Куст зашевелился еще активнее. Я напряглась… Среди листьев показалась темная макушка. — К черту эту ботанику! Я за «каменные джунгли», а не эти заросли… Из зелени вся в веточках и листьях появилась ругающаяся на чем свет стоит Джиро. Я шокировано смотрела на эту «лесную фею». — Привет, — сказала она, уставившись на меня. — Привет… — неловко отозвалась я. — Поговорим? — без шанса на отступление спросила — хотя это было больше похоже на утверждение — Кьёка. С ее головы слетел листочек и упал ей прямо на нос, заставляя Джиро чихнуть и встряхнуться, как собака после купания. Темные глаза смотрели прямо на меня, пробирая до костей… Я растерянно кивнула.***
Мы сидели на бордюре: я нервно крутила в пальцах кулон, Джиро молчала. Не знаю, о чем она думала и почему решила поговорить. Меня переполняли волнение, стыд, что-то еще, что мне не удалось опознать… — Прости, — едва слышно выдохнула Кьёка, опустив голову. — Я не хотела тебя обидеть. — Принимается, — легко улыбнулась я. — Моя вина тоже есть. Надулась, а не объяснила. Все нормально… Темные волосы резко взметнулись, едва не хлестанув меня по лицу. Джиро посмотрела прямо в глаза с непонятной мне эмоцией. — Не нормально! — отчеканила она. — У меня тоже голова на плечах есть, могла и сообразить что к чему. А я ржать начала. Хорошая из меня подруга! Зашибись прям. Кьёка отвернулась, скрывая лицо за волосами, и сцепила руки в замок. Ее нога беспокойно дергалось то вверх, то вниз. Я промолчала, думая, как ее поддержать. Моя рука робко опустилась на ее колено. — Хей, всё нормально, слышишь? — мягко начала я, легко давя на ее ногу, пока подошва не прижалась к асфальту. — Все мы ошибаемся. Такое случается. Не вини себя. — Но… — она вскинула голову. Ее губы слегка покраснели от нервных покусываний, а лицо было бледнее обычного. Полные вины глаза слегка поблескивали в лучах появляющегося, а затем прячущегося за облаками солнца. Джиро была порывистой, резкой, как ветер, но очень чувствительной. Я сразу это поняла — за маской язвительной и немного грубоватой девчонки скрывалось полное переживаний нутро. Кьёка к тому же была очень совестливой, что только добавляло проблем. За каждое неосторожно брошенное слово она изводила, наказывала себя и не могла успокоиться… Я не стала ей ничего говорить. Только притянула к себе и сжала в объятиях. Джиро сперва застыла, а затем крепко обхватила меня руками и затряслась в тихих рыданиях, шепча о том, как страшно ей было стоять напротив злодеев, как беспокойно металась, желая меня спасти, как едва не закричала, увидев меня на земле, как пыталась привести меня в чувство, как смотрела на разбитое лицо сенсейя и разодранную спину Тринадцатой, как зло огрызалась на все вопросы про ее состояние… Она шептала-шептала-шептала, заикаясь и путаясь в словах, и плакала мне в плечо. Ее пальцы крепко держались за мою куртку, а тело дрожало от всех этих эмоций, переполняющих ее грудь. Я поглаживала ее по спине и слушала, редко вставляя свои слова. Так грустно, что девочку, способную услышать очень многое, никто так не слушал… Когда слезы у Джиро закончились, а язык стал заплетаться, ее начало клонить в сон. Я вновь промолчала и, укутав дрожащую подругу в свою куртку, понесла ее к автобусу. Чуть позже, когда мы ехали обратно в академию, я заметила притаившийся в ее волосах небесно-голубой, слегка помятый цветок и убрала к себе, аккуратно выпутывая его из темно-фиолетовых прядей. Я — Каминари Денки. Легко вступаю в перепалки и многое принимаю слишком близко к сердцу. У меня на плече спит моя подруга, а в моем кармане небо…