***
В течение следующей недели о музыканте не было никаких известий, а сказанные им в тот день слова так и не выходили из головы. Балунову дали пару выходных, дабы отойти от ситуации, что, к слову, его не волновала в том аспекте, в котором тревожила других. Он знал - им нужна рабочая лошадка. Способная не только расставлять ножки перед клиентом и стонать по первому требованию, а тот, кто готов послушно выполнять любые прихоти. В проституции здоровье товара было всегда очень важно. Это банальное качество. Не продадите же вы корову, заболевшую чем-то не тем, правильно? Вот и Ренегат с Князевым работали по такому принципу. На самом деле им с Мишей безумно повезло. Ибо пусть смотрители и были разбалованными богачами, а к своим рабочим относились хорошо. Жаль только, что с презрением не смотрели только на "Мастера отсосов" без четырёх верхних зубов. От последнего становилось как-то противно. Их "папочка" Князь отобрал всё. Свободу, девственность, честь, лучшего друга и...Якова. О, боже, как же хотелось вернуться в то джакузи. Крикнуть, что всё у них хорошо и наброситься, чтобы раздеть, утащить за собой на дно. Поиметь друг друга прямо там, в мыльной воде. Руки снова задрожали от нахлынувших мыслей. Пришлось закусить губу да заскулить. Душе было безумно больно. А тело просто ломало в двух направлениях. Мозг чувствовался мягким и приторно-сладким, покрытым пудрой, и тем не менее в нём всплыл один фрагмент из произошедшего. "Цвиркунов". Такова была фамилия Якова. Яков Цвиркунов. Кудрявый музыкант, который безумно любит секс. Очень жадно трахает и так непутёво действует. Его глаза искрятся лучшими любого смарагда. А дыхание такое тёплое и трепетное, что нутро взводит в экстаз за пару минут. От одного только голоса можно улететь на небо к ангелам, испачкав живот белой субстанцией. Балунов сглатывает. А что если поискать? Раз у него сегодня выходной, то почему бы не пойти с этими данными куда нужно? Компьютера в их с Мишей квартире отродясь не было. Они даже знать не могли, что это такое. Да, у них в городе были клубы с такой техникой, но весьма и весьма дорогие. А им, с их-то зарплатой, хватало не на многое. Тем более, что продукты были в дефиците, пусть и не шибко сильно. На самом деле Яков сильно растрачивался, когда покупал Шуре конфеты. Шоколад в них был паршивый, но черт бы побрал, их купили для него, для шлюхи. Просто так. Никто не просил. Это было сделано не для фетишистских замашек. Из таких у музыканта только любовь к женским нарядам. Да и из-за недовеса на крашеном всегда смотрелось такое в тему. Правда долго пришлось подбирать подходящее. Балунов вздыхает, сжимает и разжимает кулаки, настукивает по столу мелодию и жмурится. Ему всего-то нужно побывать в разных точках города до наступления кромешной темноты. До тех пор, пока крысы местной мафии не посмеют доложить, что он вообще посмел выйти, не предупредив Князева. Стало более тошно. Этот ублюдок точно был связан с уходом Якова. И такого терпеть парень уж точно был не намерен.***
Ни в первом, ни во втором музыкальном магазине о Якове Цвиркунове не слышали и не видели того даже краем глаза. Предлагали других исполнителей, но одетому в великоватую на плечевой основе косухе было не это нужно. Он выходил, благодарив за потраченное на него время, и закусывал губы. Вжимался носом в вещицу, которую клиент так беспечно оставил в номере, тёрся о баф. С таким было теплее. Казалось даже, что Яков всё же специально обронил. Зимних вещей у Шуры не было. И выдавать ему их не собирались. Всё равно на машине от дома к "офису" катали. Очередной вздох и пара шагов по промерзшей земле. Поворот на какие-то неизвестные улицы, через дворы, быстрым шагом всё дальше от дома и наконец перед глазами гудящая толпа. Судя по количеству разукрашенных волос и спин, носков, и всего прочего по чём можно выделить одного человека их было там не меньше двенадцати. На улице день, а люди о чем-то спорят во дворе, окружённом панельками. После слышится рёв мотора и до Шуры доходит, что там устроили разборки какие-то мотоциклисты. Глаза боязливо забегали по сторонам. Инстинкты подсказывали бежать, но почему-то стало дико интересно, что там происходит. Дрожащие пальцы ведут молнию вверх, расправляют ворот. На крашеного парня странно смотрят стоящие поодаль от других людей панки. Расположились они как раз около закрытой двери, на которой кто-то выцарапал название клуба. Жигало подходит, тянет руку к двери, но его тут же отвлекают. На улице достаточно холодно. Морозец уже пробрался под куртку, от чего Саша сделался до ужаса злым и раздраженным. — Куда это мы так спешим, блондиночка? Названый облизывает губы, и хмурит брови. — Туда. — И что ты там будешь делать? В нос ударил стойкий запах сигарет и пота. — Понятия не имею. Вы же оттуда? — Мы с Ржевки. А вот ты бы шёл отсюда по-добру, по-здорову, пока косточки не поломали. — Это ж кто мне-то косточки поломает, ты, что ли? Огрызаться не стоило. Тот был весьма мягок с подошедшим, а он вот как. — Слышь ты, борзый, — шипя. — Слава, оставь его, а? Пусть пойдёт, да поймёт, что не годен. Тот фыркает на заявления друга, и Балу наконец-то просачивается в здание, ловко переступая через порог и ощущая, как его задницы касается чужая рука, подталкивает шлепком. Чуть ли не падая он становится на ноги ровно. На него теперь смотрят люди, сидящие ровно напротив за столиком на лавочке. Комнатушка с облупившимеся стенами встречала небольшим скоплением людей, гитарами в чехлах и без них, кучей рисунков и плакатов. Кое-где на полу застыли капли крови. Самое главное сейчас было - не подать виду, что тебе страшно, даже если на самом деле безумно. Глаза Балунова устремляются в пролёт, через который видна часть лестничных перил. Других входов нигде не было. Вокруг люди, а позади закрытый выход. Идти нужно было только вперёд, да чуточку вправо и, по всей видимости, наверх.Если Якова не будет и там, то искать дальше бесполезно.