Страницы ненаписанных историй

На руинах разрушенного города будет сыграна самая душераздирающая баллада. Сплетение ветров, проходящих сквозь рваные крылья, подпоют барду, который вновь потерял то, что должен был охранять, беречь ценой своей жизни. Смерть пахла кровью и тлеющими одеждами. Она шептала новые куплеты прямо над ухом, отчего архонт мог лишь перебирать струны дрожащими пальцами, шепча слова в бреду, в слезах. Всепоглощающее горе отравляло, заставляло чувствовать горечь во рту. Он считал, что умрет за свой город. За свободу и людей, которые верили в него, верили в то, что именно ветра их чуткого бога смогут укрыть от всеиспепеляющего пламени. Но то черно-алым потоком накрыло, выжигая свободу в душах, забирая жизни, не давай возможности убежать, спастись, не быть поглощённым бездной и болью. Барбатос плакал, но слезы не могли вернуть всех к жизни. Он прикрыл глаза, но лица тех, чьи судьбы он знал и берёг, стояли прямо перед ним, смотря с укором, невысказанными мольбами. От этого щемило под рёбрами, больнее, чем вырванный гнозис. Вопреки сказаниям, камень не холодный. Моракс осторожно поднял чужое лицо, смотря в глаза. Пронзительно своим янтарным взглядом. Он держал его, был рядом, стараясь хоть так удержать другого бога в их мире, не давая потонуть в потоке скорби и боли. Венти шумно вдохнул, пытаясь найти хоть один ответ на свои вопросы в глазах напротив, но обладатель тех впервые не знал, что сказать. Анемо архонт так хотел, чтобы хоть всезнающий Рекс Ляпис мог знать, почему всё сейчас именно так… — Проснись, Барбатос, — голос гулким эхом раздался в голове. Не приказ, не слово, обязующее контрактом. А искреннее желание. Он прикрывает глаза, а после вновь распахивает. Моракс все еще перед ним, но позади больше нет тлеющих руин. Рвано выдыхая, пытаясь избавиться от привкуса, Барбатос аккуратно льнёт всем телом к тому, кто все ещё держал его. Спасал от тех вещей, что преследуют его уже несколько сотен лет. Лишь поэтому Венти не спит. Он боится вновь увидеть то, чего не сможет предотвратить. Падение чужой нации наложило свой отпечаток. Оно осталось где-то внутри, ютясь вместе с сомнениями и остатками скверны, порождая то, отчего архонт не мог убежать так просто. Оно душило и жгло, давя натянутые улыбки, отчего иногда анемо бог жмурился, заходился непонятным кашлем, но вновь втягивал воздух. Горько. Едко. Невыносимо. — Ты же знаешь, что я не смогу их спасти, когда придёт время, — шептал Венти, цепляясь за чужую спину, будто вот-вот под ним развернется пропасть, поглотит его вместе с поломанными крыльями. Моракс держал — уверенно и твёрдо, не намереваясь отпускать. И это было то, что помогало Барбатосу не упасть в отчаяние. Мягкие поглаживания по спине чуть ниже лопаток — когда-то именно там находились самые мягкие и нежные перья его сильных крыльев, успокаивали. Он помнил, как эти же руки касались его после того, как на их глазах погибло слишком много невинных. Помнил. И был благодарен. — Когда придёт время, ты не будешь один, — сказал Моракс, а в тоне не слышалось и намёка на сомнения. Он был уверен, был твёрд и решителен. Вот только Барбатос не был. — Мы уже не такие, какими были, — шептал Венти, утыкаясь в чужую шею. Его слышали, слушали внимательно, продолжая мягко касаться ладонью спины, поглаживая. — Нам и не нужно такими быть, — говорил гео архонт, мягко и сам утыкаясь в чужие волосы. Те отчего-то пахли пылью и песком — слишком непривычно. Анемо бог тихо кивнул. Он понимал, что собеседник имел ввиду. И, если он дал своим людям свободу потому, что считал это правильным, то бог контрактов — потому, что те были к этому готовы. Моракс не ошибается. Или же Венти просто закрывал глаза на чужие промахи, поддерживая в своей голове нерушимый образ. — Но сможем ли мы хотя бы защитить себя? — Внезапно родился вопрос у Венти, который он не смог не озвучить. Чжун Ли не торопился с ответом. Он мягко запустил пальцы в чужие слегка распущенные косы, отчего собеседник прижался к чужой груди, прислушиваясь. Человеческое сердце не стало биться чаще. Когда-то, когда они ещё были богами, Моракс дал Барбатосу клятву. Внезапную, отличную от контрактов, что они заключали. Будто бы все это было лишь односторонним, анемо архонту не нужно было ничего давать взамен, отчего он и не думал, что всё сказано всерьёз. Но сейчас, когда вместо ответа Чжун Ли вновь посмотрел ему в глаза, тот вспомнил. Ощутил. Понял, что тот не бросал слова на ветер. — Даже, если мы с тобой падём, — зачем-то начал Моракс слова той самой клятвы. — Земля и ветер всегда сберегут то, что нам дорого, — продолжил Барбатос, замечая чуть дёрнувшиеся уголки губ. В улыбке, пусть и еле заметной. И почему-то это успокаивало. Они погибнут. Рано или поздно. Их вечным жизням суждено прерваться. Такова уж воля Селестии. — Обещай и ты мне, — тихо попросил Чжун Ли, вновь прижимая Венти к себе, чувствуя, что тот слегка расслабился. — Что угодно, — заверил бард, замирая, будто и правда готовясь принять любую просьбу. Даже самую безумную. — Обещай, что когда это случится, — мягкое касание кончиками пальцев к шее и горячий выдох около уха. — Что в последние минуты ты споёшь самую красивую песню, которую знаешь. Только мне одному. И он споёт.