Под опекой

Терпкое вино, запах старины и душная сладость пионов. Огромный зал, блистающий великолепием тех, кто там находился. Золото, медь, платина, серебро, каменья и мрамор. В глазах пестрит и трудно понять, что именно ты рассматриваешь. От запахов цветов кружится голова, грудь, стеснённая неудобным, но очень модным камзолом, болит и тянет. Всем улыбаться. Всем раскланиваться. Вино льётся рекой. Золотые блюда с едой сменяются всё новыми. Не смолкает оркестр. Всем весело или всем кажется, что им весело. Преподнести себя, продать родственника или совершить прекрасную сделку. Таков, праздник демонов. Он соткался из тумана в дверях зала, раздумывая о том, что он потеряет, если не решится зайти. Его заметили раньше, чем он бы успел передумать. Громкий звучный голос с потолка объявил о его появлении, люди и нелюди обернулись и замерли. Редкий товар прибыл на этот праздник смерти. Натянув свою самую пренебрежительную улыбку, без которой его не видели несколько столетий, он шагнул в зал, мгновенно растворяясь в запахах, пряча свой запах тыквы, могильного холода и сырой земли. Льняная рубашка, словно сотканная из кровавой росы сражения, блестящее золото волос, что прядями развевались на ветру, напоминая лучи солнца, украшенное мелкими красными цветочками, синий омут глаз, длинные золотые ресницы, прямой нос, который человек всегда держал высоко, тонкие розовые губы, напоминающие по цвету нежный цветок, почти прозрачная кожа, которая на фоне черного камзола, казалась совершенно нездоровой, что было недалеко от истины. Ладони покрыты чёрными перчатками, на которых не было видно ни единого изъяна. На правом запястье поблескивали золотые часы. Левая рука придерживала изящную трость из сандалового дерева. Раскланявшись с теми, кто всё-таки подошёл к нему, он спокойно ушёл в самый тёмный угол, спрятавшись в тени свисающих цветов и прохладе фонтана. Присев в кресло, поставленное там именно для таких любителей праздников, мужчина вытянул ноги, блаженно жмурясь. С тихим шорохом на стол опустился ворон. — Друг мой? Ты прилетел скрасить моё веселье, — ласковым голосом с некой иронией спросил мужчина, протягивая ладонь птице. Ворон злобно зыркнул на руку, отскакивая подальше. Мужчина беззвучно рассмеялся. — Я знаю, что ты не любишь мои перчатки, — пытаясь погладить птицу, прошептал он, — но что поделать? Ворон не давался, тихо прыгая по столу, предугадывая действия хозяина. Это выглядело глупо. Многовековой демон, расслабленно улыбаясь, хлопал по столу в попытках поймать смеющегося над глупым человеком ворона. — Ну всё, хватит, — всё также улыбаясь, проговорил мужчина, стягивая одну перчатку и кладя её на стол, — доволен? Морок довольно каркнул, в два прыжка оказался в прямой досягаемости ласковых рук хозяина, сцапал его перчатку, выкинул её со стола и, совершенно довольно каркнуа, принялся тереться головой о руку. — Обманули меня, продали кошку, а не ворона. Ворон ласково ткнулся головой в ладошку, схватил клювом край рубашки и, потянув на себя, издал тихое урлыканье. Мужчина потрепал его по голове, ласково улыбаясь, и обратил внимание на то, что происходило в зале, временами возвращаясь к самому интересному и единственному, что могло его обрадовать — к собственной птице. Зал поминутно наполнялся, то и дело объявляли пришедших и их статусы. Куда же в наши времена без статусов? Никуда. Статус идёт впереди человека, открывая или закрывая перед ним двери. -Знаешь, как отличить демоницу от человечки? — спросил мужчина, наклонив голову к голове ворона, почти касаясь губами приятно пахнущих перьев. Птица мгновенно замерла и повернула голову к входящим. — Демоницы почти нагие. Они идеальны до последнего сантиметра их прелестной мраморной кожи, а вот человеческим красавицам есть чего стыдиться. Или растяжки от рождения дитя, или драгоценные побои от драгоценного мужа. Демон ласково улыбнулся повернувшемуся к нему ворону и продолжил наблюдать. Чувствовать себя добычей мужчина не любил, но увы их ах, в таких местах он всегда был добычей, а в предверии своего праздника, так ещё и прекрасным трофеем. Заправив выбившийся локон за ухо, мужчина медленно проскользил взглядом по праздным и, подобрав трость, встал. Кто-то говорил тост. Он медленным шагом проскользил в центр комнаты, умелым жестом подхватил бокал с вином у прислуги и, замерев с поднятым бокалом, принялся кивать в такт словам. Тосты лились рекой из медовых уст, фужеры то и дело звенели, народ веселился. Самайн отточенным веками движением аккуратно перелил вино из своего бокала в соседний и наполнил его водой. Так лучше, чем потерять голову в самом начале. — Раз в сто лет можно и на людях появиться, — обнажая зубы, промурлыкал юноша, нашедший в куче народа своего старого знакомого, и схватив за запястье. Поднятая рука с бокалом опустилась, спина явно напряглась, и ярко запахло тыквой. Юноша с огромным интересом дёрнул мужчину за рукав, призывая повернуться и обратить внимание. На лице у мужчины расцвела самая лучшая улыбка, что не предвещала ничего хорошего редкой прислуге его дома, а таким толстокожим демонам, как этот юнец, ничего не говорила. -Я рад тебя видеть, — произнёс он, салютуя бокалом, стискивая пальцами трость. Глаза его источали ласковый и нежный свет, напоминающий запах диких маков. Народ начал толпиться вокруг, предвкушая развлечение. — А ты не меняешься, друг мой, — губы собеседника изогнулись в злой усмешке. — Веселись! Праздник у всего нашего народа, — он повел рукой по воздуху, перехватывая руку в локтевом сгибе и шепча почти в губы. — Самайн, это твой праздник. Праздник мой и твой, чёртов ублюдок. Самайн смешно округлил глаза, приоткрыв рот, будто собираясь вымолвить всего одну букву, которую за него произнесла толпа. Тихое «о» пронеслось по залу. Из толпы вынырнул глупо одетый мужчина. Цвет его фрака совершенно не соответствовал нынешнему празднику, лак на туфлях давно потрескался и уже местами осыпался, брюки смешно топорщились, а в карманах что-то звенело. Подошедший заговорил быстро, заплетаясь и путаясь, будто на самом деле, здесь и сейчас оскорбили его друга. — Да как ты… вы смеешь! Да ты что вообще удумал? Оскорбить такого господина, — потряс рукой мужчина около носа совершенно опешившего господина, который от творившегося хаоса, ошалел. Ворон, почуявший, что хозяин ошалел, нагло каркнул и клацнул того за ухо. — Да ты ногтя его не стоишь! Гниль, а не демон. Гниль и гадость, самая настоящая гадость. Разошедшегося на все лады демона зовут Вельзевул и поверьте, ему что-то нужно. Вельзевул был из тех, кто ничего просто так не делает и на лице Самайна, доселе удивлённом, а ныне задумчивом, отразился подсчёт всех возможных просьб, которые ему озвучат. Если Вельзевул обратил на тебя своё внимание — жди беды. Это было одно из неоговорочных правил бала демонов и все, как один живой организм старались не лезть к нему и вести себя максимально вежливо и учтиво. Никто не хочет попасть под горячее проклятье, хоть и в приличном дьявольском обществе, но проклинать не вежливо. Самайн несколько раз щёлкнул пальцами по часам, призывая их исчезнуть и, пытаясь не вдыхать амбре помойки, витавшего около его защитника, сделал несколько шагов к ссорящимся. Молодой демон, видимо только первый раз гуляющий на таком празднике и незнающий правил, шипел не хуже жены, застукавшей мужа с изменщицей, и, поминутно бледнея, искал чем бы запустить в неряшливого, но горластого противника. Как по мановению волшебной палочки в руках у него оказался фужер, который юноша со злобной усмешкой попытался выплёснуть в лицо словесного дуэлянта. Мгновение. Стакан оказался зажат в руках у Самайна, который, опираясь на трость, ласково поглядывал на глупенького демона. — Ну что же вы, господа, — произнёс он, — зачем же доходить до крайностей? Вода, зависшая около лица Вельзевула, поплыла назад в фужер. Сделав несколько пасов над фужером, он протянул его демону-беде. — Благодарю, друг мой, но защищать мою честь честью вашего лица совершенно не стоит. Я, право, польщён. Позвольте угостить. На сером лице отразилась гнилая улыбка, от которой толпа мгновенно взбодрилась и постаралась разойтись. Хитрый жёлтый глаз уставился на протянутый фужер. — Не стоило, мой друг, — хватая предложенное и выпивая залпом, произнёс он. Ворон, наблюдающий комедию, громко каркнул, будто обращая внимание на несоответствие слов и действа. Демон тихо шикнул на него, закрывая его клюв пальцами свободной руки. Вельзевул, закончив с содержимым предложенного лакомства, перевёл взгляд на лакомство по солиднее. — Самайн, друг мой! — нарочно громко воскликнул он, хватая мужчину за руку, в которой он держал трость, вынуждая его о пустить опору и немного неловко перенести вес на правую ногу. Будто не замечая принесённых неудобств, Вельзевул, потащил того через весь зал к одному из главных столов с едой. — Почему ты сам не заткнул эту тявкующую дрянь? Ух, если бы ты не остановил меня, друг мой, — пихая Самайна на стул и ставя перед ним бокал с вином, трещал он, — я бы его… — Друг мой, сей юнец, — немного сдавленно начал мужчина, выпрямляя левую ногу, — сей юнец — один из новых наложников нашего прелестного и прекраснейшего Асмодея… — Да кто он, — перебили его, — а кто ты. Дрянь он, а ты, между прочим, мой прекрасный и старинный друг, которого я всем существом люблю и уважаю. За твоё здоровье, прелестный! Они чокнулись бокалами. Самайн вылил, Вельзевул выпил. — Так, о чем это я? — спросил мужчина, фокусируя разные глаза на лбу у собеседника. Точно. Я целый вечер тебя ищу! А ты? Где ты прятался негодник? — Я, право, не прятался от вашей компании. Дело в моей невыносимой головной боли, которая… — Да-да-да, знаю. Я всё знаю про моего лучшего друга, — свирелью заливался демон, пока Самайн оглядывал зал на наличие других старинных друзей. — Я же не просто так! Я по делу… Тут взгляд его зацепился за трость, что мужчина сжимал под столом. Хозяин птицы проследил за траекторией поворота немытой головы и, подавив тяжкий вздох, вытащил свою трость из-под стола. — Красота, — продекламировал демон, хватая вещь из рук хозяина и принимаясь её всячески разглядывать. — Какая работа! Какое дерево! Колись, негодник. Сколько душ отдал за это произведение искусства? — Нисколько, я прикупил её у человеческого мастера, — улыбаясь, ответил светловолосый наблюдая, как теряет интерес к вещице собеседник. -Оно и видно, вот тут царапина, — жалуясь, ответили ему. — Но вещь всё же очень дорогая. Раньше, за такую цену, можно было прикупить себе особняк с некой прислугой. Произошел подсчёт. — А знаешь, — поворачиваясь лицом к похитителю трости, произнёс он, лукаво поблескивая глазами, — бери себе. Вельзевул прекрасно отыграл отказ, но маковые слова Самайна о том, что такому прекрасному товарищу он бы и свою лучшую лошадь отдал бы, польстили демону, и тот, гордо прижимая бесполезную для него трость к груди, от всего сущего поблагодарил дарителя. — Ты совсем сбил меня с мысли, дружище, — солидно произнёс он, накладывая себе побольше всего в тарелку. — Я к тебе с делом, а ты с дарами. Так дело не пойдёт. Самайн на его слова только улыбнулся. — Скоро намечается твой праздник (1), а у меня беда страшная и ужасная. Того дело и по миру пойду, — хватаясь за место, где должно биться сердце, произнёс мужчина.—Представляешь, засуха! —Да вы что? — Да, засуха. А ещё и саранча! — Не может быть! — Может! Вот я к тебе и пришёл с просьбой. Ты же у нас, — мужчина всмотрелся в нежные глаза, потом перевёл взгляд на матовые губы, потом, совсем расстроясь, на перчатки, — бог бывший. Мужчина лишь сжал губы в тонкую ниточку. — Вот и наколдуй мне урожай, по дружески, а я, так и быть, помогу тебе с чем-нибудь в наступающем будущем. Самайн согласился. Они пожали руки, и Вельзевул, потерявший какой-либо интерес к скромной персоне в камзоле, ускакал портить праздник другим. Ворон склонил голову и потянул хозяина за выбившуюся прядь, призывая обратить на себя внимание. Мужчина улыбнулся. Сняв перчатку, он тихонько щёлкнул птицу по клюву, другой рукой нежно поглаживая по голове. -Скоро домой, Морок, — прошептал он. Морок, заметив что хозяин снова пытается взять себя в руки, спрыгнул с царского плеча и вальяжными шагами, сопровождаемый смешками девушек, потопал прочь. Цель — клумба с геранью. Когда мужчина снова вернулся в мир сей, он заметил, как его птица старательно вплетает в его волосы свои перья, цветы и какую-то яркую ленту. Посмеявшись, он снял ворона с головы, достал зеркало, поправил свой головной убор и, посадив ворона на плечо, сделал несколько пробных шагов. Боль в ноге снова дала о себе знать. Демоническая аристократия стала собираться в маленькие кружки по интересам, что означало одно интересное действо — лотерея. Человеческие аристократы ничего и не поймут, а их уже выиграют, проиграют, продадут, купят и в самом конце вечера несколько из них лишатся своих жизней и уйдут в вечное рабство. Многие это желают, для других это прекрасный шанс. Для победившего демона — почёт и уважение. Прибившись к самой многочисленной куче народа (меньше шансов, что на твоё появление обратят хоть малейшее внимание), он стоял, гипнотизируя взглядом прислугу, которая уже десять минут игнорирует его. Послышался громкий звон — разбился фужер. Все повернулись на звук, обращая внимание на мужчину в белом фраке, раскланявшегося с рядом стоящими людьми. Самайн глубоко вдохнул, подавляя желание развернуться и убежать, как делал он, когда был совсем молодым. — Друзья! Я рад видеть вас на празднике! Во-первых, хотелось бы засвидетельствовать своё почтение и счастье от того, что нас сегодня посетил Самайн, — пробираясь сквозь толпу и покровительски глазея на мужчину, который ласково гладил ворона, объявлял он. — Рад, очень рад вас видеть, — схватив того за запястье и потянув его на себя, промурлыкал он. Самайн мимолётно скривился, но взяв себя в руки, улыбнулся. Освободив руку из захвата, он низко поклонился, стараясь скрыть своё омерзение, взял предложенную руку и медленно, показушно приложился губами к бледной кисти. — А мне какое счастье оказали вы, Асмодей. Белый костюм удовлетворённо кивнул, взял мужчину за локоть и потащил с собой к сцене. — Во-вторых, рад сообщить о четырёхсотлетней лотерее! Крутить будет наш прекрасный, но очень застенчивый гость. Отказ не принимается, — последние слова, сказанные почти на ухо, отрезвили Самайна и тот принялся просчитывать шаги отступления. Демоны в первых рядах, аристократия подальше. Сцена казалась ещё более ярким и блистательным местом, чем остальной зал, и это был совершенный минус. Сбежать невозможно. Его поставили рядом с барабаном на ножках, который по всем законам лотереи нужно будет крутить. — Сейчас наш прекрасный осенний принц будет крутить барабан с номерами. Ваши пригласительные билеты пронумерованы, заметьте, — возглашал король этого вечера, купаясь в лучах славы, любви, подхалимства и похоти. Он тут как дома. Номера на билетах. Разумеется, что из тридцати семи особенных приглашенных гостей, его шестой номер маловероятен. Не нужен ему человек. И раб ему не нужен. По отмашке впереди стоящего он принялся крутить. Молясь и крестясь где-то на задворках собственной души, Самайн остановил барабан. Сняв перчатку, он сунул руку в тёмный барабан с номерами и… замер. В бочке он нащупывал всего один номер. Бросив вопрошающий взгляд в спину Асмодею, он почти нутром почувствовал его улыбку. Это все подстроено. Схватив номерок, он резко вытянул руку, тремя шагами преодолел сцену и сунул его старшему в руку, позабыв даже о боли в ноге. — Какая удача, — переходя на крик, провозгласил Асмодей. — Великая удача! В преддверье своего праздника повезло именно Самайну! Поздравим же его. Жидкие аплодисменты, ненавидящие взгляды и яркий аромат вина. Боже, упаси меня от греха. — А теперь самое интересное и увлекательное! Кого вытянет себе в приз наш гость? Самайна снова волоком тащат к барабану, но уже другому. Асмодей с неизменной улыбкой крутит барабан. Точно с такой же улыбкой он ест, говорит со слугами, убивает и насилует, делит свои богатства и просто существует. Это ли не знать Самайну. — Тыковка, сделай лицо попроще, — улыбаясь шептал мужчина, поглаживая своим пальцем по ручку барабана. — Иначе мне придётся отрезать тебе руку и подарить её Вельзевулу. Ты портишь мне праздник, тыковка. Сера, пионы и вино. Как же тошнит от этого. Асмодей достаёт атласный платок. Медленно разворачивает его, читает, удивлённо вскидывает брови и передаёт его Самайну. — Ах, — воскликнул он, хлопая рукой бледного демона. — Везение, мой прекрасный. Дорогие гости, внимание. За то, что превосходный Самайн каждый год выполнял свою непростую работу, ему благоволит Великий. Читай, тыковка моя! — Род Поттер. Любой член семьи, — произнёс он, с ненавистью сжимая платочек в руках. «Род Поттер. Любой член семьи, но мы же с тобой прекрасно знаем, что их осталось столько, что на пальцах одной руки можно посчитать, верно, тыковка?» — Превосходно, превосходно, — хлопая в ладоши произнёс Асмодей, хватая за локоть демона и волоча его за собой. — Всё, можете продолжать веселье, первый тур закончился. Мрачная комната переговоров, освещаемая только тремя свечами в канделябре, казалась ещё более ужасной, чем была всегда. Два кресла, стоящие друг напротив друга, деревянный стол между ними и тот самый единственный источник света на нём. Асмодей напевая себе под нос какую-то древнюю мелодию, что было не очень хорошим признаком, разливал вино по бокалам, изредка бросая нечитаемый взгляд на сидящего напротив него Самайна. Самайн мог сказать, что он изучил Асмодея вдоль и поперёк за эти несколько веков. Если демон в белом поёт — быть в беде, что-то даёт — хочет что-то получить, волочет за собой в переговорную — беда. *** «Болит нога. Это наверное самое главное и единственное, что меня сейчас не беспокоит. Асмодею что-то нужно от меня. " — думал Самайн, поглаживая рукой обивку кресла. Погладив запястье, позволяя часам проявиться, поправил съезжающего ворона с плеча. «Морок, мой хороший.» — Самайн, — Асмодей тянет время. Он прекрасно знает, что сбежать ему будет стыдно, а перечить, его высочеству, у него кишка тонка. Не тонка, но лучше придержать язык. Изобразив интерес на лице, взял предложенное вино. Куда вылить? — Друг мой, ты прекрасно знаешь, что я не причиню тебе вреда, — он запнулся. Видимо вспомнил свои угрозы отрезать руку своего собеседника и смутился. Морок закопошился под волосами и клюнул хозяина в шею. Этому то что нужно? — Ты наверное хочешь узнать… — он снова запнулся. Он нервничает? Бокал в его руке чуть заметно дрожит, левая рука царапает лак на столе. Дело плохо. Очаровательно улыбнувшись, он отпил из бокала, который в тот же момент наполнил снова и также выпил. Алкоголизм? — Самайн, ты мне друг? Интересный вопрос, на самом деле. — Мы с вами, уважаемый Асмодей, давние знакомые, — произнёс он, дипломатично умолчав обо всём, что могло выбесить его. Мужчина напротив был красив. Самайн бы отрезал себе язык, сказав бы что-либо противное тому, что было правдой. Асмодей красив, велик и удивительно чуток. Врать ему опасно. Он — пионы, сера и вино. Удушит своими ласковыми словами. Идеальный король и безоговорочный лидер демонов. Мерзкая персона и убийца. Рассмеялся. Стараясь удержать лицо в заинтересованном состоянии хозяин птицы, отпив из бокала, попытался нащупать трость. " Ага, держи карман шире. Ты его Вельзевулу подарил, чтоб эту помойку разнесло.» — Я хотел поговорит с тобой о лотерее, — весело продолжил разговор Асмодей, странно поигрывая глазами. — Ты же не против выигрыша? «Против. В моём доме не место людям, а особенно детям.» — Рабы всегда в цене, а из маленького человека можно сделать то, что тебе нужно, — задумчиво произнёс мужчина, пытаясь понять, какую именно реакцию ждут. Смеётся. В комнате стало невыносимо. Удушающий запах пионов заполнив всю комнату, проникая в лёгкие и кружа вокруг. Самайн принялся застёгивать все пуговицы на воротнике. «Упаси меня, Господь, от его желания.» — Врешь же, — резким движение подскочив с кресла. Вид у него был мягко говоря безумный. Глаза сияли лихорадочным блеском, волосы выбились из аккуратной косы, а из прокушенной губы стекала струйкой кровь. Если он добивается того, чтобы Самайна считали его любовником, то его действия в неком смысле продуманы. Главное, чтобы в его нетрезвую бошку не пришло что-нибудь более интересное. — А давай я расплачусь за твои услуги по-другому. Если бы светловолосый мужчина не успел выскочить с кресла и отойти к стене, то нога Асмодея, ныне стоящая на спинке стула, упёрлась бы ему в грудь и в лучшем случае — остался бы мерзкий синяк. Повелитель сконфуженно отвернулся. -Господин, — аккуратно наклоняясь, чтобы поднять канделябр, прошептал опешивший мужчина, неотрывно смотря на него, — вы не здоровы? Асмодей с тихим шелестом ткани опустил ногу на пол, поправил одежду и повернулся в его сторону, щелчком зажигая потухшие свечи. — Я могу забрать мальчишку себе, а тебе отплатить как-нибудь по-другому, — снова произнёс он. До чего же упрямый демон. Подавив в себе стон бесконечной скорби, Самайн поставил подсвечник на воздух и обратил свой взор на неугомонного повелителя, чьи поступки на данный момент вгоняют его в бесконечный ступор. — Я принимаю ваш дар, повелитель. Положив руку на сердце он сообразил вежливый поклон. На лице у демона снова заиграла привычная улыбка говорящая, что происходящее ранее можно забыть. Привычным движением руки демон снова вернул мебель по местам. Устало сев в кресло он, закинул ногу на ногу и принялся ждать, когда собеседник займёт место напротив. Его цель стала ясна, когда выпив ещё три бокала и в конец осмелев, он попросил об услуге. Услуга состояла в том, что на поселение, люди которого разозлили великого его, нужно наслать голод. — Нет. Асмодей поперхнулся воздухом и уставился выше головы собеседника. - Как нет? - Просто. Я помню, достопочтенный, чем закончился ваш последний финт для Англии. Асмодей злился, но показывать это не хотел. Демон сцепил руки в замок, уперся локтями в стол и испепелял взглядом все, что ему попадалось на глаза. - Ничего страшного не случилось, - улыбнулся он, обнажая клыки. - Просто мы чуть-чуть перестарались. Перестарались. Верное слово. Асмодей никогда не считает жертв, да и в его положение считать трупы - не комильфо. Жертвы не имеют ровно никакого значения, когда на кону стоит месть или заработок. - Мои методы и приёмы, - прочищая горло, произнёс Самайн, - не должны нравиться всем. Они должны нравиться мне. Я больше не допущу того, что случилось за два года моей помощи вам, уважаемый (2). - встав с кресла произнёс он, кидая осуждающий взгляд на улыбающегося демона. Ногу резко обожгло приступом страшной боли и он, прикусив язык, чтоб не застонать, присел назад, вытягивая больную конечность вперёд. Асмодей только посмеивался над удивительным человеколюбием своего знакомого. Скрестив руки на груди, желая показать своё недовольство, он с звериным прищуром посмотрел прямо в голубые глаза. - Я могу и приказать тебе, но я прошу тебя, - осуждающим тоном произнёс он, поправляя рукав пиджака. - Твоя любовь к свободе, как ты видишь, мною учитывается. С твоей стороны, - пионово произнёс он, вставая и заходя за спинку кресла, - будет очень некрасиво отказывать своему другу в услуге. Асмодей опустил руки на плечи мужчины и принялся аккуратно поглаживать их. Мороку такой расклад дел не понравился. Он спрыгнул на колени хозяина и принялся укоризненно смотреть, временами цепляя клювом украшения камзола. Тишина длилась слишком долго. С одной стороны сильные руки, которые буквально выжимают тебя в кресло. Руки, которым отказать себе дороже, обещающие всё золото миров и страшную кару. С другой стороны - совесть, в роли которой выступает Морок. Осуждающий взгляд совести, непонимающий и умный. - Жертв не должно быть много, - выдавил из себя Самайн, проводя рукой по волосам. Услышав в ответ смех, он повёл плечом., скидывая руки настойчивого демона. - Как желает мой драгоценный мальчик, - прошептал уже совсем на ухо Асмодей, нежно прикасаясь губами к бледной щеке. Кровь отхлынула от лица мужчины уже давно, но сейчас то, что оставалось в его теле, просто исчезло. - Тот парень, - хрипло начал Самайн, отводя мысли старшего в нужное русло, - я могу забрать его на мой праздник? Асмодей разочарованно вздохнул, поправил пшеничный локон, выбившийся из причёски мужчины и ответил, что тот волен делать всё, что в его силах. И с тихим ворчанием покинул переговорную вспомнив, что у него ещё целый зал красивых демонов и людей. Оставшись наедине, Самайн смачно выругался, прикрыв голову ворона ладонью. Морок хитро кивал в такт его матам. Потери за этот праздник были невероятными. - Перчатка, - загибал пальцы мужчина, расслабившись после нервного разговора, - одна штука. Ворон прыгал по столу кивая головой, когда мужчина называл очередную потерю. - Трость - одна штука. Месяца свободы - четыре штуки. Нервные клетки...- тут он запнулся и посмотрел на птицу, которая катала лапкой бокал. - Сколько нервных клеток, милый? Ворон три раза стукнул клювом по столу. - Нервные клетки - три тысячи. Птица посмотрела на хозяина, склонила голову, подождала несколько секунд и прыгнула тому на колени. - Мы приобрели ребёнка. Я буду папа птица, а ты, хороший мой, верным другом, - птица кивнула. На лице мужчины расцвела нежная улыбка и он принялся гладить своего единственного друга по голове. Мужчина и ворон покинули праздник тихо, через подсобные помещения, которыми пользоваться Самайну было не зазорно. Стоя уже на близлежащем к огромному особняку холме, он с огромной ненавистью поглядывал на белёсую дымку заклинания опьянения, которое ярко пахло пионами, вином и, разумеется, серой.

***

1) Речь идёт о Самайне или Самхейне - кельтские праздник окончания уборки урожая. Впоследствии свопал с Днём всех святых. Связан с такими языческими праздниками как : Имблок, Белтейн, Лугнасад. 2) Самайн, скорее всего, говорит про Великий голод 1315-1317 год. Из-за аномального количества осадков, выпавших весной 1315 года, случился неурожай, который привёл к повешению цен и, в дальнейшем, к страшному голоду, который наложил свою костлявую руку на события вплоть до 1322 года. Многие родители бросали своих детей, некоторые своих продавали, чтобы их спасти или купить себе еду, широко распространился каннибализм, необычайно выросла преступность, усилилось распространение болезней.