Умереть в объятиях лаванды

Джисон слабеет окончательно. У него сил осталось лишь на долгие объятия со смыслом жизни. И то во сне. Минхо его всегда теперь обнимает, когда они спят. Он разговаривает с ним мысленно. Не оставляет ни на минуту. Чонин приходит почти каждый день. Режет для Джисона овощи. Помогает старшему брату с готовкой. Минхо и так сложно. А чувство приближающегося ужаса топит его в пучине волнения. Руки часто дрожат. Что у Джисона, что у Минхо. У одного трясутся из-за слабости. У другого из-за имбиря. Он пропитался им. Словно кусочек ватки — водкой. Они два наркомана. Джисон пытается глотнуть побольше жизни и лаванды. Наконец почувствовать то, что ему так дорого. А Минхо — имбирём. Он даже уверен, что после его смерти будет добавлять корень этого растения в любой напиток. И выжимать сок в каждое блюдо. Объявился Чанбин. Насколько Минхо знает, тот очень популярен в Китае. Он часто слушает рок. Пишет иногда стихи и чертовски популярен среди художников. Его работы описываются одним словом: «бардак». Что в голове, что на холсте. Но Чанбин так видит. У него куча любовников и мягких игрушек. Он показывает средний палец жизни, правилам на дорогах и полицейским. Чанбин часто ходит на гей-парады. Устраивает в дорогущем доме притон и бесконечные вечеринки. Ходит голышом на пляж. А некоторые парни готовы отсосать ему прямо на публике. Чанбин не стесняется ничего. Ведёт себя так, как хочет. Редко приезжает в родную страну и часто посылает на хуй бабушек, что вовсю обсуждают его ахуенную жизнь. А ещё он чертовски любит Минхо. Души в нём не чает. Когда приезжает к нему в гости, всегда норовит заобнимать и зацеловать его щёки. И Чонина также мучает. Потому что до беспамятства влюблён в двоюродных младших братьев. Они созванивались недавно. Минхо с радостью пригласил его пожить к ним в квартиру. Но Чанбин уже снял жильё и обрадовал брата тем, что со дня на день приедет в Корею. Минхо тогда радостно запищал и рассказал об этом Джисону. — Вы точно друг другу понравитесь! — сказал он тогда. Но он так и не встретился с Чанбином. Просиживал задницу рядом с Джисоном. До сих пор этим занимается. Они играют в приставку. В кои-то веки вспомнили о её существовании. Всё это время они лишь читали книги. Иногда выходили на улицу, прогуляться до магазина. Часто смотрели фильмы и целовались. Джисону удалось ещё пару раз соблазнить Минхо. Тот показал ему все прелести секса. Даже не прелести, а те самые чувства, что испытывают влюблённые. Джисон безумно благодарен ему. За всё. В особенности, за отлично прожитую жизнь. Рядом с ним. Они соревнуются, сидя на полу перед телевизором. — Ты жульничаешь! — кричит в улыбке Минхо и валит его на пол. Джисон заливисто смеётся. Они откидывают джойстики и целуются. Минхо нежно и плавно захватывает родные губы. И лижет языком по ним. А у Джисона сердце прихватывает. И сейчас не только из-за чувств. Он дышит рвано. Резко отталкивает Минхо, попадая ладонью сильно ему в грудь. Его руки хватаются за горло, истерично царапая его короткими коготками. Джисон задыхается. Минхо быстро приносит ему воды. Но ничего уже не помогает. Да и не поможет больше никогда. Джисону циркулярной пилой органы внутри распиливают. Он видит лишь тьму и ту самую старуху-смерть. У неё его сердце на руках. Она лёгкие ему сдавливает. Крутит в разные стороны и отчаянно рвёт. А Минхо рядом в слезах утопает и вопит не своим голосом, держа на руках тело любимого человека. Джисон умирает. Медленно и мучительно. Он словно пегас. Красивый, с крыльями позади. На самом деле это ангелы, а не страшила, которой пугают детей в садике. Он в последний момент излучает чудо, тепло, забирая с собой холод. И крылья складывает, а его забирают другие. Ангелы под руки уносят его разлететься по небу на тысячи маленьких звёзд. Огонь потушен. Пришёл конец. Его лёгкие растворяются. Летят по воздуху, прямо в руки пневмонии. Горло до ужаса саднит. Джисон всё продолжает царапать его руками и что-то неразборчиво кряхтеть. Минхо роняет горькие капли слёз. Его трясёт. Он рыдает в голос, не заботясь о связках. И не отпускает Джисона из рук. — В столе, — шепчет уже смелым голосом Джисон. Дрожащей рукой тянется к лицу Минхо. Он целует его щёки, впитывая его боль и запах в себя. Пытается забрать её с собой. На ладони остаётся мокрый след. Последний раз он улыбается ему. Последний раз вдыхает аромат лаванды. Рука падает на живот. Его больше не трясёт. Глаза становятся мёртвыми, как и тело. Имбирём больше не пахнет. Джисон умер в объятиях лаванды. Его труп обволакивает лаванда, что светится ярко-красным из-за крови, что залила душу Минхо. Она ядовитая и острая. Минхо кричит ещё громче, выплёвывая наружу сгустки израненной любви. Слёзы, лепестками роз, падают на упокоенное лицо любимого. Джисон нашёл свой покой. Жаль, что Минхо ещё долго будет искать его. За одну секунду в его голове мелькают все воспоминания. Детство: избиение алкашами, захоронение старой доброй собаки, ворованные продукты из магазина и ягоды у соседки, купания глубокой ночью голышом, походы в лес за ягодами с замком рук навсегда. И недавние: поступление в университет, взаимная поддержка, влюблённые взгляды по вечерам в одиночестве, теперь уже стеснительные знаки внимания и заботы, первая прочитанная вместе книга, ночная прогулка с любимыми запахами и кофтами, пикник, первый поцелуй и, как романтично — под дождём, первый секс, поход в лес, как в детстве. И вновь по кругу. Минхо дерёт себе глотку несколько мучительных минут. Джисон в руках начинает холодеть. Он в спешке хватается за телефон. В последний пропущенных — Чанбин. Он точно уже в стране. Значит, нужно звонить ему. Чонин вряд ли будет в состоянии приехать сразу же (он будет убиваться истерикой), позвонить в скорую и попытаться привести в себя Минхо. В то время как Чанбину будет всё равно. Он не успел познакомиться с Джисоном. А сейчас уже поздно. Чанбин сначала ничего не понимает. Минхо рыдает и вопит ему в трубку. У него слёзы нескончаемым потоком из глаз льются. Он впервые в жизни трескается на крошечные осколки. Ходит по ним, втаптывая в сырую землю и не чувствуя никакой боли. Душу уже рассекли самым острым клинком. Под названием «болезнь». Чанбин приезжает спустя полчаса. Рыдать у Минхо получается с огромной силой. Даже пожилая женщина из соседней квартиры выходит на лестничную клетку, чтобы заметить лишь запыхавшегося Чанбина. Минхо смог сказать ему адрес. Самому ему успокоиться не получилось бы никогда в жизни. Чанбин его греет в объятиях. Сам плачет из-за такого вида младшего брата. Они сидят на полу. Между ними — мёртвый Джисон. У него на шее кровоподтёки из-за царапин. В лёгких — огромная дыра. А сердце не колотится. Чанбин звонит в скорую, после — Чонину. Минхо не перестаёт рыдать. Он даже из рук мёртвое тело Джисона не отпускает. Обнимает его крепко-крепко и целует его лицо. Медикам Минхо Джисона не отдаёт. Его держит Чанбин, прижимая к себе. Чонин приезжает чуть позже. Они вдвоём успокаивают Минхо, вытирая с него слёзы. Но тот уже не плачет. Просто кричит на всю улицу одно лишь: «Нет» и не перестаёт биться в истерике. У них сердце сжимается. Чонин плачет, держа старшего брата в объятиях и целует его душу бабочками.

***

На похоронах людей немного. Минхо, Чонин, с ними в придачу серьёзно-обеспокоенный Чанбин и их мать. От Джисона остаётся лишь его тело с засохшими на лёгких острыми цветами пневмонии. Его сейчас выложат в гроб и зароют на два метра вниз. Минхо к его телу подводит Чонин. У них ноги трясутся. Чонин плачет, обнимая старшего брата холодными руками. Вокруг дождь. Как внутри у Минхо. Только там кровь и её чёрные сгустки, что мешают ему не лить слёзы. Он не смог успокоиться за два дня. От него Чонин не отходил ни на секунду, следя даже за его сном. Они спали в обнимку, как когда-то Минхо спал с Джисоном. А на утро вновь истерики у обоих. Благо Чанбин был рядом. Он сделал всё сам. Заказал гроб, подготовил все бумаги, сообщил матери Джисона, а после таскался с Минхо. Чонин в те моменты смог хотя бы выспаться. Сейчас же Минхо вновь падает на колени перед открытым гробом. Он глотает потоки слёз и сжимает чёрную рубашку Чонина пальцами. Чанбин тоже его обнимает. Он единственный, кто кричит, сдирая себе горло до крови. Сил уже ни на что нет. Он целует Джисона последний раз в лоб. Долго задерживается, смакуя на губах те самые нотки имбиря. У него с Джисоном всё сейчас в последний раз. Последний поцелуй. Последний взгляд на любимое родное лицо. Последние хрупкие объятия мёртвого тела. Последний вдох пряного имбиря. И Джисона закапывают. Минхо с колен не встаёт до тех пор, пока Чанбин не поднимает его на руки. Он бы просидел там и дольше, чем два часа в непрерывных рыданиях. В их квартире всё как прежде. Свежие овощи в холодильнике. Смятое одеяло на кровати. Недочитанная книга на подоконнике. Минхо вряд ли её дочитает, вряд ли даже в руки возьмёт. Теперь всё мертво. Абсолютно всё. Лишь до сих пор смешанный запах имбиря и лаванды прокрадывается в сознание Минхо. Он вновь вопит, разрушая их последнее воспоминание. Падает на пол, держась за голову. А на губах осадок пряного имбиря и любимого имени. — Я буду жить ради тебя, Chuisle. Навечно. Минхо сжимает в руке лист бумаги, который он вынул из стола. И роняет горькие слёзы утраты на ровный красивый почерк Джисона. …а снизу надпись: «Я бы умер в объятиях лаванды. В твоих объятиях, Минхо».