«Любовь — тяжёлая. Никто не может поднять эту чёртову штуку»
В двенадцать часов утра песок на пляже ещё приятно прохладный и солнце так далеко и так малó, что можно попробовать его съесть, оно легче ореха поместится во рту. Возле тебя небольшой толстый справочник, взятый вчера в местной библиотеке, раскрытый на семьдесят шестой странице. Облизываешь губы и шепчешь имена и цифры, а пальцы сразу же набирают номер на сенсорной клавиатуре телефона. Во рту арбузная жвачка, а в карманах шорт кислые яблочные конфеты. — Клянусь, Чон, выброшу твой мобильник в море, — Шейн зубы не разжимает, одними губами произносит, устремив пронзительный взгляд сквозь солнцезащитные очки на подруг. У них купальники мокрые, участки тел оголённые и радостные крики и смех несутся сквозь морскую воду, когда очередная высокая волна с доски сбивает, а потом игриво с пеной возвращает на поверхность. — У тебя, конечно, ум ниже среднего, фантазия уже по седьмому разу созвездие Центавра облетает, но ты должен был уже догадаться, что дамочка встреч с тобой не ищет. — Простите за беспокойство, — разочарованно произносишь, завершая очередной звонок, слегка дёргая рукой, и сразу же набираешь следующий. Может, правда не стоит? Может, правда не твоё это? — Ты же не собираешься звонить всем из справочника? — Риверс тщательный, точный и въедливый, ты заметил, ты в таком нуждался подсознательно, не подозревая. Поднимаешь взгляд на друга, видишь светлые радужки даже сквозь затемнённое стекло и в глазах читается жалкое: «Ты же тоже другой, ты меня понимаешь, хоть и отчаянно пытаешься обратное доказать». — C'mon, man... — Шейн тёмные волосы поправляет, потому что непривычно без липкого геля. Ему действия твои непонятны. Для него глупо и безответственно желать влюбиться, а после умирать от безответной любви. Для Риверса весь мир — цифры, диаграммы и расчёты. Формула успеха, формула счастья, формула любви — он знает все. Ему всё ясно, всё понятно и абсолютно неинтересно с разгадками в руках. Но любовь выбирает разные пути, разные формы, разные оружия и технологии, поэтому именно у тебя манящие тузы и джокеры в рукаве, за шиворотом белой футболки, под ремнем, только начинающие и никогда не заканчивающие игру. — Здравствуйте, — ты делаешь быстрый вдох, — простите, что беспокою, я ищу девушку из кафе с алыми волосами. Она... — тараторишь, пытаешься сказать всё важное на одном выдохе, чтобы не нарваться на грубости, но замолкаешь так резко, что Шейн очки опускает, к телефону ухом прилипает и блуждает взглядом по тёмно-зелёному покрывалу.— «Это шутка?» — женский голос недовольный, с усмешкой. Перец и соль. Прямо в уши и душу.
— Нет, послушайте...— «Ты правда обзвонил несколько десятков номеров, чтобы найти девушку?»
— Вы триста сорок седьмая.— «Ты нашёл меня. Поздравляю»
В трубке пауза и ты ничего сказать не можешь, потому что на том проводе, кажется, улыбка и ты эту улыбку представляешь, фантазия же хорошая. На лице полуулыбка сквозь сжатые губы, а внутри всё сгорает, словно под стремительно бегущим игристым, а внутри всё пылает, будто красные китайские шёлковые фонари.— «И что дальше?»
Вот ещё один предупреждающий знак, мальчик. Уходи сейчас, потом поздно будет, даже я не спасу. Ответ не сформулирован, хитиновый покров не нарощен, потому что резко всё, наивысший процент — не успеть сгруппироваться перед ударом и всё потерять, снова на первый уровень. Ты телефон от уха отрываешь и выжидающе на Шейна смотришь, чуть ли не трубкой ему в острый нос тычешь — «Придумай что-нибудь, умник, у меня тут пламя, пожирающее фонари».— «Я кладу трубку...»
— Нет! — кричите оба, слыша уставший выдох в динамике. — Давайте встретимся? Я обещал вам книгу. На той стороне громкий вздох и уставший выдох. На фоне медленный расслабляющий джаз.— «Как тебя зовут?»
— Чонг... Чон Чонгук, — ты почему-то хотел соврать. Машинально. Назвать американское имя. Джей, например. Будто шансов стало бы больше.— «В замысел веришь, Чон Чонгук?»
— Я... — у тебя есть слова, есть ответы и противоречия, но они застревают в губах, путаются в языке, не могут протиснуться сквозь зубы.— «А в судьбу?»
Второй вопрос таким же хлёстким ударом приходится, от которого резко тупеешь и не знаешь, что сказать. Да? Нет? А какой ответ верный? А какой больше понравится?— «Послушай, Чон Чонгук, я не знаю, чего ты ждал, но то, что мы встретились в кафе — случайность, то, что ты нашёл мой номер — простое везение»
Ну, да. А чего, собственно, ты ждал? Чего хотел? Почему звонишь и ищешь встречи? Просто так случается, что люди обращают друг на друга внимание. Это необъяснимо. Это прелесть жизни. Что-то неземное, доминирующее притягивает людей друг к другу. Это не исправить, просто терпеть и медленно умирать, потому что решил, что предупреждающие знаки — всего лишь цветные картинки. — Я понял. До свидания, — крепче сжимаешь телефон и отрываешь его от уха. Тебе повторять не нужно, ты понимаешь, что нет — значит нет, что все отговорки — чушь собачья на пути взаимопонимания. Шейн хмурит брови и шепчет: «Понял? Я ничего не понял. Какое, к чёрту, везение?». Смотришь на высветившийся номер, гипнотизируя, повторяешь цифры, готовясь сбросить звонок, пока загадочное «случайности не случайны» не доносится из динамика. Ты всё ещё смотришь на телефон. Теперь не понимаешь. С тобой загадками никогда не разговаривали.— «Если мы встретимся ещё раз, то это будет уже судьба, и я соглашусь на встречу»
Звонок закончен. Ребус загадан. Дыши, мальчик, и слова подбирай. Риверс смотрит на тебя выжидающе, ждёт объяснений, оправданий, потому что привык к правилу — всё объяснимо. Шейн разочаруется в формулах, законах и даже цифрах, потому что через год кареглазая блондинка украдёт его сердце. Без объяснений и, удивительно, без правил. Ию тоже разочаруется, потому что эта кареглазая блондинка — не она. Ты всё ещё шепчешь цифры, словно подбираешь код. Ведёшь указательным пальцем по справочнику и останавливаешься напротив имени. — Розанна Пак? — Шейн снова надевает очки, так видно лучше, и наклоняется ниже к справочнику. — Имя-то не совсем корейское. — У Ию и Айши тоже не совсем корейское. Ты серьёзен. Ты не веришь в совпадения. Всё в жизни зарабатывается исключительно собственным трудом. Планеты, звезды, астрология не бросят в руки верных друзей, не посадят в кресло директора финансов в белом доме, не обеспечат прибыльную старость. Жизнь — выбор и, если есть стержень, горный хребет, тянущийся по позвоночнику, то хватит сил выбирать правильное, стабильное, здоровое. — Ты чего задумался? — К чему она это сказала? Мне бегать по домам и стучать в двери? Этого она хочет? — ты суетлив, звучишь так, словно сию же секунду готов сорваться и начать выполнять задуманное. Лишь бы быстрее оказаться рядом и доказать, что это судьба, и встреча ради книги, которая звучит обычным прикрытием, просто необходима. Не торопись, мальчик. Дыши. — Чон, она по ушам тебе ездит, а ты... — виновник недовольства в голосе Риверса, конечно, ты. Ты давно понял, что этот парень пытается тебя уберечь и делает это настолько искусно и незаметно, что для окружающих ваша дружба дешевле одного цента. Шейн смотрит в упор, точно в висок. На секунду отводит взгляд в сторону, возвращает его к тебе и снова медленно в сторону, расширяя глаза и приоткрывая рот. — Твою мать... — Не трогай меня, Джонатан! — настроение Дживон всегда можно определить по трём вещам: причёске, бровям, рукам. Но по струйке крови, текущей от светлого виска до подбородка и капающей на тёмно-синий купальник, образовывая уродливое пятно прямо по середине грудной клетки, словно рваная сердечная рана, можно позволить сказать, что всё хуже, чем могут показать волосы, брови и руки. — Это твоя дурацкая доска... И ты дурацкий! Нужно видеть глаза Риверса. Там не только ледяная глубина, но и испаряющиеся формулы, расчёты и цифры, когда парень снимает свою белую рубашку в голубых цветах, чтобы стереть алую дорожку с миловидного лица. Это ли просто дружба? Просто волнение за близкого человека? Но Айша не начала снимать с себя одежду, стремясь скорее остановить кровь, Лоренс не побежал сразу же в медпункт за аптечкой, ты вообще сначала не заметил жёлто-фиолетовый синяк и кровь, мысленно находясь на четвёртом кольце Сатурна. Шейн уводит Ию с пляжа, Айша идёт за ними, забирая с собой все вещи. — О чём твои мысли? — Джонатан, громко выдыхая, садится рядом с тобой на свою доску для серфинга и также смотрит на линию, где бледно-голубое небо и море сливаются в одно. — Мне нужно найти девушку, зная только её имя... Лоренс легко смеётся, поворачиваясь к тебе, и замолкает, когда видит грустное задумчивое лицо. И сразу: «А, ты не шутишь?». Волны уносят его смех дальше в океан, в другое полушарие. Юмор — лучшая защита, если не нападение. В шутке всегда правды больше, чем в любых словах. Анекдот — ещё лучше, ещё интереснее, ещё правдивее. Я тебе через пять лет расскажу. Посмеёшься, мальчик. Звонко, долго и со слезами. Изумрудные глаза сами опускаются на грязно-жёлтый песок, что приклеился к ногам, а потом к открытому справочнику. Вопросы начинают формироваться бесцельно, безжеланно. — Ту девушку, которая из кафе? Киваешь, поджимая губы, а в голове всё алое, красное, малиновое и пунцовое. — Она же работает в книжном магазине недалеко от автобусной остановки. Джонатана Лоренса все считают недалёким, но очень милым, как плюшевого мишку с ватой в голове. Он флегматичен, очень добр, часто прав, хотя думает иначе, собирает наклейки из жвачек по десять центов и ходит в торговый центр каждый день, чтобы посмотреть, как запускаются детские карусели. Его комната всё ещё обклеена плакатами с персонажами марвел, в ней имеется даже отдельный ящик для комиксов. — В каком книжном? Город маленький. Из интересных мест только пляж, торговый центр и заброшенный музей винтажных автомобилей. Вы приехала сюда на летние каникулы, потому что здесь Джонатан вырос, здесь умерла его мать, здесь работает отец в загибающемся кафе, здесь его Родина, здесь его дом. А твой где, мальчик? — Который на Сансет стрит. Ты не захотел идти туда со мной, оставшись с Шейном играть в Мортал Комбат. Игры судьбы и случайности таковы, что нужного человека можно было встретить раньше, при других обстоятельствах, которые привели бы к более положительному итогу.