иногда крылья бабочки могут сломаться

Соня на Игоря пристально смотрит. Не понимает она его, ну вот никак. У него эмоции вообще не читаемы, фиг поймёшь, довольный он тут у неё на кровати развалился или же убивать пришел. Его вообще всегда фиг поймёшь — у него на все одинаковая реакция. И так иногда хочется врезать ему, чтоб не бесил, чтоб не был таким камнем. Да вот рука у неё как-то не поднимается — не хочется боль ему причинять, слишком уж милое личико у него. — А ты помочь не хочешь? — Соня рядом с ним садится, бедрами толкая его к стене. Он не реагирует, упрямый слишком. Или же просто нравится за её реакцией наблюдать. — Ну или кровать хотя бы освободить там. — А что я взамен получу? — у него взгляд хитрый, точно лисий, отмечает Соня. И его за взгляд этот хочется по носу щёлкнуть, да так, чтоб всю дурь выбить из него. Да не получится так — он и есть эта дурь. Если люди на семьдесят процентов состоят из воды, то он на все двести из вредности и сарказма. — Тут уж скорее что не получишь, — она фыркает, носик красивый вверх задирая, — подзатыльника точно не получишь. — А может я бы и хотел подзатыльник от твоих ручек получить? — улыбается, придурок. Знает же, что она сейчас как помидор красная сидеть будет — в принципе, долго ждать не пришлось. Она взгляд от него стыдливо отводит, чтобы не заметил. Но поздно. — Ладно, помидорка. В чём помощь нужна? Соньке бы сейчас психануть, ножкой громко топнуть, как она умеет. Да не может. Может только застенчиво улыбаться ему, когда он садится, останавливаясь в паре сантиметров от неё. И когда за руку берёт, оставляя невесомый поцелуй на костяшках кисти, запищать от бабочек в животе хочется. Ей сейчас хочется прижаться к нему и никогда-никогда не отпускать от себя. И глаза завязать потуже, чтобы на девочек других даже не думал засматриваться. Но не может, просто не имеет на это прав. С Морисом легче было — всё равно на то, с кем он и где. Да и от расставания не так долго плакала, как плакала бы, если Игорь просто на каникулы уехал бы. Но он решил остаться с ней, встретить этот новый год вместе. И вообще побыть эти две недели вместе — только она и он, чтобы никто не отвлекал их. Он, как рыцарь, сон её сторожит, не даёт подчиниться страху — а страх спать одной у неё настолько огромен, что до нервных срывов доходило, когда Настя уехала летом раньше неё и ей пришлось пару дней ночевать в одиночку. Но сейчас страху неоткуда взяться, даже с Сонечкой и Сашей не было такого ощущения спокойствия, как от него. — Салатик нарезать там, стол накрыть… — она на него взгляд не поднимает — она вообще ему в глаза старается не смотреть, иначе держать себя в руках очень сложно. — Ирина Владимировна тебе точно скажет, в чём помощь твоя пригодится. У Ирины Владимировны работа найдется всегда. Особенно сейчас, когда до нового года меньше часа остаётся, а стол ещё до конца не накрыт. И успеть всё хочется точно до курантов, чтоб всем в обнимку желание на приближающийся год загадать. Да и вообще, считается, что как новый год встретишь — так его и проведешь. А встретить бы его хотелось в любви и тепле. До курантов минут десять остаётся, когда Сонька платье выбирает самое лучшее из своей коллекции. И на удивление находится такое, которое она ещё не носила — синее, всё покрытое блестками, на бретелях и с грубоким декольте. Морис был против этого платья, но Морис остаётся здесь, в старом году. А в новом году хочется, чтобы Игорь рядом был, да засматривался на неё как на самую дорогую и прекрасную куклу. На часах без пяти полночь, когда звонят Саша с Сонечкой — договорились поздравить друг друга заранее, чтобы потом не отвлекаться от поздравлений со стороны семьи. Санька многозначительно улыбается, когда Соня ей платье демонстрирует, А Сонечка от восторга даже рот закрыть не может. Ну, уверена она, если девочкам понравилось, то и ему, должно быть, тоже. Не ошибается, когда выходит из комнаты и натыкается на его пристальный взгляд. Улыбка его выдает — ему точно нравится. Ещё бы не понравилось, она что, зря волновалась по этому поводу? Не зря, понимает она, когда спустя пару секунд после наступления нового года Игорь её в лоб целует, потом в нос, а потом и губы находит, оставляя на них совсем невинный поцелуй. И когда куртку ей свою даёт, потому что она длиннее и теплее, для того, чтоб салюты на улице попускать, а сам стоит в одном свитере. Лечить его потом придётся ей, она на все сто процентов уверена. Но она была бы и не против поухаживать за ним. И когда в комнате он её целует так, будто это их последний поцелуй в этой жизни, словно боится, что шанса больше не предоставится. А шанс будет у него точно — Соня не то, что его не отталкивает, а даже наоборот, с охотой отвечает и сильнее к нему прижимается, словно хочет соединиться с ним навсегда. И руки его горячие на спине ощущаются не так, как при их обычных объятиях — от этих все бабочки в животе от радости умерли. И за окном уже светать начинает, напоминая им о том, что вообще-то пора спать ложиться. А они сидят в объятиях друг друга, истории из жизни рассказывая. Не хочется им расходиться, хоть и всего на ночь — засыпают так же в обнимочку, в одно одеяло укутываясь от утренних морозов. Мозг её эту ситуацию принять никак не может, будто из слишком хорошего сна выйти пытается. Но всё-таки отголоски разума твердят, что это не сон, что всё это в жизни происходит. Девочкам ничего не рассказывает — пока хочется тайну сохранить, чтобы при встрече не то, что рассказать, а показать. На вопросы их не отвечает, как бы те не допытывали. Но Сашка как-то ляпнула, что по одним её глазам всё понятно. Ну и пусть, от Сашки вообще что-то скрыть сложно. Всё-таки Соня рада, что не смогла домой поехать, иначе бы лишилась просто всего: баловства на улице в снегу, поцелуев вместо завтрака, обеда и ужина, теплого чая за обсуждением прошедшего дня. В домике будто ничего и не поменялось, только потише стало. А так атмосфера, кажется, здесь всегда такая, даже когда здесь совсем-совсем никого. И грустно немного становится, когда две недели проходят так незаметно, словно всего пара часов прошло. Но не грустно становится, когда Сонечка с разбегу сначала на неё прыгает с объятиями и улыбкой до ушей, а только потом до брата добирается. И когда она рассказывает увлеченно, как с Даней своим все дни напролет общалась. Сейчас Сани не хватает, чтобы она свой совет ценный Сонечке дала. Но только Санька приедет завтра, а пока даже целоваться нельзя — если секрет, то для всех сразу. И рассказывать о нём надо всем сразу, а не по одиночке. Да и Сашку ждать долго не приходится — ещё десяти нет, а она вся красная от мороза на пороге стоит. И сумки быстро куда-то в сторону кидает, чтобы на друзей наброситься с поцелуями. Если они так за две недели друг по другу соскучились, то что будет летом? Летом будет то, что будет. Сейчас об этом думать не надо, до него ещё всё равно полгода жить. Времени ещё вагон и маленькая тележка. — Ну давай же уже, рассказывай!!! — Сонечка первая начинает допрашивать, когда они вчетвером устраиваются посреди комнаты в куче одеял. — Что у тебя там за тайна вселенского масштаба? Сашка сегодня вообще подозрительно тихая: никаких хитрых улыбок, Сонечке не поддакивает, да и вообще выглядит так, будто её убивать тут собрались. Соня рот было открывает, чтобы Саньку расспросить, но не успевает слова сказать — Игорь её к себе притягивает и целует. И даже ругаться на него не хочется, что он не обратил внимание на то, что она сейчас немного не об этом думала. Хочется только ответить ему и телом всем прижаться, совершенно никого не смущаясь. А кого смущаться-то? Девочек, которые этого ждали больше всего? Не их уж точно, а другого в комнате никого и нет. Сонечка пищит радостно, когда они всё-таки отстраняются друг от друга, а Сашка просто слегка улыбается. И от этой улыбки так некомфортно становится, кажется, что приветствие их наигранное было. Расспросить её надо, но не сейчас. Попозже, когда она первая на диалог пойдёт, тогда и расспросит обо всем. И голову, может, кому-нибудь отрубит, кто обидеть её посмел.