иногда крылья бабочки могут сломаться

До нового года остаётся пара дней. Уже завтра утром их с Ваней заберут его родители, чтобы встретить новый год всем вместе, прямо как одна большая семья.Да и в принципе, уже завтра уедут всё, ну, почти — старшая Соня с Игорем останутся здесь и будут праздновать новый год вместе с Ириной Владимировной и Александром Васильевичем. Соню родители забрать никак не могут — сегодня утром у неё родилась сестричка, за что мама очень извинялась перед ней очень-очень долго, пока Соня пыталась её поздравить и успокоить. А вот тому, что Игорь останется за компанию с Соней, Саша почему-то не удивлена — недавно увидела, как они в обнимку наблюдали за звёздами, сидя прям в снегу. Она до сих пор припоминает Соне, как чаем её полчаса отпаивала, чтобы та согрелась, ведь промерзла настолько, что её курткой можно было бы кого-нибудь прибить. У Саши сегодня первый день в школе после болезни — он же и последний в четверти. Они с Соней наперегонки бегут до домика, чтобы похвастаться перед Ириной Владимировной количеством пятёрок. По дороге успевают и в снежки сыграть, и друг друга в снегу повалять, да так, что снег обе минут пятнадцать из курток вытряхивали. Сашка уже полностью восстановилась, боль почти не беспокоит, если, конечно, по животу не бить. Но бить её никто не собирается — не посмеет — Ирина Владимировна быстро за Сашку вступится и даже раздумывать не станет. Саша на полу среди кучи одеял лежит и чай теплый с большой кружки отпивает, внимательно слушая младшую Соню, которая сейчас настолько увлеченно рассказывала о прошедшем дне, что даже не заметила, как к их компании Игорь присоединился. Игорю здесь всегда рады, хоть правило про отсутствие мальчиков в комнате никто и не отменял. А Игорь не просто мальчик — он старший брат для каждой, хоть и кровно только Сонечке. — А потом он и вовсе сказал, что я настолько маленькая, что меня сложно заметить, — Сонечка картинно губки дует, словно маленький ребенок. Старшая Соня смеется — она в последнее время вообще стала куда больше смеяться, это не могло не радовать. А вот Игорь серьезным в миг стал, будто упустил важную часть диалога и сейчас в голове пытается разложить все по ячейкам — Стой, подожди, — Игорь от Сонечки взгляда серьезного не отводит, — он — это кто? Сонечка вскрикивает от неожиданности. Саша в унисон смеется с Сончей: и как только мелкая могла его не заметить? В голову к Сашке сразу приходит фраза, которую она пару лет назад услышала в коридоре школы: «слона-то я и не приметил». Вот сейчас эта фраза подходит, как ни одна другая. Но Игорю явно не до смеха — типичный старший брат. Стоит хоть раз Сонечке упомянуть в своем рассказе какого-нибудь мальчика, так всё — Игорь сразу же клянётся себе оторвать ему голову. Вот и сейчас он в голове придумывает изощрённую пытку для этого самого мальчика, о ком Соня тут минут двадцать распиналась. — Ты тут вообще откуда? — У Сонечки сердце стучит бешено — испугалась, бедная. Явно не ожидала, что братец тут окажется, да ещё и так тихо зайдет. — А ты от темы не уходи, — всё так же строго отвечает ей Игорь, — я, видимо, основную часть твоего рассказа упустил. Да и хорошо, думает Сашка, что он не услышал, как Соньку в коридоре её одноклассник сбил с ног, так потом ещё и познакомиться умудрился и номер её выпросить. Ох, он даже догадаться не может, что на верную смерть себя направляет. — Ты что, до самой старости всех мальчиков в моем окружении уничтожать будешь? — Буду, — Игорь заявляет вполне серьезно и даже внимание не обращает на то, как Сонечка свои глазки голубые закатывает. — Мальчики обидеть так могут, что потом слезами всю Москву заливать будешь. А мне этого не надо. Я маме пообещал, что за тебя жизнь отдам и у любого другого заберу. Сонечка губу прикусывает, стараясь не заплакать. Мамы у них не стало летом, времени, чтобы пережить это как следует, прошло немного. Их поэтому папа сюда и отправил — чтобы в другой обстановке побыли, чтобы ничего о трагическом случае им не напоминало. И, признаться честно, им и вправду здесь легче, чем было бы дома. — Ты её такими темпами в старых девках оставишь и племянников не дождешься, — пытается разрядить обстановку старшая Соня. — Да и вообще, Даня мальчик хороший, это я тебе как одноклассница его заявляю. Он умный и девушек уважает, так что Сонечке ничего не угрожает. — Ладно уж, раз такой хороший, то пусть поухаживает, разрешаю. — Игорь вздыхает и мягкой улыбкой награждает всех присутствующих. Соня точно знает, как его успокоить. Да и Саша уверена, что она потом поговорит с ним один на один, чтобы он точно всё понял. — Но только ты должна пообещать, что о проблемах своих молчать не будешь. Со всем будем разбираться вместе. Сонечка брата своего крепко-крепко обнимает, как и он её в ответ. И от этой картины невозможно не умилиться. То, насколько они дороги друг другу, не пишут ни в одной книге. Да и о каких сейчас книгах может идти речь, если это происходит в жизни? Саша тихо из комнаты выскальзывает, пока её никто не замечает, и за дверью ванной прячется, стараясь унять дикую боль где-то в области сердца. Ей бы хотелось, чтобы ее любили так же, как Игорь любит Сонь. Он как-то сказал, что жизнь его, видимо, других имён девушек видеть не желает, раз сердце только двоим принадлежит. «и кусочек конечно же твой, Санька» — дополнил он, когда её взгляд печальный увидел. Но он любит её совсем не так, как их. Он её дружеской любовью любит, а ей и этого, в принципе, от него достаточно. Слез удержать всё-таки не получается, когда она начинает представлять, что её кто-то мог бы считать особенной Мог бы, да никто не считает. И живот новой волной боли скручивает, это и к лучшему, на такую боль легче отвлечься. Она на пол ложится, чтобы просто не упасть. Пол холодный, от этого холода легче становится, хоть и не немного. Дверь открывается, закрыть забыла. Да и не до этого сейчас. Глаза открыть и посмотреть на того, кто вошел, сил нет. Но по теплым рукам догадывается сразу — больше таких рук нет ни у кого. Ваня её осторожно садит в угол, перед этим убедившись, что она точно не упадет никуда. — Я позову Ирину Владимировну, — он явно выглядит обеспокоенным, — пообещай, что никуда не денешься. — Не надо… — её голос звучит предательски жалко, — просто посиди со мной, пожалуйста. Повторять ему второй раз не надо — садится рядом с Сашей, положив её голову себе на плечо. И от этого действия плакать захотелось сильнее. Но нельзя — если он её слезы увидит, то объясняться придется, а врать она не умеет. И знать ему всего не обязательно, потом, не сейчас, вполне возможно. Она не знает, сколько прошло времени, но по ощущениям достаточно — по крайней мере, такое ощущение появляется, когда Игорь в дверном проёме появляется, но тут же исчезает, увидев их в обнимку. И хорошо, думает Саша, хорошо, что он расспрашивать ничего не решил. Хорошо, что решил оставить их. У Вани руки теплые, когда он их к её животу под футболкой прикладывает — убедиться хочет, что всё хорошо. И не больно совсем, когда его рука шрама касается, как было бы больно даже от собственного прикосновения. И душа не болит, как оказалось, когда он её к себе прижимает, куда-то в макушку называя её дурочкой неразумной. И сердце кувырок делает, когда он ей уйти не разрешает, а сам на руки берет, чтобы до комнаты донести. И даже удивлённые взгляды соседок не уничтожат все те бабочки в животе, что поселились в ней за это время — за час? два? И поцеловать в щеку на прощание не кажется чем-то странным, наоборот, чем-то естественным. Таким, будто всё так и должно быть. Да и по улыбке его не сказать, что он был бы как-то против — в ином случае точно бы сказал, о таких вещах он молчать не может. — Он умеет улыбаться? — первой начинает говорить Сонечка, когда дверь за Ваней с характерным звуком закрывается. Конечно умеет, вспомнить хотя бы лето, когда он, пусть и издеваясь, пытался помочь Саше крепость из подушек построить. А по той самой улыбке было понятно, что он был только рад. — Либо вы все сон, либо у нас коллективные галлюцинации. — Или это то самое предновогоднее чудо, — подхватывает Игорь. Ему бы довольным быть, что почти месяц назад прав оказался, да только улыбка у него какая-то виноватая, словно он сделал что-то такое, что законом не запрещено, но в обществе было бы стыдно об этом говорить. — И вообще, девчат, вы что на Сашеньку так пялитесь? Будто она не заслуживает того, чтоб её на руках носили. — Мы просто уже личную жизнь каждого обсудили, а вот Саньку не успели, — у Сони улыбка хитрая такая, будто она увидела то, чего не должна была, но ей это очень нравится. Но ничего она не видела, так, только догадываться может. И то, фантазия у неё бурная, выдумает у себя в голове что-нибудь, а потом обижается, что всё не так было. — Давай, колись уже. И во всех подробностях! — У меня просто живот заболел, а он помог дойти, — сказать без подробностей — не соврать, уверена Саша. Не хочется ей об этом сейчас говорить, хоть они для неё самые близкие. Сейчас даже думать об этом не хочется. Вообще ничего не хочется, если быть честным хотя бы с собой. — Его бы мама прибила, если бы он мне не помог. — А поцеловала ты его, пусть и в щёчку, для того, чтоб его мама не прибила тебя за то, что не поблагодарила? — младшая Сонечка, если в брата полностью пойдёт, будет даже резче, чем сам Игорь. Саша взгляд стыдливо отводит — а что стыдного в чувствах? — и губы до боли закусывает, сдерживаясь, чтобы либо не зареветь, либо чем-нибудь колким не ответить. — Всё, не обижайся ты на нас. Ты же знаешь, что всегда можешь нам высказать то, что на душе. И мы всегда тебя выслушаем и поможем, чем можем. Знает. Она то это знает как никто другой. Знает, что может их хоть среди ночи разбудить и прореветьсь в плечо. Что они вдвоем — нет, втроём, Игорь тут даже во главе будет — любому обидчику сделают что-нибудь, чтоб он на всю жизнь запомнил, что их Саньку обижать ни в коем случае нельзя. Знает, но не может. Не потому, что не доверяет, нет. Потому что считает, что со своими проблемами самой справляться надо, как бы тяжело не было… Тяжело будет, даже очень. Особенно тяжело на Ваню посмотреть, когда они вдвоём на заднем сидении машины сидят, слушая рассказы его родителей.И уши закрыть хочется сразу же, когда опять тема до выбора института доходит — Ваня уже через полгода выпустится и пора выбирать направление, в котором он бы хотел развиваться дальше. Выбирать ему и не надо особо, у него только два варианта — педагогический в Москве или в Питере, другого его душе не хочется. Сашка глаза закрывает и головой в окно упирается, старательно ограничиваясь от их разговоров и вообще от всего мира. Как она без него два года? Он, конечно, персонаж до жути противный, но сердце просто каждый раз готово остановиться, стоит ему только в поле зрения появиться. Да и не сможет без его недовольной рожи жить, понимает это прекрасно. Но исправить это никак нельзя, поэтому придется просто ждать. А чего ждать-то? С моря погоды? Или что он после выпускать решит общение с ней не прерывать? Это даже в голове звучит как бред. Её никто не трогает, за что она очень благодарна. Даже на диалог не выводят — просто не трогают. Либо считают, что долгая дорога выматывает и без того ослабленный организм, либо… Нет, тёть Лена даже догадываться не может, что на самом деле происходит. Но взгляд её такой, будто она ещё до самой Сашки всё поняла и просто ждала, когда же до нее дойдет. А дядя Андрей всю дорогу как-то многозначительно на Ваню посматривал, но ничего не говорил. Ей просто кажется. Она просто слишком устала в долгой дороге. Тетя Лена точно позаботилась о том, чтобы они с Ваней сразу же после дороги поели — ароматы с кухни за под дня так и не выветрились. И она загадочно улыбается в ответ на Ванин вопрос о том, что же она такого приготовила. Ваня и сам прекрасно знает, просто ему нравится, когда ему всё говорят. — Наперегонки до ванной? — Саша натянуто улыбается и Ваню за руку берёт, чтобы они, как и летом, поиграли в эту глупую игру. Но Ваня руку вырывает и смотрит на неё слишком пристально, будто в самую душу. — Тебе что, мало вчерашнего случая? — он сердится, это даже замечает дядя Андрей, который проходил мимо и просто обречённо вздохнул. — Никакого бега. У тебя мозги, вроде бы, имеются. Не зря же ты умница такая. Он каждое словно через зубы цедит, будто змея. Но вместо яда у него слова, причиняющие боль куда сильнее, чем от укуса змеи. Да и футболка соответствующая — с чешуей в некоторых местах — Сашка ему на этот день рождения подарила. Но только от того, что он её подарком пользуется, легче совсем не становится. — Теть Лен, я не голодна. Лучше пойду посплю немного, совсем устала, — у Саши голос такой, будто она сама себя убедить пытается, что ей вообще всё равно на то, как с ней Ваня обращается. Ответа она и не дожидается, как и какую-то реакцию от него — быстро выскальзывает с прихожей и по большим лестницам на второй этаж поднимается, дверь комнаты, которую ей родители Вани выделили со спокойной душой, на ключ закрывает. Не разреветься бы, не сейчас. И завтра бы продержаться. И вообще все две недели, пока каникулы идут, пока они вдвоем будут постоянно пересекаться. И не спалиться, это главное. А как не палиться, когда даже эта ситуация уже странная? Что не просто так она сбежала, а именно после его слов? Пусть все думают, что хотят. Ей бы и в правду поспать — ночью так и не получилось, разговоры были интереснее снов. Но она телефон с кармана джинс достает и быстро сообщение отправляет в общий чат Сонь и Игоря. Одного короткого «пиздец» хватает для того, чтобы ей звонить начали. Сейчас не время — потом, может быть уже вечером, да, Саша с ними поговорит. А сейчас телефон выключает и куда-то в сторону бросает, чтобы не отвлекал и чувство вины ещё больше не внушал. И так и засыпает, на подушке, мокрой от слёз, не удосужившись даже переодеться. Потом, всё потом. На часах, когда она всё-таки заставляет себя проснуться и открыть глаза, уже полдень давно. Саша часам минут пять поверить не могла — неужели она почти сутки проспала? Или время назад ушло? В голове одна каша, но телефон, который она всё-таки находит где-то среди подушек, говорит, что и в правду сутки уже прошли. Сорок семь пропущенных вводят в панику — кто ей так дозвониться пытался? Кому она так нужна? Игорю, Сонечкам, тете Лене, дяде Андрею и… Ване. Если остальных понять можно, то двенадцать пропущенных от него — не очень. Выходить сейчас ко всем не хочется, точно допрос устроят. Но тете Лене помочь надо с приготовлением. Сегодня то уже 31, нужно стол готовить. Саша всё-таки выходит, хоть и неуверенно как-то, но выходит. Ноги ватные после сна, особенно настолько долгого. Сейчас как-то нужно собраться и делать вид, что всё в порядке. Да и чего делать вид, если всё и в правду в относительном порядке? Не в порядке становится тогда, когда Ваня её возле ванной ловит, и в глаза так смотрит, что только взглядом уничтожит её сейчас. И она даже понимает его — тоже злилась бы, если бы он так же пропал и на звонки не отвечал. Ну, сказать, что она пропала — слишком преувеличить. Сашка же в комнате у себя была, хоть и дверь закрыла и не отзывалась никак. — Я тебя сейчас прикончу, — он не кричит, нет. Просто тон его голоса такой, что внутри всё сжимается. — Ты где пропадала? Какого хрена заперлась и телефон выключила? — Я просто очень устала и уснула, а телефон сел, — Саша улыбается искренне, уверенная в том, что это его успокоит хоть намного. Не успокаивает. Ваня руку её ещё сильнее сжимает, а сам на дракона похож — только пара из ноздрей не хватает. — Не стоит так переживать, я бы всё равно никуда не делась отсюда. — В твоём состоянии не то, что закрываться нельзя и не реагировать на всех, в твоём состоянии вообще спать отдельно опасно! — опять он свою песню запевает. Какое «такое» у неё состояние? Чувствует она себя прекрасно, а последствий от операции, не считая небольшой анемии, не осталось. — иди перед мамой оправдывайся, умная наша. Перед тётей Леной, она уверена, оправдываться не придется. Она её за инвалида не считает, поэтому примет её ответ спокойно и даст указания по подготовке. Саша слишком хорошо изучила семью Букиных, когда со спокойной душой салат нарезает в компании родителей Вани и истории их слушает, иногда посмеиваясь со смешных моментов. Никто и не ругался даже — на неё вообще ни разу не ругались — просто попросили больше так не пугать и сказали, что если понадобится помощь, то они всегда рядом. Но помощь ей не нужна, всё у неё прекрасно. Особенно прекрасно, когда они вчетвером в гостиной перед телевизором устраиваются, шампанское попивая — Саша пьёт вино, дядя Андрей уверенно обещал ей, что от пары бокалов даже лучше станет. Мол, красное вино на кровь хорошо влияет и от анемии помогает избавиться. Сашка себя совсем взрослой ощущая, сидя вот так вот с бокалом в руках и рассуждая с дядей Андреем о политика — её это никогда не интересовало, но он рассказывает так интересно, что грех не заслушаться и не поддержать разговор. И свои подарки все оставляют на утро, чтобы продлить ощущение праздника. А после курантов все вместе отправляются салюты смотреть, которые так волшебно взрывались в небе. И в этой атмосфере хочется навсегда остаться. Ваня её за руку ловит, когда все уже по комнатам разбрелись. На часах уже часа три ночи, даже ради нового года режим сбивать не очень бы и хотелось. Он её за руку крепко держит и в глаза смотрит. Опять этот его прием, чтобы его точно выслушали. Но смотрит не так, как утром, а скорее так, как смотрел на неё тогда в ванной, когда прижимал её к себе и дурочкой называл. Чего он хочет от Саши сейчас — не понятно. Но ей, почему-то, очень хочется выслушать его. Он ничего не говорит — губами прижимается к её губам. Целует властно, но чувственно одновременно. Рукой её к себе за талию притягивает так близко, что она жар его тела даже сквозь одежду ощущает. На поцелуй не отвечает, но и не отталкивает его от себя — видимо, вино всё-таки ещё не выветрилось из организма и алкоголь в голову дал с новой силой. Или это от него у неё так голова кружится, ноги подкашиваются и лицо не то, что розовое а скорее ярко-алое? Подумать у неё не получается — он отстраняется от неё, наверное, через минуту — или две? Или пять? Или вообще через вечность? Хитро улыбается, осматривая её с ног до головы. Подлец. — Доброй ночи, — он на неё взгляд бросает совсем холодный и уходит, не дождавшись ответа. И что только что произошло?