Сквозь сердце Грейди

      Серебристое. Голос её льётся в Грейди вместе с золотистым — чаем с мёдом, — и трудно сказать, что́ согревает его больше: сходство между ним и леди Лэйдл* — особой столь же строгой и холодной внешне, но с сердцем столь же неожиданно тёплым, как его собственное, — её голос и улыбка, а может быть — чай, который она предложила. Под слоями тёмно-синего костюма, вечно застёгнутого на все пуговицы, Грейди и сам улыбается: сперва каждым витком своей пружины, потом глазами, потом голосом — леди Лэйдл слышит, как он звучит всё бархатней после каждой чашки, когда клоун рассказывает, как он горд маленькой Хауди и как неожиданно хорошо получился фокус, — и всё же… всё же ей хочется, чтобы его улыбка стала явной.       Так и происходит, когда терпеливый Грейди извиняется и наконец расстёгивает самую нижнюю пуговицу своего пиджака. Вернее, секунду спустя — лёгкое прикосновение серебристой ладони леди Лэйдл к проблеску золотисто-жёлтой рубашки; едва слышный звон, которым пружина отзывается — даже сквозь ткань и тонкий слой набивки; а затем — слабый плеск о неё?..       — Насколько же вы красивее в таком виде, — деликатно говорит она, держа ложку близ лица Грейди, чтобы тот мог полюбоваться своим отражением.       — С расстёгнутым пиджаком? — шутит он.              — С улыбкой.       — Должно быть, это от тепла, — бормочет он себе под нос, уже и сам не понимая, о чём говорит: о чае или её доброте. — Я уже... просто еле дышал, прошу проще… Я бы не простил себе, если бы лопнул при вас.       Но она лишь осторожно прикрывает проблеск жёлтого всей ладонью.              — Друг мой, не волнуйтесь. Даже если и так, я бы вас всё равно зашила.