***
Вещи, казавшиеся раньше обычными и легкими, теперь превратились просто в адскую пытку. Заставить Сережу помыться — отдельный вид мазохизма. Кот упирался, жалобно хрипел, — с подрезанными связками особо теперь не помяучишь, — рокотал злобно и каждый раз норовился ободрать до кости. И ведь мог. Гибриды сильнее людей, а в таком состоянии — особенно опасны. Запах Тихона успокаивал, так что Тиша постоянно околачивался где-то рядом или вообще садился своей жопой на стиральную машину, подвергая бытовую технику серьезным и героическим испытаниям. Как только проблема с тем, чтобы усадить Серого в ванную решалась — появлялась другая. Разомлевший в теплой воде котяра вообще наотрез отказывался выходить, капризно брызгаясь обожжённым хвостом. Сильно жесткие мочалки были растрепаны и изорваны, ставшие жертвой обстоятельств и непринятия, но вот мытье руками Сереже почему-то нравилось. Что довольно странно, учитывая, что с ним делали люди в Центре. Что конкретно они делали все еще осталось для Янковского загадкой, но по выпуклому рисунку клейма на лобке было понятно, что ничего хорошего. Кожа у Серого была пятнистой. Витилиго или пигментные пятна расползались по плечам, лицу, шее, да вообще по всему телу, даже под шерстью можно было разглядеть, если постараться залезть в нее пальцами. Чем больше Сережа валялся под солнцем, тем более явными были пятна. Ну, по крайней мере, так казалось Ване. И если с Серым проблемы были вот такого плана, то Тихон наотрез отказывался снимать бриджи и надевать штаны на прогулку. Детский сад, блять, помноженный на зоопарк. Ошейники отрицались обоими, но после долгих уговоров — да, царственные мохнатые особы сносили и их. Гулять с двумя сразу — это просто и смех, и грех. Тихон мог запросто сожрать одуванчик с клумбы, — ладно хоть не ползал на четвереньках, а просто срывал все, что хотелось, это хотя бы свидетельствовало, что каким-то кусочком сознания он понимал, что он не кот и анатомия у него отличается, значит, не так далеко провалился в Откат, — а Сережа жался ближе к Ване, если рядом проходил кто-то в белом или в количестве больше двух человек. Просто потрясающая, блять, картина. На Янковского столько внимания, как за эти недели, наверное, никогда не обращали. Ну, еще бы. Гуляет тут с целыми двумя котами, да еще какими. Объективно, он был меньше ростом и массой, так что на их фоне казался... И все равно это не мешало при необходимости жестко натягивать поводки. Может, Иван и был меньше, но это все равно не делает его слишком миниатюрным, худым и немощным. Объективно с двумя гибридами в Откате даже амбал с трудом бы справился, а Янковский вот справлялся, еще и кофе на ходу пить умудрялся. А понять, что коты явно не в своей лучшей форме, было очень легко. Ни один из них не был обут. Ну, а где можно найти кроссы на кошачью лапу? Надевать что-то на подобие обуви для настоящих собак, — такие, ну, на маленьких собачонок надевают еще зимой, — коты отказались. То ли презирали саму попытку лишить их возможности похвастаться красивыми лапами, то ли просто чувствительности лишались и неудобно было. Как-то раз на такой вот вечерней, — потому что так проще, в темноте и сумерках хоть меньше пялятся, — прогулке до них доебался какой-то светленький гибрид-псина. Лабрадор, наверное. Ваня в темноте видел, как и все остальные люди, не особо остро. Но то, что он начал звать Тихона и Сережу по именам, определенно сказало о нем больше, чем весь внешний вид. Наверное, это Саша. Ваня о нем только по разговорам с Тишей знал, но другого пса они бы не подпустили близко. Как только гибрид попытался подойти — они оба, что удивительно, ощетинились, так и норовя прикрыть курящего Ваню собой. Но, видимо, распознав по запаху друга, успокоились. Все равно жались ближе, но хотя бы не собирались устраивать драку на улице. Янковский рассказал все как есть, заодно и с Сашей познакомился. Тот выглядел совсем... Ну, похожим на ребенка. Видно было, что уже взрослый по телосложению, но в лице что-то все равно такое было — нежное, юношеское, милое. В отличии от Сережи, Саша спокойно относился к людям, прекрасно понимая, что есть и хорошие экземпляры. А, может, просто в силу того, что являлся псом, которые охотней всего идут на контакт с людьми. — ... и что делать я в душе не ебу, — Ваня вздыхает, снимая крышку с кофейного стаканчика и совершенно отточенным, явно привычным, движением ткнулся ладонью в морду полезшего нюхать содержимое Тихона. Кот не оценил и раздраженно шлепнул по известному лицу России волосатым пушистым хвостом. Кофе можно было выкидывать. — Да уж, дела-а-а... — задумчиво тянет Саша, кажется, опустив и без того немного висящие уши.***
Важно было создать котам комфортную атмосферу, но тут главное не перестараться, а то еще решат, что животным быть куда приятнее, чем гибридом и соответствующими проблемами. У Вани никакого опыта не было в обращении с гибридами в таком состоянии, он и сам еле-еле давил в себе панику, но на каком-то интуитивном уровне угадывал, что следует сделать. Наверное, сказалось непродолжительное, но тесное соседство с Тишей. И спустя еще несколько дней после разговора с Сашей, — который теперь стабильно встречался им на улице, иногда даже рассказывая Ване то, что не хотел или не решался рассказать Тихон: и про прошлый его Откат, и про Сережино отношение к людям, которое сформировалось не только из-за подпаленного хвоста, и их крепкую с Тихоном связь, постоянные попытки вытащить друг друга из жопы, в которую сами же и залезли, — стали заметны улучшения. Шерсти стало меньше. Это хорошо. Это прогресс, медленная трансформация обратно к своему более человеческому виду и самосознанию. Впрочем, на либидо, очевидно, это никак не повлияло. И если раньше Тихон удосуживался узнать, в настроении ли Ваня, готов ли, может ли, то сейчас... Спрашивать, собственно, некому. И так как спать в отдельной комнате или хотя бы на отдельном месте коты отказались, — а их мнение пришлось учитывать после второго порванного в клочья матраса, — то с недавних пор Сережа как-то тоже пристроился и весьма уверенно себя чувствовал. Откат — хитрая штука. Гибриды ничего не помнят после, что они делали, как себя вели, но при этом и проблемы их человеческой части тоже не всплывают: почти никаких душевных травм, никаких триггеров, никаких терзаний. Все просто. Либо кот тебе доверяет, либо нет. Сережа лезет под бок первым, прижимается горячим телом, щекочет скользнувшим по ноге хвостом. Урчит как-то... Не так. Немного будто бы со скрипом. Но с его-то состоянием это объяснимо. Лижет горло, урчит, почти тихо воет, как готовая к драке кошка, — и Ваня откидывает голову, приглашает, не сопротивляется. Показывает тоже по-животному: доверяю, не опасен. Клыки у одичавших гибридов длинные, острые, такими горло разорвать проще простого. Сережа прикусывает кадык, удерживает за шею, скользит шершавым языком по адамову яблоку, заставляя дыхание прерываться. Он вполне может задушить так или выгрызть кусок, и каждый раз, вероятно, думает об этом, но меняет решение. Тихон наваливается сзади. Кусает Серегу за острое рыжее ухо, тянет, низко и предупреждающе урчит. Несмотря на их близкую дружбу, Тиша, как и любой кот, эгоист и собственник, так что делить своего человека даже с другом не сильно стремится. По крайней мере, сейчас. Янковский же... Ну, он просто пользуется ситуацией. В конце концов, он так глубоко уже увяз во всем происходящем, что даже такая простая вещь, как секс, может стать отдушиной. Способом расслабиться, сбросить нервное напряжение. Он заботится о гибридах, пусть это и тяжело, так что вполне заслужил немного благодарности. Пусть и такой примитивной. Как-то жалобно, тихо и хрипяще мявкнув, Сережа отпускает. Зализывает следы, тянет на себя, вынудив полностью улечься набок, лицом к нему. Когтистая лапа за бедро тянет, а Ваня и не собирается сопротивляться — закидывает на чужое, с рыжей и мягкой шерстью, выдранной кое-где и потому слегка неровной. Обычно дорвавшиеся до тела коты, особенно, ну, самцы, — Ваня читал об этом еще когда они с Тихоном только-только начинали поглядывать на не только интеллектуальные, но и вполне физические задницы друг друга, — были склонны вести себя агрессивно, а если мутация затрагивала и половые органы... Это все, это катастрофа, это порванная жопа и все, что внутри. Но Ванечке повезло, член у его кота был нормальным, вполне себе человеческим, крупным и ровным. Видимо, они и правда не совсем глубоко провалились, раз по-своему пекутся о комфорте партнера между ними: Серый лапой своей ягодицу сжимает, отводит в сторону, давая Тихону потереться влажным и твердым, чтобы немного, но облегчить проникновение. Тихон не торопится. Очевидно, что смазки недостаточно, поэтому он загоняет в два медленных, но сильных толчка. Ваня глушит вскрик закушенной губой. Две пары рук держат крепко — не дернуться, не вырваться. Почти паническая потеря контроля. Они его не послушают, не остановятся, не пожалеют, если инстинкты окончательно верх возьмут. Ну, и хуй с ним. Ваню уже так все на самом деле заебало, он так устал от чувства беспомощности и бесполезности, что... Да ебись оно конем. Задерут и задерут. Но в планы гибридов убийство и расчлененка не входили. Между ними тепло, почти обжигающе горячо. Тихон за загривок кусает, удерживает, пока резко вгоняет по самые яйца. Воздух тоже такой горячий, что легкие обжигает. Сережа трется всем телом, хвостом бьет, когтями полосует: Ваня не видит — чувствует, как скатываются маленькие капли с мест, где когти иглами впиваются. Сзади тело тяжелое, Тиша буквально втрахивает его в Сережу, а тот только и рад — сам бедрами дергает, быстро и резко, трется своим членом о член Вани, мокро и неплотно, проезжаясь каждый раз по чувствительному органу и больше дразня, чем реально принося облегчение. Рук слишком много, они хаотично скользят по мокрому от пота и крови телу, зубы оставляют укусы явные и болезненные, вместо речи человеческой — урчание, рычание, вой, короткие мявки. Что угодно, только не слова. Сережа сползает ниже, лижет соски увлеченно, до саднящего чувства и желания то ли прижать ближе, то ли отстраниться. Ваня стонет, — почти воет на одной ноте, — от переизбытка ощущений. Мягкость шерсти и болезненность когтей. Жесткие ритмичные движения, распирающий и растягивающий, кажется, до предела член внутри и скользкие, почти невесомые прикосновения к паху. Внизу живота мышцы поджимаются, тепло разливается и прямо в пах отдает разрядом в 220 вольт — до того кончить хочется. Рука за шерсть на загривке чужом тянет, вторая ладонь за растрепанные патлы впереди. Ваня натурально плывет, плавится и растекается, пока его лижут в два языка, бока мнут в четыре руки, разве что не в два хера имеют. Но на такие эксперименты Янковский точно не пойдет. Многострадальная и весьма именитая жопа не выдержит масштаба надругательства, по крайней мере, пока гибриды не в состоянии позаботиться о подготовке и собственном самоконтроле. Хорошо хоть, что коты заканчивают быстро. Не потому что скорострелы, а потому что эгоисты. С некоторыми оговорками, но все же. В понимании Тиши быстро — полчасика и все. А для Вани эти полчаса — просто пиздец, как растягиваются в моменте. На часы. Но лучше уж тереться о Серегу, сжимать мокрую шерсть и хныкать от переходящего в уже дискомфорт возбуждения, чем кончить раньше и пытаться просто-напросто не подохнуть под ебливым котярой. Тихон кончает внутрь, хвост мелко дрожит и вздернут, шерсть на загривке укладывается медленно-медленно, а Ваня уже даже не пытается стереть слезы из-за прокушенной задней части шеи. Тихон слизывает их, мурлыкнув в почти извиняющейся манере, выскальзывает из мокрой дырки, откатывается, чтобы развалиться на спине и позволить Сереже урвать свой кусок пирога. Это вот терпение чужака на своей территории, почти без склок и драк, — разве что укусы и шипение в качестве профилактических мер, — и желание, пусть и неосознанное, поделиться тем крохотным и хорошим, что они уже успели построить, все это свидетельствует о том, как сильно близки Тихон и Сережа. Гибриды в Откате — максимально открыты: пусть не разговаривают, но и обманывать тоже не умеют.***
— Пиздец ты вляпался, — Петров, все еще держащийся за разодранное плечо, которое они с Ваней обрабатывали добрых минут десять, все еще нервно поглядывал на недовольно топорщащего шерсть и кажущегося оттого еще более внушительным Тихона. Вот тебе и сходил в гости. Стоило подумать о том, как отреагируют дикие гибриды до того, как приглашать к себе незнакомого им человека. Чужой запах быстро был учуян, а соответствующие меры предприняты – Тихону стоило только заметить, как чужак касается Вани, чтобы сорваться. И хорошо, что Янковский быстро встал между ними, чтобы когтистая лапа не ободрала плечо до кости, а лишь скользнула из-за препятствия. Таким злым Ваня не видел Тихона никогда. Даже мысль пронеслась, что все, мол, бесславная кончина, будучи даже не Иваном Янковским, а Иваном «внуком того самого» Янковским. Но звезды сложились крайне удачно: Ваня вовремя уперся Тихону в грудь, Петров отскочил назад, а когти лишь мазнули по плечу, оставив четыре царапины. К счастью, хоть Сережа не вмешивался. — Как будто я сам не знаю, — Янковский вздыхает, закончив свою историю и закурив, — Лучше скажи, что делать. Ты вроде говорил, что у тебя есть знакомый тренер, который с гибридами занимается. Рука машинально уже укладывается на макушку севшего в ногах Тиши, который так и не сводил внимательного взгляда с незнакомого ему человека. — Он не профи, сразу предупреждаю, — Саша то и дело скашивает взгляд на Тихона, явно испытывая как страх, так и интерес в равной пропорции, и действительно серьезнеет, снова глядя на Янковского, — Но очень хорош. Серьезно, помог моему… Знакомому гибриду выйти из такого же состояния. А у него еще и возраст, ну, приличный. Так что справится и с этими, наверное. — Ну, давай тогда контакты, буду пытаться, — Ваня вздыхает, пока Тихон, отвлекшись, ткнулся ему в руку и громко фыркнул. Не понравилось. Пахнет сигаретами. — Слушай, — Петров чуть ближе придвигается, — А можно потрогать? Янковский на кота своего смотрит. Тот дергает раздраженно порванным ухом с кисточкой на кончике, явно не собираясь сейчас учинять беспредел. Ваня рукой проглаживает до самого загривка, за ухом чешет и второй рукой за ошейник, еще с прогулки недавней не снятый, удерживает. Кивает – можно. Петров руку тянет осторожно и медленно, явно не собираясь ни провоцировать, ни пугать резким движением. Тиша дергается, — первый порыв явно пальцы к херам откусить, — но Ваня чуть-чуть на себя дергает, бормочет почти ласково «ну, что ты, все хорошо», лопатки поглаживает, зарываясь пальцами в мех. По Саше видно, что он вне себя от счастья. Либо не трогал никогда раньше гибридов, либо очень редко. Пальцы по порванному краю уха проходятся, кисточку трогают, — ухо постоянно дергается, Тиша явно не в восторге, что его лапают малознакомые человеки, — смазывают по шерсти на плече и отдергиваются, когда Тихон все же рванулся укусить с предупреждающим урчанием.***
В Клубе играет мягкая музыка, ненапряжная, почти как в лифте, только как-то душевней, что ли. Джаз какой-то. Ване сейчас, если честно, совсем не до того. Клуб «RedDog» на кузнецком мосту – одни из самых лучших. Впрочем, трудно найти что-то лучшее, когда многообразия нет. Это Центров распихано по всем щелям, хоть жопой жуй, а вот таких мест – раз-два и обчелся. Их встречает администратор. Гибрид из редких птичьих, девушка. Аккуратные коготки клацают по клавиатуре, но у Вани никаких сомнений – при любой ситуации, кажущейся опасной, они легко трансформируются в здоровенные и острые когти. На бейджике красиво выведено «Любовь». Перышки мелкие покрывают ту часть рук, которые позволяет рассмотреть рубашка – от кисти до локтя. Оперение сероватое, но ухоженное. Вдоль линии роста волос тоже виднеются маленькие перья, даже по контуру глазницы и к вискам отходят о стороны внешнего угла желтых глаз. Красиво. — Дмитрий, комната 380. Пройдемте за мной, — девушка кивает в сторону одной из трех дверей, ведущих во внутренности заведения. В Клубы приходят гибриды по собственному желанию. Одинокие, желающие подзаработать или чувствующие приближение Отката или срыва. Иногда – всё вместе. Здесь зоны четко поделены: для посетителей, ищущих обычного тактильного контакта с приятным и покладистым гибридом, для посетителей, желающих пообщаться с гибридом в Откате, и для профи по отношениям гибридов и людей. Никакого секса. Никакого насилия. Обычно в Клубы приходят одинокие люди. Тем, кому не хватает ласки, тепла, любви – они идут к гибридам-псам. Те, кто сам готов дарить любовь и заботу – к вредным котам. Если есть любители экзотики – заведение предоставит птицу или ящерицу. Правила просты: плати за сеанс, не провоцируй, будь готов к последствиям своих действий и не пытайся трахнуть никого в этом помещении. Сюда приходят за расслаблением, снятием стресса, а не низменными потребностями тела. Янковский пару раз посещал подобные места. Это правда было приятно – поболтать с кем-то просто ни о чем и обо всем, погладить растянувшееся на коленях тело, послушать урчание и уйти довольным и обласканным домой. Конечно, гибридов в Откате он никогда не трогал и даже не думал к ним ходить, оставляя это для профессиональных хендлеров. Что же, теперь, кажется, он сам стал почти профессиональным хендлером. Комната, куда их привели, просторная и очень уж похожа на кошачий городок. Тут и когтеточка в виде целой колонны, и какие-то искусственные платформы, на которых легко запрыгнуть гибриду, и кошачьи игрушки… — Немного унизительно, знаю, — голос раздается слева, и Ваня поворачивается, крепко удерживая шипящих и рычащих котов. — Если это помогает, — Янковский вздыхает, осматривая посоветованного Сашей Петровым мужика, — И не несет угрозы, то можно простить, думаю. Мужик оказался бородатый и спокойный. Не бугай, но и не слишком уж худосочный. Глаза на лице выделялись особенно – яркие, под широкими черными бровями они становились такими выразительными, что невольно создавали ощущение крайней глубины взгляда. — Дмитрий, — он делает шаг вперед, протягивая руку, но Тихон, нервно мотнув хвостом, оскалился, что заставило мужчину остановиться. — Иван, — в свою очередь представляется Янковский, отлипая от Сережи, который почему-то посчитал своим долгом оттеснить его назад, и укладывает руку с намотанным ремнем поводка на плечо Тиши, чтобы удержать и хотя бы как-то показать, что переживать не стоит, — А это Тихон, рыжий – Сергей. Можно Тиша и Серый, они как-то легче отзываются на это. — Давно они в таком состоянии? — Три недели или около того. — Оба живут с Вами? — Да. Но с Тихоном мы ближе. — Они оба к Вам прикипели, это видно, — Дмитрий улыбается аккуратно и миролюбиво, снова делая шаг вперед, но мельче. Тихон моментально реагирует, поджимая уши к голове и напрягаясь всем телом, точно перед прыжком. — Тихо-тихо, здоровяк. Злой котяра, вижу. Дай подойти-то, ну, — голос у Дмитрия был приятным, глубоким, а интонация ровной и ласковой, но не приторной, руки подняты в знак доброй воли. Ну, или чтобы защищаться в случае чего. Они позволяют подойти ближе, благодаря и тому, что Ваня не торопится орать, убегать и подавать какие-то тревожные сигналы. Дмитрия тут же обнюхивают со всех сторон, прежде чем он подает Ване руку и рукопожатие, наконец, свершается. — Отпустите их, пусть привыкают. Ваня аккуратно отцепляет поводки нервничающих, но любопытных котов. Они тут же разбредаются изучать новую территорию. — Давно они между собой знакомы? — Да, оба уличные. Друзья. Вот этого, — палец указывает на Сережу, который бесоебится, первее Тихона влезая по колонне на второй этаж и дразнясь то хвостом свешивающимся, то лапой прям в морду Тиши тыкая, — Пришлось у Центра выкупать. После этого как раз все и пошло по пизде. — Я сейчас посмотрю, что можно сделать, посоветую, но за результат не ручаюсь. Это не точная наука, сами понимаете. — Конечно, — Янковский присаживается на мягкий диванчик, тут же роняя голову на руки, — Я уже на любую помощь согласен. Дмитрий оказался и правда неплохим не-специалистом. Коты привыкли к его запаху довольно быстро, но все еще плохо переносили его присутствие, так что пришлось попытаться с ними поиграть. Вот прям как с животными, да. На кинутый мячик оба гибрида отреагировали одинаковым синхронным поворотом головы в сторону мячика, а затем одинаково скептичным взглядом на человека, мол, ты дурак или это только по особым случаям? Зато против лазерной указки не устояли и, в итоге, оказались так близко, что и сами не заметили. Ваня их не кормил сегодня после прогулки, так что угощение они тоже приняли довольно спокойно. Повыебывались, конечно, — Тихон до крови, до сильного и глубокого отпечатка зубов, который после шрамом будет затягиваться, прокусил руку Дмитрия повыше запястья, а Сережа, предварительно потеревшись о Тишу, оцарапал ладонь, забирая еду, — но не подрались, не напали. Под конец вечера Серый был уже «еб твою мать, Серег», а Тихон «Тиша, пожалуйста, не надо».***
— Пока они вместе, стимула выходить из Отката нет. — Предлагаете их разделить? Я как-то попробовал. Теперь у меня нет одной межкомнатной двери, а соседи как-то неодобрительно смотрят. — Давайте так, оставьте Сергея здесь. — Здесь? – Ваня скептично приподнимает бровь, осматривая хендлера так, будто видит его впервые. — Вы же знаете правила Клуба, никакого насилия и неодобренных контактов, — все-таки Дима был умным мужиком, раз сразу понял причину. — Как я могу быть уверен, что все будет нормально? — Здесь в каждой комнате видеонаблюдение, — Дмитрий указывает на камеры под потолком, — Вам выдадут пароль для дистанционного доступа. Сможете наблюдать хоть двадцать четыре на семь. — А почему только Сережу? — Тиша… Простите, Тихон, — тут же поправляется Дмитрий, понимая, что разговаривает сейчас с человеком, — Вероятно, он только сильнее провалится в Откат, если разлучить его с Сергеем и с Вами одновременно. Он довольно агрессивный, в целом, такой типаж защитника. Ему бы собакой родиться или волком, — хэндлер сдержанно улыбается. — Ладно. Сколько это будет стоить и когда я смогу забрать Сережу? — Стандарт, узнаете у Администратора. А забрать… Тут уже сложнее. Думаю, дня за два-три управимся. Главное, не забывайте его, навещайте, а дальше разберемся. На том и порешили. Стоимость не так уж и велика на самом деле, так что Ваня спокойной расстается с деньгами, прекрасно зная, что при необходимости заработает еще. Впереди несколько проектов, так что… Плакать без лишней копейки он точно не станет. Тиша вел себя крайне беспокойно первые два дня. Не мог уснуть, вскакивал от каждого движения, по несколько раз обходил квартиру в поисках друга. Запах ведь был. Судя по происходящему в Клубе – у Сережи были те же проблемы. Через пару дней все начало приходить в норму. Конечно, Янковский каждый день приводил Тихона, чтобы тот мог пообщаться с другом, даже сам долго-долго поглаживал за рыжим ухом, позволяя сразу двум котам зажать его на гостевом диванчике. Соскучились. Улучшения стали заметны на день четвертый. Стопа вернулась к человеческому виду, — за исключением когтей, — шерсти было значительно меньше, а во взгляде начала мелькать настоящая человеческая осознанность. Иногда даже казалось, будто гибриды уже пришли в норму, а теперь просто издеваются над людьми. Дмитрий обращался с Сережей в меру строго, в меру ласково и никогда как к животному. Янковский иногда ловил его задумчивый взгляд на макушке Серого или на обожженном хвосте. И как-то даже не выдержал – прямо спросил, нравится ли Дмитрию этот гибрид. Выяснилось, что нравится. Ваня честность ценил, потому и сказал, что Сережа хоть формально и принадлежит ему, все еще остается уличным и самостоятельным, так что если все сложится удачно, то никаких проблем с тем, чтобы Дмитрий мог продолжить видеть гибрида, точно не будет. Уже ночью того же дня, когда Янковский валился с ног от усталости, Тиша забрался в кровать, потоптался, выбирая положение получше, и улегся, ткнувшись мордой в шею своего человека. Янковский уже в полудреме слышит тихое «Спи давай» от такого же полусонного Тихона и едва не подскакивает. Мозгов ему хватает остаться на месте, но сон, ясное дело, слетел так легко и быстро, как юбка у путаны. Ваня рассеянно поглаживает кудри своего кота до самого утра. За окном уже светлеет, а Янковский ловит себя на мысли, что у него уже скулы сводит от улыбки.***
Тихон окончательно приходит в себя ближе к полудню. Разбитый, с гудящей головой, пытающийся вспомнить все, что было. Первым же делом он, разумеется, пытается узнать у Вани как там Сережа. Потому что последнее, что он помнит – Серый за толстым прозрачным стеклом, лицо ничего не выражающее, взгляд пустой. Ваня пьет кофе, похожий на взъерошенного воробья сейчас, и растолковывает вдумчиво все, что происходило. Видно, как Тихону немного неловко за свое поведение в Откате, он трет когтистым пальцем переносицу, все еще покрытую коротким сероватым мехом до самого кончика носа, отводит взгляд, когда Янковский рассказывает историю про Петрова и его плечо, и вообще выглядит крайне растерянным. Ваня смеется тихо руку к кудрям тянет, гладит привычно – а Тиша дергается в сторону так неожиданно, что неловкая тишина между ними затягивается. — Прости, — Тихон руку укладывает на колено чужое, а следом и боком прижимается, укладывая хвост пушистый на колени Вани, — Сейчас все ощущается острее. Будто я без кожи. Скоро пройдет. — Главное, что ты вернулся. Чуть позже они идут проведать Сережу. Тихон раздраженно хлещет себя хвостом по бокам, но позволяет застегнуть на себе ошейник. — Скажи спасибо, что он не розовый и без колокольчика, — Янковский ворчит, словив металлическое кольцо, куда цепляют поводок, но Тиша затыкает его поцелуем. Первый поцелуй почти за месяц. Раньше Ваня даже подумать не мог, что будет скучать по этому так сильно. Они целуются долго, до удушья. Жмутся друг к другу, сжимают в объятиях почти до боли, до хруста. Где-то под ребрами, под широкой грудной клеткой, с силой бьется сердце гибрида. Ваня чувствует. Всем собой чувствует. И не может сдержаться – носом шмыгает, прерывая поцелуй и утыкаясь лбом в плечо мохнатое. Разом наваливается облегчение. Только сейчас становится в полной мере понятно, насколько сильно Ваня переживал. В шаге от отчаяния, готовый жить даже с таким Тихоном, – диким, озверевшим, немым, — он почти забыл уже, каким приятным может быть голос его Тиши, как он не любит ошейники на улице, как крепко держит за руку, водя по мелким узким улочкам, изученным им вдоль и поперек. На улицу они выбираются раскрасневшиеся и счастливые, по-настоящему счастливые — улыбчивые, разговорчивые, никого и ничего не замечающие. В Клубе их тоже ждут на удивление хорошие новости – Сережа тоже начал приходить в норму. Разговаривать много у него не получалось, – подрезанные связки, – но он что-то горячечно шептал Тихону на ухо, пока они стояли там и обнимались, переплетя хвосты. Тиша Дмитрия помнил, но смазано, лишь по запаху и голосу, помнил, что человек хоть и выглядел неприветливо, а все равно обращался с ними хорошо, почти как Ванечка. Сережа выразил желание задержаться в этом месте еще на пару дней. Что ж, кто такой Янковский, чтобы запрещать что-то взрослому гибриду.***
Еще насколько дней Тихон оставался крайне отзывчивым и гиперчувствительным. Гладить теперь его можно было осторожно и не задевая некоторые места. Но не воспользоваться чужим положением, чтобы эгоистично отыграться за свою больную жопу, Ваня просто не мог. Да и… Кто устоять вообще может перед таким шикарным котярой? Вот и Ваня не устоял. Тихон красивый. Не так, как Ваня и многие другие гибриды, у него нет идеального лица, острых скул, распахнутых огромных глаз, поражающих глубиной взгляда и яркостью цвета. Он красив мужественной красотой. Широкими плечами, поджаростью телосложения, узкими бедрами и длинными ногами, красив в своем желании защищать, оберегать и рвать глотки за своих. И просто прекрасен, отдаваясь. Как и все коты, Тихон лишен стеснения. Он знает, что привлекателен. Но знает и то, что от него ожидается – крышесносный секс, контроль ситуации, максимально мужественное поведение. И иногда… Иногда ему нужно отдохнуть от этого. Ваня не требует. Он никогда не пытается упрекнуть своего кота, — Тихон уже без всяких проблем и проволочек называет его своим человеком, а себя считает его котом, хоть и не говорил об этом никогда вслух, — в том, что тот ведет себя как-то неправильно. Вот как сейчас, например. Как течная, мать его, кошка. И Тише так стыдно становится. За то, что мурчит. За то, что прогибается на кровати, раздразненный прикосновениями к основанию хвоста. За то, что грудью укладывается на матрас, а сам бедра вздергивает, колени разводит сильнее, предлагает. Стыдно – и от этого еще сильнее хочется. В когтях простыня трещит. С члена капает прозрачное и вязкое. Стоит руке коснуться основания хвоста, сжать его, чтобы отодвинуть в сторону – Тихон жалобно и просяще почти мяукает, до того стон неразборчивый и несдержанный. Ваня хвост чужой задирает, и Тиша тут же вжимается лицом в предплечье свое. Потому что внутри все узлом тугим скручивается от желания, от так никогда и не высказанных просьб, от возможности побыть, наконец, чьим-то. Тихон выбрал Ваню. Возможно, может показаться иначе, но, как известно, не мы выбираем кота, а кот нас. Тише рядом с Ваней так хорошо и легко, просто пугающе. Кажется, будто он всю жизнь был ничейным, даже не своим собственным, гулял бесхозным, а тут вот взял и нашелся. — Не сжимайся, — легкий шлепок по бедру возвращает в реальность. Янковский ягодицы в стороны разводит – и что-то теплое, влажное и упругое касается тугой дырки. Язык. В груди все сводит от щемящего чувства – им, гибридом уличным, не брезгуют, ласкают как не всякого своего приласкают, доверяют и хотят удовольствие доставить. Тихон воет, чувствуя, как толкается в него кончик. Ваня вылизывает обстоятельно, крепко удерживая за бедра, не обращая внимание на бешено дергающийся хвост, на треск разрываемой простыни. От чувствительного и нежного места между мошонкой и аккуратным, еще не разработанным входом, до самого копчика, не беспокоясь даже за шерсть на пояснице. Прикусывает под хвостом, вынуждая хныкать, и толкается языком внутрь, насколько позволяет длина. Не то чтобы с ним обходятся как с хрустальным, просто… Чувствуется, что о нем заботятся. Пусть руки Вани сейчас жесткие, требовательные, сжатие крепкое, а лижет он уверенно и практически трахает языком, но Тихон знает – одно слово и все прекратится. Проблема только в том, что Тихон не хочет, чтобы все прекращалось. Он готов хоть каждый день подставляться, если его будут ждать, чесать за ухом и не упрекать в том, на что он повлиять никак не в силах. — Черт, такой узкий, — Ваня бормочет тихо, но котяра все равно ухом дергает. — Давай… Давай так, похуй, — сипло, надрывно, тихо. Ваня смотрит строго, немного недовольно и вдавливает большой палец по слюне внутрь. Тихон шипит, чувствуя, как саднит теперь зад. — Понял, — губы облизывает, сглатывает шумно, — Больше не буду, — задыхается почти, когда пальцы за хвост оттягивают, чтобы знал, кто тут главный. Тихон знает. И совершенно не против. К тому моменту, как Ваня входит, — резковато и быстро, — Тихон уже такой мокрый и изведенный растяжкой, что готов уже орать о том, как сильно хочет член. Натурально, кошка в течке. Конечно, он его получает. Вместе с укусом за ухо, натягом хвоста и вдавленными в бедро пальцами. Болезненно, остро, охуенно. Янковский любит его ноги. Длинные и по его же заверениям красивые. Поэтому не удивительно, что кота перевернули на спину и начали вбиваться, уложив его ноги на свои плечи. Так хорошо. Так правильно. Орать и скулить под человеком, жалобно мявкать и драть ему спину, пока член долбит почти с каждым толчком по простате – это кажется естественным сейчас. Таким естественным, что Тиша не стесняется мокро целоваться, просить «еще» и «сильнее», жаться ближе, подставлять горло, показывая, мол, смотри, весь твой. Кончать, ощущая тупые человеческие зубы на месте, где надплечье переходит в шею, тоже оказывается очень даже естественным.***
— Ва-а-ань, — кот забирается сверху, позволяя впустить пальцы в мокрую шерсть. — Уймись, дай отдохнуть, — Янковский тянет его за кудри ниже, чтобы просто чмокнуть в губы, без языков и пошлостей. — Да я не об этом, — Тиша цокает языком, прежде чем потереться башкой кудрявой о шею чужую, пощекотать случайно кисточкой на ухе остром нос, — Мы это… Мы теперь точно встречаемся, да? Ваня чуть не подавился, глаза выпучив. Пиздец. Он тут и друзьям его помогает, и к себе домой впустил, и обогрел, и отмыл, и на горло принципам наступил, и репутацию подпортил, и ухаживал в Откате, а этот мохнатый пиздодуй только сейчас понял, что все серьезно? — Пиздец, видел бы ты свое лицо, тебя аж перекосило, — Тихон хихикает глумливо, тут же прижимая брыкающегося и шипящего Янковского к матрасу, и целует так крепко и напористо, что все желание кусаться и плеваться у Вани отшибло. Может быть, позже. Когда-нибудь.