Наше личное никогда

“Подумайте, кто достоин, и после ужина обсудим”. Так Санса наказала ему, вручив стопку писем и толстенную книгу. Джендри вернулся к себе, но не прошло и получаса, как к нему пожаловал мейстер с растирками и одна знакомая служанка. ― М’лорд, ― Барб, служанка леди Тии Дормунд присела в реверансе. ― Рада услужить. Джендри сухо кивнул, подождал, пока мейстер натрёт ему спину и грудь, обмотает шалью из собачьей шерсти поверх нательной рубашки и удалится, и сказал: ― Не ожидал снова тебя увидеть. А как же леди Тия? ― Да тут она, ― Барб собрала простыни с кровати и принялась взбивать солому в матрасе, ― пока мейстер за нею приглядывает. Даёт ей питьё от которого леди спит, что сурок зимой. Леди-фрейлина кликнула в лазарете, да отправила срочно с мейстером в покои, да язык на замке. Я уж тоже не чаяла с вами повидаться. Хотела всё спасибо сказать, что на суде всё милостливо королева рассудила. Поняла уж, что ваша работа. Да не выдалось. Коль надо чего, распорядитесь, так я тут же сделаю, ежели не при леди своей. ― Спасибо тебе. ― Джендри потянулся к мошне, знатно опустевшей, пока он менял лошадей по пути в Винтерфелл, достал оттуда залежавшийся медяк и протянул Барб. Девушка схватила монетку и тут же припрятала за поясом. ― Болтать не буду, м’лорд. Прачкам так до одного места, чьи я портки стирать принесла, а девкам с кухни навру что-нибудь. Барб застелила постель, собрала простыни и, присев в книксене на прощание, ушла, пообещав принести ему обед в башню. Джендри остался один наедине с кучей писем и книгой. Он развернул первое, написанное лорду Долины, Робину Аррену. По бумаге плясали витиеватые оттиски строчек, письмо было скалькировано с оригинала, и потому почерк был, очевидно, cансин. Джендри читал его долго, поскольку язык письма был до того вычурен и странен, что смысл никак не укладывался у него голове. Вместо понимания, он переключился на ровные, одна к одной, линии букв и изящные завитушки и росчерки, выведенные быстрой и умелой рукой. Санса писала кузену что-то о том, как важно в государстве наладить баланс структур и уважение в порядкам и правилам. Потом переключилась на вопросы хранения зерна, и Джендри подумал, что это тоже очень важно, хотя так и не понял сути сансиного интереса и беспокойства по вопросу урожая. Как это послание вообще было связано с ним? Когда Барб принесла ему обед, Джендри как раз дочитывал письмо Сансы к его сыну Галбарту. Ответа на это письмо пока не было, и Джендри раз за разом перечитывал его, чувствуя невидимую ниточку связи с сыном. Джендри попросил принести ему свежих чернил и перьев, нашёл в бюро бумагу и на эмоциях начал писать. По сравнению с идеальными, будто из книги, буквами Сансы, его письмо было похоже на неумелое царапанье куриными когтями по пергаменту. “Дорогой сын Я скоро вернусь. Прислушайся к письму леди её милости королевы Сансы и не бери на себя то, что обязан нести я. Да хранят тебя Семеро Твой отец” Большее Джендри выдавить из себя не смог. Он не стал переписывать письмо из-за помарки, по привычке назвал благородную даму леди, но от напряжения в глазах уже всё плыло. Он свернул письмо, нашёл в бюро сургуч, растопил его на свече и припечатал конвертик кольцом-печаткой с головой оленя. Джендри поднял со стола толстенную книгу и устроился с ней на застеленной вязаным пледом кровати. Он лениво перелистывал её страница за страницей, герб за гербом, не останавливаясь на ком-то конкретном, пока от сумерек не перестал видеть очертаний рисунков. За первым порывом вступить в союз с Сансой и сделать как она хочет, после получения простого задания от неё, на него совсем уж некстати накатило жгущее изнутри отчаяние. Письма, гербы, выбор какого-то мнимого короля, всё это вызвало лишь кислый вкус во рту. Он мчал на Север, ошалелый от новости от ввода отрядов Золотых плащей в Штормовые земли, думая, что найдёт утешение, что сможет найти ответ. Ответ нашёл его сам, и теперь Джендри захотел отступить под его напором. Как он делал всегда. Малый совет заседал почти два часа, и Санса, отпустив лордов и леди, с тяжестью в голове и пустотой в животе вернулась в свой кабинет. Она распорядилась накрыть ей ужин и подать разбавленного ключевой водой вина, чтобы расслабиться. Возвращение Джендри вызвало у её доверенных советников ряд вопросов, но Санса лишь намекнула, что болтать об её госте не следует. ― Он лорд великого дома, имейте уважение, ― сказала она на ворчание Элис Карстарк, недавно вернувшейся из родового замка, чтобы приступить к своим обязанностям мастера над законами. Оставалось лишь сделать из него великого лорда. Давить, но не душить, толкать, когда он завязнет в сомнениях, но не сбить с ног. Не давать потерять мотивацию, и не терять собственную. Не забывать, зачем она это делает. Они. Санса, медленно прожёвывая каплунов в перловой каше, посмотрела на гобелен над бюро. Чёрный ворон по центру переливался сатиновыми стежками, как и медь волос и шерсть волка. Сансе нравилась собственная работа, она вложила в неё много сил и мыслей, и глядя на сюжет она задумалась о том, как не хватает на ней ещё одной волчицы. Мысли понесли её по реке памяти, в отражении которой Санса постаралась вспомнить лицо своей сестры. Она была так сурова и молода, когда они расстались, она была такой родной и близкой и вместе с тем далёкой настолько, что не дотянешься и не догонишь. Сможет ли она обнять её ещё хотя бы раз? Слёзы навернулись в уголках глаз, и Санса промокнула их льняной салфеткой. За мыслями об Арье всегда приходили мысли о потерянных родителях, Теоне, Роббе и Риконе, а теперь ещё и Бране. Иной раз Санса плакала от жалости и сожалений, другой же с удовольствием вспоминала, вспоминала и вспоминала со светлой грустью бесконечные моменты своего детства. Семья, люди, дарующие ей свет и смысл, то, что у нее было позже отнято, то, что она обрела на краткий миг снова и то, что она не смогла создать для самой себя. Санса не винила в том Джоффри или Рамси и Петира, оставивших на её душе глубокие раны, не винила братьев и сестру за то, что их дороги разошлись, она смиренно принимала их выбор. Как и свой. Она хотела было позвать пажа, чтобы тот пригласил Джендри в кабинет, но осеклась, не успев раскрыть рта. Проблемы и так регулярно стучали болью в висках, и официозом на сегодня Санса была сыта. Скрип двери выбил Джендри из поверхностного сна. ― Постой, ― сказал он, думая, что служанка не решилась разбудить его, ― подай мейстерскую мазь и зажги свечи. ― Вас ожидают в гостиной, м'лорд. Когда Барб принесла лекарства и зажгла все свечи, она спокойно и рутинно занялась растопкой камина. Топить днём при весенней погоде смысла не было, стены Винтерфелла даже на ощупь были тёплыми из-за термальных вод, что текли внутри них. Но ночами становилось зябко. Когда огонёк занялся, она вышла, оставив его одного. Джендри размотал шаль, отлепил присохшую к коже из-за высохшей мази рубашку, кое-как сам отмыл себя, намазался холодящей и согревающей одновременно мазью, и, пока у него не было свежего белья, замотался. А дублет он надел прямо так, на шаль и голую кожу. Джендри торопился, и не стал снова звать Барб, поскольку с таким ерундовым делом смог справиться сам. Он чертыхался про себя, что задремал и совершенно забыл о том, что Санса назначила встречу после ужина. Она ждала его в гостиной, в которой камин уже как следует разгорелся, смотрела на огонь, расслабленно и даже несколько устало расположившись на небольшой софе с резными ножками и низкой спинкой. Волосы, уложенные короной из кос скрепляла по центру золотая заколка с навершием в виде солнца. Это украшение само по себе могло бы вызвать мысль о Сансе и её имени, и оно необычайно ей подходило. ― Ваша милость, ― позвал он, и Санса повернулась на его голос. Она кивнула, но ничего не сказала. Возможно ждала, пока он заговорит. Джендри сел по правую руку от неё в кресло, обивка которого была умело сплетена из выделанной рогожки. Тихий треск поленьев не давал молчанию стать тягостным. ― Как вы себя чувствуете? ― Лучше с каждым днём. ― Отрадно слышать, ― Санса посмотрела на свои сложенные в замок руки. Ей, кажется, было неловко. ― Но лучше бы вы послали ворона. ― Нет, ― Джендри смотрел на её строгий профиль, ожидая, что она посмотрит в ответ, но этого не случилось. ― Не лучше. Я прочитал ваши письма. Спасибо, что позаботились о моём сыне. Боюсь только, он не сможет оценить это по достоинству. ― Это прерогатива молодости, ― Санса задумчиво смотрела на языки пламени, и говорила тихо, отчего, из-за её северного выговора, ему труднее было разобрать слова, и Джендри наклонился вперёд к ней. И она посмотрела в его сторону. Но не скучающе, изучающе или заинтересованно. А с опаской. “Не подкрадывайтесь ко мне”, вдруг всплыло в памяти Джендри. Он отодвинулся назад, но напряжение в ней никуда не исчезло. ― Письмо Тириону, ― от Сансы не ускользнуло то, что Джендри заметил. Она смутилась, надеясь, что он не примет это за грубость с её стороны. Дело было не в нём. ― Не вызвало у вас вопросов? ― Разве только то, что вы солгали ему. Вы написали ему после того, как я вернулся. ― Ложь и сокрытие правды, это несколько разные вещи. Какими бы ни были намерения Тириона, ясно одно ― он не хочет видеть вас в Королевской Гавани до лета. Он может думать, что хорошо вас знает, возможно рассчитывает, что вы примете всё, что он вам предложит, без вопросов. Своим посланием я внесла в его план неопределённость. Чем больше хаоса, тем труднее над ним властвовать. Пусть беспокоится о том, что вы можете вернуться в Красный Замок раньше, при этом, чем дольше вы тянете с возвращением, тем больше шанс, что он занервничает и допустит ошибку. ― Как будто моё возвращение на что-то повлияет. ― Раньше бы так оно и было. Но, помните, о чём мы с вами условились? ― Джендри поджал губы и кивнул. ― Вы вернетесь не чтобы выслушать его, а чтобы продиктовать свои условия. Джендри кашлянул, стараясь уложить в голове услышанное. Санса и правда была полна решительности, которой ему было не достать. ― Тогда почему я не смогу спасти Невена? ― Если вы сделаете ставку на спасение Пенроуза, есть большой шанс, что вас обвинят, как его покровителя, закрывающего глаза на преступления против короны и народа. Вас обоих казнят, ваши земли перейдут Красному Замку, а ваш сын навсегда останется сыном предателя. Поверьте, участь незавидная. В лучшем случае он закончит наёмником в Эссосе. Правда, которую раскрывала ему Санса, была в привкусом горечи. Тирион ожидает от него того же поведения, что Джендри и сам ожидал бы от себя. Да как он, собственно, и сделал. Только вместо Предела или Красного Замка помчался он в Винтерфелл. И правда, если у Тириона есть шпионы, что доложат о Джендри, Тирион может начать что-то подозревать. ― А если я задержусь здесь, и это станет ему известно? Не будет ли причины обвинить меня в государственной измене и шпионаже? Здравые мысли, подумала Санса, свойственные думающему человеку. Он знает, как выживать, легко учит правила игры и участвует в ней, пусть и против воли. Он учился на ошибках, своих и чужих. Так почему у него нет мотивации? Даже банального желания помогать простолюдинам, к которым когда-то относился и сам? ― Что ж, продумайте, как будете защищаться в таком случае. Воспользовавшись молчанием королевы, в дверь постучала служанка с подносом несложной еды. Она оставила тарелки на столике у камина, и Джендри поспешил наколоть на двузубую вилку несколько кусков мягкого белого сыра. Санса осторожно взяла крупный орех и обмакнула его в мёд. Из-за недавнего сна, Джендри чувствовал бодрость, а вот Санса, кажется, совсем наоборот. Они угощались закусками молча и не смотря друг на друга. Хотя в мыслях продолжали эту беседу, каждый по своему интерпретируя ответы собеседника. ― Арья, ― вдруг сказала Санса, ― как вы познакомились с ней? Она перешла на личную тему, и имя, священное и заветное, что он хранил в памяти как жемчужину в шкатулке, к его собственному удивлению, не вызвало тоски, а лишь разлилось теплом в животе. Может, это Винтерфелл так влиял на него. ― В Королевской Гавани. Мой мастер-кузнец, когда не получил платы за обучение, продал меня Ночному Дозору. Когда собирали обоз в дорогу, офицер Дозора притащил с собой грязного оборванца лет десяти на вид. Это и была она. ― Десяти, говорите… Значит, они повстречались тогда, когда Арья пропала после смерти отца. Она никогда не допрашивала сестру и не пыталась узнать, что с той произошло, покуда знала, что Арья рассказала бы ей далеко не всё. ― Я и не сразу понял, что это не мальчик. Но довольно быстро. Пальцы на руках, знаете, они выдают даже ребенка. Да и голосок был писклявый слишком, ― Джендри издал короткий смешок. ― Блох в нас тогда было, все чесались дни напролёт, но она как-то стоически терпела этот зуд, даже почёсывалась, как девчонка. ― То, что всегда казалось мне в ней мальчишеским, и грязные руки с обгрызенными ногтями, и скрипучий голос, оказывается, для вас было совсем другим. Удивительно, как можно по разному смотреть на одного человека. А что случилось потом? Джендри начал говорить, временами покашливая, и Санса то вскидывала брови от удивления, то грустно вздыхая, а то и посмеиваясь над его рассказом. С ней он не стеснялся запинаться, подбирая слова. ― А потом я её предал. Захотел остаться с лордом Дондаррионом, хотя она отговаривала меня. Она не понимала, зачем я остаюсь с Братством-без-знамён. У неё была семья, знаете, мать, братья и вы. Она не понимала, каково это, когда всю жизнь некуда приткнуться. Но я сделал неверный выбор. Стоило остаться с ней. Братство продало меня Красной Женщине. ― Это она раскрыла вам, кто ваш отец? ― Именно. ― И что вы ощутили? Джендри хлебнул горячего вина и посмотрел в огонь. Блики играли на его лице и в голубых глазах, и Санса могла подметить мельчайшее движение мышц возле глаз, что дёрнулись на миг, чтобы опять расслабиться. ― Ужас. Потом надежду. Позже ― снова ужас. Она была поверенной Станниса. Везла меня к нему, я же не знал, что он за человек. ― Он хотел использовать вас. ― Санса не спросила, она помнила, что Джендри рассказал про Мелисандру и её магию. ― А в итоге лишь сильнее завяз. Он был очень противоречивым человеком. Однажды я ждала, что он спасёт меня в Королевской Гавани. А когда его войска подошли к Винтерфеллу, находившемуся под гнётом Болтонов, я уже не надеялась, что он сможет это сделать. Я благодарна ему только за то, что он спас Джона. И его конец был справедлив. ― И что с ним стало? ― Бриенна, ― Санса потянулась, чтобы взять медный кубок и отхлебнуть пряное вино, ― воздала ему по заслугам. Санса захотела спросить, а как же судьба свела Джендри с Джоном. Как он потом вновь встретил Арью, но не стала. В конце-концов он тут не для того, чтобы удовлетворять её разросшееся любопытство, зря она вообще начала это. ― Хорошо, что вы пришли вот так, Санса. ― Почему же? Джендри не ответил. Но Санса могла прочитать всё на его лице, такой живой, разговорчивый и эмоциональный при рассказах о прошлом, и никогда не расслабленный и естественный, когда они говорили о политике или были не одни. ― Вам не стоит опасаться кого бы то ни было. В любом замке, в любом дворце, есть друзья и враги, союзники и противники. Вы научились отменно играть свою роль, милорд. Вас нечем упрекнуть. ― Это тяжело. Я же не родился таким. ― Тем большей похвалы вы достойны. Но играть роль ― не значит быть тем, кого играешь. Не сомневайтесь в том, что вы уже тот, кем вас видят остальные. ― Мне вообще наплевать, кем они меня видят. ― Не зашоривайте самого себя, Джендри. Будет ошибкой считать, что вам всё равно. Было бы всё равно, вы бы не сидели тут. Джендри опустил взгляд и долго смотрел в узор ковра, потирая пальцами кубок в замке рук, прежде чем сказать: ― Вы назвали меня по имени. Она улыбнулась на его смех, но Джендри вдруг вернулся к тому факту, что Сансу напряг тот раз, когда он неожиданно приблизился к ней. Могло ли это значить, что он был ей неприятен? Может, он недостаточно хорошо чистил зубы или мылся? Чёрт, он же прямо с дороги тогда пришёл в её кабинет, воняя, как горный козёл. Коварные, но важные мысли пришли ему в голову слишком поздно. Он стушевался. Когда они распрощались и Джендри остался один, перед сном, он с тройным усердием отполировал язык и зубы, а после того, как умыл лицо, развёл мыльный корень в тазу и как следует натёрся там, где, по его мнению, мог находиться источник неприятного запаха. Он лёг в кровать, бдительно принюхиваясь к себе. Утром следовало наказать Барб натаскать воды в ванну, да как следует очистить дублет, пропитанный потом. Нить за нитью, он распутывал воспоминания о Сансе, стараясь понять, как она реагировала на него раньше. И о том, как она реагировала на других мужчин из своего окружения. Как всегда безупречно вежливая и до миллиметра точная, Санса бы не подала виду, что что-то было не так. Всё вокруг неё было регламентировано, гвардейцы, фрейлины, двор и она сама существовали по правилам, неукоснительным и безусловным. “Не подкрадывайтесь ко мне” Он смутно помнил, что сделал тогда, ведь накативший жар лихорадки сжирал сознание. Но он запомнил голос, резкий и тревожный, так не похожий на её обычную переливчатую речь. Она боялась. Его. Но она не боялась сейчас, не боялась в богороще при личных разговорах, не боялась танцевать и гулять с ним по лесу под руку. Дело не в нём. А в том что он сделал. Он подошёл, кажется, когда она стояла у окна, поскольку запомнил тёмный силуэт на фоне светлеющего рассветного неба. А кабинет её устроен так, что за стол можно сесть, обойдя его лишь со стороны окна. Он отрезал ей путь к выходу. Она боялась не его, а того, что он мог бы сделать. Ранним утром, приглашённая к королеве на завтрак леди Барбри Дастин, ожидала в приёмной кабинета, пока её милость Санса заканчивала утренний туалет. Леди Барбри, дама почтенного возраста, смела высказывать всё, что было у неё на уме не только лишь благодаря прожитым годам, хотя, признаться, Санса в её глазах оставалась девчонкой даже спустя семнадцать лет правления. Нет, леди Барбри всегда была остра на язык, и её замечания оскорбляли лишь честолюбивых дураков, а людей умных, таких, как старик Лайтфут, например, заставляли задуматься. Санса была из тех, кто не обижался, а принимал к сведению. При всём этом, леди Барбри отлично понимала, что озвучивание мыслей в свойственной ей едкой манере было скорее привилегией, а не правом. Она не позволяла дерзить другим, и не выносила, когда кто-то пытался сделать замечание ей. Свою воспитанницу она всегда стремилась приструнить и призвать к порядку, но та, несносная девчонка, пользовалась любовью Сансы точно так же, как и сама леди Барбри принимала расположение королевы. В конце концов, именно Санса вверила девочку её заботам. ― Миледи, ― Санса, сегодня непривычно одетая в голубой с тёмно-синей вышивкой наряд, приветствовала её кивком головы, пригласила её за обеденный стол у камина. ― Как всегда точны. ― Я не смею оскорбить королеву опозданием. Они обсудили расписание на день, положение дел в некоторых замках, грядущую ситуацию с паводком, и, когда завтрак был почти окончен, леди Барбри Дастин наконец-то не сдержалась: ― Нет, послушайте! Санса подняла одну бровь в немом вопросе. ― Когда я шла к вам сюда, ― леди Барбри начала трясти подбородком в нервном порыве подобрать слова, что означало потрясение до глубины души, ― этот ваш! Олень! ― Какой? ― О, не притворяйтесь, вы поняли, о ком я! О Баратеоне, конечно! Он окликнул меня! По имени! Сказал, ― леди Барбри всплеснула сухими руками, ― Барб! Нет, вы представляете! ― Невероятно, ― для Сансы всё ещё было не совсем ясно, за что леди Барбри так оскорбилась, ― Кэл, ― она кликнула пажа, ― пригласите лорда Баратеона к нам сюда. Пусть извинится перед леди Дастин. ― Да вы с ума сошли! ― сказала ей леди Барбри, когда паж поклонился и ушёл. Ждать не пришлось долго, и, едва огласили визит лорда Джендри, и тот, всё такой же непроходимо здоровый и настолько же недалёкий, поклонился им, леди Барбри была возмущена, что он даже не припал к руке королевы, хотя и та, надо признать, не протянула ему ладони. ― Милорд, ― Санса пригласила его за стол, и он сел между ней и возмущённой леди Барбри, готовой плеснуть ему горячего чая прямо в лицо, ― вы оскорбили драгоценную леди Дастин. ― Я глубоко сожалею, миледи, ― Джендри прижал подбородок к груди, ― и прошу о снисхождении. ― Как вам не стыдно! ― фыркнула леди Барбри. ― Я почтенная дама, глава благородного дома! Ваш титул не даёт вам права звать меня по имени! Да ещё и так, как только муж смеет! ― О, миледи, ― Джендри, посмотрел на неё, отчего леди Барбри на секунду отметила голубизну его глаз, ― я попытался сказать вам вслед, но вы так быстро прошли мимо, что не услышали. Я звал служанку, не вас. ― Вы спутали меня со служанкой?! ― Видите ли, девушку, что милостью королевы Сансы, приставили ко мне в услужение, зовут Барб, и она вот только что вышла из покоев, а я забыл попросить её наносить воды, и вышел в коридор, зовя по имени. Это просто совпадение, миледи, я не думал оскорбить вас. Но вы так быстро скрылись в кабинете её милости, что я не успел объясниться! Леди Барбри поджала губы и посмотрела на Сансу. Она была совсем непроницаема и верила словам этого прохвоста. ― Я принимаю ваши извинения, поскольку всё ещё помню, как необходимо себя вести. ― Благодарю вас. Но что, если этому недоразумению были свидетели? Если это сможет загладить мою вину и смоет позор, могу я просить вашей руки, дабы не бросить тени на имя вашего благородного дома? ― Вы! ― леди Барбри прытко вскочила и ткнула острым пальцем Джендри в плечо, ― молчите, негодяй! Она резко развернулась, что её юбки взметнулись вихрем, и так быстро вышла, что Джендри сказал только: ― Ну и как её не спутать с молодой девушкой? Санса попыталась подавить смешок, но не смогла, и через секунду уже смеялась, спрятав лицо в ладонях, вместе с Джендри и фрейлинами, пажом и гвардейцем, что дежурили у выхода.