Наше личное никогда

Джендри сразу не понравился этот лордик Пенроуз. В отличие от “тёплого” приёма в Штормовом пределе, в Пергаментах его встретили, как уважаемого гостя. Определили в комнату, сытно накормили и дали как следует отдохнуть. Значит, Джендри, пусть даже с разорванной грамотой Дейнерис, был ему зачем-то нужен. Невен Пенроуз походил на тех дворян, что будут сначала мучить кузнеца по каждому мелкому вопросу, вплоть до оттенка лазурной эмали, которым стоит покрыть доспех, а потом будут мелочно торговаться до последнего медяка. И, конечно, приносить своё обмундирование на ремонт так часто, как это возможно, не желая при этом платить. Джендри ненавидел таких мелочных людей, и, как не странно, больше всего их было среди богачей. Замок Пергаменты величием не пестрел, но в былые времена, наверняка, все эти потёртые гобелены и когда-то бывшая белоснежной облицовка производили впечатление места зажиточного. Немного посомневавшись, Джендри прикинул, что за его-то счёт и собирается лорд Пенроуз поправить своё материальное положение. На второй вечер в замке его пригласили к ужину в покои лорда. Пенроуз оделся вычурно, волосы его были уложены аккуратными колечками, а перстни на пальцах ярко блестели, отражая пламя свечей. Между тем он был крепок, как воин, а лицо его было жёстким, и изнеженным лордом Джендри бы его не назвал. ― Если бы Роберт, Станнис и Ренли были бы одним человеком, ― после долгого изучения друга друга, наконец сказал Невен, ― у него была бы твоя внешность. ― Не нужно сравнивать меня с ними. Я всего лишь бастард. ― Да, бастард, ― Невен сузил глаза, пригубив эля. ― Кто твоя мать? ― Я не помню. Шлюха, должно быть, или служанка в таверне. Она умерла, когда мне было четыре. ― Кто тебя воспитал? ― Отдали в подмастерья к Тобхо Мотту, кузнецу. ― Роберт дал тебе фамилию? ― Нет. Официально Джендри не имел права носить фамилию Уотерс, но, как говорили на кузне, раз за обучение у кузнеца кто-то платит за него, это можно считать как признание. Эта мысль часто согревала его, и он всегда говорил, что его фамилия Уотерс. Да, бастард, от этого не убежишь, но существование которого практически признано неизвестным для него самого отцом. ― Когда ты узнал, что ты его сын? ― Это важно? ― Ты себе не представляешь, насколько. ― Когда красная ведьма Станниса рассказала. Она хотела сжечь меня, потому что в королевской крови заключена большая сила. ― И почему не сожгла? ― Поморщился Невен. Джендри долго молчал, прежде чем ответить. Этот человек устроил ему допрос, оставалось решить, продолжать отвечать, и ждать, когда тот раскроет свои карты, или потребовать объяснений сразу. Джендри выбрал первое. Он вкусил пищу под этой крышей, и теперь хозяин не посмеет навредить ему, проявлять грубость в ответ значило насрать в карман тому, кто его принял. ― Давос Сиворт. ― Старый пёс пошёл против хозяина? ― Этот старый пёс, как вы сказали, спас мне жизнь не один раз, ― Джендри начинал сомневаться в своём терпении и решении не грубить ему. ― Как и менял хозяина. Настал черёд Невена помолчать. Он встал с места и стал расхаживать по потёртому ковру перед трескающим поленьями камином. ― Я предложу тебе сделку, Джендри Баратеон. ― Джендри резанула слух благородная фамилия, но Невен приставил её к его имени так просто, будто это был пустяк. ― Штормовые земли разобщены, лорды разругались как базарные бабы и расселись по своим замкам. Мы заставим их присягнуть Баратеонам снова. Займёшь то место, которое отвела тебе королева драконов. ― А что ты хочешь взамен? ― Я буду править вместо тебя. Джендри не сдержал улыбки. Хитрый лис, кажется, нашёл лазейку в курятник. ― Я не хочу быть лордом. Ты прав, и править мне не охота. Я и писать-то не умею. ― Ну так соглашайся, я предлагаю жизнь в роскоши, благородную жену, уважение королевы Дейнерис. Штормовые земли расцветут, а кто там указывает, когда зерно с полей собирать, до этого никому дела нет. Ну а титул, это не повинность, а привилегия. ― Звучит хорошо. Да только, кроме слов тебе-то и предложить нечего. Наверное, последних цесарок на дворе приказал зарубить, чтобы впечатление на меня произвести? Я лишь неотёсанный бастард, с помощью которого ты решил откусить кусок побольше? Джендри встал из-за стола и приблизился к Пенроузу, дёрнул его за лацкан камзола и притянул к себе. Тот надул ноздри, крепко перехватывая Джендри за запястье. ― Вы пока за кусок наживы друг друга грызли, я, и сир Давос, и леди Бриенна, и лорды Долины, много других достойнейших людей на Севере встали против Иных. И я смотрел на мертвяков вот так же, как сейчас на тебя, и не боялся. Если хочешь впечатлить меня, предложи чего получше.

***

Джендри открыл глаза, и первые несколько минут после его пробуждения мерное покачивание, что закружило голову, не давало ему понять, что происходит. Они плыли на корабле. Точно. Вокруг, в плотных сетчатых гамаках, навешанных один поверх другого в два ряда, спали другие люди. Джендри толкнул ногой гамак над собой, в котором спал Глен. Но вместо шевеления мальчишки сверху, внизу у пола клацнули по дереву когти, и толстая меховая собачья морда появилась возле его лица и, обнюхав, лизнула в глаз. ― Уйди, отродье Неведомого, ― совсем не раздражённо сказал собаке Джендри. Она услышала его насмешливую интонацию, и приняла это за добрый знак, чтобы попытаться забраться в гамак. К счастью, места в нём было мало, да и подвешен он был высоковато даже для такой мощной псины. Собаку Санса отправила вместе со всадниками Севера, и наказала следить за ней именно им. Но собака, кажется, привязалась к Глену, который, как думал Джендри, регулярно кормил её со стола чем-то лучшим, чем обычно достававшиеся ей объедки, и потому заслужившим особое собачье расположение. Собака не отходила от мальчишки, а мальчишка, если не спал и не занимался ерундой, таскался за Джендри, вот и выходило, что Хака стала третьей в их небольшой компании по пути в Суровый дом. Корабль с тремя палубами, под серыми парусами, со звучным названием “Змей Залива”, принадлежал Мандерли, и вся команда была из их людей. Потому утро начиналось у моряков с молитвы Семерым, и перед отходом ко сну ей же. Почувствовав единение с другими людьми после почти месяца в Винтерфелле, где открыто почитать Седмицу, пожалуй, было не принято, Джендри немного отвлёкся от серых и трудных мыслей. Статуя Брана, пока что в глине, так и осталась незаконченной, и даже немного испорченной его стараниями. Джендри попросил у Сансы прощения за то, что от него не было никакого толку, но она, как и требовалось от королевы, уверила его, что никакой вины за ним нет и быть не может. Такая добрая и вежливая, но Джендри, когда он видел её в последний раз, показалось, что отчего-то недовольная им. Вроде она вела себя как обычно, и Джендри сам не мог толком для себя понять, откуда у него взялось ощущение, что её отношение после той ночи в Богороще изменилось. Конечно, после слов о принятой дружбе, он не ожидал, что что-либо кардинально переменится. А если и изменится, то в более тёплую сторону. Санса не была резка в движениях или взгляде в последнее утро в Винтерфелле, не была скупа на добрые напутственные слова и подарки в дорогу. Так почему же, черти задери, он решил, что разочаровал её? Джендри почувствовал себя тупым и бессильным. Это случалось с ним время от времени, но на корабле, каким бы просторным он ни был, убежать от себя было сложно. Кроме загадочной Сансы он много думал о сыне, вспоминая его детство и шалости, от чего в уголках глаз скапливались редкие слезинки светлой тоски, о Джоне Сноу, предстоящая встреча с которым бередила нутро в груди, о их самоубийственном походе за Стену вечность назад. О том, как Джендри бежал, о, Семеро, дни к ряду, борясь с голодом, топя снег во рту на бегу, лишь бы были силы не упасть и добраться, прося о помощи. О Давосе Сиворте, что был ему роднее отца. Который заботился о нём, когда после погони к Дозору-у-Моря Джендри свалила лихорадка, который давал советы и никогда не отворачивался от него. О короле Бране, молчаливом и задумчивом, порой пугающим придворных своим тяжёлым всезнающим взглядом. Джендри его силы не страшился, ибо он жил жизнью, за которую мог держать ответ. Бояться следовало лишь тем, кому было, что скрывать. О своей давно ушедшей жене. О её кротком нраве, каштановых косах и округлых бёдрах. О Красной Женщине, что являлась порой во снах. Об Арье, наконец. На палубе наверху кто-то радостно закричал и громко засвистел. Джендри быстро собрался, растолкал Глена и вышел наверх. Ночью задул попутный ветер, на натянутых до упора парусах Змей Залива проделал путь быстрее. Стена. Разрушенная с восточной стороны, она всё ещё внушала смотрящим на неё снизу-вверх людишкам священный трепет. Чёрно-серой громадой она висела поверх утреннего тумана, застлавшего Тюлений Залив, подпирая свинцовые небеса. Глен выполз из каюты на верхнюю палубу, протирая глаза, да так и остался стоять, с разинутым ртом глядя наверх. ― Как? ― Что как? ― Джендри опёрся на перила, чтобы не потерять равновесие. ― Как можно такое разрушить? ― Это был дракон. ― Дракон драконьей королевы? ― Дракон Короля Ночи. Неужели ты никогда этого не слышал? ― Да сотни раз, милорд. Мамка и сестрой говорили, да и папка-то дракона один раз видал. Но так то у нас в Штормовых землях было. А про ледяного я думал, что сказки. ― Не сказки. Джендри рассказал Глену всё что помнил о драконах сам. И о том, как Джон Сноу летал на одном из них на равных с Безумной королевой. Мальчик засыпал его вопросами, и он едва успевал мешать правду и выдумку, чтобы ответить на них все. ― Так-то ещё с полдня при таком ветре, и к завтрашнему утру прибудем, милорды, ― отчитался капитан корабля всем собравшимся на палубе. Когда следующим утром корабль причаливал к пристани у Сурового дома, Джендри уже стоял на палубе, всматриваясь в людей на берегу. Маленький рост, ближе к женскому, крепкое тело, под слоем шкур казавшееся ещё мощнее, и смоляные чёрные волосы, как у него самого. За семнадцать лет в них забилось много седины, но среди светловолосых, русых и рыжих одичалых они даже так привлекали к себе внимание. Едва с борта кинули швартовые канаты и успели опустить трап, Джендри одним прыжком оказался на причале. Но едва он успел выделить из собравшихся фигуру Джона, мощными ветром его опередила Хака. Как бежевый вихрь она носилась вокруг Джона, а когда его рука легла собаке на голову, она тут же завалилась на спину, елозя и молотя своим толстым закрученным хвостом по деревянным доскам. Он поднялся, почесав пса, и, наконец, посмотрел на Джендри. Вокруг поднялась суета, с корабля опустили оставшиеся трапы и люди хлынули кто с корабля, а кто наоборот, на корабль. ― Я видел твоего отца в Винтерфелле. ― Весёлый огонёк в карих глазах был всё тот же. ― А я твоего в моей лавке. Со смехом они распахнули объятия и заключили друг друга в сильные кольца рук. ― Ты всё ещё не такой толстый. ― А ты так и не подрос. Много лиг южнее в Винтерфелле Санса сидела за своим рабочим столом в кабинете. Она сравнивала архивные показатели посева и собранного урожая разных областей страны и делала пометки в пергаменте. Циклы сезонов укорачивались, и смысла выращивать долгосозревающие, но более плодоносящие сорта становилось все меньше. Агрономы трудились над выведением сортов с теми же показателями урожайности, но результаты пока были не столь удовлетворительны. Голод стране не грозил, но и запасов едва хватало до сбора нового урожая. Санса планировала развить амбарную сеть, усовершенствовать её и подчинить непосредственно короне, а не оставлять хранение собранных урожаев на совести своих вассалов. Если у одного лорда в подвалах всё сгнило, а другого от того, что зерно в хранилищах не перемешивают, случился пожар, они тут же бегут к ней на поклон просить денег на закупку продовольствия. С этим давно уже надо было что-то решать. В кабинет влетела леди Барбри Дастин, сжимая в иссохшей узловатой руке клочок пергамента. Судя по тому, как леди Дастин сжимала губы, как нервно потрясывалась её рука, ничего хорошего сообщить она не хотела. ― Что-то началось, ваше величество. В этой гнилой Королевской Гавани что-то зашевелилось! ― Это плохо или хорошо для нас? ― Да вот я и не знаю! Слышать от леди Барбри, что она чего-то не знает, было в новинку. ― Четырнадцать отрядов золотых плащей, под предводительством лорда-командующего Бриенны Тарт и ряда других офицеров, вышли из гарнизона на восток, юго-восток и юг. ― Прочитала леди Дастин с клочка пергамента. Быстрый ворон долетает от Королевской Гавани до Винтерфелла за полтора дня. За это же время конный отряд продвигается едва ли на пару десятков лиг. Узнать цель этого похода Санса не могла, но могла понять, куда отряды двигаются. В Штормовые Земли. Она вспомнила о том, что писал Тирион Джендри. Тогда Сансе показалось, что Тирион ностальгически вспомнил своё путешествие в Винтерфелл и к Стене, и потому с такой лёгкостью отпустил Джендри. Сейчас, в свете происходящего, Сансе открылась другая грань. Он хотел, чтобы Джендри не было ни в Штормовых Землях, ни в Королевской Гавани, ни где-либо ещё, где до него мог долететь ворон. И он отправил маленькое войско в земли, принадлежащие Джендри. ― Леди Барбри. ― Да, ваше величество. ― Скажите мне, когда на псарне обучают самых непослушных щенков, как их быстрее всего выдрессировать? ― Понятия не имею, миледи. Спросите у псаря. ― Леди Барбри едва сдержала негодование от такого вопроса. ― Да при чём тут собаки?! ― При том, леди Барбри. Послушайте, это не лишено логики. Непослушная собака не может сослужить хорошей службы. Чтобы она начала вести себя подобающе, её ставят в пару с самой верной и опытной собакой. Эта опытная собака будет сама следить за молодой и не давать ей испортить охоту. ― Боги, зачем вы мне это рассказываете? ― Тирион Ланнистер решил выдрессировать всех своих собак. Взять над ними контроль. Не позволить кусаться. Ему нужна эта опытная и верная собака, которая будет уроком остальным. После той ночи в Богороще Санса поняла, что она не добьётся от Джендри желаемого. Он был хорошим человеком, Санса признавала это, но для неё бесполезным. Ей нужна была лояльность титула, поддержка земель и вассалов. Даже не военная и экономическая, а лишь на этом чёртовом Совете Лордов. Она сделала ставку и ставка не сыграла. Так бывает. Джендри носил титул, и, даже, мог бы им воспользоваться, когда надо, имея все возможности для этого. Но мотивация быть лордом, союзником, в нём отсутствовала. Она могла бы хоть обнамекаться на то, что ей нужно, а он бы скорее всего понял, но наверняка бы не сделал. Потому что это не интересно Джендри-человеку. От того Санса и разочаровалась в нём. Она не знала, как заставить его хотеть быть лордом. Как он был им все эти годы? И как теперь дела пойдут на юге? Санса начертила на пергаменте собачий профиль. Дорисовала нос и глаза, пару штрихов на шерсть, добавила наброску ошейник. Тирион Ланнистер решил прибрать Штормовые земли себе. И ему был на руку незаинтересованный в политике Джендри. Сможет ли он заставить Джендри играть в послушного лорда? Был бы Джендри так послушен, разве позволил бы ему уехать так далеко? Чувство, что она, сама того не зная, стала пособницей чужой интриги, неприятно обожгло нёбо и легло горечью на язык. ― Принесите бумагу для писем, ― приказала она пажу, ― и готовьте пять самых быстрых воронов.