Наше личное никогда

Проблемы, проблемы, проблемы. Размытые паводками мельницы и дороги, хворающий скот, дерущиеся между собой горные кланы, тревожные слухи с края мира о армаде кораблей, что видели далеко на востоке, и прочее, прочее, прочее, от чего не спасало даже вино. Санса изящно выпорхнула от лордов и леди, зажавших её за столом, когда между танцами возникла пауза. Перед ней один за одним преклонили колени мужчины, что желали танца. Чтобы снова говорить с ней о проблемах. Или ещё хуже, льстить ей, в надежде понравиться, а потом решать свои дела. Но глаза сами метнулись к отнюдь не утончённому Джендри Баратеону, что коленопреклонно присоединился к другим претендентам. Санса ухмыльнулась про себя. Может ли он быть хорошим танцором? Очевидно, нет. Лорд, воин, кузнец, королевский чиновник, как много характеристик можно было ему дать, и ни одной из них Джендри Баратеон не соответствует или соответствовать не хочет. Он был человеком, живым и наполненным тысячами чувств и мыслей, как и все остальные вокруг. Но он сейчас не станет вести себя так, как предсказуемые окружающие. Этого ей и хотелось. Санса подошла и осторожно тронула его за плечо. Танцующих пар было много, и, значит, держать большую дистанцию в танце не получится. ― Скажу честно, я очень плох, ― предупредил Джендри, встав рядом. ― Хватит ругать себя. Санса приняла начальную фигуру. ― А что за танец? Музыка уже началась, и она, не выдержав, всё же улыбнулась, осторожно кланяясь. ― Гальярда. Джендри снял невидимую шляпу и поклонился ей в ответ. Они придвинулись и её рука осторожно легла в его шершавую горячую ладонь. Санса ощутила, как на самом деле была холодна её кожа лишь на контрасте их температур. И это после трёх танцев и выпитого вина. ― Тот где прыгают? ― первые шаги он напутал, из-за чего синхронность их движений сбилась. ― Или где хлопают? ― Всё вместе. И поворот. Вокруг было чуть ли не двадцать кружащихся пар, из-за чего топот ног мог заглушить музыку, и когда все синхронно прыгали или перебирали ногами, приходилось считать про себя, чтобы не сбиться. Джендри не врал, он едва успевал за ней, но надо отдать ему должное, поворачивался он вполне проворно. Не успели они покружиться, как снова разошлись. ― Моя любимая часть, ― Джендри остановился, как и другие мужчины, пока дамы продолжали танец, ― и приложил руку к губам, поцеловав пальцы и отправив невидимый поцелуй в её сторону. И снова руки находят друг друга, и тела под музыку сближаются, кружась. Развороты и взмахи полей камзолов и юбок, шелест ткани и топот ног ― Санса растворилась в этом ощущении, наконец освободив голову от мыслей. Музыка зажурчала как кровь по венам, и остальное было сейчас не важно. ― Считайте до восьми, ― посоветовала она своему партнёру, ― это не сложно. Настал черед дам постоять, пока мужчины, высоко поднимая ноги, должны были несколько счётов протанцевать возле них. У Джендри едва получилось уложиться, и он запоздало опустился на одно колено, выставляя руку вверх. Санса приняла эту руку и закружилась, притопывая, вокруг него. Чтобы компенсировать неудачу, ей пришлось двигаться быстрее, не попадая в музыку, пока она наконец не достигла ритма. Снова бок о бок, он должен был обнять её спину, на чём танец и закончился, и Санса присела в танцевальном реверансе, так и не ощутив руки на корсаже. Она мельком посмотрела назад. Он просто не коснулся. Всегда осторожный лорд Джендри. ― Было весело, ― похвалила она, и Джендри низко поклонился, благодаря за оказанную честь. Что бы не говорила леди Вилла, “седло” лордства, что надели на “корову”-Джендри село на него впритык. Как, должно быть, много мозолей было под этим седлом, и как, должно быть, было тяжело его укротителю? Джендри тяжело дышал после активного танца, и махнул рукой слуге с потным кувшином эля, развязав при этом тесёмку подкамзольной рубашки на груди. Санса скользнула взглядом по обнажившейся коже, покрытой черными волосками. В голове некстати возник ночной образ из гостевого дома. Не время думать о нём так. Никогда не время, одернула себя Санса. Она поспешила вернуться за стол, избегая взгляда Иэна Мосса, буквально прожигающего её. Диора, её отважная маленькая фрейлина, весь вечер задумчивая, улизнувшая в середине пира, чтобы, очевидно, сделать работу Халлиса Моллена, сложила руки на груди, заслоняя Сансу от взора Иэна. ― Вы можете вытянуть любого партнёра, ― сказала она и поднесла Сансе кубок с холодной ключевой водой. ― Возмутительно! ― леди Локк выглядела рассерженной. ― Ваше величество! Нет, вы знаете, что рассказала мне моя дочь?! ― Что случилось? Леди Локк поведала, как пока танцевали Гальярду, несколько молодых людей попыталась схватить своих партнёрш за талию, как это делали в вольте. Санса слышала несколько возмущённых голосов, пока танцевала, но была слишком расслаблена, наслаждаясь танцем и следя за Джендри, считая его шаги. Санса переглянулась с Диорой. В наивных и лучистых глазах её фрейлины промелькнул на мгновение, и тут же был скрыт, дьявольский огонёк. ― Ты что-то знаешь? ― Это влюблённый Иэн, ― Диора наклонилась и зашептала Сансе на ухо, рассказывая подробности. Как хорошо быть молодым, когда вся жизнь лежит перед тобой на ладони. В семнадцать лет даже такая, пусть и возмутительная, но шалость, кажется серьёзным преступлением. Мир чёрен или бел, и другого не дано. Она когда-то была такой же: неважные сейчас вещи казались столь значимыми, что за них можно было поступиться чем-то не ценимым, но таким необходимым. Прошло много лет, целая жизнь, и Санса научилась ценить и любить то, что было, пусть даже и обыденно, просто и незамысловато, но дарило ей чувство безопасности и покоя. Санса нашла взглядом Джендри, который полубоком сидел за столом далеко от неё, и меланхолично задумалась о том, что её время ушло, а она так и не насладилась своей цветущей юностью. Как и Робб, как и Джон, и Арья и Бран, как малыш Рикон, не успевший даже выйти из детства. Какую злую шутку сыграла с ними жизнь. Она выросла, но всё ещё любила романтические истории, баллады о любви и весне, и плакала каждый раз, слушая поэмы о несчастных возлюбленных. Хотя её разум, а в особенности тело, не верили ни единому слову этих сказок. ― О нет, ― Диора обернулась, когда кто-то похлопал её по плечу. Это был оруженосец Джендри, юный мальчик не больше двенадцати лет. Под глазом его красовался синяк, но, кажется, его это не смущало. ― Миледи, ― мальчик поклонился, ― не окажете ли мне чести? Диора закатила глаза, но Санса нашла ситуацию очень трогательной и слегка подтолкнула её рукой. ― Ладно, ― фрейлина согласилась, ― один басс-данс. Позже, когда пир завершился, и Санса вернулась в донжон, в камине её покоев мирно потрескивали поленья, и в спальне было натоплено, как в бане. Санса отослала фрейлин и служанок спать, едва они успели помочь ей раздеться. Хака, отмытая от вчерашней грязи и высушенная, грелась у огня, и едва Санса устало легла на кровать, вскочила и улеглась рядом. Руки сами зарылись с толстый бежевый мех, Санса прислонила лицо к тёплому боку. Она закрыла глаза, слушая, как бьется мощное собачье сердце. Хака совсем по-человечьи закряхтела, укладываясь на бок и подставляя живот под её ласку. ― Только ты меня понимаешь, ― шепнула она своей питомице. ― Ты ведь все знаешь, да? Собака предсказуемо не ответила. Санса закрыла глаза и попыталась провалиться в сон. Но в ушах гудело, а тело от натопленного жаркого воздуха не могло как следует расслабиться. На Сансу снова одна за одной начали нападать мысли о делах, и она резко вскочила с одеяла. Задула оставшиеся свечи, выпила воды, и подошла к окну, чтобы открыть его и впустить свежего воздуха. После большого веселья, в преддверии важного дня, Винтерфелл затих. Большой и древний, жизнь в нём текла исправно, как точнейшие механизмы. Процессы отлажены и требуют минимального вмешательства в особых случаях. Санса гордилась собой и многими людьми, что помогали ей в этом. Её дом был силён и крепок как никогда. Он был её семьёй. Она глубоко вдохнула прохладу и прикрыла глаза. Но прежде чем вернуться в постель, бросила последний взгляд на внутренний двор. Случайно уловленное движение привлекло её внимание. От тёмной громады гостевого дома отделился силуэт и направился к крытому переходу по пути в арсенал. Ночной караул с факелами как раз вовремя вышел из прохода внизу, осветив ночного прохожего. Джендри Баратеон. После танца, которым он окончательно опозорил себя в глазах Сансы, Джендри выпил кувшин крепкого эля, лишь бы не тревожиться о своём позоре. Он так смело просил о танце, откинув и без того не свойственную ему тревогу, и даже не ожидал, что среди всех достойных мужей Санса выберет его. А теперь, когда он на фоне остальных выглядел, должно быть, как неуклюжий шут, тонкий червяк беспокойства закрался ему под рёбра. Джендри за много лет нарастил броню. Она была толста и прочна, его долгие годы не волновали слова и мысли дворян, ему было плевать на сплетни и перешёптывания. Или он заставил себя думать, что ему плевать. Но от взгляда Сансы Старк, насквозь пронзительного и обезоруживающе точного, броня эта дала трещины. Санса сделала то, что умела делать с любым человеком. Она разглядела его настоящего даже лучше, чем он сам. Джендри угомонил тревогу внутри себя. Нравилось ли ей то, что она увидела под этой скорлупой? А если бы не нравилось, выбрала бы она его для танца? И, может, комплимент, что она сделала ему в конце, был не формальной вежливостью? Ей и правда могло быть весело от его неуклюжих движений, и то было не злое веселье, а вполне себе беззаботное дружеское отношение? Да и почему ему было так важно, чтобы она оценила его? Потому что она могла видеть его настоящего. Настоящий Джендри хотел нравится настоящей Сансе, пусть даже скрытой от него бронёй куда более толстой и прочной, чем его собственная. Ему хотелось дружбы с ней, с этой загадочной обожаемой своими подданными королевой, хотелось, чтобы она почувствовала его доверие. Он был другом трём Старкам, один из них ушёл навсегда, другой был далёк, а третья увезла его светлые чувства туда, где он никогда не окажется. Между Джендри и Сансой уже была эта связь, и теперь ему хотелось сделать её ощутимой и реальной. Но хотела ли этого Санса? Джендри тешил надежду, что да. Хмель выветрился из головы, а праздник все продолжался. Он свистнул Глена, и вместе они проверили на конюшне своих коней, убедились, что в обоз не забыли уложить их вещи и отправились спать. Мальчишка, едва умыв лицо и положив голову на подушку, уснул крепчайшим сном. Джендри же, как и всегда, когда голова его наполнялась гудением мыслей, продолжал ворочаться на соломенном матрасе, то и дело задумываясь о том, какой долгий путь им предстоит. Опять неделя в седле, а потом ещё две в плавании, дадут Семеро, обойдётся без штормов и пиратов. Опять он бежит от себя, от жизни лорда и обязанностей должности при дворе. Джендри невесело посмотрел в узкое окно, светящееся синевой ночи. Идея пришла к нему быстро. Надо помолиться Семерым. Спросить благословения перед долгой дорогой, и милости не уйти за Неведомым. Но в Винтерфелле не было часовни, и он не успел расстроиться, вспомнив о Богороще. Да, в ней живут не его боги, но, пусть древние и безликие, может, они донесут его просьбы до Седмицы? Или проклянут навеки, как последователя тех, кто вырубил почти все Богорощи в Вестеросе. Джендри поморщился, рассуждения выходили до наивного детскими. В Богорощу ходят молиться, а он собирался заняться именно этим. Богам, должно быть, нет дела до смертных, а ему всё же будет спокойнее. По пути ему встретился лишь ночной караул, да в узком проходе между двух каменных кладок на пути к Богороще он спугнул какого-то юного лорда, что тут же умчался прочь, едва Джендри успел поприветствовать его. Богороща объяла его мрачной чернотой, засасывающей в себя даже звуки. Чужие боги, думал он, боги Севера, плачущие кровью лики на белой коре деревьев, они были пугающи и отнюдь не добры. Семеро вознесены на небесах, являя свою благодать на земле лишь изредка, но здесь люди верили, что боги ходят среди них. В ночной Богороще поверить в это было не трудно. Джендри дошёл до чардрева и преклонил колени у широкого камня перед ним. Он просил Кузнеца о успешном плавании. Старицу ― осветить им путь. Матерь ― о милосердии к его непутёвому оруженосцу. Воина ― о защите. Отца ― о справедливости. Заученными словами, вбитыми ещё в детстве, но несущими покой его беспокойной душе. ― О чём вы молитесь? Джендри вздрогнул от ледяного голоса. Санса стояла позади него, закутанная в меховой плащ. Глаза его уже достаточно привыкли к темноте, чтобы заметить, что рядом с ней не было гвардейцев или здоровенной собаки. Джендри встал, отряхнув плащ и колени. ― Молил сделать меня лучшим танцором. ― О, ― Санса прошла мимо и уселась на низкую ветку чардрева. Из-под меха плаща мелькнула струящаяся белизна ночной сорочки. ― Это излишне. ― Вы льстите, чтобы не обидеть меня, ― он сел рядом. ― Знайте, ваша фрейлина буквально заставила меня выйти. ― Боюсь, вы стали жертвой коварной интриги, милорд. Фрейлина, со всей своей отважностью спасала свою королеву от неприятного конфуза. ― И вместо этого обрекла на другой. ― Прекратите же. Или вы не верите моим словам? ― Санса легко усмехнулась. По счастью, ночь, хоть и была далека от летней, не собиралась замораживать их, как это было бы ещё с неделю назад. ― Я рад, что вы попросили меня остаться. Рад, что предложили отправиться за Стену, ― Джендри повернулся к ней, ощущая лёгкую неловкость от изучающего взгляда. ― Возможно, мы больше не увидимся, ваша милость Санса, и хочу чтобы вы знали, что вы можете видеть во мне друга. ― Поверьте, я вижу в вас друга. ― Друга-лорда или друга-Джендри? Санса не ответила. Он задал болезненный вопрос, такой важный сейчас. Доверие, о котором они говорили раньше, после суда, было скорее формальным, заключенным между титулами. Ему хотелось другого. Принятия, понимания. ― Так ли уж велика разница между этими сущностями? ― Да, ― Джендри отвернулся, опустив голову, ― между ними огромная пропасть. ― Одно без другого невозможно, лорд Джендри. Как Семеро ― всё грани одного Бога, так и мы не только лишь плоть на костях. На нас лежит ответственность, у нас есть привилегии. Они не лишают нас человечности, а делают теми, кем мы являемся на самом деле. А вы не принимаете свой титул, он чужд вам. Джендри был прав в своих мыслях, Санса Старк видела его насквозь. О каком принятии с её стороны он думал, если до конца не может даже принять сам себя? ― Всё так. ― Но вы выучили нужные слова. Знаете танцы и этикет. Сдаётся мне, вы делали это, и продолжаете делать, преследуя свои цели. ― Нет. Не из-за несуществующих целей. А потому что так проще. Санса проглотила своё удивление. Она ожидала услышать оправдания о том, что титул даёт законное право помогать людям, и множество других возможностей, которых никогда не добиться, имея низкое происхождение. Но Джендри Баратеон сумел обезоружить её. Человек, у которого нет цели, стремлений и желаний, был сложен и непонятен. И интересен вдвойне. Но отнюдь не как фигура на её доске. ― Тогда мне не нужна дружба лорда Баратеона. Она встала, и Джендри подумал, чтобы уйти, но Санса сделала шаг к нему. ― Но я приму дружбу Джендри. Как Санса Старк, сестра Джона, Брана и Арьи. Да, Санса проломила броню его равнодушия к своему положению. Запустила под неё длинные когти острого и прозорливого ума. Но в эту весеннюю ночь Джендри ощутил, что через трещины в броне на него льётся тёплый свет.