В душе дыра Сквозит отчаяньем. В дыре – Чернеющая мгла. Во мгле С презреньем и страданьем, Скрежещет с болью Пустота… З.А.Л.
Абиссо, квартира повстанцев, поверхность.
Подари мне беспечность забвения, Подари безмятежность и ночь. Подари жажду жизни и рвение! Отгони все безликое прочь. Я устал жить в тисках унижения, Лишь «глядеть», не в силах помочь. Я устал получать лишь смирение, И истошно кричать, что не в мочь. Подари мне безмолвность, и «зрение», Что б я смог разглядеть и помочь - Тем, кому тоже нужно забвение, Безмятежность, беспечность и ночь. З.А.Л.
Зелотэс неподвижно смотрел на догорающую табуретку, которую решили использовать в качестве «дров». В его голове сейчас было так пусто, что, казалось, в черепной коробке попросту образовался вакуум. Сил хватало только на размеренное, до тошноты спокойное дыхание. Рыжий черт устал, и эта усталость буквально душила его, заставляя игнорировать все вокруг: холод, который пронизывал все тело даже несмотря на «костер», головокружение от недосыпа и слишком большого количества никотина за день, страх, который не покидал желтоглазого с того самого момента, как он понял, что им буквально придется идти «на смерть», ради некой «надежды»… - Когда-то в письмах многогранных Ты о мечтах своих писал: О том, что в мире - нету граней явных, О том, что мы - живем в стране зеркал... – тихо отозвался рыжий, наконец, отмирая и поежившись. Дмитрий, который сидел рядом с Зелотэсом, но в отличие от первого, располагался на единственном стуле, а не сидел просто на корточках у огня, с интересом посмотрел на рыжую макушку: - А дальше? - Дальше? – вяло ощерился худощавый паренек и, сверкнув в полумраке золотистыми зеркальцами, с силой выдохнул, - Признаюсь, я тебя тогда не слушал, И о другом совсем тогда мечтал. В моей душе, безумно буйной, непослушной - Царил бесовский карнавал. - Продолжай… - еле заметно улыбаясь, отозвался Данте. - И в танце этом сумасшедших и презренных Назначенную роль шута играл. Напрасно ты среди «моих» неверных Ту часть незримую во тьме лжецов искал. Ты долго умолял отвергнуть скверных, Лишь мне понятных – «жутких зубоскал». Но был я непреклонен, словно древних, Когда-то позабытых божеств сгоревших стан. Данте смотрел на парня и ощущал на своей шкуре то чувство и ту тоску, с которой Зел, практически не выделяя слова никакой интонацией, рассказывал стихотворение. Теперь черт смотрел ему прямо в глаза, продолжая зачитывать четверостишья, и Дима понимал, что от каждого рифмованного слога у него бегут мурашки по спине, но не от смысла или красоты произведения, а от этих звериных и сверкающих зеркал души, от самого «автора». - И ты, клянясь мне в чувствах неприкрытых, Тогда надежды луч дрожащий дал. Кто знал, что в недрах пустоты зарытой, Совсем один, безликий черт стонал? И я, и он - смеясь в истоме дикой, Мечтали затащить к себе в подвал Тебя, ещё не тронутого бликом Тех самых, бесноватых «зубоскал»… Зелотэс, подмигнув впечатленному журналисту, быстро полез в карман толстовки, пытаясь выудить оттуда заветную пачку «яда». - Твоя очередь, красавчик, - протянул плут, запихивая в пасть помятую сигарету. - Что? – непонимающе заморгал шатен, сведя темные брови. - Ну, ты ж умеешь рифмовать, сбацай что-нибудь! – хохотнул рыжий, поднося зажигалку к «трубочке», но так и не поджигая ее. Он несколько секунд гипнотизирует фитилек огня, а затем закрывает крышку, - Достаточно, - еле слышно произнес он, убирая «никотин» обратно в толстовку. - Ты мне предлагаешь прямо сейчас срифмовать? – все еще противился Данте, понимая, что ничего дельного сейчас явно не «сбацает». - Ну, я ж срифмовал, - беспечно повел плечами паренек и, заметя на лике мужчины удивление, добавил, - или тебе слабо? - Ты хочешь меня уверить, что вот это все ты сейчас придумал? Просто… Глядя… - Тебе в глаза?- прикрыв очи и изобразив мечтательный тон, с придыханием прошептал плут. - Я хотел сказать - на огонь, но… Сам? Только что? – не верил журналист, то ли от осознания того, что паренек, живущий в самом пекле гниющего Ада и не имеющий почти никакого образования, превосходит его в творческих способностях, то ли от того, что он всегда отличался высоким уровнем скептицизма. - Нет, черт побери, твоя бабушка Грибуша мне помогала! Конечно, сам! Если я читаю чье-то, то в конце называю имя автора, сука… Из-за уважения к оному, - заваливаясь назад и облокачиваясь на стену, скривил гримасу рыжий. А затем еще раз оглядел приятеля и со смехом добавил: - Чё вылупился? Зачитывай давай! - Я… Я могу рассказать свое, но написанное давно… Когда я стал работать в газете, мне как-то не до этого стало, а вот раньше… Раньше я писал стихи, - слабо улыбнулся Дима, чувствуя некую грусть от того, что работа «убила» в нем некогда неплохого, по меркам его приятелей, поэта. - Итак… - откашлявшись, начал Данте, отчего Зел тихо хихикнул на «важность момента». - В тебе так много мрачных тайн, Хоть путь ночной и освещаешь. Подсвечник твой изрядно стар, В руках людских ты мягко таешь… Зелотэс, как только услышал первую рифму, тут же расплылся в блаженном оскале и, прикрыв шафрановые зеркальца, уперся затылком в стену. - Бесподобно, - сипло и еле уловимо отозвался бес. - Ты вспыхнула, как щедрый дар, И маком алым расцветаешь. Недолговечен твой запал, Едва вздохнешь и угасаешь... – тихо проговорил Дмитрий, наблюдая за реакцией «аудитории». Лик «аудитории» выражал смесь чувств из сосредоточения и наслаждения: рыжие брови были слегка нахмурены, губы растянулись от края до края скул, прикрытые веки едва заметно подрагивали. Парень вслушивался и буквально впитывал каждый звук, каждую крупинку «поэтической магии». - Нравится? – предугадывая впечатления Зела, с некой гордостью поинтересовался шатен. - Еще… - не размыкая глаз, набрав в легкие как можно больше кислорода, изрек бандит. - Ам... Хорошо, сейчас… Так гармонично воет осень, Уносит летние деньки. И свежесть нам дожди приносят, Оттенки грусти и тоски. И капли образуют лужи, Мешая воду в пузыри. Листва в волшебном танце кружит. Давно увяли васильки. Земле в полсилы солнце служит, Забрались в спячку светлячки. И нам с тобой никто не нужен! Согреет нас тепло мечты… - дочитав, Дима успел заметить, что черт на последнем четверостишии с силой сжал ткань красных штанов на коленках, болезненно скривив пасть, и вдруг резко подорвался с места. - Черт! Дима! Это бесподобно! – подлетая к бывшему журналисту и хватая того за ворот свитера, кой ему любезно предоставила Елена, почти в губы затараторил Зел. - Черт! Живой автор! Сам! Читает! Свои стихи! Ты как Равиль, только… Только сам, - невпопад повторял рыжий, смотря в ошарашенные серые глаза своими расширенными желтыми. - Зел, успокойся, ты чего… - с испугом проговорил мужчина, чуть отодвигая приятеля за плечи, тем самым отстраняя его скалящееся лицо от своего. - Черт… - практически заскулил паренек и с силой оттолкнулся от Димы, отчего тот едва не свалился со стула. Он быстро встал и стал шагами мерить кухню, уже без сомнений ища в карманах сигареты. - Зел? Я тебя расстроил? Друга своего вспомнил? – пытаясь угадать причину такого поведения рыжего, нахмурился Дмитрий. Заметив, что Зелотэс пытается поджечь запиханную в рот уже, кажется, восьмую за вечер сигарету, журналист быстро поднялся со стула. - Зел! Хватит! Довольно! – отнимая никотиновую трубочку и сминая ее в ладони, грозно выпалил Дмитрий, – Тут и так такой воздух, будто дышишь серой! А ты еще смолы себе в легкие подбавляешь… - Ты не понимаешь! Это чувство… Его просто так не унять, - сквозь зубы процедил желтоглазый. Вскинув темные брови, журналист непонимающе уставился на своего приятеля. - Чувство? – удивленно повторил Данте. - Оно… М-м-м… Заживо пожирает… - как-то дико и сжато изрек плут, прикрывая глаза, - Хочется… Хочется раствориться в нем… Такая редкость… Не в книге… А в ком-то… Дима мало что понимал в этой сдавленной и фрагментарной речи, но когда Зелотэс рывком притянул его к себе и, до боли сжав тонкими пальцами ребра, буквально вгрызся ему в губы, все стало предельно ясно. «А как же фобия? Врал? Или настолько сильное поэтическое влечение?» - проносились в голове шатена совершенно несвоевременные мысли, пока его губы покусывали и отрывисто прижимались к ним, так и не решаясь на «настоящий» поцелуй, но явно требуя «продолжения банкета». - Зел! Остановись! – наконец вышел из оцепенения Дмитрий, отстраняя от себя желтоглазого. - Ну коне-е-ечно, - протянул плут, толкая Данте к раскуроченной тумбе, с силой, непонятно откуда взявшейся в таком костлявом теле. - Спокойно! – кажется, слишком громко изрек Дима, хватая черта за выпирающую ключицу. - Расслабься, ты же знаешь, я не способен на что-то «грандиозное». Я только так, немного поиграюсь с твоим… - наклоняясь к чужому уху, плотоядно прошептал рыжий анархист. - Нет, не надо с моим! – предугадывая ответ парня, как-то растерянно выдохнул сероглазый журналист. «Прочел стишок на свой… Свою голову», - хмурясь, подумал Дима, еще раз взглянув в «загоревшиеся» глаза Зелотэса. - Боги, монашка тебя побери! – вдруг залился звонким смехом желтоглазый, - откуда такие «стесняшки» у такого взрослого дяди? - Зе-е-е-ел, - мрачнея, проговорил Дмитрий, не сводя укоризненного взора с лица нахала. - Ди-и-и-им, - буквально промурлыкал нахал, проводя ладонями по чужим рукам от кистей и до плеч. - Лена, - будто завершая «парад имен», отозвалась вошедшая в комнату девушка, – Не хочу вас отвлекать от безумно важного занятия… Однако, к нам тут кое-кто пришел, - облокачиваясь на стену, проговорила девушка. Дима быстро перевел взгляд на нее и, вмиг собравшись, кивнул. Рыжий же издал нечленораздельный звук, напоминающий крик недовольного мартовского кота, и отлип от мужчины. - Пойдемте, - тихо усмехнувшись, позвала Елена. Первым двинулся Зел. Проходя мимо блондинки, он прищурил янтарные зеркальца и с наигранной претензией произнес: - Однако, как было бестактно с Вашей стороны. - Приношу свои глубочайшие извинения, - театрально отвесив короткий поклон, подыграла бывшая писательница. - Спасибо… - слабо улыбнулся Дмитрий, когда рыжий парень скрылся в проеме. - Просто все дело в твоем везении, - весело подмигнула Беотрисса. Пришедшие к повстанцам люди оказались Падальщиками из отряда 097 под командованием Юголо. Ярые Садомазохисты Абиссо принесли не самые благие вести. Старший лейтенант Краморс поведал, уставший и измученный, что вторую часть группы повстанцев заманили в ловушку и почти всех уничтожили. Сам же отряд 097 тоже понес убытки. Кто-то был явно в курсе всех происходящих манипуляций бунтующих и, ведя двойную, только ему понятную игру, потихоньку уничтожал тех, кто не был нужен, решая, что они уже отработанный материал. - Я до сих пор не могу найти двух своих уебланов… На улице, бля, так холодно, что яйца готовы отвалиться ко всем чертям… Рэджен беснуется, как последний мудлан. Каждые три дня происходит массовая резня. Режут даже своих… То есть, бля, Рохора прирезали… Теперь нас… Четверо. Я, Горакс, Хооло и Фук… - рассказывал Краморс, продолжая мять в руках темно-зеленую фуражку. Актавиан медленно прошагал к своему старшему офицеру с зелеными глазами и ободряюще похлопал по плечу. - Рэджен… Чтоб его… Семеро. Ты молодец, что смог найти меня… А сейчас… Пошли к остальным. Я больше не потеряю ни одного своего бойца, - сухо проговорил Юголо, а затем повернулся к остальным: - Завтра начнем первые шаги к наступлению. Нельзя больше медлить. - Мы поебашим с тобой, - вскинул руку бывший бармен, - заодно посетим один прекрасный складик. - Что за «складик»? - недоверчиво покосившись на распирсингованого брюнета, вскинул брови командир Падальщиков. - Складик с бомбочками, - весело ощерилась Аглафора, подмигивая высокому блондину.Абиссо, Бульвар Морфинистов, дом 33.
Многие странные вещи удается объяснить, если по-настоящему вдуматься в их причины. Нортенгерское аббатство. Джейн Остин. Делириум неторопливо оглядел себя в побитом зеркале, отмечая, что «годы безумства» все-таки сделали свое грязное дельце: бледная кожа приобрела поистине белый, даже скорее серый цвет, не только зрачки, но и белок алых глаз покраснел, рисуя из раздраженных сосудов причудливые узоры, щеки впали, обтягивая острые скулы и подбородок. - Како-о-ой симпатичный упырек! – мерзко протянул альбинос и, нелепо хихикнув, сорвал и так побитое зеркало и бросил вниз. Осколки со звоном разлетелись в разные стороны, заставляя сидевших в соседней комнате парней буквально подпрыгнуть на месте. - Что-то случилось? Ты жив? – привстал с дивана Рябинин. Журналист совсем не доверял их с Морцэдом новому знакомому. Да, он спас их и дал кров на время. Да, благодаря нему они смогли отмыться от мерзкой токсичной жижи, и, кажется, даже вовремя: кожу перестало невыносимо жечь, да и тело не исходилось от тошнотворных судорог. Но все равно, было в этом парне что-то отталкивающее, пугающее… - Зеркало разбилось! – отозвался псих, дико смотря на поблескивающие стекляшки, – Семь лет несчастья и все такое… Болезненно поморщившись и потерев красные глаза, Левая рука начал неуклюже, присев на одно колено, собирать в одну кучу острые «льдинки». - Соберу из вас слово «вечность», - прошептал белый клоун, припомнив одну старую сказку. Бывший журналист еще раз покосился в сторону ванной и вновь уселся на дырявый диванчик. Жутко хотелось спать: голова гудела от явного недосыпа и даже легкие отголоски голода не могли перебить первостепенного желания отдохнуть и, наконец-то, выспаться. - Расслабься, малыш, если че, я его вырублю, - успокаивающе гоготнул Морцэд, приобнимая парня за талию. Вновь оглядев профиль Сплетника, брюнет неторопливо облизнул пересохшие губы: парень выглядел действительно разбитым. - Я не волнуюсь… Просто… Странный он, - нервно отозвался Никита, выдыхая, – Я ему не доверяю… - Я ему тоже не доверяю, слишком он на голову тронут, - пропел Делириум, проходя в комнату к «гостям», - Мне кажется, у него шизофрения… Но не советую ему как-то на это намекать! Я слышал, шизофреники на это о-о-о-о-очень болезненно реагируют! Высыпав в ладонь горсть разноцветных таблеток из небольшого пакетика, белесый довольно усмехнулся и быстро закинул пилюли себе в пасть. Таблетки начали противно липнуть к языку, небу, горлу, и красноглазый парень, морщась, подошел к одной из коробок, что стояли почти во всех комнатах. - Однако, он единственный, кто может сейчас вам помочь, - выуживая из коробки бутыль с прозрачной жидкостью и запивая некие медикаменты, играясь мимикой, изрек Левая рука. - Что это за место? Где мы находимся? – поинтересовался брюнет, кивая на стены квартирки. - Это одно из моих подпольных жилищ. Здесь вы будете в безопасности. Понимаешь, когда твоя подружка - сам Великий Рэджен, приходится быть креативным, - почесав затылок, весело отозвался шут, - А это – волшебные квадратики! – изображая, что он говорит что-то действительно секретное, прошептал Делириум, наклонившись к парням, – Там можно найти, что пожрать и что выпить… А в самых волшебных лежат мои конфетки – их трогать нельзя! Ибо сладкое только после борща! – он возвел указательный палец к небу, в данном случае - к потрескавшемуся потолку, изображая заботливую мамочку. Никита на это лишь неуверенно кивнул и перевел озадаченно-испуганный взор на Морцэда. - Мор, мне кажется, ему совсем… Дурно… - еле слышно на ухо пробормотал Рябинин, чуть ближе пододвинувшись к приятелю. Тем временем, альбинос так и продолжил рассматривать потолок, причем так, будто его расписывал сам Микеланджело. - Сальери, если ты еще не смекнул – здесь, бля, все такие! - во все горло захохотал паренек, хлопая сплетника по спине, отчего тот невольно вздрогнул. - Так, тушки ущербные, вечные странники… Мне нужно найти ваших дружков, пока они не передохли, и еще одних утырков, правда возможно, они уже на свалке сгнили… - Хлопая в ладоши, подмигнул альбинос, наконец оторвавшись от потолка, – Что ж… Пишите письма мелким почерком! Я должен вернуться на третий день. Не вернусь – там, на кухне, в банке с огурцами лежит карта. По ней найдете кратчайший путь до ребят из «Луча Света»… Возможно, вам повезет, и их к тому времени еще не разбомбят, - ярко жестикулируя, пояснил Делириум и, поправив дырявую темно-серую накидку, пошатываясь, направился в коридор. Проводив безумца взглядом, Сальери вновь обратился к брюнету: - Сваливать отсюда надо… - Куда?- потянувшись, хохотнул Мор. - Ты прав… Нам-то и идти некуда, - хорошо все обдумав, нахмурился парень. Наступило поистине гробовое молчание, кажется, молчала даже тишина.Абиссо, квартира повстанцев, поверхность.
И даже если человеку дан весь мир и все, что в нем есть, все это не заполнит его пустоту. Ибн Каййим аль-Джаузия.
- Дим... Ты спишь? - худощавый парень уже около часа гипнотизировал окно, занавешенное тяжелыми, плотными тюлями. Кажется, его друг заснул, как только парни легли на продавленную раскладушку, тем самым продавив ее еще сильнее, что заставило обоих практически вдавливаться друг в друга. А вот черт, который думал, что впадет в «транс» сразу после соприкасания его тщедушного тельца с периной, так и не смог сомкнуть глаз. Сон никак не овладевал им, зато мозг, нежелающий отдыха, без остановки насиловал голову рыжего парня глупыми мыслями. От некоторых дум Зелотэс дышал тяжелее, они заставляли его сердце болезненно ныть. «Память - не подарок Божий, а Адское проклятье...» - размышлял про себя мошенник, ворочаясь на подушке. - Данте... Дант? - тихо позвал желтоглазый, чуть поворачиваясь к соседу по койке. - Ди-и-им? – продолжал донимать Зелотэс, но так и не решаясь дотронуться до плеча приятеля. «Ты как птичье дерьмо на голову - свалилось неожиданно, и теперь хрен от тебя ототрешься», - улыбнулся своим думам костлявый черт и все ж решил, что воспоминания не такая уж и плохая штука, как кажется на первый взгляд. Пододвинувшись чуть ближе, паренек привстал на локтях и заглянул в лицо журналисту. «Точно спит... И сотый сон видит, единственное что - слюни не пускает...» - даже с некой завистью подумал анархист. Тяжело выдохнув кислород из легких, он вновь с силой откинулся назад, принуждая и так мерзко скрипящую раскладушку буквально изойтись на истошный металлический скрип и пошатнуться, чуть ли не складываясь напополам. Зел крепко зажмурился и непроизвольно скрипнул зубами от этого мерзкого звука, создавая своему телу еще больший дискомфорт. - Чертова железяка, прямо колыбелька самого Сатаны.... Машина для пыток... Одна радость да и только, - тихо выругался паренек, пытаясь больше не шевелиться. После он даже смог улечься в удобную позу и сомкнуть усталые глаза. Однако вскоре железяка издала противный хруст и покосилась, бессердечно скидывая на костлявого парнишку спящего журналиста. - Что? Что за...? - это точно нельзя было назвать хорошим пробуждением: подскочив от толчка и хриплого мата под ухом, Дима болезненно открыл глаза, пытаясь понять, что именно произошло. Раскладушка теперь стояла только на двух ножках, упав левым боком на пол, также на грязный пол беспечно скатился и виновник этой аварии, а уже сверху на него мягко приземлился ни в чем не повинный Дмитрий. - Дим... Я сейчас печень выхаркаю... Слезь... - тихо прокряхтел плут, который и сам толком еще не осознал произошедшего. Наконец поняв, что именно стряслось и кто, скорее всего, за это в ответе, Дима чуть привстал и укоризненно глянул на обезоруживающе скалящегося Зелотэса. - И что нам теперь делать, разрушитель? А? – чужая нагло щерившаяся рожа явно напрашивалась на красивый фингал под левым желтым глазом, но Дима, как человек порядочный, как обычно стерпел и лишь сжал посильнее кулаки от накатившего раздражения. - Сам ты потрошитель, слезь с меня... Ты мне селезенку отдавил своими копытищами... - недовольно дернулся под брюнетом рыжий, отталкивая его одной рукой. - Спать нам теперь как, чудовище?! На полу? – не вытерпев, рявкнул Дмитрий, поднимаясь с паренька. Зелотэс быстро встал на ноги и, оглядев «место преступлении», сделал ясный вывод: - Здесь мы уже точно не поспим... - Мастер дедукции, мать его, - гневно выдохнул Данте, поднимаясь следом за рыжеволосым преступником, - Ты как бубонная чума… Только хуже… - потирая двумя пальцами переносицу, мучительно пробормотал брюнет, - У тебя случайно где-то на пятой точке или в каком другом месте три шестерки не выгравировано? - Расслабься, красавчик... Ша все будет! Пойдем в ванну... – оскалившись, невозмутимо повел плечами черт и начал отдирать матрас от железки. Увидя, что именно начал творить его «спутник», Дима сделал шаг назад и уставился на Зелотэса изумленным взглядом. - Тебе дурно? В ванну? Зачем? - непонимающе вскинул темные брови Данте. - Наберем ее и будем резвиться с уточками! Дурной, что ли, совсем? Там ляжем! - будто сообщая и так всем известную истину, театрально взмахнул руками Зел, а затем кивнул на небольшое кресло, что стояло в углу комнатки: - Потроши мебель, что с обивкой, иначе мы себе все причиндалы отморозим... - Варварство... – покачал головой от безысходности журналист, - Человека мне из тебя никогда не сделать. - Техника выживания, красавчик, - широко ощерился парнишка с шафрановыми очами, а затем, облизнув тонкие пересохшие губы, добавил, - Зато я вполне могу сотворить из тебя нелюдя… - Ну как? – гордо оскалился желтоглазый, откидываясь на бортик ванны. - Тесно… - выдыхая, честно отозвался Дима, - словно в чугунном гнезде… После того как Зелотэс сломал раскладушку, парням пришлось перебраться в ванную комнату. И теперь, укрытые одеялом и лежащие валетом в большом ржавом корыте, в которое с такой заботой Зел натаскал кусков поролона и укрыл все это тонким матрасом, молодые люди пытались уснуть. Правда сон теперь покинул не только черта, но и уставшего журналиста. - Фи, какой привередливый, - шутливо махнул рукой на Данте Зелотэс, – Между прочим, мог бы спасибо сказать! Я даже печку притаранил! Смотри, какой «романтИк», - кивая на железную бочку, которую в доме использовали вместо обогревателя, подмигнул рыжий плут. Кажется, парнишка действительно был горд собой, его угловатое лицо так и источало сплошное чванство. - Она ж в комнате у ребят стояла, - пытаясь расслабиться, перевел взор серых глаз на мошенника Дмитрий и не смог сдержать улыбки от такого возгордившегося вида рыжего, – Клоун… - еле слышно, по-доброму выдохнул брюнет. - Хех, стояла - ключевое слово. Тем более, большая часть ребят ушла искать этих утырков в форме, - беззаботно отозвался плут, чуть съезжая вниз, - Остальных согреет «любовь», - едко выделяя последнее слово, хихикнул рыжий. Было весьма неудобно ютиться вдвоем в чугунной посудине, но Данте терпел, осознавая, что выбора больше нет. Терпел костлявые ноги, которыми ему сначала отпинали ребра, а потом благополучно закинули на него сверху, разведя в стороны. Терпел паленый запах, что исходил от бочки. Терпел головную боль от недосыпа и побочного курения из-за Зелотэса, который курил, как паровоз, и Диме, так или иначе, приходилось вдыхать этот смог. Терпел и думал, что за все это полагается хоть какое-то поощрение свыше. Однако, его явно не намечалось. - Ди-и-и-им, - этот тон Данте уже запомнил и выучил, рыжему черту стало скучно. - Что? – запрокидывая голову назад, сухо отозвался Дмитрий. - Ты спа-а-ать хочешь? – приподнимаясь, попытался разглядеть в оранжевом отсвете чужое лицо Зел. - Не знаю… Уже нет, наверное. Благодаря тебе, конечно - сдержанно изрек Данте, пытаясь не раздражаться по мелочам. - Можешь не благодарить, - усмехнулся желтоглазый анархист, явно испытывая чужие нервы на прочность, - Слушай, а давай ты мне о себе расскажешь? Свою биографию, так сказать! – переползая на живот и нагло устраиваясь на брюнете, усмехнулся рыжий. Ощутив не такое уж и сильное давление на грудину, Дмитрий утомленно перевел взор серых глаз на Зелотэса. Паренек явно тоже был измучен и замотан, но спать в этой чертовой ванне было практически невозможно. - Да уж, я помягче перины, - недовольно прокомментировал действия приятеля журналист, но отталкивать не стал. Больно упершись локтями в чужие ребра и подперев ладонями щеки, Зел усмехнулся: - Ну, начинай… Я родился в… энном лохматом году… Хотя, давай с интересного! Твои достижения, личная жизнь, творчество… - Я ж тебе не книжка, Зел… Мне нечего рассказывать, - попытался отказаться от затеи Данте. - А тяжело побыть ей? Я тоже не святой! Но пытаюсь же вести себя приемлемо, по твоей же просьбе. Давай! Заполни мою пустоту хоть своим бесполезным трепом! Что тебе стоит? - укладывая руки и острый подбородок на грудь мужчины, выразительно выгнул брови плут. Худощавый паренек точно знал, на какие точки надо давить, чтобы заставить человека выполнять его просьбы. Дмитрий чувствовал это давление со стороны рыжего манипулятора, но даже не видел смысла в обороне. - Ты уверен? – прикрыв глаза, еще раз уточнил шатен. - На все триста! – устраиваясь поудобней, подмигнул Зел. - Ох… ладно. Но я буду краток, - наконец сдался Дима. Припоминая, как начинается каждая биография выдающихся людей, но опуская нудные цифры, Данте ровно начал: - Родился в семье военного и учительницы биологии. Вскоре отец бросил нас, и меня воспитывала одна мать... - Да ты маменькин сыночек! – хихикнул рыжий, прищурившись. - Что? - Это так, комментарии читателей! Критика в прямом эфире… Продолжай! - Так… Отучился одиннадцать классов. Потом поступил в институт на журналиста… Переехал в общежитие. Стал жить один. Было тяжко… - Не-не! А какие-то забавные истории? Где драма? – поднял указательный палец вверх худощавый парень. - Драма? – хмурясь, переспросил Дмитрий. - Ну да… Как это обычно бывает, – состроив гримасу «ну ты же понимаешь, о чем я», хохотнул бес. - Черт… Да после того, что я здесь видел, мне моя жизнь теперь кажется безоблачной и прекрасной, словно детская сказка, - с некой грустью изрек Дмитрий и еще раз посмотрел в янтарные зеркальца напротив. Из-за бликов света в них будто плясало самое настоящее пламя, – Могу вспомнить лишь одну драму. Человек, которого я любил... Погиб. У меня на глазах. Но тут такое происходит каждый день… А для меня… Это было так, словно из меня кусок души вырвали. Бывает, до сих пор тоскую по ней, - вздохнув, отвел свой взор в сторону шатена. - Любовь… А это как, Дим? – едко оскалившись, тихо проговорил черт и, ухватившись за чужой подбородок тонкими пальцами, вновь повернул лицо журналиста к себе, заставляя вновь смотреть в шафрановые зеркальца. Снова пересекаясь с чужими глазами, Дмитрий ощутил странное чувство страха. Будто что-то изменилось в его вечно «играющем» приятеле. Точнее, задор остался, но новый вид «игры» Данте явно не нравился. - Это когда… Чувствуешь ни с чем несравнимый трепет где-то внутри. От него тяжело и в тоже время безумно легко дышать. И такое ощущение, будто ты можешь потрогать это безграничное чувство, - не отводя серых очей, шатен попытался воссоздать словесно все то, что ощущал когда-то. - Где-то внутри, - тягуче протянул Зелотэс и, прищурившись, подался чуть вперед. Протянув к чужому лицу ладонь, рыжий остановил ее лишь тогда, когда кончикам его пальцев оставалось не больше пяти сантиметров до чужих глаз. А затем, ухмыльнувшись, чуть опустил ее, утыкаясь подушечками пальцев в место расположенное выше солнечного сплетения, но не доходящее до ямки на шее. От этого действия неприятное и липкое чувство разошлось по всей груди Данте, а следующее заставило его сердце странно сжаться и «ёкнуть, – Здесь… Да? – почти прошептал рыжий паренек, чуть погладив кончиками пальцев. И все бы ничего, но Дмитрий отчетливо понимал: «Да, именно здесь…». Сейчас в сознании парня всплыла произнесенная в диалоге метафора про пустоту. Но эти светящиеся игреневые огни, «он» - он и правда пытался заполнить сквозящую дыру чем-то, кем-то… - Как..? – только и смог выдохнуть Дмитрий, перед тем как что-то с ужасающей силой грохнуло, и весь мир провалился куда-то в Преисподнюю, словно Дон Жуан в могилу старого Командора...