det som göms i snö kommer fram i tö

Приходилось вкалывать. Не то чтобы они не были к этому готовы и не ожидали именно этого изначально; вовсе нет, да и необходимость проявлять усердие такой категории совсем не утомляла. Но не было и легко.       После гибели тетушки Сильвер-Харрис жизнь их тогда-еще-не-компании перевернулась с ног на голову, и на то, чтобы вернуть ей нужное положение, не хватило просто найти убийцу Аннет. Все четверо прошли через ад, и на фоне этого было легко забыть, что, вообще-то, разбился только их маленький хрупкий мир — у каждого персональный, а потом еще и целый, общий. Но за его пределами ничего не изменилось: люди продолжали жить своими жизнями, едва ли прерывая сытный ланч, когда видели в газетах мимолетные упоминания об их тогдашних невольных расследованиях. Те три дела (в итоге оказавшиеся разрозненными кусочками одного и того же пазла), в которые они впутались не по собственной воле, имели значение вселенского масштаба только для тех, кто в них участвовал, как оказалось; нет, это было очевидно с логической точки зрения… но почему-то шокировало, когда с тем, что всем плевать, пришлось столкнуться в реальности. Изъясняясь проще, общественность знать не знала имена Агаты Харрис, Рэйчел Линд, Александра Нильсена и Сэмюэля Макото, и отнюдь не впечатлялась одним только их наличием на вывеске агентства. Их триумфы не светились на первых полосах и не обсуждались непричастными людьми: о них никто не слышал, поэтому нескончаемого потока клиентов сразу ждать не приходилось. Пользоваться связями Фредерика для привлечения их к расследованиям «по старому знакомству и доброй памяти» Сэм отказался, и Алекс не особо расстроился: он и сам любил агентство как идею, а не способ выжать побольше денег. Благо, от нехватки оных они и не страдали: старый бизнес Алекса и Рэй (ныне в основном ведомый исключительно последней) и туристический район Агаты приносили немалую выручку. Да и дела попадались — скучные, но зато честно заполученные в их распоряжение. В основном были заказы найти любовников или любовниц — а иногда коллективно, и тех и других одновременно — неверных жен и мужей, поиски пропавших кошек и прочие унылые рутинные случаи; пару раз дела были чуть более выматывающими — бытовые убийства, домашнее насилие. Очень редко попадалось что-то, действительно представляющее собой интерес. (Однажды приходил незадачливый бизнесмен — нервный, лысеющий и постоянно заламывавший пальцы; его компания медленно, но неумолимо прогорала, и он цеплялся за предположение, что в этом виноват его партнер-соучредитель. Не хотел признавать, что затея провалилась, а в потенциальное наличие собственных ошибок не верил вовсе. К его рассказу вся команда отнеслась крайне скептически; предприниматель, видя, что звучит неубедительно, предпринял еще одну неловкую попытку: — Одному вести дела, ну, знаете, очень нелегко… в основном любому бизнесмену нужен партнер, но иногда так просто ошибиться и выбрать ненадежного человека, а потом в каком-то смысле, — сбивчиво тараторил он, — гм, забеспокоиться о его доле. Я подразумеваю, конечно, небеспричинно… — и вдруг, посещенный каким-то озарением, резко оживился. — Господа, вас же тоже двое. Не имею в виду ничего личного, но, в некотором роде, вы должны понимать, что такое неуверенность в партнере.       Попытка была заведомо провальной. Алекс поморщился: Сэму он доверял больше, чем себе самому, а сам Сэм — благородный, честный и донельзя человечный — в близких не сомневался ни при каких обстоятельствах. Александр равнодушно бросил емкое «нет» в ответ на слова клиента и удивленнно вскинулся, услышав, как собственный голос прозвучал в унисон с чужим. Сэм обернулся к Алексу одновременно с ним самим; они переглянулись и оба не смогли сдержать глупых ухмылок — ребячество, ей богу, подумал Нильсен — но о том, что бизнесмен сразу поспешил удалиться, почему-то не пожалел. Хотя заказ на неплохую сумму они в тот день потеряли). Впрочем, самой сложной задачкой среди всех этих дел — вполне себе со звездочкой — для Алекса было разобраться в собственной голове. Еще полтора года назад он и предположить не мог, как сильно Сэм — тот самый наивный (ха) мальчик-одуванчик (ха-ха) полицейский, напарник Гудмана, еле его, Александра Нильсена, выносящий — станет им (ими) дорожить. Сэм уверенно называл их компанию своей настоящей семьей, а Алекса — лучшим другом; откровенно наслаждался его обществом, и совершенно не морозился — даже искренне смеялся над самыми идиотскими его шутками (просто привык) (ведь с течением времени быть лучше они не стали). Заходил за ним по утрам, чтобы вместе — вчетвером или вдвоем — позавтракать в офисе. Позволял Александру заваливаться к нему на колени, при этом продолжая невозмутимо читать, уперев корешок книги Алексу прямо в затылок, — как в подставку. Запомнил, какое пиво он любит, не реже раза в неделю незапланированно задерживался у него в квартире (да там и ночевал, на диване, конечно, даже оставил на полочке в ванной запасную зубную щетку), и вообще был… Был. Рядом и не против. И Алекс этого хотел. Сэм интересовал его в том или ином смысле всегда; но Александр помнил бал и окончательное осознание, что этот человек действительно ему импонирует, и что дух соперничества куда-то подевался — помнил внезапную готовность подставить свое плечо и уверенность в надежности затеи опереться на чужое. Поначалу он думал, это дружеская привязанность; платоническая любовь, и нет, она там тоже определенно была, и все же — все же это было что-то другое, совсем не то, что он испытывал в объятиях Рэйчел или рядом с Агатой. Что-то не менее сильное и не более слабое, просто — другое, не такое, и что-то до осточертения сбивающее с толку. Это не имело ничего общего ни с одним предыдущим его увлечением, не подходило под все существующие для него понятия влюбленности; он думал, что некоторое время был влюблен в Агату, будучи не против провести с ней ночь. Считал, что мог влюбиться в любую красивую незнакомку, если она будет не против ван-найт стенд, а дальше как пойдет, но это… Алекс задумывался в таком ключе в отношении Сэма, но секс почему-то стоял где-то в конце списка приоритетов, — первостепенным было просто… Быть рядом. И, конечно, это было несусветной глупостью. Обычно, на этом этапе размышлений Александр с конфуцианским смирением признавал, что скатился в излишний драматизм, ведь дела со звездочкой были — были на самом деле, за вычетом его идиотских личностных кризисов.       Позавчера, например, приходила Клиентка. Клиентка имела полное право быть мысленно называемой с заглавной буквы: рассказанное ей было и вправду запутанной и неоднозначной историей. Клиентку звали Инга Хенрикссон, и у нее погиб сын. Сама мадам Хенрикссон держалась с достоинством и попросила называть ее просто, по имени, поскольку у нее очевидно не было никакого желания соблюдать всяческие условности. Из ее рассказа выходило вот что: Ларс, юноша двадцати шести лет от роду, наглотался снотворного прямо во время пикника в компании друзей, пошел окунуться в море. И умер. Картинка вырисовывалась пренеприятнейшая. Полиция не рассматривала возможность насильственной смерти: говорили, мол, парень случайно не рассчитал дозировку и произошел несчастный случай (у Ларса начались судороги в воде, и он захлебнулся). А может, вообще сам решил свести счеты с жизнью, — а в море полез, чтобы друзья откачать не успели. В любом случае, на уголовное дело, дескать, не тянет, соболезнуем вашей утрате, — а компетенция все же не наша. Горюющая мать же считала, что версия самоубийства выглядит крайне нелогично — и в этом Александр был с ней полностью согласен. Однако не было никаких особых предпосылок для того, чтобы серьезно рассматривать убийство, как вариант: теория о несчастном случае выглядела более чем убедительно и, что важнее, никому из присутствовавших на пикнике не было совершено никакого резона убивать этого человека. В общем, на первый взгляд дело выглядело крайне некрасивым. Алекс был (на редкость) полностью серьезен, выслушивая его подробности — заговорщицки теоретизировать и вообще воспринимать происходящее как увлекательную головоломку отчего-то не получалось. По всему выходило, что либо Ларс погиб случайно — и тогда придется оставить несчастную женщину без помощи, наедине с ее горем; либо отправился на тот свет с легкой посторонней руки — в таком случае, судя по тому, как все было обставлено, убийство было каким-то особенно гнусным. Сэм, очевидно, пришел к тем же выводам. Молча переглянувшись с ним, Александр незаметно кивнул, и детектив тут же объявил Клиентке, что они согласны взять ее случай — правда, не сразу, постольку поскольку в ближайшие дни у них все еще оставалось незавершенным одно дело. Даже не так: Дело. Будучи так же, как и Клиентка, интонационно окрещенным словом с заглавной буквы, Дело, впрочем, не было ни сложным, ни даже нерешенным. По идее, оно просто было. И представляло оно из себя скорее приключение, чем загадку… их девочки играли свадьбу. Это было, наверное, самым закономерным событием во вселенной. Такой исход был очевиден каждому, кто хоть раз видел Рэйчел и Агату вместе — и в то же время он не был лишен парадоксальности. Рэй обожала весь мир, ставила целью освещать его своей любовью и, казалось, любила каждое живое существо на пределе возможностей. Виделось нереальным, чтобы эта женщина дорожила кем-то так, как никем другим. Александр всегда мысленно хорохорился, зная, что является для нее особенным. Но, конечно, был удивлен, когда список исключений в своем роде пополнился Сэмом и Агатой; и именно с последней у Рэйчел все складывалось не так, как с мальчиками — на ком еще она могла бы жениться? Агата же казалась слишком авантюрной и активной для спокойной семейной жизни, но Рэйчел могла дать ей то, что она хотела, могла не давать скучать и при этом быть рядом, и именно поэтому они так хорошо чувствовали себя друг с другом. Вообще говоря, друг друга дополняли все в их маленькой, но дружной семье. Поэтому они и были — вместе, и в этом «вместе» был их дом.       Правда, сидя за банкетным столом, Алекс размышлял о том, как скоро закончатся канапе, а не о степени предназначенности девушек друг другу, родственных душах и прочей возвышенной дребедени. Почему-то как раз это — то есть родственные души, а не канапе — не требовало обдумывания в пылу момента. Это просто зналось и все, постоянно и одинаково — и не одинаковее тогда, когда две любящие женщины говорили друг другу: «да». Это просто была минута, одна из многих, которые они уже провели и должны были провести вместе. Агата не замечала, казалось, никого вокруг, кроме своей новоявленной жены, но умудрялась непринужденно щебетать с поздравляющими. Только самые близкие могли разглядеть в выражении ее лица, что мыслями она была далеко не с ними. Рэйчел же светилась счастьем весь день; условные банальности и банальные условности волновали ее не особо. Волновала ее только Агата — в той же степени, как ту занимала в этот вечер исключительно сама Рэй, и Алекс знал: все у них будет хорошо. И они того заслуживали. Ей богу, они того заслуживали. Александр проморгался, вытряхивая из головы лишние философствования (надо веселиться и ни о чем не думать!), с вежливой улыбочкой кивнул пожилым дамам: гостьям с неизвестно чьей стороны; мастерски постарался случайно не оказаться в одной части зала с матерью.       Он чуть не пропустил момент, когда заиграла музыка, и гости принялись разбредаться по залу — начинался медленный танец. Неуловимо подобравшись к столику Сэма, Алекс напустил на себя обреченный вид и трагически объявил вполголоса: — Наши свадебные традиции просто ужасны. Ты же помнишь, что после молодоженов свидетели обязаны в паре выйти на медляк? Сэм оторвался от созерцания мартини в своем бокале. — Кроме новобрачных никто ничего не обязан, — он закатил глаза и чуть заметно улыбнулся. — А эту традицию ты только что выдумал. Александр ахнул в притворном ужасе. — Как ты мог такое подумать?! — и тут же присовокупил, не меняя интонации. — Так потанцуешь со мной? Сэм резко отставил коктейль в сторону и рассмеялся уже не скрываясь. — Это значит «да»? — тут же оживился Нильсен. — Это значит «ты балбес», — воодушевленно отозвался он и поднялся, протягивая Александру руку. Тот с радостью ее принял. Танцевать они оба умели — насчет себя Александр был более чем уверен, а за Сэмом ему доводилось понаблюдать: тот всегда показывал высокий уровень, движения его были отточенными и безошибочными. Но теперь тот не пытался вести или демонстрировать свое мастерство, и двигался интуитивно и легко: танец ради танца, а не ради представления. Нет, конечно, на ноги он не наступал, и вообще партнером был безупречным; просто погрузился в процесс так, как чувствовал, не стараясь следить за идеальностью внешнего вида. Это… Было приятно. Самому Сэму, кажется, тоже нравилось. — Ну что, это лучше, чем алкогольная кома? — спустя пару минут Александр не удержался и состроил ехидное лицо. Сэм посмотрел на него так, будто Алекс только что признался, что прилетел из будущего. — Чем что? — в его взгляде явственно читалось, что кома комой, при чем бы она тут ни была, но самому Александру алкоголя достаточно. Впрочем, несмотря на явную растерянность, с шагу Сэм не сбился ни на миг. — «Я лучше в шампанском утоплюсь», — мурлыкнул Алекс ему на ухо, ссылаясь на давний — очень — разговор. Сэму потребовалось с десяток секунд, чтобы понять, о чем идет речь. А потом он вынужденно прикрыл рот ладонью, усиленно стараясь не рассмеяться во весь голос — ведь, хотя у них происходил комический момент, в царящей вокруг трогательной атмосфере двое взрослых мужчин, хохочущие как дети малые, выглядели бы неуместно. Он мотнул головой, задев волосами Алекса по носу — Алекс фыркнул и усмехнулся — и осипшим от сдерживаемого смеха голосом спросил: — Боже, ты серьезно? — Отыгрываюсь за тот раз, — просто ответил Александр. Глаза Сэма весело блеснули. — Я бы не стал с тобой танцевать на том балу. Я думал, что ты издеваешься. Александр хмыкнул. — Нет, ты просто терпеть меня не мог. Сэм легким движением перехватил инициативу и изящно избежал столкновения с соседней танцующей парочкой. Алекс моргнул, с восхищением осознав, что, несмотря на то, как сильно Сэма рассмешила его внезапная ремарка, тот даже не отвлекся. Тот же легко согласился. — Поначалу — да. Но уже тогда ты даже… импонировал мне. — Правда? Почему? — Потому что есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться симпатией к тем, с кем их пережил. И десяток смертельных опасностей и спасение общего друга из горящего дома, несомненно, относятся к таким событиям. Алекс глубокомысленно помолчал. — Ты только что процитировал «Гарри Поттера»? — Ну, — хмыкнул Сэм, — допустим. Окончательно забив на танец как таковой и просто двигаясь в такт музыке, Александр так и оставил руки на талии партнера. Сэм машинально придвинулся ближе, отчего они оказались стоящими почти в обнимку. В этом не было ничего пошлого или двусмысленного, да не особо-то и хотелось, потому что в первую очередь это было контактом двух полностью открытых друг другу людей, которые ощущали себя в безопасности рядом друг с другом — чувство по определению дорогого стоящее, и уж тем более бесценное для тех, кто прошел через то, что прошли они. От Сэма пахло одеколоном, цитрусами и немного порошком для стирки; Алекс довольно вздохнул и передал обратно эстафету обмена дружескими шутками. — Раньше твои отсылки ограничивались тем, что ты называл меня дементором. Сэм сделал серьезное лицо и парировал: — Одно совершенно не исключает другого. Александр пожал плечами и заметил в ответ: — О, мин шера вэн, пожалуй, в таком контексте концепт вселенной заиграл новыми красками. И кого из них мы запишем в дементоры: Гермиону, Рона или Гарри? — он почувствовал, что поймал вдохновение для полноценного потока сознания, и продолжил. — По-моему, в книги вполне вписалась бы проблема неприятия себя с той стороны, что… И он говорил, говорил, говорил, и сам уже потихоньку забывал, о чем шла речь, — просто на душе было легко и очень-очень смешно.       Сэм покорно приготовился слушать всю эту белиберду и окончательно расслабился в его руках.