«Месть может изменить человека, превратить в того, кем он быть не может.»
***
Полицейский участок предрассветного Нью-Йорка кипел активной жизнью: суетой и хаотичным беспорядком. То и дело со всех уголков офиса доносились тревожные гудки, разрывающихся телефонов. Весть о новом, кровавом убийстве разлетелась по всему городу, посеяв панику среди гудящей толпы. Люди все меньше стали выходить из дома, запечатав плотно окна и двери, но опасности от этого ни чуть не поубавилось. Мэттью Тоул с раздражённой гримасой на лице вышагивал по коридору, звучно окликая: – Марк Хоффман! Сукин ты сын! Он заглянул в кабинет, где по его мышлению должен был находиться детектив-лейтенант. – Хоффман! Но когда дверь распахнулась, его встретила пустота. Только кучка неотсортированных папок с незавершенными делами покоились на столе, рабочий телефон на краю, невыключенная настольная лампа и своего рода почетные грамоты, покрывающие стену. Детектив получил их заслуженно за высокий уровень профессионализма и преданность своему делу. Марка все знали в отделе, как человека с большой буквой и многие готовы были доверить ему даже свою жизнь. Вот только Мэттью так не считал. Он был один из тех редких «счастливчиков», которые якобы «видели людей насквозь». После всей этой истории с «Пилой» полицейские, да и весь персонал в участке были взволнованны происходящими смертями. Все предчувствовали надвигающуюся темную бурю и словно знали, что это все только начало. Все были обеспокоены, кроме Хоффмана. Тот относился вполне спокойно и терпеливо ко всему произошедшему. Прибывая на место преступления, его даже не воротило и не выворачивало желудок наизнанку от ужасающего месива, от вываливающихся кишков из разрубленного, человеческого тела, от раздробленной в кровавую лепешку головы. Да, возможно, Марк – детектив старой и нерушимой закалки. Возможно, он видел и не такое в криминальном деле. Пожалуй, за это его многие и уважали: за его бесценный опыт и стойкий нрав. Однако, старший по званию полицейский Мэттью Тоул видел в нем то, что не замечали другие. Только при одном взгляде на крепко-слаженного детектива, с фирменной, змеиной (как сравнивал Тоул) улыбкой становилось не по себе. – Хоффман, дьявол тебя дери! - злобно выругался Мэттью и, развернувшись, чтобы пойти дальше на поиски ненавистного им объекта, столкнулся с ним лицом к лицу. Марк подошёл тихо, неслышно, словно нарочно хотел продемонстрировать свое превосходство перед Тоулом. Но когда тот к нему так резво повернулся, то Хоффман ощутил, как нечто горячее обожгло ему грудь. Ткань белоснежной рубашки и галстук моментально пропитались кофейными каплями. Сцепив зубы, Хоффман наспех провел свободной рукой по рубашке, стряхивая влагу, а в другой - держал теперь подальше от себя пластиковый стаканчик. – Хоффман, вот ты где... Но Мэттью запнулся, даже не договорив толком. Взор, брошенный в его сторону Марком, привели его на долю минуты в ступор. Эти глаза... Они, как у зверя: безжалостные и ледяные. Таким взглядом можно и убить, и кажется Хоффман мысленно это уже сделал. В немом молчании детектив прошел в свой кабинет мимо остолбенелого полицейского. Поставив стакан на стол, он стянул с себя пиджак, повесив на крючок вешалки, выудил из ящика под столешницей влажные салфетки и с усердием старался избавиться от расплывчатого пятна на груди. Мэттью поспешил придти в себя, нервно пригладив свои, зачесанные назад, короткие волосы и, кашлянув, переступил порог кабинета Марка, отчего последовал ответ: – Вы нарушаете мое личное пространство, сержант Тоул. – будто сотканный из частиц снега, невозмутимый тембр обволакивал слух. – Если Вам нечего сказать... – О, мне есть что сказать, Хоффман! - опять ярость пробудилась внутри Мэттью, словно огненный вулкан. Он стал трясти мобильным, который все это время сжимал надежно в руке, прямо чуть ли не перед носом детектива. – Это что, мать твою, такое? Бровь Марка поползла вверх, явно выражая издевательскую насмешку и все также ровно отчеканил: – Это телефон. – Ты мне Шерлока из себя не строй! Хоффман, я тебе звонил десять раз. Десять пропущенных вызовов! Где ты был? Понимая, к чему ведёт этот разговор, детектив со скучающим видом отвернулся от разъяренного, словно бык перед красной тряпкой, полицейского и принялся разбирать папки. Пятно от рубашки он так и не смог оттереть, поэтому попытка оказалась весьма безнадежной. – Работал. – Работал? - Тоул недоверчиво прищурился, внимательно наблюдая за каждым движением своего коллеги. – И, позволь узнать, над чем ты работал в свой выходной? – Вы же прекрасно понимаете, сержант Тоул, что я работаю над личным делом «Пилы». Я его также хочу поймать, как и все остальные в этом участке. Разве мы не за этим все здесь собрались? Мэттью нахмурился, пытаясь уловить в чужой интонации: правду ли говорит детектив или нагло лжёт? Похоже, что в суровых чертах лица Тоула отразился явный скептицизм, потому что Марк сфокусировал на нем цепкий взгляд и, нахально растягивая слова, спросил: – О, неужели Вы меня подозреваете, сержант? Только вот необоснованные обвинения подлежат статье, и мы оба знаем по какой причине Вы цепляетесь ко мне. Стараетесь укусить, да побольнее... - шаг за шагом Хоффман приближался к Мэттью, наслаждаясь резкой сменой эмоций в его лице, а сам голос снизошёл чуть ли не до вкрадчивого шёпота. – Напомнить, сержант Тоул, на что Вы готовы пойти, лишь бы не увязнуть в грязи? « Вот же гад! Дьявол... Настоящий дьявол. » – мелькнуло в голове Мэттью. Он невольно сжал кулаки настолько крепко, что аж костяшки побелели. Знал... Знал, сволочь, куда давить, оставаясь при этом абсолютно равнодушным. Небольшая (но все же) разница в росте заставила Марка слегка наклониться вперёд, устами едва коснуться чужого уха и прошептать тихо, с долей насмешки, отбросив все формальности в сторону: – Будешь проявлять повышенный интерес ко мне и в отделе все узнают о том, какая ты мерзкая дрянь. Не забывай, Мэттью, что у меня все козыри. – Ты не смеешь мне угрожать, Марк! - сквозь зубы процедил Тоул, чувствуя, как капельки пота покрывают лоб, выдавая растущее волнение. – Это не угроза, сержант. Это предупреждение. Детектив выпрямился, не отводя пронизывающих глаз от растерянного и встревоженного полицейского. Мэттью проглотил последние слова, которые хотел градом обрушить на Марка, но воспоминания о содеянном мрачной пеленой окутали разум, заставляя промолчать. Все то, от чего так старательно бежал Тоул , снова настигло его, и все благодаря Хоффману. А тот в свою очередь, взяв кипу бумаг с ещё неизученными как следует делами, направился к выходу из кабинета, перекинув через левое запястье пиджак и, проходя мимо неподвижно стоящего коллеги, бросил: – Правда – имеет свойство всплывать на поверхность. Береги себя. Мэттью глядел в спину уходящему Марку, и рассеянная задумчивость застыла в его взоре. Нет, он никогда не сможет его простить. За тот злополучный день детектив должен понести плату. И какая будет плата – Мэттью решит сам.