Черный лотос

- Глава, мы собрали всех Веней в главном зале, - поклонился один из заклинателей, выполнивший данный ему приказ. За ним строем поклонились более молодые подчиненные, наполненные энтузиазмом и будущими перспективами. Однако, не оправдывая их ожиданий, глава Цзян лишь отмахнулся от них скудным кивком и ушел. Направлялся он в свою комнату, дабы снять с себя это отвратительно тяжелое и мерзкое ханьфу. Он не хотел выходить перед своим долгожданным гостем в одежде, пропахшей его грешками и смертью. Да и руки, запачканные чернилами и засохшей кровью, не добавляли ему большего величия, а наоборот, заставляли чувствовать к нему жалость. Но ему не нужна жалость, ему нужен страх и уважение. И Вэй Усянь, который придет на этот прекрасный «концерт», обязан их проявить. Действительно было бы прекрасно, если бы он пришел один. Хотя прекрасно его зная, тот снова притащит своего личного гребанного пса по кличке «Лань Чжань». Словно он не боится собак до в пяток сердце. Словно ему, Цзян Чэну, не приходилось лишаться своих единственных подруг в столь раннем возрасте. И клясться, искренне, до смерти клясться уберечь своего непутевого брата от «кровожадных монстров, что поджидают момента, чтобы уничтожить тебя полностью изнутри. Познать человеческую кровь и красными от голода глазами смотреть на тебя, как на самую желанную добычу». Вэй Усянь умел придумывать, однако, в его словах есть доля истины. Лань Ванцзи опасен. Он – потаенный зверь в человечьем обличии, не знающий человеческих благ и эмоций, не умеющий проявлять элементарное сочувствие и понимание. Жадный до любви, одержимый одним человеком, единственным солнцем, будучи безжизненной луной. Он – монстр, скрывающий свое истинное нутро, поглощающий, как кровопийца, жизненную энергию у своего спутника. Медленно, тягуче, постоянно. Как сладкий наркотик, создавая иллюзию счастья и благополучия, на деле же с чувством убивая своего носителя. Лань Ванцзи опасен. И ему, Цзян Чэну, необходимо спасти своего брата от этого вшивого «пса», потому что он обещал. Потому что он не нарушает свои обещания. И даже тогда, когда он решает убить всех, кого Вэй Усянь обещал защитить, он все еще держит свои слова. Ведь Вэй Усяня всегда можно понять и простить. Он никогда не нарушает свои обещания сознательно. Это всегда стечение неудачных обстоятельств, которые он сам и создал. Но это не его вина, ведь если она была его, то все стало бы намного сложнее. Поэтому Ваньинь ради своего твердого ума решает не думать об этом слишком много. Ведь это больно. Больно осознавать, что все произошло из-за одного человека, которого ты все это время берег и защищал. Верил. Доверял. Любил. Поэтому лучше обвинить во всем себя, чем его. Ведь его можно простить, а себя – нет. Но разве это правильно? Разве он не слишком устал винить во всем себя? - Посмотри на себя. На кого ты стал похож? Ходячий мертвец, ждущий своей смерти. Жалкий и отвратительный. Осталось только убить невинных людей… Ах да! Ты уже это сделал. Поздравляю, глава Цзян, теперь ты истинный монстр! – кричит ему чье-то отражение в зеркале, возможно, даже его. - Заткнись! Я делаю это потому что- - начинает оправдывать себя Ваньинь. - «Потому что» что? Потому что Вэй Усянь ушел и оставил тебя одного? Очнись, Цзян Чэн, это простые оправдания. Ты не можешь во всем винить Вэй Усяня. – отражение смотрит на него с презрением и усталостью, словно он устал повторять ребенку одну и ту же истину. - Даже когда он действительно виновен? – бессмысленно убеждает свое отражение Цзян Чэн. Он устал. Устал повторять одно и тоже, устал врать себе, строить иллюзии, оправдывать виновного. - А он виновен? – иронично отвечает вопросом на вопрос отражение. - Да. – Цзян Чэн убежден. Ведь если бы не Вэй Усянь, то ничего, ничего бы не произошло. Все его худшие события в жизни непосредственно связаны с ним. - Ты глуп, Цзян Чэн, – отражение перестает спорить со своим владельцем. И тогда отражение становится отражением, поправляя свою гуань на голове, также как и Ваньинь. - Я знаю, – а ему кажется, что он сходит с ума окончательно. На этот великий «концерт» он надел самое прекрасное и яркое ханьфу из всех, предоставленных его выбору. Элегантный холодный синий цвет ханьфу с тонкими узорами лотосов, сшитыми нитями из чистого серебра, обрамленный постоянным темно-фиолетовым поясом с некими узорами, что даже ему не ясны. И роскошный плотный темно-сиреневый халат, подаренный когда-то бабушкой из Мэйшань Юй, имеющий характерные символы и узоры. И на изюминку, распущенные волосы, частично закрепленные гуанью отца. Он был похож и на своего отца, и на свою мать одновременно. Но являлся совершенно отличным от них человеком. На темной сцене воцарился шум. И он смолк, увидев своего главу на величественном троне так близко, и так далеко от них. В главном зале стояли лишь его охранники и слуги. Остальные довольствовались местами снаружи. Однако были и исключения в виде двух заклинателей, закованных в кандалы и стоящих на коленях прямо перед троном. Сам Старейшина Илин и Хань Гуан Цзюнь. Те стояли почти смирно с гневом, недопониманием, неверием, ненавистью разглядывая пустого и безликого Ваньиня. Возбужденный шепот снова доносился откуда-то снаружи. И тогда Цзян Чэн вспомнил, что ему необходимо реагировать. Он медленно изучал Вэй Ина, подмечая все его изменения. Но ничего не изменилось. Он все тот же. Те же любимые серые глаза, наполненные страхом и болью, тот же нос, те же губы, та же одежда, те же волосы. Он все тот же. И это почему-то не успокаивает Цзян Чэна, наоборот, разочаровывает. Он изменился ради него, как он, Вэй Ин, вообще смеет оставаться таким же сейчас? Какое право он имеет хранить в себе их общие воспоминания? Отбрасывая их так легко и задорно, желая создать новые воспоминания не с ним. Отвратительно. И такому человеку он посвятил две жизни? Ради него он ломался, менялся, прощал. В ответ на что? - Глава, мы собрали всех Веней, - один из его приближенных наклонился к нему, передавая конфиденциальную и самую радостную за день новость. Улыбка невольно проявилась на его лице, вызывая очередной взбудораженный шепот снаружи. Одним движением руки он приказал собрать всех предателей перед главным залом, перед возбужденными гостями этого представления. Он не будет их разочаровывать. Все замерли в некотором шоке. Смертники еле волочили ноги в тяжелых кандалах, некоторые же хромали от перенесенных пыток, тяжело дыша сломанными носами. Жалкая белая одежка на них, уже успела пропитаться их греховной кровью и высохнуть. На них совершенно не было лица, они уткнулись в пол и ходили. Позорно, медленно, под жадными до любопытства глазами и насмешками. Кто-то падает, у него сломана нога. Возможно, это третий дядюшка, а может, и четвертый. Как его звали? У него есть имя? - Вставай, - раздраженно подходит к нему один из охранников. Предатель делает попытку. Падает. Делает еще одну попытку. И снова падает, вызывая очередной всплеск раздражения у охранника. Все смертники остановились, закованные цепями и гремящими кандалами друг с другом. Они с болью и жалостью смотрят на своего родственника, что был слишком упрям, чтобы принять реальность. От них отвернулись. Хоть и слишком неожиданно и быстро, но ожидаемо. Только он, седьмой дядя, не мог принять это, за что и поплатился своей ногой. И теперь он тянет их вниз, еще ниже, еще глубже, еще чернее. И они не знают, как будут расплачиваться за эту ошибку. Он делает еще одну попытку. Успешно. Все облегченно вздыхают и идут вперед к своей смерти, к судье, к главе. Вэй Усянь смотрит на это. Его бледное лицо стало еще бледнее. В глазах ужас, неверие, боль. Он смотрит на них, не отрываясь, проходит взглядом по обескровленным лицам, пытается выявить подвох, доказательство, что это не они, что это глупая шутка, что это неправда. Это лишь страшный сон. Вэй Ин беспомощно проходится по этим знакомым лицом еще раз. И осознание того, что это реальность, ужасает его. Невозможно. Почему снова с ним? Почему его снова разлучают с семьей? Что они сделали плохого? Что он сделал плохого? Чтобы заслужить такое… Он оборачивается, чтобы получить ответ, но вместо ожидаемой фигуры брата, он видит монстра. Убийцу, демона, но не брата. Цзян Чэн бы никогда не стал так улыбаться такому зрелищу, никогда бы не стал посредником массового убийства, никогда бы… Что? Что еще? Он вообще когда-либо знал своего брата? Вэй Ин считал его лишь маленьким милым хвостиком, что не посмеет отказать ему. Мальчик на побегушках, что всегда готов сделать ради него все. Умереть, жить, позволять. Но не являться полной личностью, иметь собственные взгляды на мир, иметь свои желания. Вэй Ин впервые осмысленно смотрит на Цзян Чэна. Острые, почти тощие черты лица, спокойные невыразительные глаза, с серым оттенком, как уличный гром, которого они боялись в детстве. Сухие, потрескавшиеся губы, изящные тонкие брови, длинные черные волосы, обрамленные гуанью дяди Цзян. Полностью сформированное, довольно крупное тело мужчины, уже не ребенка. Высокий, красивый, незнакомый. Вэй Усянь не знает этого Цзян Чэна, не знает, когда тот начал меняться, когда перестал быть его ребенком, что цеплялся за него так зависимо, так раздражающе. И он видит, он смотрит на главу Цзян, не на своего шиди, не на своего брата. - Что-то на моем лице?- усмехается Ваньинь, пережив все потрясения вместе с Вэй Усянем. Его так позабавила резкая смена эмоций, озарения в его серых глазах. Он радовался, что он наконец прозрел, может, немного резко, может в худшую сторону. Но он ждал так долго, и наконец, наконец преуспел. Печально, правда, что для достижения этой простой цели понадобилось убить его близких людей. - Ты и правда...? Нет... нет... нет... Ты ведь не Цзян Чэн?!...Так ведь? - Вэй Усянь отчаянно и безысходно все отрицает, он не может поверить, что упустил своего брата, упустил время, когда тот начал меняться. Он смотрит с глупой надеждой, пытается ободренно улыбнуться, дотянуться до чего-то знакомого, - А-Чэн? Цзян Ваньинь не хочет даже шелохнуться навстречу обожаемому брату. Он смотрит свысока, несколько задумчиво с оставшейся улыбкой на лице. Он не собирается сейчас поддерживать Вэй Усяня, оправдывать его надежды. Он хочет избавить его от иллюзий, что могут угнетать человека годами, убивать изнутри, выжигать все внутренности. Он знает все на себе и не хочет, чтобы кто-то проходил через это. - Это я, Сянь-гэ, или… Вэй Усянь? Да, так определенно лучше – ухмыляется Цзян Чэн, - я ведь уже говорил вам, что оторву ноги, если увижу в своем ордене и поэтому… - он не заканчивает фразу, круча пальцем, словно это имеет смысл. Вэй Усянь шокировано выдыхает. Нет, это определенно не его брат. Это злой дух в нем это говорит. Он изгонит его и все будет как прежде. Темная энергия бесконтрольно бушует вокруг человека, звавшегося когда-то Старейшиной Илин, но через мгновение утихает. Он неверующе оглядывается. Почему ничего не сработало? Вэй Усянь поворачивается к Цзян Чэну в поисках ответа. Его губы беззвучно двигаются, складывая одно несложное слово. Барьер. И он радостно улыбается тому, что это сработало. А Вэй Ин просто… - Вэй Ин! - тянется к своему возлюбленному Лань Ванцзи. Это трудно, его ноги скованы, его руки - также. Но он всеми силами тянется к нему. Какая трогательная и волнующая картина, заставляющая одинокие сердца трепетать от такой великой любви. Разве кто-то в такое время смог бы проявить такую преданность и любовь? Это вызывает искреннее восхищение. Но не двум бывшим (в прошлой жизни) героям Юньмэн. Вэй Усянь не обращает на него никакого внимания. Он впадает в транс, пусто смотря и не смотря одновременно на своего брата. Он полностью абстрагируется из ситуации. Лань Чжань зовет его по имени несколько раз, его голос хрипит, а сам он пытается дотянуться до него любой частью тела. За спиной их выстроились рядом все предатели, будущие мертвецы. А их палач не реагирует на них, на жалких инструментов под его ногами, на невинных жертв, появившихся в не том месте в не то время. Они ему не интересны. А вот назревшая драма перед ним казалась наиболее привлекательной. Второй нефрит наконец доползает до своего возлюбленного. Пытается дотронуться. Но в этот же момент его отбрасывают заклинатели в фиолетовом. Ехидно усмехаются, смотря, как на мусор, на упавшего на спину благородного мужа. Тот смотрит с яростью, с ненавистью, но не может ответить им. Он слаб. - Хахаха, - наконец не выдерживает Цзян Чэн. Как же он мечтал в прошлой жизни унизить этот эталон идеальности, разрушить его, ответить за годы издевательств. Какая же прекрасная картина для его желающей мести души: сидящий на коленях Вэй Усянь, не реагирующий на происходящее, и Ванцзи, в испачканных белых одеяниях, оскорбленный нахальным поведением его заклинателей. Как же прекрасно. Как же бессмысленно. Цзян Чэн резко обрывает смех, потеряв хорошее настроение. Его крайне все раздражало. Разве они не могли все это сделать раньше? Разве он не мог сделать это раньше? На что он тратил свою жизнь? На вылизывание прекрасной задницы своего брата? Что он пытался сделать? Что-то изменить?... Он же знал, знал, что ничего не смог бы сделать в любом случае. И все равно пытался. Раздражает. - А-Си, - зовет глава, лениво стуча пальцами по трону, пытаясь выловить определенный ритм. На сцену выходит одна прекрасная девица с очаровательными чертами лица, приподнятыми уголками губ и с мягким-мягким голосом. Жаль, что такой голос пропадает, служа такому тирану, как он. - Вени, - громко начинает девушка. Все замолкают, прислушиваясь к ней, - проявили неудачную попытку убить главу Цзян. К счастью, он умело и отважно отбился от предателей, что скрывали свое истинное лицо! Дева Вень была устранена. Господин Вень также. Остальные же будут наказаны за их грехи! Она отступает, как выполнившая свою незначительную роль пешка в игре воцаривших себя богами людьми. И начинается лучший концерт. Не хватает только музыки, но он уверен, что голоса осуждения будут хорошей заменой для этой грешной сцены. - Святые небожители, приютили тигров... Знала ведь, знала! - Вени убили всю мою семью, а теперь хотят убить моего главу! - Какие они жалкие… Они действительно думали, что смогут убить нашего главу? - Они хотят мести? Как страшно. СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО СТРАШНО

ОНИ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ!!

Цзян Чэн улыбается. Теперь все в порядке. Все идет по его плану. Он смотрит на смертников, что буквально вчера улыбались ему, благодаря за все его старания. А теперь склонивши голову даже не просят о пощаде. Не заслужили. Не смеют. И сейчас, возможно, сердце его должно было пропустить болезненный удар, но оно молчит мертвым камнем где-то внутри него. Ваньинь должен, наверное, почувствовать хотя бы облегчение, но не чувствует ничего. Даже счастья за сбытую месть. И гонясь за любыми эмоциями, чувствами, он поднимает руку. Удар мечом. Тишина. И глухой удар упавшего на твердое дерево чьей-то головы. Даже не дали и слова вставить. Просто убили. Как животное на убой. А Цзян Чэн гордо ухмыляется, но в глазах нет никаких эмоций, абсолютная тьма. Он сидит на троне, словно дьявол на горе трупов. Он словно восставший монстр из ада, вышедший за головами своих врагов, но никак не смогший смириться с тем, что все они уже давно мертвы. А остальные… Он слишком слаб, чтобы мстить. Жалкий, жалкий демон. И его не менее жалкая жертва. Ваньинь сдерживает вырывающийся из него истерический хохот, чтобы убедить себя, что он еще человек. Но эта попытка оказывается провальной, когда он встречается взглядом с Лань Ванцзи. Отвращение, чистое отвращение. Настолько, что на мгновение Цзян Чэну захотелось оправдаться, свалить вину на другого, лишь бы на него не смотрели этим взглядом. Но вместо этого он угрожающе скалится на своего давнего врага. Разве тот имеет право судить и осуждать его? Разве он лишался всего? Разве у него не был хороший конец? Кто же теперь стоит на коленях, не в силах что-либо предпринять? Они действительно… поменялись… местами. Цзян Чэн словно удовлетворенно хмыкает, когда на самом деле в его душе метают бури. Он никогда не хотел такого финала. Он никогда не хотел, чтобы произошло что-то нечто такое, как сейчас. Он просто… - О, неужто на меня смотрит сам Хань Гуан Цзюнь? – иронично начинает Ваньинь, - чем же я заслужил такую честь? Ах, позвольте догадаться… Это потому что я истребил оставшихся Веней? Не стоит благодарности. В конце концов, это я сделал для с е б я, хаха! Цзян Чэн уверен, что раньше никогда бы себе такого не позволил. Разговаривать столь… неуважительно, грубо, неприлично. Но это словно освобождает его от многолетней маски, которую он носил с самого детства. Сдержанность, уважение, почитание. И все это разбивается в один миг. Он свободен, свободен так же, как и его брат. Ему больше не нужно смотреть ему в спину и завидовать тихо, молча. Его больше ничто не сдерживает. В этот момент, резко проснувшись от знакомого шума, Вэй Усянь в ужасе оборачивается… Третий дядюшка? Он… мертв? Умер… от рук… его когда-то шиди..? Нет, это ведь невозможно. Почему? Почему это снова случается с ним? Он ведь просто хотел быть счастливым. Когда все пошло не так? Уголки глаз медленно краснеют, слезы угрожают пролиться, но он с силой кусает губы. Он не будет плакать перед ними. - Цзян Чэн, чего ты хочешь? - слабо спрашивает Вэй Ин, смотря тирану прямо в глаза. Он сделает все, если это спасет жизнь остальным. Цзян Чэн возбужденно вздыхает. Он хочет многое сказать, многого потребовать, увидеть отчаяние на его лице и навсегда оставить подле себя, но в действительности он ничего не может сказать. Слова просто не выходят из его рта. Поэтому он просто смотрит в ответ. Мгновение и он не выдерживает, первым отводит глаза. Он с едва заметным колебанием отмахивается от него, и его верные товарищи сбивают Вэй Усяня, их бывшего спасителя, на землю, где он, словно смирившись, смотрит на темное небо, в котором уже не видно звезд. И думает, когда же… когда же все началось… - Вэй Ин! – опять зовет его Ванцзи, словно это разбудит его, словно все исчезнет. И они будут вместе. В обнимку. Без страданий и боли. А Цзян Чэн будет страдать за них. Один. Поэтому он этого не допустит. Только не снова, ему хватило прошлой жизни. - Ой, он тебя похоже не слышит? – притворно беспокойным голосом спрашивает Ваньинь. – Может, убить следующего? В прошлый раз ему помогло. И не дожидаясь ответа, он велит убить следующего. Еще один труп. Еще более беспокойный говор снизу. И следующий. И еще, еще, еще, еще, еще, еще, еще, еще… Пока не остается один человек. … Труп. Тела мертвых людей раскиданы позади главных актеров этого концерта. Один из них лежит на земле, притворяясь еще одним мертвым, а другой… Просто молчит. Трудно разглядеть какие-либо эмоции на его лице. Но Цзян Чэн, который знаком с ним две жизни, видел все. Ненависть, ужас, страх. Поэтому улыбается, зная, что тот в безвыходном положении. Но к его счастью, Ваньинь не собирается его убивать. Просто лишит смысла его жизни. Разве он не милосерден? Ему кажется, что даже слишком. - Не помогло, - озвучивает очевидное Цзян Чэн, привлекая внимание своей следующей жертвы. – Не смотри на меня так, я ведь действительно пытался ему помочь! Хотя да, пытался я плохо. Остался ведь еще один Вень. Вень Юань. Толпа безумно кричит, заразившись сумасшествием от своего главы. У Лань Ванцзи всегда было невыразительное лицо, казалось, что он отдал свои эмоции взамен таланту к культивированию. Но сейчас… Впервые за многие годы жизни с его вечно холодных глаз стекает слеза. И даже эта уродливая слабость подчеркивала благородность и человечность второго нефрита. Он ничего не говорил, но это уже было громче всех слов, что успел сказать его народ. Цзян Чэн действительно не ожидал этого. Неприятный ком появился в его горле. Ему самому хотелось плакать. Он был тем, кто страдал больше всего. Так почему плачет другой? Он не мог это терпеть. - Ты считаешь меня злодеем, Хань Гуан Цзюнь? – с неприятной усмешкой спросил Цзян Чэн, прекрасно зная ответ на свой глупый вопрос. Он был злодеем не только в его глазах, но и в своих. Ужасное чудовище, устроившего побоище прямо на глазах своего народа. Дьявол, восседающий на троне из свежих трупов невинных людей. Монстр, который не будет жалеть даже ребенка. Но Лань Ванцзи не отвечает утвердительно. Просто смотрит с толикой жалостью на глазах. А Цзян Чэна это только выводит из себя. - Я злодей? Ты смеешь называть меня злодеем? Ты, тот, что наплевал на все приличия и этикет. Ты, что зовешься примером благородия, но на деле же ты просто безумный и одержимый глупец! – он с таким убеждением и злостью кричал это, в глубине души зная, о ком он говорил. о себе Лань Ванцзи просто тихо покачал головой. Он вроде даже собирался что-то сказать, но словно не мог решиться. А Цзян Чэн и не собирался ему помочь, лишь безумно ухмыляясь своим мыслям. - У тебя нет выбора, Хань Гуан Цзюнь. У тебя его нет. Если я захочу, ты умрешь, захочу – умрет Вэй Усянь. А я хочу, чтобы умер Вэнь Юань. Что ты можешь с этим поделать? Сейчас ты в моих руках! И ты слаб, - он смотрит на него, как на прошлого себя, проецируя свою боль на нем. Но безнадежно это отрицает. - Хотя нет, - Цзян Чэн резко улыбается. Он знает, как полностью уничтожить сущность Ванцзи, он не глуп. Он не даст своему гневу затмить первоначальную цель этого концерта. Вернуть Вэй Усяня домой. – Я сохраню жизнь этому ублюдку, я не тиран, в конце концов. Правда, за все надо платить, и за жизнь тоже, даже за чужую. Ты готов заплатить эту цену, Хань Гуан Цзюнь? Я знаю, что ты не откажешь в моей просьбе, благородный господин. Ваньинь не ждет ответа, он сразу же подзывает к себе очаровательную девицу, свою верную подчиненную, что уже знакома им. А-Си, заклинательница из Мешань Юй, стоявшая рядом с главой со времен Аннигиляции Солнца. Человек, которому глава Цзян мог бы доверить свою жизнь. Она послушно кланяется, ожидая приказа. И получив склянку с неким содержимым, она, ни разу не усомнившись в чужих словах, решительно спускается вниз с той же приятной улыбкой. - Глава Цзян сожалеет, что обошелся со вторым господином так невежливо. В качестве извинений он настойчиво просит вас выпить лекарство, - кланяясь, мягким голосом искренне передает благие намерения чужого человека девушка. Любой обманулся бы ее словами, если бы не знал всю ситуацию до. Зрители сомнительно переглядываются, уверенные, что внутри находится яд. Подозрительно перешептываются, но не возражают. Пусть и никто в здравом уме не стал бы убивать наследника другого ордена в главном зале, открыто провоцируя на очередную войну между орденами, однако Саньду Шеншоу… Сумасшедший, жестокий, отчаянный. Человек, которого не стоит ни провоцировать, ни останавливать, если хочется жить во здравии, наделенный силой и властью. Поэтому все смотрят, предвкушают, боятся. Ванцзи ничего не говорит, его ровная спина свидетельствует об уверенности, сжатые губы – об отказе. А-Си ждет ответа некоторое время, затем выпрямляется, с презрением оглядывая мужчину. Если хорошие намерения отвергнуты, то приходится действовать слегка жестко. Она с силой сжимает челюсть мужчины, заставляя его приподнять голову. Заклинатель в белом сильнее сжимает свои губы, противясь хватке. Но кто такой он, сила которого на данный момент едва превосходят обычного смертного, и она, сильная заклинательница, находящаяся в служении у самого Саньду Шеншоу? Силы неравны. - А-Си, остановись, - приказывает Цзян Чэн, ехидно продолжая. - Я знаю, что платить за чужую жизнь согласится не каждый. Видите, даже самый благородный Хань Гуан Цзюнь не желает этого. Разве мы можем его заставить? – беспомощно разводит руками, отдавая четкий приказ, - приведи Вень Юаня. Девушка отпускает чужую челюсть, на которой остались темные отпечатки ее касаний. Почтительно кланяется и собирается выполнять приказ, однако ее останавливает слабая хватка по рукавам ее ханьфу. Ванцзи качает головой, наконец расслабляя свои губы в знак смирения. Она кидает взгляд на главу и, получив соглашение в его безумной и радостной улыбке, поворачивается к жертве. Отбросив лицемерное уважение, она небрежно передает склянку, неразборчиво проговаривая: - Пока пьешь, думай о том, кто в твоем сердце значимую часть занимает. О Вэй Усяне, - тихо уточняет она, - ни о ком другом. Он не умрет, но мы узнаем, если думал о другом. И тогда… последствия будут серьезнее. Ванцзи благодарно кивнул, с сомнением смотря на эту бутыль с темно-зеленым содержанием. Он вспоминает, каждую улыбку Вэй Усяня, каждое его слово, его жесты, слезы, поцелуи, и стоны… Выпивает, вспоминая разговоры о будущем, смущение при шутках про синьфан, о клятве, которую они отдадут небесам и земле, родителям, друг другу. Но этому не сбыться. Он падает, теряя сознание. Ваньинь с улыбкой смотрит на сцену, где не было ни одного стоящего актера. Только его люди, приятная массовка. Концерт закончен, дирижёр доволен, зрители в овациях.