Черный лотос

- Если я захочу, - заносчиво начинает Цзинь Лин, самоуверенно приподнимая подбородок, тогда как его маленькие пухловатые руки расположились на талии, - то я смогу получить все, что захочу! Дядя мне все купит! А если он не купит, то младший дядя это точно сделает! Вень Юань тихонько хихикает в рукав, другой рукой держа потрёпанную деревянную игрушку в форме бабочки. И хотя Цзинь Лин считал это отвратительной и скучной игрушкой, он всегда молчал на этот счет и ничего не говорил своему другу. А-Юань это ценил. - Если это услышит дядя Цзян, то ноги тебе точно оторвет, - Цзинь Лин мгновенно опускает свое зазнавшееся лицо, обиженно надувая губы на Вень Юаня. - Он всегда говорит, что сломает мне ноги! – шестилетний ребенок садится на корточки, обхватывая пухлыми пальцами свое лицо. Вень Юань на это снова посмеивается. - А ты прекрати себя плохо вести, может, он перестанет на тебя ругаться, - советует А-Юань, откладывая в сторону свою любимую игрушку, вместо этого беря в руки маленькие ладошки избалованного в край ребенка. На фоне пухлых пальцев золотого ребенка, пальцы Вень Юаня кажутся тощими и длинными. Хоть и прошло достаточно много лет с тех пор, как они спустились с горы Луанцзань, ему кажется, что вся еда, которую ему дают на вкус, как песок. Из-за чего он старается немного кушать, хоть и живот постоянно громко урчит, требуя к себе хорошего отношения. Даже старания Цин-цзе совершенно не помогают ему. Лекарства словно проходят в бездонную яму, не помогая ничем и никак не реагируя. Это очень огорчает всю его семью, поэтому он старается кушать больше, даже если ему часто приходится прочищать желудок от песка. Цзинь Лин от неожиданности плюхается назад, со смешанными чувствами смотря на старшего. С покрасневшим вмиг лицом он отбрасывает чужие руки, отползая от виновника его смущения чуть подальше. Вень Юань смотрит на это, как на должное, тихонько хихикая в рукав. - Ты! Ты что творишь! – Цзинь Лин со смесью смущения, стыда и возмущения смотрит на развеселившегося Вень Юаня, стирая со своих рук иллюзорное чувство тепла. Редко, кто осмеливается прикоснуться к нему столь небрежно, не считая его любимых дядь и злых старших, которые постоянно его задирают и обижают. Он еще об этом никому не говорил, ведь, если он расскажет, то его посчитают вредным ябедливым сиротой и никто не захочет быть с ним, даже его дяди и Юань-гэ. Все ему так говорят. Он понимает, что лишь одно его слово, и они даже пасть при нем не посмеют открывать. Но понимая, что это будет скорее заслугой его дядь, а не его самого, с не вовремя раздувшейся гордостью и независимостью он решил разобраться в этом деле самому. - Не трогай меня больше! Мне не нравится! – Цзинь Лин немного испуганно встает с пола, пытаясь сделать вид, что его нисколько ничего не задело, но безуспешно, ведь Вень Юань снова слабо вздыхает, нервно поджимая губы. Они уже говорили об этом, но каждый раз А-Лин реагировал также, говорил одно и то же, что очень огорчало его сводного двоюродного старшего брата. Он надеялся, что хоть на этот раз все пройдет хорошо. Но их встречи очень нерегулярны и непостоянны. Цзинь Лин успевал построить новый щит во время их расставания, которое с трудом снимал Вень Юань во время его пребывания. С этим ребенком было, несомненно, трудно. Но А-Юань очень любил своего младшего брата, поэтому с терпением и некоторой радостью удалял ненужные колючки, получая доверчивое чудо в свои руки. - А-Лин…- тихо начинает Вень Юань, в фальшивом огорчении приподнимая брови, - мы же говорили об этом. Есл- - Если будешь отталкивать тех, кто пытается сблизиться с тобой, то в будущем на твоей стороне не окажется никого, - саркастично пародирует своего друга Цзинь Лин, сложив руки перед собой и хмурясь, - Я не тупой. И я не отталкиваю!.. – Вень Юань многозначительно смотрит на него,- Ладно, ты прав. Отталкиваю! И что? Я наследник Лань Лин Цзинь, мне можно! И вообще!... И…. Что будет, если я приму тебя, а ты не останешься на моей стороне? Лицо Цзинь Лина выглядит так уязвимо и полным надежд, что Вень Юаня невольно ведет. - Кто сказал тебе этот бред? Я всегда буду с тобой, - Вень Юань с убедительной улыбкой встает с пола, собираясь подойти к младшему. Но его предостерегающий взгляд приказывает ему остаться на месте, пока не случилось худшее. Вень Юань решает на этот раз подчиниться. - Мне всегда было интересно, кто сказал тебе такие слова. Ты мне говоришь эту фразу с тех пор, как мы впервые познакомились. А это было три, нет, четыре, - Цзинь Лин пытается посчитать на пальцах, но только путается сильнее, - неважно! Это было давно! Кто тебе сказал эту фразу! Злое и обиженное лицо немного веселит Вень Юаня, но тот не показывает этого на лице. Ответа этот вопрос был легким – это был дядя Цзян. Тот, кто сказал эту фразу. Именно эти слова зацепили ребенка, которому не было и семи. Может, это из-за выражения лица мужчины, а может, из-за тяжелого и умоляющего тона сказанных им слов. А может, это действительно просто зацепило маленького тощего ребенка, не принимающего помощь от неизвестных ему людей, плачущего о том, что хочет к своей семье. Хоть и слова были немного другими, суть сказанного Вень Юань оставил. Запомнил. Он благодарен дяде Цзяну за сказанные ему вовремя слова и поддержку. Поэтому его маленькая копия в виде упрямого избалованного мальчика только радовала его глаза. - Это был некто очень важный в нашем ордене, - уклончиво отвечает Вень Юань, хитро улыбнувшись, и прищуривая глаза. Но Цзинь Лин только недоумевал: - Я не мог этого сказать! Вень Юань не выдерживает и начинает громко смеяться, хватаясь за свой живот, точно как дядя Вэй, даже указательный палец дрожит точно также. Не сказать, что Цзинь Лин так часто видел, как его этот дядя смеется, но не мог не отметить их сходства. Это заставляет его улыбнуться и немного расслабиться. Все-таки с друзьями намного лучше, чем одному. - А-Лин! – дверь резко открывается, впуская неприятную вонь снаружи в их сладкую детскую комнату. Мужчиной, что нарушил их хорошее настроение, был ни кто иной, как его любимый дядя, глава Цзян. Его одежда выглядела очень неопрятно, вызывая недовольное хмыканье его племянника, но несколько капель крови не скрылись от тщательной проверки ребенком, заставляя его в беспокойстве поджимать губы. Но дядю это, похоже, совершенно не волновало, в его глазах была только маленькая фигура его самого дорогого человека. - Дядя… - неловко начинает Цзинь Лин, совершенно не зная, что можно сказать на данный момент и в этой ситуации. Извиниться, что не послушался и не отправился спать, как было приказано? Но его это сейчас не интересовало. Или он, наконец, заметил замененную явной подделкой вазу?... Цзинь Лин нервно покрутился на месте, большими глазами посылая сигналы помощи своему старшему брату. Но тот в восхищении уставился на мужчину, как на своего кумира, не обращая внимания на сигналы А-Лина. Ребенок надул губы в обиде, хотя не мог не отметить, что его дядя действительно лучший и восхитительный. Но самому Цзян Чэну ничего не было нужно. Только мягкое тепло его племянника, поэтому он просто крепко обнял его, не прикладывая ни единицы силы, чтобы объятие не вышло болезненным и удушающим. Это его маленькое утешение после тяжелого дня и перед еще более тяжелыми делами. Ему просто нужен был якорь в его резко потемневшем мире. И он нашелся. Его А-Лин, его малыш. И хотя использовать человека, как свою спасительную соломку не являлось чем-то практичным и правильным, его не волновало. Хотя понимание того, что он является грязным, жалким, бессердечным и беспредельно жестоким человеком угнетало его, это не мешало укрыться в объятиях ребенка еще на несколько мгновений. Он отпустил Цзинь Лина только тогда, когда он в слабом сопротивлении начал биться в его руках, требуя отпустить его на волю. Это слишком неловко. Цзян Чэн мягко улыбается своему малышу, не обращая никакого внимания на второго ребенка в этой же комнате. И Вень Юань словно не против, спокойно улыбаясь предъявленной ему сцене, чувствуя зарождающую зависть, которая исчезает в тот же момент, как появляется. Ему нельзя чувствовать зависть. Цин-цзе всегда говорит, что не надо акцентировать на этом чувстве внимание, ведь сказав хоть раз, что завидуешь, то обесценишь все старания, что приложили эти люди, чтобы ты мог спокойно жить и наслаждаться. А-Юань должен быть благодарен хотя бы за то, что его не выгнали из этой комнаты, как только глава Цзян вошел в нее. Цзинь Лин неловко отстраняется от своего дяди, смущенно смотря на него, а краем глаза следя за реакцией своего брата. Он не хотел, чтобы тот чувствовал себя лишним, но тот явно уже привык, раз спокойно улыбается. Не то, чтобы такие сцены разворачивались перед его глазами очень часто, как-никак Цзян Ваньинь являлся довольно отстраненным и неловким к человеческим ласкам. Но иногда, совершенно редко, он не мог сдержать своих эмоций и просто-напросто взваливал всю сочащую из него любовь и нежность на ребенке, который в этом нуждался каждый день, а не тогда, когда его дяде приспичит. Но они оба понимали – это невозможно. Хоть и девизом его ордена являлось «стремись достичь невозможного», глава в юношестве славился тем, что не понимал его, тогда как его шисюн сделал невозможное, и даже наладил отношения со своим племянником. Конечно, не до идеала, однако Цзинь Лин его не ненавидел и даже не презирал, что уже можно считать достойным достижением. Вень Юань все же решил вмешаться и нарушить их сладкую атмосферу, задавая довольно важный и актуальный вопрос, что беспокоил обоих детей. - Дядя Цзян, что произошло? – всего два слова в вопросе, однако тревога, страх и обеспокоенность внутри него не оставляло кого-либо равнодушным. Собственно, как и Цзян Чэна. Тот повернулся к Вень Юаню с хмурым лицом, и все внутри него кричало «ВЕНЬВЕНЬВЕНЬВЕНЬВЕНЬ УБЕЙ ЕГО, ОН ВЕНЬ!!!» И он бы с радостью согласился, но…. « - Познакомься это твой новый дядя. Его зовут Цзян Чэн, то ты будешь звать его дядей Цзян, - Вэй Усянь подтолкнул вперед тощего ребенка с болезненной худобой вперед. Мальчик замялся, словно в первый раз их встречи не он бесстыдно цеплялся за ноги мужчины, стоящего перед ним. Хотя навряд ли этот ребенок хоть что-то да помнит, уж много времени прошло. - Дядя Цзян, – робко произнес ребенок, своими огромными темными глазами смотря на него. На лице через некоторое время появилась яркая улыбка и вся его застенчивость куда-то пропала, когда с этой же радостной лыбой, он схватил своими тонкими руками его ногу и повис. Рядом раздался громкий счастливый смех Вэй Ина, с нежностью смотрящего на взаимодействие его шиди и его ребенка. Цзян Чэн неловко проворчал, что это немного нечестно, что Усянь является братом, а он дядей, но все же облегченно улыбнулся.» Цзян Чэн помнит, как уговаривал А-Юаня немного покушать, чтобы у ребенка была хоть какая-то припухлость, свойственный детям его возраста, а не кости, которые уродливо выглядывали из-под одежды, что ему слишком большая. Он помнит, как учил его основам, этого талантливого ребенка, которому ничего не нужно повторять дважды. Помнит, с какой радостной и искренней улыбкой он принес ему добытый им первый улов голыми руками в озере, точно дрессированная кошка, принесшая добычу своему хозяину. И это снова разбивает его уже поломанное сердце. Он не может его убить, он этого не заслужил. Пока. И словно следуя его мыслям, склянка с лекарством внутри его ханьфу, дает о себе знать, неудобно склонившись в сторону. И мысль приходит в его разум. Зачем убивать Вень Юаня? Его же можно использовать, как наживку для Вэй Усяня! Цзян Чэн с некоторым безумством улыбается А-Юаню, вместо ожидаемого ответа, вызывая у него неприятные мурашки по телу. Но тот будто бы не обратил на это внимания, смотря все также с искренним беспокойством. Однако Цзинь Лин сильно нахмурился, совершенно не ожидая, что его дядя проигнорирует вопрос Вень Юаня, который беспокоил и его. Поэтому он с силой потянул рукав мужчины, заставив его обратить внимание на себя, одними своими глазами передавая свое негодование. Цзян Ваньинь, всегда умевший читать его без слов, понимающе вздохнул. - Ничего серьезного не произошло. Лучше ответь, А-Лин, почему ты не в постели, а играешься? Что я говорил тебе?! – с притворной строгостью отчитывал мальчишку Цзян Чэн, но светящиеся заботой и лаской глаза с нутром выдавали его. Цзинь Лин неловко отвел глаза, незаметно пытаясь принюхаться. Может, он, как и дядя Вэй, просто напился и потому неожиданно проявляет заботу о нем? Нет, отсутствует характерный запах алкоголя. Мальчик недоверчиво смотрит на своего дядю, пытаясь отыскать любые подсказки такой странной перемены. Некоторое время назад он его ругал, а сейчас что? Цзинь Лин хмыкает, переведя внимание на окровавленный рукав ханьфу. Это заставляет его сильно хмуриться. - А-Лин, можешь позвать А-Хуа? Он мне нужен сейчас, - попросил Цзян Чэн, ущипнув хмурого ребенка за пухлую щеку. Тот воскликнул от небольшой боли и, злобно смотря на своего дядю, выбежал из комнаты. Как только силуэт скрылся из глаз Ваньиня, тот, наконец, перевел внимание на второго ребенка. Вень Юань стоял все также смирно, большими глазами сверкающими непритворной искренностью смотря на своего кумира. Тот под таким взглядом хотел бы исчезнуть и не появляться более, но заставил себя улыбнуться, пытаясь показаться более человечным мальчику или же себе. Он медленно шагает к А-Юаню, с застывшей улыбкой попутно доставая склянку с лекарством, предназначенный ему. Теперь же удостоенное быть выпитым этим наивным ребенком. - А-Юань, Ве… - Ваньинь запнулся. И чтобы не вызвать лишних подозрений, тут же исправился. - Цзян Цин передала мне лекарство для тебя. Выпей немного и, - К счастью, Цзян Чэну было легко придумать глупую причину, дабы ребенок выпил его. Но он не подумал о том, кого он хочет, чтобы тот забыл. Надеясь на лучшее, его дядя продолжает, - И думай о людях, кому хотел бы подарить счастье: семье, Вэй Ину, А-Лину… - И вам? – Вень Юань счастливо улыбнулся, ни разу не усомнившись в словах дяди Цзяна, фальшивая улыбка которого дала небольшую трещину, сменившаяся на более искреннюю и мягкую. - И мне, - Цзян Чэн потрепал прямые волосы мальчику, радуясь, что не решился убить его. Этот мальчик действительно невиновен и мил. Вень Юань держал в своих руках снадобье, не слишком решительно смотря на него. Он знал, что это лекарство не поможет ему, но все почему-то тратили столько ресурсов на него. Это заставляло чувствовать его немного виноватым перед ними. Хотел бы он, чтобы на этот раз сработало, ведь дядя Цзян лично принес это лекарство… И если не будет хороших результатов, то… Он медленно открыл содержимое под ожидающим взглядом мужчины, и резкий запах трав чуть ли не довел его до рвоты. Он с огромным усилием проглотил содержимое своего желудка, подозрительно разглядывая зеленую жижу в стекле. А-Юань с надеждой перевел взгляд на дядю Цзян, но его серые глаза, полные решительности и серьезности, несмотря на улыбчивое лицо, отбросили все сомнения мальчика. Он преподнес склянку ко рту, с силой жмуря глаза. В мыслях он представил всех любимых ему людей: Цин-цзе, Нин-гэ, третий дядя, четвертый дядя, пятый дядя, седьмой дядя, восьмой дядя, вторая тетя, бабушка, третья тетя, шестая тетя, восьмая тетя и девятая, Сянь-гэ, дядя Цзян и А-Лин, дядя Вэньхуа, тетя Сюин, дядя Яо, Дэй-шисюн и, конечно, он сам. И решительно делает глоток. Вкус травы неприятно жжет все на своем пути, но ничего более. Он сдерживает разочарованный вздох и пересекается взглядом с задумчивым Цзян Чэном. И только стоило ему протянуть обратно склянку, как все расплылось перед ним, и он упал в беспамятстве. Ваньинь, не ожидая другого, протянул руку, чтобы поймать ребенка, другой же рукой ловя склянку. В тот же момент в комнату зашли двое. Цзинь Лин и его главный ученик, Фа Вэньхуа. Как раз вовремя. Цзян Чэн взглядом приказал отбросить ненужный этикет, и юноша, что собирался только поклониться, подошел к своему главе, с любопытством разглядывая бессознательного ребенка в его руках. - А-Хуа, отведи А-Юаня в общие спальни адептов. С завтрашнего дня он будет жить, как простой адепт. Пусть он возьмет твою фамилию, - передал свой приказ Ваньинь, избавляясь от ребенка на своих руках. Вэньхуа неприятно поморщился, но не сказал ни слова против, а напротив же, принял указ и вышел из комнаты. Цзян Чэн также развернулся к выходу, но его остановил разозленный Цзинь Лин. - Что это значит?! – хоть ему и было шесть, он понимал, что только что случилось. Его брат только что лишился поддержки в виде самого главы и теперь ему придется выживать в этом мире одному. Ладно бы все так просто, но глава только что буквально избавился от него, показав, что ему все равно на этого ребенка. И что все дети, лишенные внимания своего главы, повсеместно учителя, охваченные завистью, с радостью готовы вылить накопившийся негатив на Вэнь Юаня. - А-Лин, - начинает Цзян Чэн, как склянка в его руках перебивает его своим звоном. И его глаза тут же настилает появившаяся идея, - ты так волнуешься за судьбу А-Юаня? – злость в глазах маленького господина служила ему ответом. – Раз так, я предлагаю тебе сделку. Ты пьешь глоток этого лекарства, - он указывает на склянку в его руке, - а я в свою очередь отзываю свой приказ. Договорились? Цзинь Лин кивает, с некоторым сомнением разглядывая это лекарство. Он собирался открыть рот и спросить, что же у него в руках, но был остановлен щелчком по носу. - Не так быстро, А-Лин. У меня есть условие. При приеме лекарства ты должен думать только об А-Юане. Договорились? – дождавшись ответного кивка, Цзян Чэн передает лекарство своего племяннику. Тот открывает его и с отвращением морщится, забавляя этим своего дядю. Он быстро делает маленький глоток и тут же отрывается от лекарства, пытаясь выплюнуть эту мерзость. Но после первой же попытки падает вниз. Цзян Чэн сразу же ловит своего малыша и склянку. Глупый доверчивый мальчик. Как же он выживал в ЛаньЛин Цзине, раз с такой легкостью верит ему? Он не хочет предавать это доверие, но и не может выполнить свою часть сделки. А-Юаню лучше сейчас воспитываться как простой адепт, ведь все Вени скоро будут уничтожены, и если он оставит этого ребенка подле себя, судьба рано или поздно настигнет и его. «Это было ради его безопасности», - мысленно оправдывается Цзян Чэн, смотря на Цзинь Лина в своих руках. А ведь он выпил это лекарство... - Я скажу Вэньхуа, чтобы тот присмотрел за А-Юанем. Его никто не будет обижать, - ведомый остатками совести, уверяет Цзян Чэн своего спящего племянника. Тот не отвечает, вызывая у взрослого мужчины горькую усмешку. На что он надеялся? Что чувство вины будет так просто развеяна прощением или пониманием со стороны спящего ребенка? Глупость. Цзинь Лина он решает уложить на мягкой кровати в его же комнате, где еще остались следы сегодняшней игры с его братом. Но он не должен оставлять никаких улик. Для Цзинь Лина больше не существует А-Юаня, как и он для него. Цзян Чэн не знал, существуют ли какие-либо последствия или триггеры для восстановления памяти, или же воспоминания исчезали прямо навсегда без единого шанса на восстановление. Он не уточнял. Но это не слишком важно, даже если они и вспомнят, то будет уже поздно. Однако следов все же на всякий случай лучше не оставлять. Цзян Чэн случайно окликнул любую служанку, как та, словно призрак, явилась перед ним. С недавних пор Ваньинь решил брать в служанки своего племяннику именно заклинательниц, предлагая довольно выгодные условия, все еще памятствуя о случае покушения на молодого господина. В тот день он остался один в резиденции с довольно крепкой защитой, однако она дала нехилую трещину. Заметив какой-то сбой или же слепое пятно, нарушитель, убив бедную служанку, что просто развлекала Цзинь Лина, непосредственно посмел поднять руку на девятилетнего ребенка. К счастью, заметив, что талисман на теле юной служанки погас, не слишком чуткие заклинатели остановили мерзкого убийцу, впоследствии чего убили. С этих пор Цзинь Лин не оставался один без надежной защиты, не имевшей никаких погрешностей. Хотя в более молодом возрасте тот начал сбегать, совершенно не обращая внимания на то, сколько имеет врагов. Однако Цзян Чэн предвидел и это, сбегая от своих обязанностей за ним. Сейчас, имея в наличии хоть и слабых, но заклинательниц, он мог быть более уверенным в безопасном детстве Цзинь Лина. Молодая девушка с правильными и тонкими чертами лица, но не слишком цепляющего, а скорее несколько посредственного, имевшая имя Сюин, изящно поклонилась главе, полностью оправдывая своего имя. Цзян Чэн несколько почтительно кивнул этой служанке, оставившей ему хорошее впечатление с первой встречи. - Глава ордена Цзян, прошу меня простить, - приятный голос, сравнимый с утренним журчанием горной воды по острым скалам, донесся под ним. Маленькая девушка, все еще не решившаяся подняться, с тем же поклоном обошла его и в посредственном зеленом ханьфу принялась все убирать. Цзян Чэн решил не останавливать на ней взгляд, все еще помня о своей миссии. Времени прошло достаточно, а значит спектакль должен начаться. Последними мыслями перед его уходом были: «Странно, разве я не подавал приказ, в котором все служанки и слуги должны носить оттенки фиолетового?...»