Explozie după explozie

Карл действительно ругается, но не на Итана, а так, просто по привычке. В глазах горит какой-то озабоченный спасением огонек. От него зависит жизнь сильного человека, человека, которого он уважает. Эта власть, смешанная с азартом окунуться в новый мир, пьянит и старательно смазывает заржавелый механизм, ответственный за социальную адаптацию. Нисколько не смущаясь перевязывать, обтирать, поить практически незнакомого мужчину, он был поглощён исследованием новой возможности — жизнь с человеком, которого не ненавидишь. Безусловно, вначале мужчина подумывал реализовать давно забытый проект, да и необходимые детали были в запасе, но Уинтерс оказался живее необходимого. Удалять мозг ему не хотелось, в отличие от остального безропотного стада, члены которого даже не умели им пользоваться, позволяя Миранде все её ебанутые выходки. Поэтому сейчас он занимался чтением Румынской газеты от 02.07 числа. Помимо политики, Карл с интересом разглядывал рекламные вставки, а так же новости современной механики, если так можно было назвать ракетостроительство. Яркий заголовок гласил «Румыния из-за неуплаты взносов потеряла право голоса в Европейском космическом агентстве», что несомненно привлекает внимание, отчего взгляд падает на необходимые строчки. Впрочем, ничего неожиданного он там не находит, поэтому перелистывает страницу, пока за его спиной гремит посуда. Судя по времени, сейчас три утра, и он бы не отказался от чашечки крепкого кофе, потому что последние несколько дней Итан требует к себе чрезмерно много внимания из-за высокой (пиретической) лихорадки. Он носится с ним так, будто подобрал на улице котенка и, как маленький ребенок, взвалил на себя чрезмерную ответственность. Отступать было поздно, парня больше не знобило, и тот начал потеть, вскоре температура должна пойти на спад, и им обоим станет легче. Блондин и так был худым, но сейчас было ощущение, что подкожного жира совсем не осталось. Карл понимает, что это нормально, но все же досадливо отмечает произошедшие изменения. Вскоре, в его руках оказалась чашка свежезаваренного растворимого кофе, и попробуй нормальный человек такую концентрацию, возможно, его сердце бы не выдержало. Но сердце Карла было больше и мощнее обычного, хотя все еще в пределах достижимых норм. Он сделал крупный глоток, как будто не может обжечься и совершенно не чувствует горечи. Смотря на его лицо, мы могли бы даже сказать, что оно посветлело, а взгляд стал более снисходительным. Все же внешний мир был потрясающе увлекательным, отчего в меру удовлетворяемое любопытство, даже на фоне тяжелых дней, улучшало его состояние. К тому же, даже паршиво зашитые раны на ребрах и шее заживали хорошо, превращаясь в ровные, практически не вызывающие отвращения рубцы. Карл был из тех людей, кто считал, что шрамы украшают мужчину, хотя на свои смотрел исключительно под другим углом. С момента подселения в себя Каду, он не воспринимал себя как совершенное существо, в отличие от остальных. Он видел в себе калеку. И все, что осталось после проведенных над ним опытов, а также долгих лет обучения управления своей силой... Неизгладимое впечатление своего уродства невидимой, но ощутимой пленкой покрывало его сознание. И, казалось бы, врожденное самодовольство — было одной из стен, отделяющих его от пронзительных взглядов что Альсины, что Миранды, но как бы двулично это не звучало — оно так же теперь было от него неотделимо. Ведь если несколько десятилетей прятаться под одной и той же маской — она, хотя бы частично, но все-таки прирастет. Почти так же как его очки. Раньше он, конечно, использовал их как предмет личного стиля, пока они не стали скрывать его неестественно горящие глаза. Следующий заголовок был ему гораздо ближе, нежели проблемы отправления человечества в космос. «В Румынии один человек погиб при взрыве на нефтеперерабатывающем заводе» — Да я сам там чуть не помер, — ухмыляется он, устраиваясь в массивное кресло, стоящее посередине комнаты, рядом с очередным столом. Столов много не бывает, столы это удобно, хули тут поспоришь, не то что ящики. Все должно быть перед глазами и в общем доступе. В общем, но для него одного. Хотя, теперь не так уж и одного. Стоит спуститься через полчасика, проведать принцессу, развалившуюся на его диване. Обычно он лежал там сам, но что уж тут поделаешь, не раскладывать же его на столе. На столе ведь удобно работать. Черт, а действительно, зашивать его раны на столе было бы в разы удобнее, чем волочить его с одной стороны на другую, портя и так плохо себя чувствующий диван. Теперь между остатков когда-то цельной кожи заливалась чужая кровь, как бы он не подкладывал под нее полотенца. Тридцать минут проходят незаметно, ему даже кажется, что львиная доля кофе его почти усыпила, когда он все же поднимается, чтобы дойти до лифта и проехать на нем ровно один этаж — идти до далеко расположенной лестницы ему было слишком запарно, тем более он все еще пил кофе, не хотелось бы его разлить. В этот раз он подходит к двери тише и незаметнее, боясь потревожить чуткий сон больного. Тот вполне мог попытаться напасть на него снова, причинив себе больше вреда, чем следовало бы. Что-то подсказывает ему, что Итан, если еще не потревожен, то вскоре будет, а это может значить только одно: снова его блядские истерики. Ответы на возможную тысячу вопросов Карлу только предстоит найти, хотя он и пытался прокручивать в голове их возможный диалог. Складывался он, мягко говоря, не так радужно и понятливо, как хотелось бы, так что мужчина собирался внушить себе спокойствие раньше, чем кто-то пострадает. Итан тем временем раздраженно тёр себе лоб, избавляясь от холодных капель пота. Тело было неприятно липким, к тому же его переложили на другую сторону дивана, и теперь глаза слезились из-за света от знакомой лампы. Помощи от нее, конечно, никакой. Металлическая предательница. Пробуждение было скорее мучением, даже мерзкий поверхностный сон с плохо различимыми кошмарами лучше, чем пагубная реальность. Итан уже думал и о невозможном убийстве оставшегося лорда, и о самоубийстве, и о жизни, правда, только так и не решив где и как он собирается скрываться от властей, доставать новые документы, на какие деньги ему снимать квартиру, ведь на дом рассчитывать не приходилось. Однако, он твердо решил одно — никакого больше Криса с его авантюрами, ему просто необходимо тихо следить за своей дочерью. Без всяких эксцессов и неожиданных психологических травм с резко воскрешенным отцом. Мысль о самоубийстве была быстро вычеркнута из списка, так же как и мысль об убийстве Хайзенберга. Что тому было нужно от его слабой персоны — только предстояло выяснить, и сделать это было необходимо в очень мягкой форме. Все-таки железный мудак ему помогает, а выгодная сделка — лучшие отношения, которые сейчас он может себе позволить. Трудно было себе представить, что он может поставить на кон своему спасению, но Хайзенберг точно бы не стал бить в пустые ворота, оставалось только надеяться, что это то, что он все-таки может ему дать в разумных пределах воображения. Дверь открывается неожиданно, он не слышал шагов, предупреждающих о чьем-то появлении, поэтому ему приходится резко повернуть голову, чтобы увидеть того, кого он и ожидал увидеть. — Доброго времени суток, — начинает он, прочищая горло. Карл этого не ожидал. Он тихо прикрывает дверь, за очками пряча свой удивленный взгляд. — Ранее утро, если быть точным, — дополняет мужчина предыдущее высказывание, пожимая плечами и отпивая немного кофе. — Прошлая попытка убить меня не задалась. Попытаешься снова, Уинтерс? — подначивает он, подходя ближе и оглядывая парня. Выглядит не так плохо, как раньше. — Да? Нет, я хотел.. уточнить, — Итан приподнимается на локтях, принимая сидячее положение. — У тебя есть, эмм, предложение? — Интересно, какое же? — Карл снова поднимает брови. Принцесса сегодня в настроении поболтать? — Я имею в виду, зачем ты мне помогаешь? — парень касается своего бока, то ли по привычке ища оружие, то ли закрывая затягивающуюся рану. — Удивительно короткая память, — смотрит сверху вниз. — Уинтерс, у нас безмолвное соглашение, на другие у тебя не хватает смелости, — улыбается сам себе за эту издевку, потому что прекрасно ощущает смелость этого щуплого, субтильного парниши. — Ты поможешь мне.. вступить в ваше общество. Современный социум. Как тебе, бля, угодно, — произносит, легко щуря глаза и оглядывая собеседника. Карл даже слегка вглядывается, чтобы видеть лучше.. И видит.. как Уинтерс сгибается. Вначале Хайзенберг думает, что тому плохо. Но слышит смешок: — Тогда можешь сразу меня прикончить, ублюдок.. — Уинтерс поднимает полный злобы взгляд. Что с ним, блять, не так? — Я в твоих планах по захвату… Да иди ты нахуй! — почти рычит, вскидываясь, как кошка, даже волосы дыбом встали. — Ты конченный идиот, Уинтерс! — смеётся Карл, левитируя кружку на стол. — По-твоему, мне не хватило того цирка, в котором я существовал десятилетиями? Мне нужна нормальная жизнь. — Боже, блять.. — тихо и на выдохе произносит Итан, закрывая лицо руками. — Какой же я, блять, идиот.. — трёт глаза основаниями ладоней, подбирая колени к груди. Он не знает, что ему и думать. Пытается найти подвох там, где его нет? Он устал. Эта какая-то бесконечная череда болезни вымотала его и не оставила ничего, кроме странных подозрений к человеку-мутанту. Да он и сам, блять, мутант. Почему всё дерьмо вечно творится только с его жизнью? Нормальные семьи.. слово-триггер. Глаза уже практически наполняются слезами, но он сдерживает этот порыв. Нормальные семьи спокойно живут, водят своих детей в школу с утра, по субботам ходят на пикники, а в вечер четверга едят пиццу за интересным фильмом. А у него что? Череда кошмаров, что в реальности, что в жизни после этой самой реальности. Ему почти кажется, что все его существо — просто часть какой-то современной хоррор игры. Программа, набор нулей и единиц, в котором ноль — пустота, а единица — ебанутое происшествие. Просто пиздец. — Я.. мне.. Блять, прости, — он опускает руки, сводя ладони между собой в замок. У него нет другого выбора. Ему и не хочется выбирать. Что бы не случилось, все пойдёт по закону Мёрфи. К этому уже можно было и привыкнуть. Поток мыслей прерывает прикосновение: рука на его плече. В перчатке, но даже через кожу чувствуется тепло. Тяжёлая. Отвлекает. В первую секунду он дернулся, хотел оттолкнуть, сжаться, спрятаться, но не стал. Никого у него больше не осталось, кроме этого треклятого монстра. И если тот проявляет к нему дружественные знаки внимания.. Может, с его помощью он сможет встать на ноги и продолжить своё покорение девяти кругов ада? Карл обещал проявить сочувствие. Но сталкиваться с физическим проявлением искреннего чувства ему не приходилось. Первым порывом было уйти. Оставить человека самостоятельно разобраться в своих проблемах, не давить и не выебываться лишний раз, чтобы не получить. Вторым — сказать, что в принципе не все так хуево, и его компания — самое лучшее, что он может предложить. Приходится сделать пару шагов вперед, поддавшись интуиции. Рука сама укладывается на плечо и слегка сжимает. — Эй, Уинтерс, ты есть не хочешь? — зовет, когда тот поднимает на него глаза. Переборщил? Убирает руку и разворачивается к двери. — Или тебе нужно особое приглашение?