Explozie după explozie

Окончательно Итан очнулся без присутствия Карла. Его сросшиеся мышцы будто чесались, желая скорее попробовать на себе движение. Хотя раны еще давали о себе знать, особенно та, что на боку, это не смогло его остановить, как только он увидел четкую картинку перед глазами. Это не больница. Это даже не его дом. Это черт знает что. Мужчина одним резким движением вскочил, словив ещё больший испуг от потемнения в глазах и остро пронзающей боли в левом подреберье. Упав назад, следующую свою попытку он совершил более обдуманно. Приподнявшись на локтях, он в панике оглядывал незнакомое помещение. Капли засохшей крови на столе, какой-то блокнот.. Он протягивает руку, чтобы достать до него, но вдруг замечает повязки. Много повязок, чистых, на руках, ногах, что-то даже приклеено на лице — он шарит по нему руками, ощущая подушечками пальцев. Да где он, черт подери?! Зло хватает блокнот, листая записи с самой первой. Какие-то тяжело читаемые пометки, половина из которых была на другом языке. Румынский, кажется. Ох, не к добру это, не к добру… Итан позвоночником чует подвох, и страх заставляет его подняться. Комната широкая, но свет горит только в углу, где стоит ещё один стол, украшенный, пожалуй, только старой лампой. Рядом с ним стул, на который брошена рубашка, из кармана которой торчит пара ручек. Куча пепельниц, ещё рубашка, записи, пластиковая оболочка от шоколадного батончика. Что ж. Кто бы ни был владелец, он тот ещё засранец. И как только за ранами успел уследить? Бок ноет… Это небольшое обследование совсем вымотало его, и парень возвращается на диван, захватывая записную книжку с собой. Он опирается на стол, шипя от боли, присаживаясь на край, и открывает записи. Да, были и на английском, их он вполне мог прочитать. Что-то про температуру, чистые бинты, какой-то рисунок, стертый и явно старый. Черт… Это же один из тех уродов, которых ему пришлось убивать на фабрике. Господи, неужели он… Он на фабрике. Видимо, сильно ударился головой, когда падал. Он на фабрике, и на нем наверняка уже провели кучу экспериментов. Теперь он один из них? Что только мог подсадить этот психопат, пока он был в отключке?! Истерично листая блокнот, Итан пытается найти ещё какой-либо рисунок и действительно находит. Какая-то девушка. Очень молодая, может, лет 15, с нежным, но почему-то грустным взглядом. Этот рисунок кажется ещё более старым, чем предыдущий. Бумага на этих страницах была неровная, словно когда-то на неё капала вода. Края обожжены, капля воска на исхудалом плече. Совсем не похожа на одного из лордов, слишком обычная. Итан долго рассматривает картину, пока не начинает дремать: всё же, помещение не похоже на пыточную, оно, скорее, жилое. Один из тех моментов, когда бардак больше успокаивает, чем раздражает. Только.. Через чур уж тут было жарковато. Девушка, пусть и смотря из собственного портрета, успокаивала. Ему нужно совсем немного.. Буквально прикрыть глаза на одну минуту.. Чтобы снова распахнуть глаза от звуков приближающихся шагов. Дремота исчезает вместе со спокойствием. Он оглядывается в поисках какого-нибудь оружия и поднимается, чтобы схватить длинную лампу — ничего лучше он не находит. Становясь сбоку от двери, он ждёт, затаив дыхание. Ладони потеют от волнения, и основа лампы скользит между пальцев. Итан сжимает ее сильнее, но вдруг осознаёт: это тоже металл. Вокруг него — сплошные металлические предметы. Ему не победить в этой битве. Собираясь с мыслями, он глубоко вдыхает, приобретая грозный вид: сдаваться не собирается. Даже не имея оружия.. Он слишком многое пережил, чтобы закончить всё так. Куклой в чужих руках. Дверь открывается, совсем легко поскрипывая, да и то — только из-за своей массивности. Она закрывает собой перепуганного Итана, который все же замахивается, но ударить не успевает. Лампа выскальзывает из его рук, прижимаясь горизонтально к животу, а Хайзенберг ещё даже не развернулся к нему! Он проиграл, так и не начав бой. Кажется, Итан слышит плохо скрываемое рычание. Карл поворачивается даже не с усмешкой, а откровенным оскалом, складывая руки на груди. — Надо же, кто очнулся, — тон Карла сочится интересом. Он разглядывает парня с ног до головы, теперь протягивая к нему руку, чтобы подтолкнуть обратно к дивану, но встречает боевую стойку. — Что тебе от меня надо? — огрызается Итан сломанным голосом, выглядящий так, будто сейчас укусит протянутую руку. Перед глазами снова все плывёт, но парень даже не моргает. — Оглядись, Уинтерс. Можешь начинать благодарить, — Карл копирует нахальное выражение лица Уинтерса в их первую встречу после взрыва. — Ты – чертов психопат.. — Итан хрипит, подбирает слова, но ничего так и не приходит на ум, и он показывает на себя руками. На бинты, цепляясь за их края и лихорадочно разматывая. Не успевает он порвать и половины, как его жестко хватают за запястье и рывком бросают на диван. — Ещё хоть одно движение, — предупреждает Хайзенберг, от которого за версту несёт опасностью. Голос рычащий и низкий. Мелкие металлические предметы отчётливо звенят, нагоняя страха. — Я штопал тебя несколько часов кряду, испоганил безумное количество стерильных, — он выделяет это слово, — бинтов. Не рыпайся, букашка, пока у меня не появилось желание стереть тебя в порошок, — четкая угроза с совершенно неожиданным продолжением: — Я принёс воды, — со звонким звуком на пол приземляется целое ведро. — Чтобы тебя, блять, отмыть.. — разочарованно и зло, но теперь без звука скрученного металла. У парня грудь ходуном ходит, он дышит глубоко и часто, зажмуривая глаза и фокусируя их на лорде. Тяжело улавливает эмоции, хватаясь за край дивана, сжимая из последних сил, как будто его собираются от него оторвать. — К чему этот цирк, думаешь, я не знаю, что ты.. — Не знаешь! — рявкает Хайзенберг, от голоса которого кажется стены трясутся. А может и не кажется. — Ничего в тебе, блять, нет, ты страдаешь хуйней. — рвано объясняется, — Это за Миранду, — уже тише. Карл тоже глубоко дышит, но лишь чтобы успокоиться. Он хочет подойти и даже делает шаг, но видя как трясётся Уинтерс, рычит что-то нечленораздельное, разворачиваясь и кидая вслед: — Раз очнулся, разберёшься сам, — отмахивается рукой, моментально зажимая в губах сигару. Дверь за ним закрывается с громким хлопком, кружка на столе переворачивается. Уинтерс сползает на пол и лежит в одном положении ещё несколько минут, и только потом бросается к воде. Туман перед глазами почти проходит, когда он жадно пьёт воду, зачерпывая ее ладонями. Трёт руками лицо, смывая страх, проводит по шее и волосам, морщась от лёгкого холода. В голове миллион вопросов. Если и выбираться, то куда? Своим неестественным существом портить жизнь дочери? Жене? По щекам катятся соленоватые капли. Хайзенберг, даже на покушение, ничего ему не сделал. Итан поводит плечами. Не жить же ему теперь здесь? Хайзенберг завязывает волосы в высокий хвост, чтобы в следующий раз зайти к Итану. Он смотрит на камеры, следя за мужчиной, листающим блокнот. И надо же было ему там его оставить.. Понятно, почему он так быстро прошёл его фабрику, подсказки сработали отлично. Но это-то были не подсказки. Парень залипает на одну страницу, в среднем, по шесть минут. Знал бы Карл, что он там когда-то написал, было бы лучше. Заходит в комнату он в приподнятом настроении и даже с каким-то подобием улыбки ставит отлично, по его мнению, сваренную кашу на стол, когда замечает абсолютную нейтральность Итана. Тот повернут лицом к спинке дивана и укрыт своим покрывалом почти с головой. Карл удивлён. Он смотрел в камеры пару минут назад, и тот был в полном сознании. — Я пожрать принёс, принцесса, — зовёт он, отмечая быстроту дыхания мужчины. Оставаясь без ответа, он подходит ближе и замечает лихорадочный румянец. — Блять, да что ж такое сука.. — шепчет на выдохе, переворачивая Уинтерса на спину. Горячий, даже через покрывало. Со вздохом Карл поднимается, в очередной раз не понимая, зачем он собирается ухаживать за этим недоумением, и уходит за водой и тряпками. В его отсутсвие Итану нездоровится. Дергается левая рука, его бьет озноб, но он не дрожит, как полагается в таком состоянии. Снится какой-то паршивый сон, слышит чей-то голос, но не разбирает слова. Ему хочется ответить, и он даже чувствует, как двигаются его губы. Нажимая большим пальцем на нижнюю губу блондина, Карл заставляет его приоткрыть рот, и тот просыпается. Он медленно открывает глаза и смотрит на склонившегося Хайзенберга. Тот что-то говорит ему, строго, но не громко, и вскоре он чувствует вкус воды. Небольшая струйка стекает ему по подбородку, когда он отворачивает голову, потому что больше не может или не хочет. Карл промокает ее влажной тряпкой и протирает ей же шею, плечи и грудь. Он всё ещё что-то говорит, иногда Итану даже кажется, что тот ругается, но сейчас понять это слишком тяжело.