Умножая

Первая весна Супруги Волосовы принципиально не посещали школьные родительские собрания младших детей, оставляя это на старших. И пока старшим в семье был Алешка, Ромку такой порядок вещей вполне устраивал. Если учителя жаловались на его поведение или успеваемость - а обыкновенно они жаловались и на то, и на другое - брат никогда не рассказывал об этом отцу, и Ромка таким образом спасался от ремня, который в их семье ходил по спинам сыновей вплоть до старших классов. Но потом Алешка женился и переехал, и старшим остался он, а это было уже не так удобно. С Нинкой постоянно возникали какие-то проблемы, но доносить на сестру Ромка не хотел. Ремень ей, конечно, не грозил, а вот заточение под домашний арест с изъятием всей косметики - очень даже. Последнее для девушки было особенно болезненной карой, и, став свидетелем ее истерики по этому поводу однажды, Ромка никогда больше не желал видеть подобное. Поэтому он старался улаживать все вопросы, связанные с успеваемостью и поведением Нинки, на стадии формирования. Они формировались как снежный ком! Вообще, в семье Волосовых дети становились послушными только перед ремнем отца. Подумав об этом, Ромка усмехнулся и бросил веселый взгляд на сестру, прихорашивающуюся перед зеркалом в окружении таких же смелых и ветреных девчонок. По рукам ходили тюбики вызывающе-яркой помады; блеск для губ, тени, тушь и разноцветные карандаши передавались от одной модницы к другой, и весь этот набор шел в дело, на глазах увлеченного процессом парня превращая лица выпускниц в некое подобие ритуальных масок. - Нин, а не отвалится? - негромко поинтересовался Ромка, склонившись к сестре, когда та накрасила губы сначала одним карандашом, потом помадой, потом обвела по контуру другим карандашом и снова полезла в косметичку за другой помадой. Его взгляд искрился смехом, и Нинка, смутившись замечанием брата, зло толкнула его в плечо. - Не понимаешь - не лезь! - огрызнулась она. Ромка отступил и прислонился к подоконнику, с ленивым любопытством продолжая наблюдать за школьницами, все так же старательно уродующими себя. - Что у тебя с химией? - произнес он спустя некоторое время. Нинка недовольно хмыкнула, но ответила. С химией дело было очень плохо, тем более что прошлый урок они всем классом сорвали. - С чего вдруг? - равнодушно уточнил Ромка, взглядом следя за появившейся в фойе девушкой. На фоне блондированных и завитых, откровенно накрашенных сверстниц в мини она выглядела и старше, и милее в простой белой блузке и темной юбке чуть ниже колен, с аккуратно забранными в хвост русыми волосами, достающими ей почти до пояса. Примерная ученица, подумал Ромка с улыбкой, продолжая наблюдать за ней. Она была бы незаметна среди других, наверное, если бы только она не была такой красивой. Ромка мечтательно улыбнулся. У этой девушки было нежное, чистое лицо с прямыми, правильными чертами, и ее кожа казалась почти прозрачной, а на губы было вкусно даже смотреть. Она была высокой, стройной и грациозной. Да что там, она всем была хороша! Но, кроме всего, у нее были совершенно необыкновенные темно-серые глаза. И взгляд их был таким серьезным и сосредоточенным, что Ромка не мог не улыбаться. Но девушка прошла мимо, даже не заметив его, и вошла в раздевалку. - Это кто? - тронув сестру за плечо, спросил молодой человек, когда она вышла наружу с курткой в руках. Нинка удивленно подняла брови. - Оксанка Никольская, - ответила она и, вскинув на брата понимающий взгляд, добавила насмешливо: - Очень правильная девочка. - Это заметно, - откликнулся тот. - Это я к тому, чтоб ты к ней не подкатывал, - уточнила сестра серьезнее. - Я понял, - улыбнулся Ромка, направляясь к выходу следом за девушкой. - Домой идешь, нет? Нина нахмурилась. - Без тебя! - откликнулась она и стала, не спеша, убирать косметику, выжидая, пока брат выйдет из школы. Оксанка жила на соседней улице, и она всегда проходила дворами. Вот и сейчас она завернула за угол школы и бодро зашагала к дыре в заборе, покачивая сумкой на весу и мурлыча что-то себе под нос. Ромка скоро нагнал ее, и Нина нахмурилась еще сильнее, увидев в окне, как он заговорил с девушкой, а спустя минуту уже протянул руку к ее сумке. Оксанка, однако, осталась верна себе: сумку не дала, разговор закончила вежливой улыбкой и, отвернувшись от опешившего парня, исчезла за забором. Нина подавила смех, наблюдая за братом, оставшимся стоять во дворе в полной растерянности. А ведь она предупреждала. Оксанка Никольская перевелась к ним в школу в этом году. Она была не местная и, как выражалась Нина, очень хорошо не местная. Переехала, чтобы окончить школу и поступить в институт, и на этом были сосредоточены абсолютно все ее мысли. Она ни с кем не сближалась, даже не разговаривала больше, чем того требовала элементарная вежливость. Хотя все вокруг признавали, что она действительно очень вежлива и приятна в общении. Но к общению Оксана не стремилась. Она не гуляла, не развлекалась с девчонками и была далека от мысли завести парня. “Парень не собака, чтоб его заводить, - так она говорила и на все шутки одноклассниц по поводу мимолетности юности отвечала так же равнодушно и уверенно: - В свое время все будет”. И просто продолжала учиться. Учиться, и все. Однако, Ромка, похоже, серьезно запал на нее. Не день, и не два, и даже не одну неделю он появлялся в школьном дворе, у той самой дыры в заборе, дожидался Оксану - благо, ее расписание совпадало с Нининым - и шел рядом, сбоку заглядывая в серьезное и строгое лицо девушки и пытаясь вызвать ее на разговор. Она его не гнала, но и не привечала. И такое положение дел казалось молодому человеку хуже некуда. Она не шла рядом с ним, это он следовал за ней. И если в один из дней он не появлялся, для нее ничего не менялось. Во всяком случае, когда он слег с гриппом, сестра каждый день с садистским наслаждением рассказывала ему, что Оксана и сегодня была, как вчера, то есть до него ей нет никакого дела. Нина не радовалась этому. На самом деле, ей было обидно за брата. Но она была уверена, что Оксанка с ее “холодной кровью” счастливым Ромку точно не сделает. И уж лучше бы он забыл о ней поскорее. Спустя некоторое время и сам Ромка, должно быть, решил так, поскольку больше он не приходил к школе. Для Оксаны его исчезновение прошло незаметно, и образ милого разговорчивого парня превратился для нее в одно из приятных, но ничего не значащих воспоминаний. И хотя возвращаться домой в одиночестве теперь было немного грустно, но ни разу она не задумалась о том, почему это стало так. Начались подготовительные курсы, и все мысли девушки были заняты учебой. Отвлечься на что-то другое просто не получалось. Ей действительно важно было поступить. Ромка был занят на работе с утра до ночи. Он всегда был карьеристом в хорошем смысле слова, и коллеги поражались его рвению и предполагали всякое. Конечно, у этого парня далеко идущие планы, рассуждали они, подразумевая под этим машину, квартиру и собственный бизнес в будущем - никто не сомневался, что на отца Ромка долго не проработает. Но от его истинных целей, хотя они и включали все это, сплетники были бесконечно далеки. Каждый вечер, возвращаясь с работы, он видел Оксану на остановке. Должно быть, она посещала курсы, и занятия там заканчивались запоздно. Она стояла у самой кромки тротуара, задумчиво глядя в сгущающиеся сумерки серьезными и строгими серыми глазами. И иногда она едва заметно улыбалась. Это выглядело очень странно. В любом случае, Ромка намерен был начать подвозить ее домой на отцовском автомобиле по дороге в гараж. И все в этом году было для них отчаянно и нелепо, как это решение. Ромка боялся испугать Оксану своим настойчивым вниманием. Но она не испугалась и без колебаний села в машину, когда он впервые притормозил на остановке и предложил подвезти ее, тем более что вместе с ней туда сели еще две женщины, спешившие по ее маршруту и отчаявшиеся влезть в переполненные автобусы. Они даже за проезд заплатили. - Щедрые тетеньки, - пробормотал Ромка, комкая в кулаке банкноты, всунутые случайными пассажирками, и заключил весело: - Ну, и это тоже деньги! Оксана тихо рассмеялась, сбоку посмотрев ему в лицо. - И для кого-то даже неплохие деньги, - заметила она. Ромка улыбнулся в ответ. - Я думал, ты не сядешь, - произнес он, словно для себя самого. Девушка поежилась. - Холодно и спать охота, - пояснила она свой поступок. - И ты ведь брат Нины Волосовой? - Запомнила, - одними губами сказал Ромка, трогаясь с места. - А ты кто? - спросил он, спустя некоторое время. - Расскажи хоть немного, а то как-то… - он не закончил мысль, но Оксана, кажется, поняла. - Оксана Константиновна Никольская, шестнадцать лет, овен, - загадочно улыбаясь и нежась в кресле, начала она. - Учусь в десятом классе, буду поступать в институт. Поступлю, разумеется, - добавила она, подумав, - наверное, на заочку все-таки. - Почему не на очное? - кинув на нее удивленный взгляд, поинтересовался Ромка. - Ты же отличница? - Конечно, - подтвердила Оксана и, тихонько вздохнув, закрыла глаза. - Только работать на очном не получится. Ромка встревожился от этих слов. Он сам не знал, почему. - Родители? - спросил он. Оксана отвернулась к окну и, сжав замком окоченевшие пальцы, подышала на них. - Нету родителей. В тот вечер она больше ничего не рассказала. И лишь спустя месяцы, перед самым выпуском, Ромка узнал, наконец, всю ее историю. - Тетка есть, - рассказывала Оксана, следуя за ним по дорожкам городского парка, - здесь живет. Я уговорила ее забрать меня из интерната, чтобы здесь учиться, ну, и поступить, разумеется. Пока у нее живу. Поступлю и сразу съеду. Такой договор. Ромка задумчиво хмыкнул и обнял девушку за плечи. - А ей какая выгода? - Квартира, - откликнулась Оксана невозмутимо. - Я там прописана. Выпишусь - тетка ее продаст и домой вернется. - А ты где будешь жить? - Где-нибудь. Она сказала это и смолкла, и Ромка, повинуясь болезненному желанию защищать ее, сжал озябшие пальцы девушки в ладонях. - Оксанка, поступай на очное, - произнес он тихо. - А насчет квартиры не волнуйся - я оплачу, - девушка дернулась, но он не отпустил ее. - Я сказал: оплачу, - повторил он твердо. - Я не подразумевал ничего, кроме этого. Оксана кивнула. Их споры никогда не длились подолгу. Их ссоры можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но какие это были ссоры! Ромка очень скоро убедился в ошибочности Нининого мнения о температуре крови Оксаны. У нее была очень горячая кровь. Очень. Впервые он понял это зимой. После очередного школьного собрания он дожидался Оксану у зеркала и, пока та одевалась, болтал с подружками сестры. Они просто болтали, как всегда, и юные девы, как всегда, льнули к нему и заигрывали, на нем пробуя свои женские чары. Ромка шутил с ними, про себя посмеиваясь над их неуклюжестью, но что поделать, девочки - это девочки, и он не хотел разочаровывать их. На ком-то ведь им надо оттачивать мастерство флирта, а ему точно не грозит попасть в их сети, ведь у него есть Оксанка. - Ром, а ты Оксану сегодня провожать не пойдешь? - донесся до молодого человека голос сестры, и, встретив его изумленный взгляд, Нина добавила насмешливо, кивая вслед девушке: - А то иди уже. Стройный силуэт на мгновение мелькнул в проеме двери, и та захлопнулась за девушкой, которая мгновение назад молча, словно чужая, прошла мимо него, а он даже не заметил этого, занятый болтовней с десятиклассницами. Только теперь Ромка опомнился. Оксана ушла без него! Без него! Прошла мимо, словно она его и не знает! Ромка выбежал на крыльцо, но успел увидеть только, как белоснежный шарф исчез за углом школы. Догнал он Оксану только во дворах, и еще долго она делала вид, что не слышит его. Устав и чувствуя жуткую обиду на нее за это безразличие, Ромка схватил девушку за локоть и попытался развернуть к себе лицом. Но та сбросила его руку так резко и отвернулась вновь так быстро! И она сказала: - Не ходи за мной. Ромка выпучил глаза от неожиданности. - Что? Что значит “не ходи”? - возмущенно воскликнул он, пытаясь остановить девушку, но та вырвалась. - Оксанка! Стой! - Не ходи за мной! - повторила она дрогнувшим голосом, ускоряя шаг, но убежать от Ромки ей не удалось. Преградив девушке дорогу, он схватил ее за плечи и заставил посмотреть на себя. И вот теперь ему стало немного понятнее ее поведение. Лицо Оксаны пылало от злости и стыда, на глаза ей наворачивались крупные слезы, и тушь не текла с ресниц только потому, что ее на них не было. - Пусти, - понурив голову, чтобы скрыть от Ромки свое лицо, произнесла она, - пусти, мне домой пора, иначе заругают. Она кусала губы, чтобы не разрыдаться, и казалась такой беззащитной и трогательной, что Ромка не удержался и прижал ее к груди. - Оксанка, какая же ты глупая! - рассмеялся он, целуя ее заснеженные волосы. - Пусти меня, - повторила Оксана требовательно, пытаясь вырваться, но Ромка только сильнее сжал ее в объятиях. - Глупая, у меня ведь есть ты, - прошептал он ласково. - Да не трогай ты меня! - прорыдала Оксана уже в голос и, словно став в разы сильнее, вырвалась из его рук и пустилась наутек. Дверь подъезда захлопнулась перед самым Ромкиным носом, и оттуда послышались торопливые шаги и приглушенные рыдания. Ромка послонялся во дворе, надеясь, что Оксана одумается и спустится к нему, но белоснежная шторка в окне второго этажа даже не колыхнулась за это время, и молодой человек, расстроенный, вернулся домой. - Приревновала она тебя, - констатировала Нина, выслушав его горестную исповедь назавтра поутру. Ромка сердито нахмурился. - Было бы к кому. - К кому всегда есть, - с видом знатока заметила Нина, пододвигая брату тарелку с подгоревшей яичницей. - Кушай, не отравишься. Но я не думала, что Оксанка такая ревнивая, - ухмыльнулась она. Ромка пробормотал что-то нечленораздельное и неодобрительное, и девушка рассмеялась, он действительно выглядел смешно, когда так переживал. - Не волнуйся, сегодня же помиритесь, - уверенно заявила она. - Оксанка ночь - день подумает и поймет, что была неправа. А вот трогать ее не надо было. Это, знаешь, как когда плакать хочется, а тебя по головке гладить начинают? Еще больше плакать хочется от этого. Ромка отодвинул пустую тарелку и поднял на сестру мрачный взгляд. - А она так уж распереживалась! - бросил он раздраженно. - Отвратно готовишь. - Я думаю, да, - согласилась Нина, принимаясь за мытье посуды. - Но Оксанка серьезная девочка, она приревновала, но сдержалась, решила обдумать все еще раз на холодную голову. Вот почему она хотела уйти без тебя, кстати. А тут ты со своими объятиями, весь настрой ей сбил, - девушка лукаво улыбнулась и добавила равнодушно: - Будь благодарен и за это. Ромка усмехнулся и, поцеловав сестру в висок, вышел в прихожую. Ему хотелось только одного: помириться с Оксаной как можно скорее, но впереди был еще целый день, и раньше одиннадцати часов вечера он не мог ее увидеть. Вторая весна Оставив машину во дворе дома, Ромка быстро взбежал по прогнившим ступеням на второй этаж и нажал кнопку звонка. Он звонил до тех пор, пока Альбина Михайловна, занятая стиркой в противоположном конце коридора, не услышала его и открыла, наконец, дверь. Увидев на пороге широко и нагло, как, впрочем, и всегда, улыбающегося молодого человека, женщина вздохнула и, отряхнув пену с рук, отступила назад, приглашая его внутрь. - Чего всполошился? - недовольно произнесла она, запирая покосившуюся от времени дверь. Ромка помог выровнять ее, и женщина бросила на него недоуменный, но от этого не менее сердитый взгляд. - Спит твоя ненаглядная. Сессию закрыла и спит, отсыпается, морочная. - С чего это вдруг она морочная? - усмехнулся Ромка, проходя следом за хозяйкой по коридору, и, остановившись у двери Оксаны, за которой послышалось торопливое движение, добавил шепотом, сквозь щель пытаясь разглядеть то, что происходит в комнате: - Досрочно закрылась, умница! - А то нет! - усмехнулась Альбина Михайловна более дружелюбно. Ей вообще-то нравилась эта девушка и по-человечески было ее жаль. Оксанке Никольской не слишком сладко жилось на свете. Не считая, разве что, вот этого. Альбина Михайловна бросила на Ромку насмешливый взгляд и вернулась в ванную комнату. А тот остался стоять у двери Оксаны, подпирая ее широкими плечами и недовольно хмурясь, разглядывая плесень на потолке. Ну, Оксанка не могла, конечно, выбрать квартиру получше, думал он с раздражением, вот ведь упрямая. Через несколько минут Оксана выглянула наружу. - С Днем рождения, моя хорошая! - ввалившись в комнату и обняв девушку за шею, промурчал Ромка и, отстранившись, окинул взглядом всю ее с головы до ног. - Паспорт! - Чего? - откликнулась Оксана растерянно. Ромка улыбнулся и поцеловал ее в губы. Осторожно, нежно. Его не оставляло ощущение, будто он может нечаянно сломать ее. Вздохнув, девушка ответила на поцелуй. Покорно, словно у нее и выбора не было. Странная. - Какая же ты странная, Оксанка, - прошептал Ромка, продолжая покрывать легкими поцелуями драгоценное лицо. - Очень странная. Ладно, давай сюда паспорт и на выход. Оксана отстранилась и удивленно посмотрела на него. - А паспорт-то зачем? - пробормотала она, доставая пачку документов из-за зеркала и протягивая Ромке аккуратно обернутую книжку. - Куда мы идем? - В ЗАГС, - ответил тот, пытаясь вытянуть паспорт у нее из рук. Оксана помедлила, изумленно и растерянно глядя в его глаза, но взгляд Ромки был прямым и решительным, и она разжала пальцы. - Хорошо, идем. И все в их жизни в тот год было таким же простым и неизбежным, как это решение. Неизбежны были проблемы с жильем, но их Ромка решил относительно быстро. Крохотная комнатка в ветхой коммуналке была немногим лучше той, что снимала Оксана у Альбины Михайловны, но там, во всяком случае, большую часть года была горячая вода, а это уже много значило. Остальное молодоженов не очень волновало. И хотя житейских проблем появилось немало, вместе они справлялись со всеми. Оксана, как оказалось, совершенно не умела готовить. То есть, готовить она умела, но не лучше Нины: пригоревшая яичница и гречневая каша, картофельное пюре и макароны без ничего были ее фирменными блюдами, с остальным возникали нелепейшие для восемнадцатилетней девушки затруднения. Впрочем, цены на продукты росли так быстро, а зарплата Ромки оставалась настолько стабильной, что с самого начала молодожены вынуждены были жестко ограничивать себя в расходах, и что-то кроме вышеперечисленных блюд редко появлялось на их столе. Мясо в доме Волосовых на протяжении девяносто четвертого года появлялось два раза, и оба они были памятны Ромке. В первый раз он учил Оксану готовить. У него с готовкой всегда было гладко, и даже из простейших ингредиентов Ромка умудрялся сотворить нечто съедобное и, более того, аппетитное и вкусное. Наверное, это заложено в генах, так он считал. Но научить жену готовить было все-таки необходимо, вот он и учил. Она очень внимательно следила за ним, слушала и запоминала старательно, как на лекции, и это было так мило, что Ромка много раз отвлекался, чтобы горячими поцелуями вознаградить ее за усердие. В следующий раз он только принес мясо и наказал жене приготовить его завтра на ужин. Это был очень забавный ужин. Едва переступив порог квартиры и даже не успев удивиться тому, что жена не встречает его, Ромка расслышал странные звуки, доносящиеся с общей кухни, и поспешил на них, чтобы посмотреть, что там произошло. Соседки толпились в дверях, вздыхая и вполголоса коря чью-то криворукость, и за их голосами Ромка различил знакомый до боли плач. Извиняясь и здороваясь, он протиснулся в кухню и остановился напротив жены. Пеняли на бесхозяйственность, должно быть, именно ей, потому что Оксана сидела на табурете с ногами, обняв колени и уткнувшись в них зареванным лицом, и тихонько икала; на столе рядом с ней лежала крышка, а из сковороды, с которой она, судя по всему, недавно была снята, доносился характерный запах. Заметив появление Ромки, одна из соседок начала, было, сетовать на бесполезность таких вот молодых девчонок, которым только бы замуж поскорее, но, наткнувшись на непроницаемый взгляд синих глаз, смолкла и поспешила покинуть кухню. А за ней вышли и остальные, кроме тех, кто действительно был занят готовкой, а не пересудами. Ромка опустился на корточки у ног жены и попытался заглянуть ей в лицо. - Оксанка, - позвал он негромко, - ну, хватит плакать. Что случилось? Протяжно всхлипнув, Оксана подняла голову от колен. Из глаз ее неукротимым потоком лились слезы. - Ромка, я все сожгла! - прохлюпала она, даже не обращая внимания на снисходительную улыбку мужа, которая в иной ситуации, конечно, вызвала бы горячий протест в ее душе. Но сейчас Оксана была в отчаянии, и ей было не до протестов. - Все, все испортила, - всхлипывала она, пытаясь и не в силах подавить икоту. - Мясо такое дорогое, а я… Ромка вздохнул и, ласково коснувшись ладонью ее встрепанных волос, поднялся на ноги. - Нашла из-за чего переживать, - тихо произнес он, и, заглянув в сковороду, едва сдержал удивленный свист. Соседка по плите заметила это, и они заговорчески улыбнулись друг другу. - Ладно, не хнычь, - продолжил Ромка, когда возмущенная его беспечностью Оксана закончила перечислять цены на мясо по городу в порядке возрастания, - маркетолог. Есть это можно, - он ткнул обугленный кусок вилкой и весело усмехнулся. - Живое еще. Иди умойся. Сейчас дожарю, и будем ужинать. Вздрогнув от неожиданности, Ромка быстро обернулся на звук рыданий. - Как? Ну, как? - проикала Оксана безутешно, комкая прихватку в руках. - Как я умудрилась его сжечь, но не дожарить? Соседка по плите оставила свой суп и, давясь смехом, на ощупь выбралась из кухни. Проводив ее взглядом, Ромка подумал еще, что это, наверное, самая адекватная их соседка. Неизбежны были проблемы с родителями. Не такую пару прочили своему сыну супруги Волосовы. Алексей выбирал жен не намного осмотрительнее, но его браки, во всяком случае, хоть что-то принесли семье. А Ромка подобрал чуть ли не на улице эту детдомовскую девчонку, с которой никакой прибыли делу быть, разумеется, не могло. Но дерзкий сын и не думал о семейном деле. Он собирался открыть свой бизнес, и, кажется, Нинка, эта мелкая, полностью поддерживала брата. - Ну, что ж, - рассуждала Светлана Юрьевна задумчиво, недобрым взглядом скользя по лицу невестки, когда они с сыном впервые вместе посетили отеческий дом, - во всяком случае, один плюс в этом есть. Армия тебе теперь точно не грозит. Оксана густо покраснела и опустила в пол потемневшие глаза, но ничего не сказала. Сергей Викторович едва заметно усмехнулся, оценив выдержку этой совсем еще девочки. А вот у Ромки выдержка никуда не годилась, всегда так было, подумал он, вздрогнув от возмущенного крика сына. - Мать! - воскликнул Ромка, бухнув фарфоровой чашечкой по столику, и, вздохнув, добавил виновато, следя за разливающейся по нему лужицей: - Знал бы, что так будет, вообще не привел бы тебя сюда. - Ром, все хорошо, - тихо произнесла Оксана, накрыв ладонью его кулак, но Ромка перехватил ее руку и, поднявшись на ноги, увлек жену к выходу. - Пойдем. Светлана Юрьевна побледнела от гнева. Она не ожидала, что несколько шпилек в адрес этой девчонки закончатся для нее ссорой с сыном. Да и что она сказала такого ужасного, в самом деле? И разве этот брак не “по залету”? - Куда это ты собрался?! - вспылила она и, не обращая внимания на увещевания мужа, продолжила озлобленно, следуя за сыном: - То есть мне ей и слова не скажи? И что я сказала, вообще? Ну, было бы плохо, наверное, от армии откосить! Или ты такой сознательный, что двух лет жизни тебе не жалко? Или что? Она не беременна? Не беременна? - женщина перевела дыхание и добавила изумленно: - Тогда зачем ты вообще женился на ней? - Ром, не надо, - только успела прошептать Оксана, заметив, как потемнело лицо мужа. - Мать! Еще слово, и я сюда - ни ногой! - выкрикнул тот, резко обернувшись к разъяренной женщине, и, подтолкнув Оксану между лопаток, заставил ее перешагнуть порог. - Идем. Здесь нечего делать. Он ругался, спускаясь по лестнице, почти бегом перескакивая через ступени, на ходу наматывая шарф на шею, и ругался во дворе, пытаясь оправдаться перед Оксаной за невыносимый характер матери и все то, что ей пришлось выслушать в этот вечер. - Лучше бы я вас вообще не знакомил! - выпалил он, остановившись во дворе и, запутавшись в пальто, снова выругался вполголоса. Оксана тихонько вздохнула и, приблизившись к мужу, стала разматывать шарф, нелепо висящий у него на шее. Ей было жаль его. Она понимала, что сейчас Ромка чувствует себя безумно виноватым перед ней, хотя, на самом деле, он, конечно, ни в чем не виноват. Не его вина, что Светлана Юрьевна не рада такой невестке. Чему ей, в сущности, радоваться? Тому, что сын женился на нищей? Радости мало. Но со временем она привыкнет. Все наладится, когда они закончат учебу и встанут на ноги: купят квартиру, откроют свое дело. У них родятся дети. Все будет хорошо. Тогда и Светлана Юрьевна, и Сергей Викторович тоже порадуются за них. А сейчас они просто беспокоятся за него. Он ведь их сын - плоть и кровь. Конечно, они волнуются. - А теперь давай вернемся и извинимся, хорошо? - закончила Оксана свою речь. И Ромка, уже совсем успокоившийся, снова ощетинился, сердито глядя на жену. - Нет! Она же, если почувствует слабину, всю жизнь тебя давить будет! - возразил он. - Алешкиных жен, что первую, что вторую, загнобила. Пойдем домой. Он сжал руку Оксаны в ладони, но та не двинулась с места. - Рома, не будь таким, - произнесла она. - Ты должен понимать, что Светлана Юрьевна просто волнуется за тебя. - Ничего я ей не должен! - воскликнул Ромка, невольно отводя взгляд от суровых глаз жены. - Должен, - повторила Оксана твердо. - Она твоя мама. И она дала тебе все, что смогла. Будь благодарен за это. Бросив на жену опасливый взгляд, Ромка увидел, что на ресницах у нее повисли крупные слезы, и, не выдержав, порывисто обнял ее, едва не задушив в объятиях. - Оксанка, ну почему ты такая хорошая? - прошептал он, целуя ее сладкие волосы. - Я рядом с тобой всегда плохой! - Ты пойдешь извиняться? - шмыгнула та. И Ромка широко улыбнулся, осчастливленный этим мгновением. Он сам не знал, почему. - Хорошо, пойдем. Но если она опять начнет, не проси меня об этом снова, - согласился он. Дверь открыл отец, и он очень странно улыбался, глядя на Оксану в этот раз. Мать сидела в кресле, театрально утирая вымученные слезы и показательно отворачиваясь от сына. Но Ромка отлично знал, что, стоит только ему отвести взгляд, как она перестает хныкать и внимательно наблюдает за ним, пытаясь понять то, что отец, похоже, уже понял. Извинения она приняла, а потом в течение часа, если не больше, читала Оксане лекцию о том, как важно уважать родителей. Но слова ее проповеди, в отличие от недавно сказанных самой Оксаной слов, звучали лживо и нисколько не трогали Ромку, и он подозревал, что Оксана тоже пропускает их мимо ушей. Она иначе смотрела на это, ведь у нее никогда и не было родителей, которых можно уважать. - Хорошо хоть одумался, - закончила Светлана Юрьевна свою речь. - Мать - это мать! Оксана согласно кивнула. Посмотрев на нее, Ромка печально вздохнул и тоже кивнул. И отец, сжалившись, должно быть, над сыном, выставил на столик перед ним бутылку вина и заметил, будто между прочим: - А я так и сказал, что Оксана его уговорит. Оксана, будешь? - Нет, спасибо, я не пью, - откликнулась та смущенно, укоряюще глядя на хохочущего мужа. Неизбежным было и то, что Ромка по окончании института попал в армию. Он понимал, что со своим богатырским здоровьем не сумеет откосить, и даже не очень переживал по этому поводу до тех пор, пока не женился. Но теперь все изменилось, и, дожидаясь призыва, молодой человек горестно вздыхал, размышляя о том, как справится без него Оксана. Цены ежедневно возрастали, зарплата на тех местах, куда Оксану соглашались принять на неполный день, была нищенской. А кроме того нужно было оплачивать комнату, и учеба отнимала уйму времени и сил. И теперь, вспоминая слова матери, Ромка даже сожалел иногда, что не додумался откосить. У них ведь было почти три года. Но он не желал прикасаться к своей Оксанке до свадьбы, а после, в конце концов, он всегда думал о ней. Ведь о какой учебе могла идти речь, будь у них сейчас дети? Да и растить детей при такой дороговизне им двоим было не под силу. Оксана выслушивала сетования мужа с улыбкой. Она не боялась ни роста цен, ни безработицы, и учеба не обременяла ее, пусть даже не все шло гладко. О детях она думала, и, разумеется, она хотела детей, но в будущем, когда они смогут дать своим детям все. Быть родителем - это большая ответственность, вот что она внушала мужу, отваривая макароны, которые на протяжении полугода были главным блюдом в их семейном меню. - Может, ты пока к родителям переедешь? - предложил Ромка, исподлобья наблюдая за ней. - Нинка тебя матери в обиду не даст. Да и отцу ты, вроде, нравишься. - Сергей Викторович веселый, - улыбнулась та. - Но ты зря так о Светлане Юрьевне. Она меня не обижает. - Ага, знаем, - хмуро откликнулся Ромка. - Но уж если все так светло и радужно, то, может, переедешь? А я вернусь, снова комнату снимем. Оксана отрицательно покачала головой. - Нет. Я тут останусь, - ответила она, - беречь наше гнездышко до твоего возвращения! И хотя она улыбалась, говоря это, но серые глаза смотрели на Ромку твердо и решительно. И тот понял, что уговаривать Оксану бесполезно. - На кого тебя оставляю! - вздохнул он обреченно, заглатывая пустые макароны. Он даже не мог оставить жене денег, потому что инфляция сожрала все их сбережения! Оксана села рядом на табурет и прислонилась виском к его плечу. - Не волнуйся, Ром, со мной все будет хорошо, - произнесла она тихо. - Ты, главное, возвращайся скорее. Ромка выронил вилку и прижал ее голову к своей. Ничего у них путем не получалось! Меньше года в браке и уже первая разлука. - Если понадобится помощь, всегда рассчитывай на Нинку, - прерывающимся от волнения голосом прошептал он. - Не знаю, как родители, но эта мелкая поможет. Оксана тихо рассмеялась, и ее влажные ресницы коснулись щеки Ромки, когда женщина закрыла глаза. - Ром, мы ведь с ней почти ровесницы, - сказала она. Ромка усмехнулся. - Это “почти” дорогого стоит. Я люблю тебя, Оксанка, - начал он. - И я тебя, - вздохнула та, но Ромка приложил палец к ее губам, заставив замолчать. - Я люблю тебя, и поэтому, пожалуйста, позаботься о себе, ладно? - закончил он свою мысль. - Хорошо ешь, не перетруждайся. Если будет тяжело, попроси помощи родителей. Переступи уж через свою гордость ради меня, - он обернулся к жене и прямо посмотрел ей в глаза. - И дождись меня, ладно? Оксана зло сжала губы, и ее темные глаза вспыхнули гневом, но она ничего не возразила. Кивнула в знак согласия и вышла из кухни. И два дня не разговаривала с мужем. Пятая весна Ромке шел двадцать девятый год, когда он открыл свое первое ЧП. Отец пренебрежительно называл его контору “шарашкиной”, но молодого человека это не слишком задевало. Отец тоже начинал не с загребания лопатой груд золота. И хотя, конечно, бизнес был более чем сомнительный, особенно, что касалось уплаты налогов, да и местные “трясли” контору часто и основательно, но она кое-как держалась на плаву, и Ромка был доволен одним этим. Оксана окончила институт с отличием и на удивление быстро нашла работу по специальности, хотя зарплата ее, конечно, была ниже возможной. Но на это Ромка жене никогда не пенял, в конце концов, это он должен был обеспечивать семью. Готовить она так и не научилась, и Светлана Юрьевна не упускала случая вспомнить об этом. Но самообладание не изменяло Оксане, и она отвечала свекрови с неизменной вежливостью, которая в данном случае была хуже дерзости, и со временем Ромка тоже научился игнорировать выпады матери в сторону жены. Тем более что любой разговор со свекровью Оксана умудрялась свести к обзору экономических новостей, и в такие моменты Светлана Юрьевна, так и не сумевшая понять характер невестки и всякий раз терявшаяся перед ее невозмутимым спокойствием, выглядела крайне потешно. Сергей Викторович улыбался, наблюдая за женщинами, и с удовлетворением замечал, что воля у Оксаны железная. Нина дома почти не появлялась. Она устроилась в бухгалтерию одного из загнивающих в рыночных условиях НИИ, и родители были очень недовольны дочерью. От честолюбивой и предприимчивой Нинки они ожидали большего, но упрямица не пожелала уволиться даже когда отец подыскал ей намного более перспективное место. “Я отлично вижу перспективу!” - заявила она, и на этом споры были закончены. В том же году Нина впервые привела домой к брату своего коллегу, а может быть, и больше, Влада Коврова. Он оказался веселым и непосредственным молодым человеком и супругам Волосовым понравился сразу. Оксана пекла блинчики, мужчины пели под гитару, и в тот день ни слова не было сказано о делах. Шестая весна В конторе вот уже который месяц дела шли из рук вон плохо. Каждый новый день преподносил Ромке новые разочарования, и мысли молодого человека были заняты только тем, как решить нарастающие со скоростью снежной лавины проблемы и не угодить под суд, поскольку бухгалтерия ЧП Волосов Р. С. могла заинтересовать только прокуратуру. Тяжелыми гирями на нем висели долги за аренду и займы, которые Ромка был не в состоянии оплатить. Но и в такой ситуации он отвергал предложения отца заняться семейным делом. - Алешка бестолочь, - сетовал Сергей Викторович сыну за рюмкой водки. - Никакого от него толка. А вот ты бы сумел. Уж если ты эту шарашкину контору не угробил за целый год, то точно сумел бы! - усмехнулся он. - Да и Оксану к себе взял бы, чтобы всегда на глазах была. Я, конечно, ничего такого не говорю, она у тебя правильная, но баба есть баба, ее нужно в узде держать. Ромка вскинул на отца мутные от выпитого алкоголя глаза и усмехнулся. - Это кобылу нужно в узде держать, - возразил он, - а Оксанка у меня умница. Вообще, смени пластинку! Этим ты меня точно не уговоришь. - А чем я тебя уговорю? - неожиданно горько произнес Сергей Викторович, отодвигая стакан. Время было позднее, и в конторе они остались вдвоем. - Развалит Алешка дело. Ну, помоги отцу раз в жизни. Впрягись хоть на год-два, пока поднимемся. А я долги твои по налогам выплачу, а то ведь засадят - мне тоже радости мало. - Вот да, об этом ты подумай! - рассмеялся Ромка и добавил непринужденно, исподлобья посмотрев на отца: - Если так рассуждать, то, может, ты мне просто так денег ссудишь, а? Ну, пока еще не засадили. - Да пошел ты! - раздосадовано бросил Сергей Викторович и, встав из-за стола, направился к выходу. - Пойдем, хоть домой тебя доведу. А то Оксана рассердится. - Нет, Оксанка на меня вообще не сердится, - возразил сын с пьяной улыбкой. - Да уж да, - пробормотал Сергей Викторович себе под нос. - Говорят ведь, что дуракам везет. Ромка только рассмеялся в ответ. Ему больше ничего не оставалось, как только смеяться, глядя на то, как дело отца, дело брата, его собственное дело вязнет в болоте долгов. В конце концов, он был экономистом и понимал, что этот год не принесет им всем ничего, кроме разорения. Так оно и вышло. В августе грянул дефолт. Оксана даже не обратила внимания на рухнувший в один день курс рубля и взлетевшие выше некуда цены, и ей было откровенно наплевать на банковский или какой-то еще кризис. За неделю до августовских событий прокуратура начала расследование по делу частного предпринимателя Романа Сергеевича Волосова, и шансов выпутаться у Ромки, по мнению друзей и знакомых, в этот раз не было никаких. Его бизнес действительно был темным и основывался, говоря попросту, на спекуляциях. Он рисковал, и он прокололся. Теперь офис фирмы обыскивали вежливые люди в серых костюмах, выискивая и находя в бумагах бухгалтерии прямые и косвенные свидетельства вины предпринимателя и пророча тому немалый срок, если только он не сумеет договориться “по-хорошему”. И Ромка даже был не против договориться, но у него действительно не было свободных денег. Все было вложено в оборот и, стоит ли уточнять, все обесценилось впятеро. А люди в сером утверждали, что Ромка совершил экономическое преступление, и они были очень серьезны в своем намерении покарать его. - Следователь говорит, что если я ему в среду не заплачу, он Ромку по полной закатает, - рассказывала Оксана, запивая чаем свою непрерывную икоту и исподлобья глядя на свекра заплаканными до синяков глазами. - Сергей Викторович, помогите, мы все вернем. Сергей Викторович тяжело вздохнул. Вот и настал тот день, когда самообладание изменило Оксане, и замолчала ее гордость, подумал он, бросив взгляд на сникшую за последние дни жену. Но та даже не пыталась укорить невестку. Общее горе их примирило. Но неужели для мира между ними нужно было именно горе, господи-боже?! - Алешка в Москву подался, - произнес мужчина после продолжительного молчания. - Детей у нас оставил. Оксана промолчала, не зная, как отвечать на эту новость. О том, что старший брат Ромки связался с опасными людьми, она уже знала от Нины, и им обеим было даже спокойнее от того, что он покинул город. Но сказать так его родителям она, разумеется, не могла. - Оно и лучше, - вздохнул Сергей Викторович, поняв, что невестка не собирается отвечать, и, поднявшись на ноги, прошелся вдоль комнаты. - Если даже прикончат его в этих разборках, туда и дорога, а дети тут не при чем, - жена разрыдалась в голос, и, посмотрев в ее почерневшее лицо, мужчина ощутил вину за свои слова, но ничем этого не выдал. - Собирай вещи, Оксана, - продолжил он, - к нам пока переедете. Нечего деньги на квартиру тратить, когда их и так нет. И давай мне телефон этого следователя, кто он там. Оксана протянула ему истрепанную бумажку с фамилией и телефоном следователя, и Сергей Викторович печально вздохнул, заметив, как сильно трясутся ее руки. - Езжай за вещами, - повторил он свой приказ и вышел из комнаты. Некоторое время Оксана стояла неподвижно, глядя на стену перед собой, а Светлана Юрьевна, тихо всхлипывая, следила за ней испытующим взглядом, а потом она упала на диван, и обе женщины отчаянно разрыдались. Их плач разбудил детей, которые спали в соседней комнате, но, как те ни рвались в зал, Нина не позволила им выйти. - Спите, всполошные! - сердито приказала она. - Вас еще не хватало! Через три дня дело в отношении ЧП Волосов Р. С. было прекращено. Само ЧП Ромка вскоре закрыл и устроился в фирму отца, которую август одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года тоже не обошел стороной. Сергей Викторович извлек из оборота все возможные средства ради освобождения сына и этим поставил предприятие, которому отдал без малого десять лет жизни, на грань гибели. В течение недели он сократил всех работников офиса и шоферов, были отменены последние закупки, приостановлено выполнение текущих заказов, сотрудничество, за неимением лучших вариантов, еще в течение года практически полностью велось на условиях бартера. Тем, кто остался в штате на тот момент, нечем было выплачивать зарплату, кроме того же бартера. Денег в обороте фирмы практически не было. И в этих условиях младшим Волосовым и Оксане, потерявшей свое место маркетолога, предстояло поднять предприятие буквально из пепла. Два следующих года прошли для них в угаре непрекращающихся проблем. Тем не менее, фирма восстановила работу и вновь заняла свое место на рынке. И понемногу суета стихла, а у Нины высвободилось, наконец, время оглядеться вокруг в поисках новых перспектив. Разработки Влада Коврова казались женщине очень перспективными. Алексей Волосов не остался в Москве и нигде не был замечен в противоправной деятельности, но до родителей доходили слухи о его связи с криминалитетом, и Светлана Юрьевна плакала с утра до вечера в тот день, когда он приехал, чтобы забрать к себе детей. Они с женой так и не развелись за прошедшие годы и теперь сошлись снова, еще более безответственные и безнравственные, чем раньше, и отдавать им Сережу и Милу Светлана Юрьевна боялась и не желала. Тем не менее, она не имела права задержать их, и дети отправились со своим отцом. Ромка следил за автомобилем брата тоскливым взглядом до тех пор, пока он вовсе не затерялся среди потока машин. Алешка был беспутным, бестолковым - еще более беспутным и бестолковым, чем он, - однако две жены родили ему двух прекрасных детей, и Ромка безумно завидовал брату и мечтал, чтобы однажды у них с Оксаной родилась дочка, такая же хорошенькая и веселая, как Мила. Это было единственным, чего ему не хватало в жизни в его девятую весну, но у них с Оксанкой, хотя они не предохранялись уже больше полугода, почему-то не получалось зачать ребенка. Впрочем, они ждали долго и могли подождать еще немного, размышлял Ромка, с нежной улыбкой глядя на значительно похорошевшую за последние годы жену. Все еще будет. А пока неплохо было бы разобраться с ремонтом для начала. Девятая весна Квартира супругов Волосовых была ничем не примечательна. Самая обыкновенная двушка в самом обыкновенном пятиэтажном доме, даже не в центре, которую нужно было ремонтировать и ремонтировать, чтобы привести в божеский вид после прежних жильцов. Но Оксану это совершенно не смущало. Да и правду сказать, это было единственное жилье, которое они могли купить в свою девятую весну вместе. - Не переживай ты так, Ром, - рассуждала она, по осколкам штукатурки проходя в ободранный зал и увлекая за собой растерянного мужа. - Это лучше, чем покупать с ремонтом. На ремонте мы сэкономить можем, да и вообще, мы теперь все, что угодно, сами можем здесь сделать. Своя собственность! - широко раскинув руки, провозгласила она с радостной улыбкой. - Наконец, своя собственная! Ну? Встретившись глазами с женой, Ромка невольно улыбнулся ее энтузиазму. Он в будущем видел только массу проблем, связанных с ремонтом, но у Оксаны была какая-то непостижимая способность находить во всем плюсы. - Ты оптимистка по жизни, Оксанка, - произнес он, обнимая жену. - Тебя даже ремонт радует. - Что в этом удивительного? - откликнулась та. - Все сделаю, как сама захочу! Ромка закопался лицом в ее волосы и приглушенно рассмеялся. - Оксанка, да здесь ремонта - на годы! - А у нас будет не на годы! - возразила та быстро. - Все, хватит ныть! Это теперь наш дом! - и, оттолкнув мужа, она указала ему на кривой табурет. - Садись! Ромка подчинился. Положив свою сумочку мужу на колени, Оксана присела рядом на корточки и, развернув пакет, который она принесла с собой, вытащила из него пару тапок. Взгляд Ромки выразил удивление. Он знал, что просто так Оксана ничего не делает - для нее каждое простейшее действие в быту становилось своеобразным ритуалом, - поэтому он с интересом следил за тем, как жена снимает с его ног туфли, обувает тапочки. А выбившиеся из прически волнистые прядки сладких волос трепетали на ее обнаженной шее, поблескивая золотом на свету, и Ромка из последних сил побарывал желание обнять ее. Наконец, Оксана поднялась на ноги и, вытряхнув из пакета на пол еще одну пару тапок, быстро переобулась сама. - Все! - провозгласила она с таким видом, будто сделала сейчас нечто сугубо важное. - Мы в тапочках - мы дома! Ромка долго смотрел в сияющее счастьем лицо жены блестящими от восторга глазами, потом вскочил на ноги и прижал ее к груди, едва не задушив при этом. - Я люблю тебя, Оксанка! - прошептал он прерывисто. И Оксана ответила, как ответила она когда-то на его первое признание, покорным вздохом: - Ага. Конечно, она тоже хотела квартиру и лучше, и больше, но Оксана рассуждала просто: когда появятся дети, у них с Ромкой будет уже достаточно денег, чтобы купить большую квартиру, а пока, вдвоем, им и двушки хватит. Десятая весна Весна. Ослепительное солнце скользит лучами по сияющим чистотой окнам. Ветер с улицы, врываясь в открытую дверь балкона, листает страницы книги, забытой хозяином на столике в углу комнаты, где стены с обеих сторон увешаны замысловатыми лесенками полок с его любимыми книгами. На стенах, на полках множество фотографии дорогих людей, подоконники уставлены цветами, на подушке дивана лежит рукоделие хозяйки. Телевизор, такой неуместный в этой комнате, молчит, и его не сразу замечаешь за всеми этими милыми, трогательными мелочами. Все в этой комнате такое, что будто шепчет “Люблю!”. Оксана вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь. Свою двадцать седьмую весну она встречала восхитительной женщиной, приобретшей опыт зрелости и не растерявшей запал юности. Она научилась краситься, но никогда не злоупотребляла косметикой, да и Ромка не любил, когда на ее лице было что-то. Целовать невкусно - так он говорил. Прислонившись спиной к дверному косяку, Оксана выронила портфель и сумочку из рук и медленно, одну за другой, вытянула из благоухающих волос шпильки. Волосы рассыпались по ее плечам волнами золота. Это был не ее цвет, но почему-то она рано стала седеть, и пришлось начать окрашивать их. Вздохнув, Оксана взлохматила взмокшие волосы - на улице было прохладно, но она вспотела почему-то, и она догадывалась, почему, - и закрыла глаза, низко опустив голову. Потом встрепенулась, будто вспомнив что-то, и, сбросив с ног туфли, босиком прошла в зал. Остановилась в дверях и медленно оглядела его. Все здесь - каждая мелочь, каждое украшение, все до единого цветы и фото, и даже сам этот бесконечный ремонт, которому, казалось, не суждено было закончиться никогда, - было делом ее рук. Она с любовью обустраивала их с Ромкой дом, не переставая мечтать о том дне, когда они покинут его. Когда появятся дети. Судорожно сглотнув, женщина, словно пьяная, шатнулась в сторону дивана и повалилась на него, давясь отчаянными рыданиями. Никогда у них с Ромкой не будет детей! Она давно заподозрила неладное и сразу предложила Ромке пройти обследование, но тот заупрямился. Он понимал, что в отсутствии детей жена винит себя, и что бы ни было причиной, он не желал ничего знать, если это знание причинит ей боль. Но он вынужден был сдаться ее напору, когда допросы матери стали уже совсем невыносимыми. Они не меньше ранили Оксану, а ведь обследование оставляло надежду на то, что виновник их бездетности - он сам. С этим Ромка мог бы жить, и он думал, что Оксане тоже стало бы легче, если это так. Поэтому он согласился. И вот теперь ей выдали в центре эту бумагу, в которой черным по белому написано: Ромка может иметь детей с кем угодно, но только не с ней. С ней - никогда. Войдя в квартиру, Ромка едва не упал, споткнувшись о сумку жены, и тотчас же встревожился: за Оксаной не водилось привычки швырять вещи, где попало. И ее тапочки - мужчина бросил быстрый взгляд на обувницу - стояли на месте, а туфли просто валялись у входа, как и портфель с документами. Ромка нахмурился. О чем она думала, бросив его здесь? Но секундное раздражение уступило место тревоге: Оксана не кидается документацией фирмы. Из зала доносился плач жены, и он казался Ромке не таким, как всегда. Никогда раньше, даже на свидании в СИЗО, Оксана не плакала так горько. Поставив на место ее туфли и портфель, мужчина поднял с пола сумочку. Она была открыта, и наружу торчал угол измятого листа. Вытянув его, Ромка разгладил бумагу, про себя отметив, что комкала этот документ Оксана долго и остервенело. Он сразу узнал печать областного центра. Вердикт врачей был окончателен. Вздохнув, Ромка вошел в зал и сел на диван рядом с женой. - Оксана, - позвал он тихо, не решаясь притронуться к ней. Она была так безутешна! - Оксана, не плачь, пожалуйста, - произнес он моляще. - Это ведь не самое страшное. Знаешь, если ты хочешь детей, то ведь всегда можно усыновить. - Да не смогу я любить чужого! - резко выпрямившись, выкрикнула Оксана в лицо опешившему мужу. - Ты пойми, любить, - она замолчала, подавляя икоту, - любить же надо, а не просто так. Я не смогу. Ромка, давай разведемся. Глаза Ромки расширились от ужаса. Он не понимал, каким образом Оксана пришла к этому заключению. - Оксанка, ты что? - прошептал он. - Ты успокойся. Ты чушь несешь. Он сказал первое, что пришло в голову, и это прозвучало до того нелепо, что Оксана долго еще смеялась, размазывая слезы по лицу. - Да ты пойми, что я бесплодная, - произнесла она, наконец, - я никогда не рожу для тебя, - она выдохнула, успокаиваясь, и продолжила более ровным голосом: - Ромка, пока не поздно, давай разведемся. Ты же захочешь потом детей, ты ненавидеть меня будешь. Она хотела сказать еще что-то, но вопль мужа заглушил ее слова. - Ты дура?! - выкрикнул Ромка обозленно, и он действительно смотрел на жену с ненавистью в это мгновение. Оксана опустила взгляд, но муж сжал ее щеки руками и заставил снова посмотреть на себя. - На меня смотри! Оксанка! Слушай, говорю! - проорал он. - Мне с тобой больше ничего не надо! А если тебя со мной не будет, то нахрен мне надо что-нибудь без тебя?! Его синие глаза яростно сверкали, и их взгляд был таким злым, прямым и откровенным, как никогда. Оксана хватила ртом воздух в отчаянной попытке удержать слезы, но не сумела выдержать его и разрыдалась. - Прости меня, Ромка! - проревела она. Муж прижал ее голову к груди, словно пытаясь заглушить эти душераздирающие рыдания, и уткнулся мокрым от слез лицом в ее волосы. - Я люблю тебя, - просипел он, словно в ответ. - Мне нужна только ты. “Цветение”, 05 августа 2013 года - 10 августа 2013 года