Stay with us

Ты всегда наблюдала за его стройным покачиванием ладони у холста, внимательным, бесстрастным выражением лица, чуть хмурящиеся от фокусирования на рисунке брови слегка опускались, пока ты сидела возле него, созерцая его досуг. На Драконий Хребет ты сопровождала его не потому, чтобы помочь в исследованиях, а чтобы составить компанию. Он много изучал, много рисовал, а ты неизменно просила его нарисовать тебя — была согласна хоть часами сидеть без движения, лишь бы он вдохновился тобой, словно музой. Но Альбедо неизменно отказывал. Тебе всегда была интересна причина — он ее не давал. Что-то серьезное, задумчивое было в выражении его голубоватых глаз с примесью бирюзы, он будто бы хранил некую мысль, но не мог вот так вот просто рассказать. Ты не настаивала. Альбедо в своем искусстве неизбежно стремился запечатлеть даже все самое обыденное — он не считал себя гением, но ты, следя за тем, как рука художника скользит, замирая, как губы застывают, а он ничего из этого не замечает, понимала одну важную вещь. Альбедо — это и есть искусство. О, знала бы ты только, насколько близка к правде! В тот день шел снег — в тот самый обыденный день, когда ты снова приходила к его лагерю посидеть рядом, понаблюдать за ним. Альбедо любил, когда ты приходила. Он уже давно понимал, что взаимоотношения с людьми — это невероятно сложная вещь, и стоит перестать поддерживать контакт, как эта линия станет все тоньше, пока не порвется полностью, оставив после себя только пепел и горечь разлуки. Но с тобой все было иначе. С тобой ему было комфортно молчать. Не нужно было говорить, чтобы понимать друг друга — вы могли чувствовать атмосферу между вами двумя. Это было важнее для него тысячи сказанных слов. Он наслаждался временем с тобой — он вообще редко мог чем-то наслаждаться. С малышкой Кли он наслаждался шумом и громом жизни. С тобой — ее спокойствием и идиллией. — Здравствуй, ты пришла, — говорит он, и ты чувствуешь в его голосе будто бы повышенную толику радости. — Как твой эксперимент? — ты была действительно заинтересована в его деятельности. Всё, что он создавал, всё, над чем он работал, ты впитывала со своей ненавязчивой любознательностью, потому что искренне восхищалась им, ценила его труд. — Продвигается, — мягко говорил он, сжимая в руке кисть. На холсте был незаконченный набросок белоснежной лисицы. Он убрал его. — Постой, а как же финальный вариа... — Сегодня я хочу нарисовать тебя. Ты замираешь — он действительно это сказал? Нарисовать тебя — впервые за столько времени, но почему именно сейчас, что мешало ему сделать это ранее, ведь ты просила столько раз..? — Ты не хотел делать это раньше. Альбедо неожиданно кротко усмехнулся. — Я передумал. В его каменном лице, пока он выводил твои черты, мелькало что-то необычное, он был еще молчаливее, чем раньше. Казалось, это всё работа его отвлекала, но то, с какой он внезапной резкостью и пылкостью касался кистью холста, тебя почему-то настораживало. Привыкшая наблюдать за ним столько времени, ты мгновенно вычислила: он работает не как обычно. Сейчас Альбедо словно торопился, спешил закончить, доделать начатое, бросал на тебя взгляд, долгий и изучающий. Когда в какой-то момент в нем проскользнула тоска, ты не выдержала, вставая со своего места. — Что происходит? — этот вопрос, разрывающий тишину, казалось, заставил его встрепенуться. Он молча посмотрел на тебя и — снова на рисунок. — Вернись, пожалуйста, на место. Я еще не закончил. — Но ты ведешь себя стра... — Я сказал тебе вернуться на место. Оглушенная, ты чувствуешь, как все импульсы покидают твое тело. Как его резкие, властные слова расползаются легкой дрожью, ты ведь впервые слышишь от него нечто подобное. Он смотрит на тебя уже иначе: ни капли расслабленности и безмятежности, только цепляющийся за тебя взгляд, в нем неприкрытое, отчаянное желание, чтобы ты его послушалась. — Т/И, встань за моей спиной, — новый, тихий и надежный голос ты слышишь за своей спиной. У входа в лагерь, серьезный и неулыбчивый... стоял Альбедо. Еще один. Что-то внутри тебя привычно возросло при этом голосе — вернее, нет, голоса их были одинаковы, но этот Альбедо звучал иначе, привычными тонами и его интонация — мягкая, успокаивающая — точно принадлежала тому Альбедо, которого ты знала давно. Тебя не обмануть. Ты послушно отходишь, пока с любопытством решаешься понаблюдать за диалогом двух Альбедо, желая узнать, в чем же дело. Алхимик подходит к стоящему у холста, бросает взгляд на незаконченное полотно... И пронзает самозванца острием своего меча, заставляя того резкий испустить вздох, падая на колени. Альбедо, который... «твой» Альбедо выглядит безучастным, но ты замечаешь, как он со вздохом прикрывает глаза. Оглядев лежащее на земле тело своего двойника, он разрезает мечом полотно, уничтожая рисунок. — Но... Альбедо! — ты имеешь право возмущаться, ведь так хотелось все-таки увидеть, каков процесс работы. Альбедо обернулся к тебе. Приблизился. — Тебе действительно не стоит беспокоиться об этом рисунке, — говорит он медленно и спокойно. Его голос действовал успокаивающе всегда. Он рассуждал. Очень искусно, очень глубоко. — Его создал не я, а лишь тот, кто выдавал себя за меня. Хотел заменить меня. Он пытался чужую жизнь присвоить себе, перенять чужие хобби, навыки, даже любовь людей... Но тебя ему обмануть не удалось. Я... впечатлён. Он поджимает губы, и теперь в его голосе слышится отчетливое беспокойство. — Я волновался, что ты поверишь, но в то же время надеялся, что... — он замолкает, словно стараясь подобрать слова, которые обычно так легко ему даются. — Нельзя заменить кого-то. Жизнь дана для того, чтобы владеть ею самому, уметь распоряжаться собственными чувствами и эмоциями, наслаждаться временем с родными и быть в гармонии со своими мыслями. То, что ты смогла отличить настоящего меня от фальшивого... Говорит о многом. Он берет твое запястье, и рука его скользит по твоей коже в осторожном, тягуче-нежном движении, будто через прикосновение Альбедо хочет передать тебе свой спектр чувств и ощущений. Глядя на него, ты действительно... чувствуешь, как тебе близок тот, кто всегда оставался рассудительным и решительным, но ценил тебя, пускай никогда вслух об этом и не говорил. — Спасибо. И его благодарность звучит все равно что признанием, от которого внутри тебя все поднимается, будто плавная волна. Смесь эмоций обхватывает тебя, накрывая с головой, ты не можешь удержаться и лишь крепко прижимаешься к его груди, заставая его врасплох — он поднимает руки, удивленно взглянув на тебя, но, распознав быстро твой стремительный порыв, прижимает в ответ, кладя мягкую ладонь в перчатке на твою макушку. Легкое поглаживание успокаивает, а сам он понимает, что это отнюдь не то же самое, что и с Кли. Ты для него — не просто близкий человек вроде сестры. Прах идет к праху, пепел к пеплу. Ты для него — практически весь земной мир. — Я не рисовал тебя не потому, что не хотел, — в легкой задумчивости и овеянный чувствами, произносит он. — Я просто понимал, что даже с моим талантом рисунок лишь покажет твои идеальные, нетронутые изъянами черты лица и фигуры. Но портрет все равно останется неживым, не сможет видеть и чувствовать, не будет обладать душой. Я хочу, чтобы твоего портрета не было лишь по той причине, что я всегда буду ценить то, что ты существуешь рядом. Буду ценить, зная, что не имею права тебя потерять — ведь иначе у меня не будет ничего. Даже самого крохотного наброска. Ты едва улыбаешься, внимательно его слушая. Чувства и мысли Альбедо впервые открываются тебе в столь новом, невообразимом свете. Ты действительно ощущаешь, что он нуждается в тебе больше, чем в ком-либо еще. Пускай эта короткая минута продлится вечность — он никогда не отпустит тебя больше.