Survival

Тэхен не может поверить своим ушам. Непринужденная прогулка до аконитовых полей недалеко от болот, искрящаяся улыбка папы, разговоры о сожалении и волнении, куча извинений за безучастное прошлое, разговоры о будущем, мечты о новой квартире, которую Джин присматривает рядом с тэхеновым университетом. Промелькнуло даже предложение вернуться в Пекин, ведь там сейчас большие проблемы с экологией, и после выпуска Тэхена — человека знающего как минимум два языка: китайский и корейский, и как максимум может что-то лялякать по-английски, — будут переманивать с руками и ногами из компании в компанию. Но Тэхен на это ничего не говорит, погружаясь в размышления, в голове мелькает разворот его личной истории, главным героем которой стал один великолепный не совсем человек, он просто-напросто не сможет от него отказаться, потому что судьба не зря столкнула их лбами. Так было предрешено? Природа не делает осечек, как бы ни хотелось в это верить. И их с Чоном встреча настолько правильная, что Тэхен не может сдержать улыбку, это не ускользает от внимания папы, который до сих пор ждет ответа, и улыбается явно не перспективе вернуться в другую страну. Джин прекрасно видит, что сын не здесь, должно быть на озере с тем фермером-волком, который теперь является врагом номер один. Он не просто так позвал Тэхена выйти на эти цветущие фиолетовые поля. Попытаться убедить сына в том, что ему не место среди лесов, стараясь ненавязчиво перекинуть интерес в другую стезю — его цель, но та отнюдь не истинная. Время, Джин оттягивает время перед неизбежным. Когда они вернутся через полчаса обратно в лагерь, Тэхен снова его возненавидит, но в этот раз намного сильнее и в процессе может даже отказаться иметь какое-либо общее дело. Но джинова правда в том, что он хочет сделать все ради безопасности не только своего сына, но и всех близживущих людей. Он хочет, чтобы все могли жить спокойно, не страшась тьмы лесной чащи в ожидании, что в любой момент на них выпрыгнет чудовище и, поддавшись инстинктам кровожадного хищника, загрызет насмерть за какие-то жалкие пару мгновений. Он все еще не простил смерть своего единственного в жизни любимого человека, метка которого до сих пор горит огнем на его шее. Осторожно касаясь ее холодными от волнения пальцами, Джин следит за собирающим фиолетовые мелкие цветочки сыном. Уголки губ подрагивают в нерешительности, он не черствый на чувства, просто не показывает их, воздвигнув вокруг себя ментальную защиту из бетонных стен скорби и мести. Он умеет улыбаться на людях, но это лишь лицемерие, маска, чтобы не выдать тугую и сжимающую боль внутри, он так прикрывает свое холодное, замершее сердце, которое бьется только ради Тэхена и его светлого будущего. — Прости меня, — одними губами произносит, чтобы никто не услышал, но посыл явно долетит через вселенную до адресата, — Я делаю это ради твоей безопасности и на благо всего остального человечества. Тэхен отрывается от своего занятия, с полными руками цветов — они так прекрасно гармонируют с ним, что Джин не может не улыбнуться, младший искренне улыбается в ответ, смахивая со лба несуществующий пот и наигранно демонстрируя степень своей усталости. Актерище, думает Джин, подзывая Тэхена к себе, чтобы вернуться обратно. Он предчувствует реакцию сына, от этого еще больнее в груди, но пока может насладиться этой лучезарностью, он не упустит такой шанс. Возможно, это последний раз, когда они вообще разговаривают, когда смотрят друг на друга без горечи и слез на глазах, когда держатся за руки, что, несомненно, выбивает из старшего весь воздух от неожиданности. Он где-то глубоко внутри жалеет о своем решении, но разум твердит об обратном. Сейчас нет места для сомнений, если сомневается директор, то в опасности будет вся компания, да и весь чертов мир со своей таинственной загадочностью. Джин отсчитывает секунды до прихода в лагерь, каждый новый шаг делать все тяжелее, потому что Тэхен буквально парит над землей, напевая знакомую мелодию под нос. До конца этого счастья и воодушевления остается несколько мгновений. Три. — Тэ, давай сделаем селфи? Где твой телефон? — младший останавливается, поудобнее перехватывая аконитовый букет, шарит по карманам, извлекая вещичку и настраивая камеру, — Дай мне, а ты держи нормально свои цветы. Он кивает, Джин забирает телефон, вытягивая руку в сторону закатного солнца и вглядывается в камеру. Тэхен широко улыбается, жмется ближе, старший изображает на лице счастье, щелкает кадров десять с разными рожицами, а на последнем чмокает сына в щеку, запечатлев и этот момент. Тэхен удивляется, но тянется обнять отца. — Мне этого всю жизнь не хватало, пап, — бурчит он на ухо. — Прости меня, — в который раз за этот вечер, но сейчас он уже не за детство извиняется, а за следующие свои действия, потому отстраняется. Два. Телефон убирается во внутренний карман рабочей жилетки Робигуса под пристальный взгляд непонимающего сына. Джин поджимает губы, берет Тэхена за руку, но уже крепче. Младший никак не реагирует, просто не знает о чем думать, послушно ступает несколько метров за старшим, а потом в голове возникает вопрос: его спалили за переписку, в которую он был погружен целый день? Тэхен тормозит, Джин оборачивается на него, пытаясь по лицу прочитать из-за чего завис, но он сам себя раскрывает. — Ты забрал его из-за того, что я целый день в него залипал? — и поэтому тоже, но Джин ничего не отвечает, — Прости, я ничего не фоткал и никуда ничего не выкладывал. Тут даже интернет не ловит, пап! — и это обращение заставляет Джина напрячься, — Я знаю, что это коммерческая тайна, что любое фото автоматически ставит нас в опасность, папа. Верни, пожалуйста, телефон, я правда… Джин вздыхает, прикрывая глаза и поднимая голову вверх. Говорит, что вернет, но позже, когда Богом перепрошьет его и удалит всевозможные отслеживающие программы, как делал это с телефонами каждого сотрудника в Робигус. Тэхен больше не брыкается, принимает как данность, все равно там нет ничего компрометирующего, кроме как переписки с дикой душой, но ту он предусмотрительно подчистил и заблочил паролем. Так что переживать нечего. Один. Тэхен не может поверить своим глазам. Его сносит волной паники. Вся безмятежность исчезает, будто ее и не было вовсе, цветы валятся на сухую, покрытую мхом землю, вместе со здравым мышлением и пониманием какого хрена здесь сейчас происходит. Он замирает шокированной статуей, Джин руку не отпускает, но дает время принять увиденное. Робигус готовится, весь их оружейный арсенал напоказ. Охотники начищают свои автоматы, перебирают патроны, звякая металлом, а главное — молча. Каждый увлечен своим делом, будто настоящие профессионалы, каждый сосредоточен до предела. И здесь не только сотрудники компании, а еще и множество незнакомых людей в военной экипировке. Младший отмирает, когда Джин дергает его на себя, утягивая в сторону грузовика, Тэхен безвольной куклой идет за ним, слова и вопросы поперек горла встают. Адреналин разрывает сосуды и сердце изнутри, температура тела резко подскакивает до предельных отметок, кожа покрывается липким потом страха. Тэхен отказывается принимать увиденное, он надеется, что это не то, о чем сразу же подумал его мозг. Он отдёргивает руку у самого грузовика, пятясь назад и наблюдая за нечитаемым взглядом папы, который не реагирует на попытку уйти, спокойно и уверено наблюдая, пока младший не встречается спиной с массивным телом Богома, который сразу же сгребает его в тиски крепких рук и не дает вырваться. — Что вы собираетесь делать? — голос срывается на каждом слоге, слезы накатывают пеленой на глаза, но он усердно старается их подавить. Неужели это и был план Джина — пойти в кровавую луну с охотой на волков, серьезно? Он на самом деле читал легенды или для общего развития по вертикали взглядом пробежался, чтобы поставить пометку о прочтении? Неужели они настолько безрассудны, что готовы пойти на такое? Тэхен ловит себя на мысли, что в равной степени переживает и за людей, и за волков. — Это опасно, сегодня кровавое полнолуние, пап. Вспомни легенды… Вы не должны покидать территорию лагеря! — пытается давить на страх, но Джин уже все решил. В полнолуние оборотни наиболее уязвимы и поглощены своими инстинктами, пусть сильны, но военная мощь Робигуса может потягаться даже с такой силой. — Тэ, я должен выполнить свой долг, никто не будет больше страдать, — он подходит ближе, краем глаза видит как морщится Богом, при каждой попытке Тэхена вырваться. — Ты будешь в безопасности, люди будут в безопасности. — Ты хочешь истребить невинных! — вырывается бесконтрольно, — Они не причиняют никому вреда! — Джин кривит губы в подобии улыбки, скрещивая руки на груди. — Ты многого не знаешь, сынок… — Знаю! Я все прекрасно знаю! Они безобидны! — Они кровожадные хищники, убившие твоего отца, — Тэхен мотает головой, слезы вовсю текут по щекам, падая на сухую, как папин голос, землю. — Ты гребешь под одну гребенку всех, даже не разобравшись! — Зато ты разобрался, я смотрю… покувыркался с одним и думаешь, что все оборотни ангелы во плоти? — слова вылетают резко, жестоко и бездумно, от чего Тэхен замирает в чужом захвате, прекращая попытки освободиться. Джин мысленно бьет себя по голове. — Что? — все мысли из головы моментально испаряются. Джин не должен был этого говорить, он не должен об этом знать. Старший никак не реагирует, смотря аккурат в зареванные глаза, подбирает дальнейшие реплики с особой тщательностью, — Что ты сейчас сказал? — Джин кивает Богому, чтобы тот завел Тэхена в грузовик, а тот с удвоенной силой начинает брыкаться в чужих руках, кричит на весь лес, но на это никто не обращает внимание, охотники все так же увлеченно продолжают заниматься своим делом, — Нет-нет… отпусти… нет! Они этого не заслуживают, они как мы, в них больше человечности, чем в нас! — Не ори! Ты все равно ничего не сможешь изменить, — строго парирует старший. — Вы друг друга поубиваете! — Пусть попробует потягаться со мной. Тэхен падает на жестяной холодный пол грузовика, врезаясь плечом в ножку стола, подавляет вскрик, а потом слышит, как скрипят петли и с шумом закрываются тяжелые двери, перекрывая путь наружу. Он подскакивает, долбит ладонями, но на него внимание уже не обращают. Дверь закрыта на замок снаружи, а в щели видны едва различимые отдаляющиеся силуэты. Тэхен падает на колени, придерживаясь за стены его личной тюрьмы, слезы новой волной льются наружу, он уже не сдерживается, единственное средство связи нагло забрали, и теперь даже предупредить нет возможности. Снаружи доносятся громкие приказы Джина, который инструктирует команду о плане действия, Тэхен замолкает, зачем-то прислушиваясь, хотя это ему мало поможет, он внутри темного грузовика, где единственный источник света это щель между дверями, стремительно теряющий свою силу из-за опускающейся на улицу тьмы. Он прикладывает ухо, улавливая комментарии об обязательном приеме блокаторов запаха, а после распределяет по территориям и делит на команды. Когда инструкции заканчиваются, Тэхен поднимается на ноги и на ощупь уходит вглубь. Он тут ни разу не был, но когда его запихивали, он точно видел стул и монитор ноутбука или компьютера где-то впереди у самой дальней стены. Бедро врезается в какой-то острый угол, спустя пару шагов он спотыкается и летит на выставленные вперед руки, приземляясь на клубки проводов. В таком положении и остается, доползая, как ему кажется, до крайней стены. Щупает пустоту перед собой, находит опору и поднимается, что-то сваливая на пол. На столе Тэхен натыкается на тяжеленный спутниковый ноутбук, шарит пальцами по кнопкам, пока экран не загорается, освещая комнату неприятным синим свечением, заставляющим поморщиться с непривычки. Окно для ввода пароля бросает его в стремительный ступор, он хочет уже психануть, снести тут все к хуям, но переводит взгляд на нижний левый угол, где призывающее красуется иконка гостя. Тэхен не знает, что собирается делать дальше, но жмет на нее, открывая абсолютно пустой рабочий стол, заходит в пуск, видит гугл в перечне установленных программ, надеется, что у агрегата есть доступ в интернет, иначе они в лес эту военную махину не притащили бы. А пока тот томительно загружается, глаза цепляет валяющийся на полу пистолет, который Джин Тэхену всучил перед поездкой на озеро, а тот его больше не тронул ни разу, вернув со всеми патронами в магазине. Его прошибает новой идеей, но та рушится, потому что магазин оказывается пуст, замок он прострелить не сможет, а так хотелось! И голову кому-нибудь, например Богому. — Блять, как же это все ужасно, — он зарывается лицом в ладони, истерически смеясь от безысходности и долгой загрузки браузера, пока не слышит эхо. — Хей! — проговаривает и снова слышит откуда-то странного рода звук, и кажется, что со стороны рядом стоящих полок. Отбрасывает пистолет на стол, поднимаясь и подходя ближе, экран ноутбука даже поворачивает, чтобы четче рассмотреть содержимое и поймать взглядом пару наушников. — Хей! Хей! — звук стал тише, но все равно попадает на слух. Он берет один из наушников, чтобы надеть, и останавливается, кося взгляд на значке загрузки и рядом лежащем пистолете. Его прошибает осознанием, и чтобы подтвердить догадку, он хватает пистолет, считает до трех, замирая в немом шоке. Браузер загружается, как и тэхенов мозг. Он не чувствует ничего, кроме предательства собственного родителя. Джин за ним следил и подслушивал через жучок на пистолете, который с первого раза Тэхен даже не заметил, но сейчас и в полумраке отчетливо видит этот незамысловатый, полностью сливающийся с металическим корпусом механизм. Как много услышал Джин с того вечера, стоит лишь догадываться. Пистолет вместе с наушником летят в стену, создавая оглушающий шум, омега обмякает на стуле, его голова пуста, он понятия не имеет, что делать дальше и как предупредить об опасности. На часах уже десять вечера, шум снаружи стих, волки по-любому тоже вовсю готовятся. Он гуглит какой-нибудь мессенджер, онлайн программу для связи или что-нибудь похожее, потому что цифры номера Чонгука выучил наизусть, ночью разбуди — озвучит на духу. После томительной пятиминутной загрузки в первой строке поисковой системы красуется розово-фиолетовая иконка. Он неуверенно жмет на нее, подсознание шепчет что-то, он ему поддается, видит кучу уведомлений о новых подписках, заходит туда и молится найти нужного подписчика. — Белый волк? — курсор наезжает на любопытный профиль, в строке описания знакомое имя, — Пак Чимин… Брат Чонгука? — он мотает еле загружающиеся фотографии лесистой местности, озер, реки, закатов и яркой полной луны, пока случайно не натыкается на знакомый силуэт. Заходит в истории, которые прогружаются по-бесячему тормозно, но последняя была опубликована пять минут назад, где парень демонстрирует грустное выражение лица и подпись «Прошел год и я снова один» — это вселяет надежду. Тэхен заходит в личные сообщения, радуясь, что они открыты, строчит быстро, отправляя. Scenerykim: Я надеюсь, что по адресу. Ситуация ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ! ОПАСНОСТЬ! Робигус идет с ПОЛНЫМ БОЕВЫМ АРСЕНАЛОМ по ваши души, я не мог предупредить раньше. Вместо ответа практически сразу приходит видео звонок. Он принимает, но сомневается в том, что картинка будет четкая, а звук чистый. — Тэх…н… это ты? — прерывисто слышно, но не видно нифига. — Связь пло… хая… — Да, — приходится повышать голос, потому что его просят говорить громче и четче, — Я заперт, а они ушли минут двадцать назад. — Ты заперт? — блять, дайте сил не сорваться на этот ужасный интернет, поэтому все негодование он вкладывает в «да», — Ты знаешь, куда… ид… ут? — Я не смогу правильно объяснить, связь плохая! — он не много услышал из инструкций, но самое основное, что может спасти жизни обеих сторон он точно сможет передать. Ему бы выбраться, или хотя бы прямо передать, если Чимин все-таки сюда рванет, как пытался предложить. Чимин просит дать ему десять минут, звонок сбрасывается, являя взору фотографию темного силуэта в лучах заходящего за горизонт солнца. На коже плеч едва видны обрывки черных татуировок, Тэхен сразу узнал, ему хочется сделать много таких фотографий, нарисовать этот прекрасный сильный образ с натуры и, как выразился тогда Чонгук в сообщениях, «повесить в рамочку», чтобы любоваться. Скупая слеза катится одинокой каплей по щеке, падая на металлический стол, он шмыгает носом, пытаясь успокоиться. Винить себя за неосмотрительность — это неправильно. Да, жутко обидно и горько, что кто-то может пострадать, но его умело обманули, за ним тайком следили. Он не мог это предугадать, он никогда в жизни с таким не сталкивался! Он не понимает Джина. Если папа что-то узнал о них, то почему пошел войной? Почему не дал шанс быть услышанным? Он до сих пор настолько злится, что не видит и не хочет чувствовать ничего, кроме крови на своих руках? А как же то счастье, о котором они разговаривали буквально час назад? Его собственное удовлетворение местью выше чувств сына? Ему на Тэхена плевать, поэтому он заикнулся про Пекин? Мозг разрывает от неопределенности и висящих в воздухе вопросов. Минуты ощущаются вечностью, глаза уже устали наблюдать за еле плетущимися секундами, подгоняющими время к трем четвертям одиннадцатого. Время, которое попросил Чимин медленно утекает сквозь пальцы, а позже и вовсе идет в минус. — Опаздывает, либо не придет… — вслух размышляет омега, снова несдержанно всхлипывая. По его вине пострадал еще один? Скольких Джин уже успел убить, пока они подбираются с западных лесов к оленьим полям на севере? До туда не так долго, как может показаться на первый взгляд, тем более на вездеходах. Ким вздрагивает, когда слышит выстрел, и кажется, что пуля впечатывается куда-то в металлический корпус грузовика. После выстрела следуют странные смазанные звуки борьбы и крики злости. Тэхен подбегает к дверям, всматриваясь в темноту, но слышит лишь рычание, вопли, а после тишину. Он сглатывает, опуская голову вниз и припадает лбом к холодному металлу. Будет верить до последнего, но правду принять придется рано или поздно, а если Чонгук выживет после сегодняшней ночи, то и ему рассказать тоже придется о том, что… На середине мысленных терзаний его отбрасывает на спину с диким гудением в районе лба и в ушах. Он стонет от резко простреливающей все тело боли, чудом при падении не напарывается ни на что твердое и острое, потому что подняв тяжелую голову в полумраке видит возвышающуюся в жалких сантиметрах коробку с железными инструментами, торчащими в разные стороны. Слышится скрежет ржавых петель и голос, вырывающий из контузии:  — Эй, Тэхен! Вставай, помучаешься позже. — Чимин? — он пытается поймать картинку расфокусированным от резкого подъёма взглядом, но видит лишь обнаженный размытый силуэт блондина. — Чимин-Чимин. Эх, не так я хотел с тобой познакомиться! — «я тоже» остается неозвученным. Тэхена стаскивают на землю, хватают за щеки, хлопают своими маленькими горячими ладошками по коже, чтобы тот вернулся в реальность, — Эй, ну же! У нас мало времени! — Секунду, — он морщится, мотает головой, чувствуя, как боль от затылка переходит на виски, трет глаза, возвращая им фокус, а те улавливают валяющееся неподалеку тело в форме охраны Робигуса, — Ты его убил? — нисколько не удивленно, вообще спокойно, что даже самого Тэхена пугает. — Нет, вырубил. Короче, — Чимин прочищает горло, — У нас мало времени, куда они идут? — Они приняли блокаторы, взяли все оружие, что есть. Одна команда с директором поехала в сторону вашей деревни, а другая куда-то на север со стороны оленьих полей, — Чимин поджимает губы. В деревне никого сейчас нет, все волки отправились на землю медведей, так что опасности вроде как нет особо. Поэтому так и объясняет, но вот поля оленей заставляют напрячься — это уже граница с чужой территорией. — Мне надо бежать туда. — Может я в деревню поеду, чтобы вразумить Джина, а ты побежишь предупредить брата? — он кивает в сторону стоящего неподалёку джипа, — Я изучал карты, знаю куда ехать, — Чимин на секунду задумывается, а потом кивает. — Только я быстрее машины, так что поедешь верхом.

***

Таких красивых и изящных волков Тэхен даже на картинках не видел. Под пальцами шерсть Чимина мягче шелка, а в глазах рябит от блеска россыпи бриллиантов в свете полной луны. Он хоть и меньше Чонгука, но силы в нем столько, что Тэхен на каждом прыжке поражается, сколько метров они пролетают в воздухе, да и бежит он быстро и ровно. Ким даже не чувствует дискомфорта в голове, который испытывал, когда едва ли передвигался на своих двоих. Они так и решили: Чимин сбрасывает Тэхена у ворот, подает сигнал об опасности в деревне и спешит перехватить брата, чтобы он остался на медвежьих землях, пока люди, не найдя ничего, поспешат смыться обратно в нору, из которой выползли. Чонгука и половину стаи надо будет увезти подальше от деревни и границы с медведями. И они оба искренне надеются, что препятствия в лесу и медлительность вездеходов дадут им фору хотя бы в несколько минут, чтобы успеть прибыть к местам назначения раньше отрядов. План не идеальный, но попытаться стоит. Минуя очередное поле, в сумраке Тэхен различает виноград, а это значит, что они совсем близко. Чимин воет у ворот в деревню, предупреждая остальных не высовываться из подвалов, и не успевает ничего сделать, как Ким спрыгивает на ходу, добегая до массивной железной калитки и лишь оборачивается мимолетно, чтобы удостовериться в отсутствии белого волка и зайти на ограниченную со всех сторон территорию деревни, которую видел только на распечатанных спутниковых картах. Вокруг ни души, ни в одном из многочисленных маленьких домиков не горит свет в окнах, уличные фонари тоже выключены, единственный источник освещения — это постепенно краснеющая Луна на безоблачном звездном небе. Он идет в центральную часть, оглядываясь по сторонам, в затылке уже не так сильно ломит, адреналин, кипящий в крови, работает круче любого болеутоляющего. Руки непроизвольно трясутся от страха. Тэхен не знает, что сказать отцу, который вот-вот нагрянет в этот безобидный волчий уголок и не увидит никого, кроме своего сына до боли сжимающего рукава клетчатой рубашки и нервно кусающего нижнюю губу. Проходит минут пять, как со стороны темного леса едва доносится гул двигателей, сразу же затихая. Тэхен крупно дрожит, останавливаясь на месте и вслушиваясь в полнейшую тишину, гадает, откуда они зайдут, а позже слышит треск сухих ветвей и оборачивается влево, где кромка леса ближе всего соприкасается с высоким зубчатым забором и растет несколько лиственных садовых деревьев у самого первого дома. Он сглатывает, вслушиваясь в копошение за оградой, и поднимает руки вверх, замечая едва уловимый блеск шлемов с фонариками. Сейчас он думает о том, чтобы в него не выстрелили, он должен сидеть в грузовике, а не стоять с поднятыми руками и наблюдать за попытками умелых охотников Робигуса перелезть забор. Оказывается на мушке, как только первый альфа тяжело приземляется на ноги и приказывает ему не двигаться. — Я Ким Тэхен, — кричит и, кажется, срывает голос, — Не стреляйте! К нему на встречу делают несколько шагов, останавливаясь в пяти метрах, все еще целясь красным лазером в грудь. Таких лазеров оказывается больше, когда перед ним выстраивается полукруг сосредоточенных на любом подозрительном движении альф. Джин спрыгивает последним, не понимая в чем загвоздка, Тэхен глазами выискивает Богома, но того нет, значит ушел на границу. — Вы чего встали? — рявкает Джин, пробираясь с поднятым боевым оружием сквозь плотную стену отряда, — Был приказ! — Директор, тут ваш сын, — слышится из толпы. Джин расталкивает всех, оказываясь лицом к лицу с сыном, замирает, но оружие не опускает. Кивает и показывает руками какие-то только отряду понятные жесты, а те сразу разбегаются по сторонам, оставляя драму на двоих. — Отзови их, не убивай никого, — Тэхен ни на что не надеется, говоря это, но разорвать затянувшийся момент он должен, иначе так и будет стоять под прицелом. Джин опускает автомат, — Они не делают никому ничего плохого, пап. — Я не знаю, как ты выбрался, но находясь здесь, ты предаешь не только меня, но и своего отца. Твои слова ничего не изменят, это мой долг перед обществом в первую очередь. — Они тоже люди, тоже часть общества, живут в точно таких же деревнях, как и все мы, — Тэхен старается копировать спокойный тон старшего, но голос его подводит. — Тэхен, тебя отвезут обратно, тут опасно, — строго говорит Джин, оглядываясь вокруг и подзывая кого-то из отряда. — Убей меня тоже, раз ты так ненавидишь идею существования оборотней. Я связан с одним из них, без него я все равно сдохну. Просто сделай это раньше, ты же не отступишь, так? Просто нажми на курок, — Джин фыркает, мотая головой. — Не пори чушь, истинность никогда не была преградой. Даже истинные пары разводятся, — будто желчью плюется, — Твой Чонгук тебе не ровня, он мерзкое чудовище, кровожадное! — лицо Тэхена кривится в усмешке, он опускает затёкшие руки, упираясь в бока, уводит взгляд под ноги, думая: выплюнуть ли свой яд, стоит ли разжигать костер, стоит ли задевать единственного близкого человека своими мыслями? Стоит, иначе не вывести Джина из равновесия. — И почему же ты тогда до сих пор себе больше никого не нашел? — Тэхен делает несколько смелых шагов к старшему Киму, с каждым видит четче, как подрагивают чужие губы и напрягаются скулы, — Ты противоречишь сам себе, — он тянется рукой к горловине и резко раскрывает ее, вглядываясь в едва заметный шрам от метки, — Ты до сих пор его не отпустил, потому что он твой истинный, пап. Поэтому бездумно мстишь, хоть виновный давно гниет в земле, убитый тобой почти собственноручно. — Джин отшвыривает чужую руку, уводя глаза от пристального взгляда испытывающего его терпение сына. — Ты одержим, а это уже не лечится. Скольких ты убил? — риторический вопрос, Тэхен абсолютно точно знает ответ, — Твой список бесконечен! Джин больше ничего не говорит, вскидывая голову и смахивая слезу перчаткой, напрягается всем телом и разворачивается к Тэхену, который на секунду теряется от резкой смены эмоций. — Безобидные, говоришь? — улыбка превращается в животный оскал, слышно как в наушниках под шлемом кто-то передает сведения, — Только что на второй отряд напали и загрызли троих. Мы животные, говоришь? Их разорвали на части, а теперь бегут сюда сделать тоже самое с нами. — врет Джин, ни разу не жалея об этом. Богом ясно дал понять, что связь пропала с троими, но они оказались не более, чем вырубленными. Зато есть один подстреленный и истекающий кровью волк, сбежавший от них в сторону оленьих полей. В игре Джина все средства хороши, и выражение тэхенова лица тому доказательство. Поверил. Испугался. Разочаровался? Играет только на руку. — Нет, — едва слышно вылетает из рта, шок парализует все тело, в ушах поднимается звон, вой сирен, непринятие, отрицание, — Не может быть… — Ты меня не слушаешь, сын, но обратного пути нет. Последнее, что говорит старший и хватает сына за локоть, утягивая за собой в сторону забора, через который они пришли. Передает в руки двоих альф, чтобы те сопроводили его. Младший Ким не замечает, как оказывается на противоположной стороне, как его спешно инструктируют, где находятся вездеходы и как добраться до лагеря по спутнику, как толкают в руки пистолет и исчезают из поля зрения, скрываясь за забором. По наитию, на внутренних резервах, в почти бессознательном состоянии Тэхен проходит несколько метров, но звуки стрельбы, рычания и скулежа вырывают его обратно в реальность. Паника давит крупицы самообладания, Тэхену мерещится, что он в самом эпицентре борьбы, дышит поверхностно, отрывисто — не верит. Чимин должен был убедиться, что стая убежит далеко в лес, но они вернулись сюда. Что-то пошло не по плану, одному богу известно что, а еще Чимину и Чонгуку. — Чонгук… Тэхен слышит его глубокий вой, этот волчий голос ни с чем не спутать, он запомнился с первого раза, въелся в воспоминания основательно. Луна уже совсем красная, но сколько времени — неизвестно. В любом случае, они друг друга поубивают, если что-то не сделать. Но что? Он подбегает к вездеходам, без труда забираясь по грязным колесам, на руки и одежду плевать. Рыщет под сидениями, где должно храниться что-то покруче обычного пистолета. В первом успеха нет, но в другом находится рюкзак с дымовыми и осколочными гранатами. Нет, Тэхен не пойдет против своих, ему надо выиграть время, отвлечь бдительность, дезориентировать всех. Часы на приборной панели должны радовать, но тридцать минут — ничтожно мало для того, чтобы сделать все правильно. Еще нужно убедить волков сбежать, пока отряд будет приходить в себя от неожиданности. Закинув портфель на плечи, Тэхен отшвыривает ненужный пистолет на землю, спрыгивая с высоты массивных колес и мягко приземляясь на мох, со всех ног бежит к ограждению, хватаясь за необработанные края деревяшек и оставляя в ладонях десяток заноз. Плевать. Тэхену мерещилось, что он в самом эпицентре борьбы? Только оказавшись на краю военных действий он в полной мере осознает, что мозг рисовал не такие страшные картинки как то, что он видит сейчас в нескольких метрах вверх по самой большой улице. Волки нападают, уворачиваясь от стремительного наступления, их пытаются загнать в тупик, подстреливают лапы сплошной автоматной очередью, но оборотни в долгу не остаются, снося обидчиков своим весом и вдавливая массивными лапами в землю. Тэхен дергается, когда своими глазами видит поверженного пулей серого волка. Он падает навзничь, больше не поднимаясь. — Нет, нет! — собирается с мыслями, крутя головой в разные стороны. Одно его минутное или секундное замешательство и все умрут. Он находит взглядом лестницу на крышу сарая, соединенного с домом. Да, возможно когда-то он и боялся высоты, но сейчас, прикрывая уши от громкого шума, бежит к лестнице, держащуюся на честном слове. Шаткая, узкая, но Тэхен лезет, не оборачиваясь. Упадет, так так тому и быть, но он борется со своим страхом, когда ступает на шифер, скидывает одну лямку рюкзака, выуживая сразу две шашки и тормозит, снова. — А как… — в мутном свете красной Луны, он замечает надпись и стрелку, — Для тупых же написали как открывать! На ватных ногах не доходя до края крыши, бросает в самую гущу событий открытую гранату, образующую дымовую завесу. Вторая летит следом, но он уже целится в более открытое и уязвимое место. Третья. Четвертая. Вся дорога покрывается туманом, звуки стихают, видно лишь лазеры прицелов, но их предусмотрительно выключают один за другим. Тэхен старается дышать, но визг и скулёж выбивают из легких воздух вместе с попавшим в них дымом. Жмурясь, заставляет себя обернуться и приметить путь обратно, скатывается вниз, неудачно приземляясь на шифер сарая, что проваливается под его ногой и разрывает кожу голени. Короткий вскрик подавляется тяжелым мычанием, губы прокусывает до крови, пытаясь аккуратно извлечь ногу из дыры и на четвереньках доползти до лестницы, оставив после себя дорожку темной крови на сером фоне. Ладони горят из-за многочисленных заноз, Тэхен хватается за ступеньку, перенося здоровую ногу вниз, спрыгивает на нижнюю, собирая всю волю в кулак, но почти у самой земли промахивается мимо деревяшки и валится спиной на землю, теряя концентрацию от болезненных ощущений во всем чертовом слабом теле. Вокруг устроенный им туман не дает ничего увидеть дальше половины метра, рядом слышится хруст гальки, но сил повернуть голову нет. Тэхен зачем-то молится, чтобы смерть была быстрой, и чувствует, что его поднимают под плечи, запыхавшимся тихим голосом что-то говорят, будто сквозь толщу воды, омега не может разобрать ни слова. В нос ударяет знакомый запах, он с трудом оборачивается, видя перед собой потрепанное взволнованное лицо Чонгука, который держит указательный палец у губ и пытается поднять Тэхена на руки, пока слух к нему наконец-то не возвращается и он не слышит рев, но точно не волчий.

***

— Отец! — Юнги забегает в мастерскую, — Робигус напал на волков, — главарь никак не реагирует, кидая непроницаемый взгляд на взъерошенного парня и продолжая заниматься своими делами, — Мы должны вмешаться, они всех убьют. — Это их война! — Это наша война, они подстрелили Чимина, он едва ноги унес с крайних полей, чтобы предупредить. На нас отряд отправили, Робигус знает, что мы… — Блять! — он отшвыривает бумаги, обегая стол и выталкивая младшего наружу, — Собирай всех, Чимина в медпункт. — Ему надо немного времени, чтобы восстановить ногу, — парирует Мин, только поспевая за обратившимся на ходу серым медведем, который рычит от несогласия, — Окей, так еще быстрее восстановится, я понял. Намджун был бы спокоен, если бы принял решение не оградить территорию поселения, а спрятать всех членов банды в бункере. Думал, что так всем одолжение делает, не заставляет сидеть в тесном помещении, а теперь оказывается, что выставил их мишенями на минном поле. А еще злит, что Чимина подбили, который должен стать связующим звеном между двумя военными лагерями и принести им мир, чтобы наконец-то объединить две огромные земли в одну — такой был план, а не внезапное нападение людей, да еще и в кровавую Луну. Люди совсем страх потеряли. Сколько бы Намджун не сталкивался с этой необоснованной агрессией и безрассудством со стороны охотников за головами, до сих пор не может смириться. Ким Сокджин переходит все границы норм и морали, не видит конца этой войне, продолжая одну и ту же песню на протяжении семнадцати лет. Сколько раз Намджун хотел ему голову открутить — не сосчитать, но все не мог найти. Скрывается хорошо, следы умело заметает — Джун бы поаплодировал, но такого одолжения делать не станет. А когда Джин сам со своим арсеналом явился, сил не хватило увидеться лицом к лицу. Это безумно сложно, он сам был человеком когда-то, но не может понять чужие чувства и необоснованные убийства. Если Чонгук и сыплет колкими обвинениями в адрес медведей, будто они тоже без конца убивают направо и налево, Нам с ним не согласен. Он убивал только самых яростных убийц, чернил себя на благо не только своей банды, но и всех оборотней в целом. Ни одна его жертва не имела за собой ничего, кроме выдающегося послужного списка из бесконечного количества невиновных ни в чем. Сегодня высыхает последняя капля. Банда собирается быстро, главарь раздает приказы скупо, но четко и информативно — его понимают и без слов. Пора с этим уже заканчивать, все устали. Намджун станет тем, кто перешагнет через себя и сделает последний ход в этой ужасной затянувшейся на долгие годы игре. Ему хватит смелости и выдержки, хватит злости и негодования. Они очистят этот мир от настоящей нечисти, коими являются возомнившие себя судьями и палачами люди. …Сквозь тьму ночного леса свет падающий от краснеющей луны в лужах кажется реками крови. Разбив половину бронированных машин, что стеной выстроились поперёк дороги, они не размениваются на остатки побитых охотников и наемников, среди которых нет конкретно нужного Намджуну, поэтому они полным составом бегут к деревне волков. Шум перестрелки прерывается на каких-то долгих семь минут, пока они обходят отгороженную территорию и распределяются по периметру равномерно. Широкая стена дыма, запах волчьей крови, но человеком даже не пахнет. Словно и нет их тут совсем, словно Чонгук решил поиграть в войнушку, вместо того чтобы идти на охоту, но это все обманчиво. То что за ними был хвост, Намджун понял не сразу, но сейчас отчетливо слышит приближающихся людей, фыркая носом, и посылает сигнал остальным, чтобы подготовились. «Надо было всех добивать», — думает главарь, бесшумно перебираясь через ограждение. Скорость не всегда хорошо, надо было поработать над качеством и они не привели бы за собой двадцать экипированных наемников, обозленных за смерть товарищей. Все на предельном внимании, вслушиваются в любой шорох, потому что сквозь завесу мало что видно. Тишина напрягает ровно до того момента, пока не возобновляется стрельба и рев одного из медведей. Намджун рычит, снося с ног бесстрашного, притаившегося в углу за домом человека, вгрызаясь в глотку, вырывая трахею и окропляя и без того заляпанную шерсть новой порцией горячей крови. Луна совсем уже красная, скоро волки перестанут церемониться и примут свои инстинкты. Все как сказал однажды Намджун — охота на людей. А пока еще есть шанс бедолагам выбраться из этого адского котла и прожить остаток дней с воспоминаниями и кошмарными снами. Лежачих они не добивают, все равно смысла нет. Они бегут в глубь на вой своих соратников, которые удивлены не меньше людей, но быстро принимают правду и молча радуются подкреплению. Враг моего врага мой друг — такая цитата заела в голове главаря, пока он пытается по запаху найти знакомое лицо и растерзать своими острыми как лезвие когтями. Сносит лапами выбегающих из мглы охотников, мельком следит за Юнги, готовясь в любой момент броситься на помощь, но малой справляется и без этого, только вот не убивает, а просто давит до потери сознания, что похвально. Намджун воспитывал его достойным, Юнги оправдывает все ожидания. Поняв, что переживать больше не за что, он выискивает в рассеивающемся красном дыме Джина, но не находит. Даже отголосков запаха роз нет, хотя раньше Намджун и через блокаторы мог его слышать, а сейчас с обострившимся медвежьим нюхом и подавно должен, но в нос бьет только кровь. Он добегает до края деревни, замечает Чонгука, который помогает человеку подняться на ноги, с разбега вгрызается целившемуся в Хосока альфе в горло, кивая и получая кивок благодарности в ответ. Сносит еще одного по пути к вожаку волков, а позже слышит высокий истерический крик: — Отвали от него, монстр! Два выстрела оглушают, они проносятся совсем рядом с Намджуном, который только и успевает, что оглянуться и увидеть цель, надеясь, что те пролетели мимо. На полной скорости вырывает автомат из чужих рук, заваливая на пыльную землю и вгрызаясь в плечо врага зубами. Кровь, хлынувшая в глотку, заставляет глаза распахнуться, он разжимает челюсть, перестрелка уходит на третий план, слышно лишь тяжелое дыхание и истошный крик сзади. Намджун смотрит перед собой в залитые болью знакомые глаза и не понимает, почему вообще остановился, его целью и был этот момент, почему не закончил? Он скидывает шерсть, зажимая место серьезного укуса своими ладонями как можно крепче. Бросает взгляд назад, пропуская удар сердца, потому что Чонгук сидит сгорбившись над телом того самого парнишки, которому пытался помочь встать, повторяя одно и то же имя, не веря своим глазам. Намджун тоже не верит и очень хочет сейчас быть на месте Тэхена. — Джин, что ты наделал, — скулит он себе под нос, крепче сжимая поврежденную плоть у основания шеи, — Джин, черт тебя побрал, открой глаза и посмотри, что ты сделал с нашим сыном! — он надавливает на собственный укус сильнее, думая, что хоть боль вернет бывшему мужу сознание, так и получается, тот распахивает глаза, жадно хватая воздух и крича, — Что ты наделал, чертов придурок? Мало тебе крови… — Намджун? — неверяще, тянет здоровую руку к лицу, но Джун смахивает попытку, — Я умер? — Лучше бы ты умер! — он надавливает снова и Джин понимает, что нет, не умер, живее всех живых, — Если я отпущу, то умрешь, хочешь этого? Хочешь после всего, что сделал? — он повышает тон, но омега ничего сказать не может, слов как и воздуха не хватает, — Ты подстрелил Тэхена, пытаясь убить… Джин, ты это понимаешь? До Джина доходит сказанное, но он все равно не понимает, что видит перед собой. Это какая-то галлюцинация не иначе. Не может быть такого, что Намджун жив, он своими глазами видел… — Нет… тебя здесь нет, ты мертв, — мямлит и мотает головой, уводя взгляд, — Нет-нет! — Я не мертв, Джин, я здесь, держу твою рану. — Уходи из моей головы. Увидев торчащий кусок плаща в рюкзаке, Намджун тянет за него, ему надоел этот спектакль. Он крепко прижимает чужую обмякшую руку к бронежилету, тампонируя рану мягкой лямкой военного ранца и крепко перематывает конструкцию, не обращая внимание на вопли омеги под собой. Справившись, оставляет Джина валяться, а сам бежит к Чонгуку, который с трудом сдерживается, чтобы вместе со всеми здесь не отбросить коньки. Запах Тэхена не сильный, но сердце еще бьется — обнадеживает. Левое легкое пробито, из плеча сочится струя жизненно необходимой жидкости. Чонгук в крови с ног до головы, крепко держит, на медведя не реагирует. — Чонгук, соберись! — рявкает Джун, у него одного походу дела здесь клиническое мышление и целый вагон самообладания, хоть и видит второго своего родного человека при смерти. — Он подставил себя, Джин бы выстрелил в меня, если бы… — вожак всхлипывает, крепче сжимая ранения, — Ты не должен был, Тэ, это мои пули. — Заткнись и слушай, — Намджун рассуждает трезво, собирая всю волю в кулак, чтобы тоже не разрыдаться от развернувшейся картины, — У тебя есть еще один вариант, — волк поднимает внимательный взгляд, — Почти полночь, до источника на машине долго, но мы добежим, срезав. Я его понесу, но метку поставишь ты. — Что? — Не тупи, блять. Каждая минута загоняет Тэхена в гроб! Медленно, но мысли проясняются. Намджун разрывает тэхенову рубашку, перематывая плечо, сворачивает плотный валик, прижимая к огнестрелу в груди, и крепко его привязывает, убеждается, что пуля прошла навылет — к счастью так и есть. Перекидывается в медведя, поднимая тело сына как пушинку, когда к ним подбегает уже далеко не белый Чимин с относительно хорошими новостями. Погибших много со всех сторон, остатки людишек сбежали в непонятном направлении, их выслеживают, но Чонгук просит отзывать, в охоте уже нет никакого смысла. А на вопрос про Тэхена молчит, нервно теребя кровавыми пальцами влажные волосы, хотя по нему видно — сказать просто не решается, до конца не веря в успех. Намджун, в свою очередь, просит позаботиться о Джине, который так и лежит неподвижно, но точно еще жив, Чимин пренебрежительно фыркает, но просьбу обещает выполнить, потому что Джун собственноручно хочет его наказать за все заслуги. После короткого разговора трио убегает в лес, сверкая пятками. Намджун держит Тэхена как самое ценное, что есть в его жизни, хотя это правда, пусть и с пробелом в истории длиной в семнадцать лет, но он всегда его вспоминал, каждый божий день. Его маленький мальчик так сильно вырос, стал храбрым и самоотверженным, прекрасным молодым омегой, как его папа когда-то в молодости, в которого Джун однажды без памяти влюбился. Хотел бы он встретиться с Тэхеном вновь не при таких трагичных обстоятельствах. Жизнь мотает на виражах американских горок до сих пор, неожиданно подбрасывая на спусках и придавливая на подъемах, надо прилагать титанические усилия, чтобы не вылететь на поворотах, а Намджун уже устал. Он бежит, так быстро, как только может. Вокруг мелькает тьма вперемешку с красным. Звуки остались далеко позади, он несется, совершенно забывая дышать, легкие горят изнутри, все тело ломит от страха неизвестности, но он инстинктивно перебирает лапами, минуя кочки и упавшие стволы многовековых деревьев. Он не знает этот лес как свои пять пальцев, но Чонгук знает каждую свисающую ветвь, норовившую сбить их при относительно неудачном повороте, каждую нору, каждый куст с малиной, которая разрастается ягодами ближе к концу лета. Спереди слышно журчание воды, но дыхание первенца ценнее, Намджун не упускает ни один его вдох, ни один удар родного сердца, внутри разрывается буря от негодования и несправедливости. Если бы он тогда не струсил, если бы смог обратиться в человека и вышел к Джину, успокоив и показав, что жив и невредим, только немного изменен, если бы остался в тот день дома и не пошел на эту пресловутую охоту, которая и не нужна была особо, но которая стала причиной встречи с дикими голодными кабанами… Имо был бы жив, много кто был бы жив, не было бы охоты за головами длиной в семнадцать лет, Тэхен в его руках не был бы на волосок от смерти, измазанный собственной кровью и пылью. Намджун до конца своих дней будет винить себя за все произошедшее, свою трусость и вспыльчивость, хоть Джин гораздо больше дров наломал. Все, что он может сейчас — это превозмогая себя нестись через лес, молясь всем зримым незримым богам о пощаде сына, которого с трудом нашел спустя долгое время. На выступы в пещере они кладут огромный болт, спрыгивая сразу на дно одним махом, жестко приземляясь на камни, но без пострадавших. Туннель для медведя маловат, поэтому Нам передает Тэхена в трясущиеся руки Чонгука, снося мешающий выступ массивной лапой и оглушая всю округу. Сам перекидывается, убирая осколки с пути и заходя внутрь первым. Туннель озарен красным, только раз в год можно наблюдать эту аномалию, сегодня концентрация энергии намного сильнее, чем в обычное полнолуние. Считанные минуты остаются до полуночи, Чонгук без промедления опускается в источник вместе с Тэхеном на руках, вода и без того красная, становится еще насыщеннее. Намджун нависает над чашей еще одной скалой, нервно заламывая пальцы. — Остается только ждать… — Мы с Тэхеном истинные, — тихо произносит Чон, убирая влажные волосы с бледного лица, — Я не знаю, как так получилось. — Чимин и Юнги тоже. Наши семьи связаны, Чонгук, — Намджун ловит непонимающий взгляд, — Природа решила изъебнуться? — он пожимает плечами, — Тэхен мой первый сын, Ким Сокджин мой истинный, папа Юнги пожертвовал собой, чтобы ребенок выжил, — волк больше ничего не говорит, ему надо переварить эту информацию, но не тогда, когда тэхеново сердце с каждой секундой удлиняет промежутки между ударами. — Холодает, — тихо произносит Чон, а Намджун наклоняется к чаше без слов и просьб придерживает Тэхена за плечи, чтобы тот не ушел под воду, а Чонгук обратился в волка. Подхватывая лапами в воде слабое тело и дождавшись самой низкой температуры, Чонгук аккуратно прокусывает холодную бледную шею, пуская алую кровь, которой в этом мире и так много, что можно набрать целый мировой океан. Невиданное ранее чувство атакует грудную клетку вожака, вынуждая её сжаться и вытолкнуть весь воздух. Из пасти валит пар, будто в морозное утро по колено в снегу наблюдаешь за ясным солнечным светом, но кроме фантомного тепла лучей чувствуешь потрясающие ознобы, заставляющие нижнюю челюсть трястись с удвоенной силой. Он глубоко-глубоко в душе верит, что его решение верное, что Тэхен Чонгука не возненавидит за это обращение. Этот поступок проявление эгоизма двух сильно любящих людей, но Тэхен тоже должен быть эгоистом, он должен бороться за свою жизнь, за свои идеи и намерения, всю любовь и смелость он уже проявил, подставившись под пули предназначенные другому. Он не может просто взять и умереть после такого, он достоин покорять этот замечательный безграничный мир со всеми его шероховатостями и гнилью. Он достоин быть любимым и нужным, он уже до безумия любим и катастрофически нужен. — Не держи! — кричит Намджун, вырывая из мыслей. Тэхена начинает потряхивать, глаза закатываются, из груди вылетают жуткие хрипы. Чонгук, превозмогая себя, выпускает до предела напряженное тело из лап, обращается по велению Намджуна, и они просто наблюдают за медленным погружением на дно. «Получив ядовитую метку на грани жизни и смерти, в месте сходящихся силовых потоков, под светом кровавой Луны, человек стал волком.»

***

Каждую клеточку организма будто наполняют свинцом, выращивают невидимые цепи, сковывающие любое движение и горло, перекрывая доступ к кислороду. Конечности безмолвно погружаются в невесомости воды, поглощающей любые звуки, даже собственный вырывающийся из глотки крик. Легкие полностью замирают в бездействии, интервалы между сердечными ударами удлиняются настолько, что кажется будто оно остановилось, будто его не существует уже целую вечность. Глаза распахиваются, вглядываясь в одно большое красное пятно, перестают моргать за отсутствием надобности смачивать их слезами. Мыслей нет никаких: пустота, красный лист, на котором углем начнёт писаться новая история. Не остаётся боли, страха, сожалений, словно эмоции вышли вместе с последним выдохом и ударом сердца. Только умиротворённость, спокойствие, защищённость. К нему тянется чья-то рука, он не раздумывая хватает, доверяет не глядя, ощущая сильную ладонь и мощное сопротивление толщи горячей как кипяток воды. Но это не вода такой температуры, это в теле разгорается пламя, поглощающее сосуд за сосудом, расплавляющее сковывающий свинец и сжигающее невидимые цепи. С резким инстинктивным вздохом, сердце запускается в бешеном ритме, отдавая гулом в ушах. Теперь Тэхен чувствует холод, видит все настолько четко, что от этого рябит в глазах. Голова поворачивается на шумный всплеск и встречается с взволнованным и болезненным взглядом обсидиановых глаз, обрамленных слипшимися щеточками ресниц. По щеке катится слеза и это точно она, потому что пахнет солью, а еще свежестью лесного дождя и свежескошенной травой. Тэхен резко поворачивает голову в противоположную сторону, ловя на себе особое внимание давно погибшего отца. «Неужели это рай?» — думает он про себя, с интересом рассматривая еще одно родное лицо. Рука сама тянется к щеке, которая ощущается жутко холодной, но красный румянец говорит об обратном. — Отец… — шепотом проговаривает он, но слышит настолько громко, что до рези в ушах неприятно. Он морщится, накрывая их ладонями. — Тише, Тэхен, это пройдет, — почти беззвучно, но омега все прекрасно понимает, одними губами благодаря Бога за возможность снова увидеться. — Тэ, ты в порядке, ты жив, — звуки не кажутся произнесенными, словно в мысли прокрадывается чужой голос, успокаивая непривычно мягким тембром. — Что произошло? — думает младший, но оказывается услышанным. Чонгук аккуратно поднимает его в воде, усаживая на край красной чаши, которая в его памяти была совершенно другого, кристально лазурного цвета, — Кровь? — снова мысленно задается и не подозревает, что находится в мыслях вожака. — Мы расскажем позже, а пока прости, но ты должен воззвать к волку. — Волку? — вслух поизносит Тэхен, не замечая, что громкость больше не приносит дискомфорта. Чонгук вылезает из источника, моментально покрываясь шерстью, поднимает оглушительный вой на всю пещеру, заставляя стены затрястись, воду покрыться рябью, а тэхеновы нервы заискриться энергией, разнося по телу волны прошибающих импульсов. После этого Тэхен понимает, что такое сломать каждую кость в теле и собрать заново.