Survival

На все должно быть плевать. Как сказал папа, от Тэхена ничего не требуется, кроме как смирно, тихо сидеть на лугу и пересчитывать лепестки на цветках. Он этим почти что и занимается, не высовывается лишний раз и просто прохлаждается в одиночестве среди нескольких десятков работников их компании. Вот уж ирония, хотя чему удивляться? Даже рисовать не тянет, хотя он составил план того, что хотел бы запечатлеть в альбоме, но Джин все испортил. Тэхен знал, что его папа повернутый на своей идее и способе зарабатывания денег, но не ожидал увидеть всю картину целиком. Его даже предупредить никто не успел, он тупо должен был принять целую кучу мертвых зверей, которых охотники остервенело подстреливали по дороге до болота с какой-то нездоровой улыбкой и радостью на лице. А Тэхен ведь ехал на этом самом грузовике, он видел как капает чужая кровь на дорогу, разнося запах смерти по всей округе. Зрелище не для слабонервных. В детстве он мечтал побывать в заповедных лесах, слушал рассказы отца и дедушки с огромными глазами, от чего даже спать не хотелось. Не совсем умелыми руками постоянно рисовал лесные пейзажи, в его комнате все стены были обклеены сценами из легенд. То было чудесное время, но позже все перечеркнул один страшный день. Лицо папы с немым криком и ужасной скорбью в глазах он не забудет уже никогда. Даже сейчас он переступает через покрывшиеся мягким мхом стволы упавших деревьев и помнит каждое предостережение, что мантрой засели в мозгах. Понятное дело, что Джин боится, но если бы он действительно переживал, то никогда не взял Тэхена с собой в лес, кишащий самыми злыми и опасными хищниками. А Тэхену уже плевать, да пусть уже, наконец-то, насмерть загрызут, отомстят за своих, омега даже не пикнет, примет судьбу и покинет этот бренный мир как ни в чем не бывало. О нем никто даже не вспомнит. Ему правда надоело жить в этой засасывающей рутине одиночества и тоски по прошлым дням, когда он был самым счастливым ребенком на свете. Он закрылся ото всех, у него даже друзей в университете нет, потому что он не может им ничего дать. Вся его жизнь складывается из тайны, лжи и обмана. Он понимает — если кто-то узнает, чем занимается Джин, то останется в еще большем одиночестве, утонет в пучине самотерзания, никогда не оттолкнется от дна и не всплывет на берег. Он устал, моральных ресурсов никаких не осталось. Так что да, если из сумеречного леса на него сейчас вылетит волк, то он просто примет решение стоять на месте и ждать, когда это все уже закончится. Но спустя час мельканий среди деревьев даже заяц мимо не бежит. Чувство, будто кроме него в этом лесу больше никого нет. Даже здесь он одинок. — Я просто хочу жить как все нормальные люди, разве я так много прошу? — бубнит он себе под нос, останавливаясь у очередной сосны, — Хотя бы деревья со мной поговорили, что ли… — он рычит, ударяя кулаком по жесткой коре и припадает спиной к широкому стволу, стекая бесформенной субстанцией на белый мох. — Хочу, чтобы это лето поскорее закончилось! — он выключает фонарик, поднимая грустный взгляд на пробивающееся сквозь кроны деревьев закатное небо с мирно плывущими темно-фиолетовыми облаками. Кое-где даже звезды видны. — Надо возвращаться, но так не хочется снова это все видеть, блять! — скулит в свои ладони, а в конце глубоко вдыхает свежесть вечерней прохлады. Сидит без движения, вслушивается в порывы легкого ветерка, аккуратно перебирающего ветви многовековых деревьев. Ну хоть ветер с ним разговаривает, уже что-то. Найти собеседника в явлениях природы — это на грани фантастики и шизофрении, но завывание расслабляет напряженную голову, освобождает сознание, выдувая грусть и тоску из мыслей. Вечность бы так сидел, если бы не затекшие мышцы. — Ким Тэхен, ты псих, в курсе? — ухмыляется сам себе, поднимаясь и отряхиваясь от иголок на жопе. И псих не потому, что с ветром переговоры ни о чем устроил, а потому, что идет в глубь леса, совершенно в противоположном направлении от лагеря. Снует между деревьями, спрыгивает с очередной кочки, заваливается на землю, потому что нога попадает в чью-то нору, которую неизвестный житель давным давно покинул, иначе спасибо бы не сказал, а пол ноги оттяпал разом за нарушение личного пространства. Откуда-то до носа долетает запах свежести, будто совсем недалеко водоем, но судя по картам папы его тут и в помине быть не должно, кроме болота, но от него воняет, что можно задохнуться. А тут прям кислородом тянет, прохладой, даже температура на несколько градусов понижается, когда он ступает на очередную темную опушку, освещаемую растущей луной. Тэхен останавливается, ведет носом, прислушивается к едва заметному шуму откуда-то снизу. Должно быть, он добрался до места, наиболее близкого к подземной реке — все признаки говорят сами за себя. Не зря же он столько лет на свою специальность убил, природа его родная стихия, он ее чувствует, но защитить пока не может. Оттуда и проблемы в голове. Когда чего-то очень хочешь, но добиться не можешь — это больно. Но нетерпимее осознание, что от бездействия кто-то очень сильно страдает или даже умирает. Защитник природы хренов. Он проходит еще несколько метров, забираясь на холм и вглядывается в темноту, луч от фонарика врезается в очередную толщу деревьев, за которой шум реки слышится особенно четко. Тэхен чуть ли не кубарём слетает с холма, останавливаясь у плотной еловой стены, пробует обойти по периметру, но там картина точно такая же, а шумит откуда-то изнутри. Он накидывает капюшон толстовки, затягивая шнурки так, чтобы только глаза были открыты, раздвигает массивные ветви и делает шаг на встречу новому неизвестному явлению в этом странном лесу. Внутри что-то сжимается, словно предвкушение, он матерится на колючие иголки, впивающиеся в одежду, но все равно продолжает пробираться, пока не оказывается на краю расщелины. — Воу, блять, — не удерживает в себе, ровно так же, как и фонарик в руке, схватившись за еловые ветки голыми ладонями. Хорошо, что не Тэхен сейчас летит вниз, а его единственный луч света, отскакивая от выступов и шумно приземляясь где-то внизу. — Что за херня? Яма, не большая, но и не маленькая, очевидно, не особо глубокая, снизу доносится шум воды, значит ровная поверхность там все же есть. Выступы в отвесной стене спирально сходятся к низу, насколько может не обманывать зрение в ночной темноте, он даже фонарик свой замечает на дне. — Я, конечно, сейчас хуйню сделаю, — бормочет себе под нос, пробираясь по краю расщелины к самому близко расположенному выступу, — Но Джин сам виноват, что я решил найти себе приключения на задницу. Пусть попереживает, лишним ему не будет. Когда делает шаг на встречу собственной неизвестности, омега даже не подозревает, что Ким Сокджин в этот момент глушит бутылку коньяка в компании очередного фильма ужасов, что он даже думать забыл про сына, потеряв счет времени и не замечая тьмы за окном вагончика. Тэхен каждый день убегает спать в беседку, чтобы лишний раз не пересекаться с родителем, значит Джину абсолютно незачем переживать. Он на сто с лишним процентов уверен, что когда завтра утром пойдет его будить, чтобы искупаться в озере, то Тэхен его покроет трехэтажными матами, шквалом недовольства, снова начнет возмущать воздух вокруг, но покорно залезет в машину и всю дорогу будет пробивать игнором. А Тэхена нет в беседке. Именно сейчас, когда папа засыпает на матрасе пьяным в дрова, он спрыгивает на третью ступеньку вниз, улыбаясь чему-то своему и даже не боится. Ему плевать, у него адреналин в крови зашкаливает от возможности найти что-то интересное. Он мажет рукой по грязной пыльной стене и в очередной раз улыбается. До дна остается еще пара выступов, но проще прямо сейчас спрыгнуть, отбить пятки, чем дотягиваться до последнего. Так и поступает, приземляясь на ковер из мха и еловых иголок, собирая на себе добрую сотню, когда прокатывается кувырком, останавливаясь на спине. Смотрит на виднеющийся кусочек звёздного неба с луной и не может поверить, что на земле существует такая нереальная первобытная красота. Не отряхиваясь, он доползает до своего фонарика, радуясь, что тот не разбился, освещает всю пещеру, стены которой покрыты зеленым лишайником, и видит узкий излом справа от себя, под одним из низко расположенных каменных выступов. Прохлада воды оттуда чувствуется особенно сильно. Он шагает, пригибая голову, освещает узкий туннель, чтобы случайно не встретиться с чем-то неожиданным. Через несколько метров каменный коридор расширяется и можно уже даже не сгибаться в три погибели, а встать на носочки и едва ли дотянуться до потолка кончиками пальцев, шум воды постепенно стихает за его спиной, вибрация стен тоже сходит на нет, а впереди мерещится голубой свет, из-за чего Тэхен выключает фонарик, понимая, что это не глюки. Там правда светло, спустя несколько шагов он попадает в огромный зал подземной пещеры, где посередине едва плещется вода в каменной чаше среди черных пород с прожилками кварца. Тэхеновы глаза расширяются от этой прекрасной картины, а рот не хочет закрываться, издавая непонятные звуки восхищения. Будто сон наяву, волшебство да и только. Даже не так: — Бесконечное волшебство! — с придыханием говорит Ким, вслушиваясь в эхо, отскакивающее от каменных стен, — Господи, зачем так прекрасно? Он подходит ближе к воде, чувствуя кристально чистый запах свежести и прохлады. Вроде бы пещера, а легкие сворачиваются от чрезмерной концентрации кислорода. Он опускает кончики пальцев, вздрагивая от удивления. — Холодно, — но все равно продолжает погружать руку, черпая немного и выпуская сквозь пальцы капельки прозрачной жидкости. Умывает лицо, присаживается на край чаши и поднимает глаза в потолок, ведя взглядом по периметру. Хочется это все нарисовать, но он может только сфотографировать глазами или вернуться сюда позже. Вряд ли об этом месте кто-то знает, Джину он абсолютно точно не скажет, иначе он и эту пещеру разнесет в пух и прах. Тэхен снова решает сделать глупость, сегодня прям день какого-то безрассудства, честное слово. Скидывает с себя кроссовки, вещи летят следом, он окунает одну ногу в воду, что пускает мурашки по всему телу, а потом просто плюхается в лазурную глубину с головой, устраивая каскад брызг в воздухе. Через пару секунд выныривает на поверхность и с клацающими зубами забирается на относительно теплые камни. Освежился, мозг расслабился, молодец! Зато тело сводит дрожью от этого эксперимента, как бы сердце от шока не остановилось. Он натягивает на сырые ноги джинсы, совершенно не спасающие от холода и делающие только хуже, но футболка и уютная толстовка с капюшоном меняют дело. Один носок, к несчастью, летит в воду, омега чертыхается, но все равно тянется достать. Ну походит в кроссах без носков, не первый и не последний раз. А потом просто ложится на ровную каменную поверхность и пытается запечатлеть в памяти каждый миллиметр чудесного места. Из размышлений его выдергивает звук осыпающихся камней внутри туннеля. Тэхен подрывается с места, бегло ища какое-нибудь укрытие. Он более чем уверен, что это всего лишь ветер, но поджилки трясутся, дай Бог. Что он там говорил про «смирно стоять и ждать, пока волк сожрет»? Забудьте, он уже не на таком уровне отчаяния, как было до. Прямо сейчас инстинкт самосохранения орет в барабанные перепонки: убежать за самую большую каменную глыбу и успокоить дыхание, а позже проверить и удостовериться, что это правда был ветер, но это позже. Минута — дыхание успокаивается, но сердце все еще колотится. Вторая — сердце перестает пытаться в грудной клетке сделать сальто назад. Третья — он вытаскивает голову, вглядываясь в тунель. А потом происходит все по новой, только с удвоенной, нет, с утроенной силой, потому что из туннеля выходит огромный черный волк. У Тэхена паника, он уже не хочет умирать, он погорячился. Мотает головой, вообще не дышит, чтобы не выдать своего присутствия, молится, чтобы запах случайно не усилился, хотя куда там, от него страхом наверно за вёрстку тащит. Зачем-то все же тянется к камню, хотя мгновение назад решил отдаться в зубы волку, чтобы поскорее закончить и не трястись понапрасну. Все равно его почуяли, и все равно он сдохнет в этом райском месте. Чего тянуть? Что за лишние телодвижения он собрался вытворять? Камень остается лежать на месте, а вот голова Тэхена снова выныривает в сторону чаши, где он видит то, что выбивает нахрен всю почву из-под ног, а заодно воздух из легких. — Что? — не удерживает его горло, на омегу бросают испуганный взгляд, который за секунду чернеет до состояния необузданной агрессии, — Вы… — Тэхен мельком смотрит за спину голого альфы, где виднеется спасительный выход, но к нему делают медленный шаг вперед, от чего Тэхен больно встречается спиной со стенкой, давит в себе всхлип, но все равно морщится. — Как ты тут оказался? — басит тот самый фермер, которого он видел за столом папы вчера днем, — Тэхен, что ты тут делаешь? — медленно повторяет Чонгук, аккуратно подходя ближе, но омега на полном серьезе пытается слиться с камнем, мечет взгляд от него к выходу и обратно, — Тэхен! — Почему вы? Как… Волк? Как? — судорожно пытается составить хоть что-нибудь вразумительное, но на плечи давит доминантная аура сильного альфы, да еще и обнаженного альфы, да еще и волка. Чонгук рукой прикрывается, но это мало чему помогает. Тэхен должно быть спит, хотя еще один чонгуков шаг навстречу и острый камень между лопатками возвращает в реальность, которая бьет по лицу своей бессмысленностью. — Ты увидел? — Тэхен молчит, смотрит прямо в глаза, не шевелится, — Блять, почему я не почувствовал твоего запаха, черт! — цедит Чонгук, бросая взгляд на воду, а потом на мокрые волосы омеги, — Ты искупался, — утверждает очевидное, приходя к заключению, что с нюхом все нормально. — Тэхен, послушай… — Вы оборотень? — зачем-то спрашивает, хотя собственными глазами видел исчезающую шерсть и появляющуюся смуглую кожу с вязью татуировок на плечах. — Это же сказки… — Я тебя не трону, не трясись ты так, у тебя сейчас сердце пробьет ребра, — Чонгук психует, зарываясь пальцами в волосы на затылке, и отводит взгляд в сторону. Тэхен в этот момент видит спасительное окно, с какой-то невероятной для него скоростью стартует со своего места, перепрыгивая край чаши с водой, неаккуратно приземляется на левую ногу, проскальзывая полметра, жмурится перед падением, но чувствует лишь жар чужого тела, крепко обхватившего его под спину. Вот это реакция! — Ты, бляха муха, куда рванул, кузнечик. Я тебя не отпущу, пока не удостоверюсь, что ты не разболтаешь ничего лишнего своему папе. — Вы голый, отпустите, — бросает Тэхен, жмурясь и стараясь дышать как можно реже, потому что в нос вдруг бьет свежестью утреннего леса. Он даже пение пташек в голове слышит, хотя это скорее помутнение рассудка от дикой простреливающей через все тело боли в ноге. — Моя нога, — скулит омега, оседая на каменный пол, когда его аккуратно опускают. Все-таки носки надо было надеть, хоть они и сырые, не поскользнулся бы так позорно, а сумел удрать. — Одолжи толстовку, хотя ты уже все успел рассмотреть, — Тэхен сейчас не видит, но слышит эту смешинку в голосе. Без слов стягивает через голову свой любимый черный мешок по колено и швыряет в предполагаемую сторону. А в голове злорадствует, что все оставшиеся колючки будут не его царапать, — А теперь давай поболтаем, — Чонгук опускается напротив, прикрывая подолом тэхеновой толстовки все свои причиндалы, но она для альфы коротковатая, едва скрывает. Омега старается смотреть в сторону, куда угодно, но не на Чонгука. Ему стремно, хоть он и живет в окружении одних альф-работников компании и одного несносного папы-омеги. — Я никому ничего не расскажу, если вы об этом переживаете, — бросает боязно, Чонгук усмехается. — Да, пожалуйста, потому что если директор узнает, нас всех истребят, как тех лесных волков, — Тэхен поднимает взгляд глаза в глаза, лицо напротив не выражает ничего кроме серьезности, — Я видел, как вы, люди, свежуете мертвые тела лесных волков. Должен признать, умело сыграли спектакль заинтересованности в добыче торфа. — Я не имею к этому никакого отношения. Джин… — Вы браконьеры, Тэхен. Вы вломились на нашу территорию и забираете жизни ни в чем не повинных зверей, — не хочет Чонгук рычать сейчас на этого парня, прекрасно понимает, что своим напором только хуже сделает. Тэхен может после их диалога разочароваться, поверить во все ужасные легенды и растрепать директору все, что увидел сегодня ночью. — Прости, я не должен был злиться и пугать тебя, — отдышавшись, говорит Чонгук, подмечая, что за несколько минут Тэхен так и не пошевелился ни разу. — Просто пойми меня правильно, я переживаю за своих. Джин истребил пол леса… — Отец погиб на охоте, — тихо перебивает омега, но Чонгук слышит, поэтому затыкается, показывая всем видом, чтобы продолжал. Он, конечно, о прошлом не спрашивал, но пусть говорит, раз начал, — Его разодрали дикие звери, тело так и не нашли, только полянку с вещами и лужу крови, — он снова смотрит в глаза альфе, окатывая волной печали, — Джин с катушек слетел от потери, он тогда работал с одним не очень хорошим человеком, позже стал вымещать свою злость на диких животных. Вступил в ряды браконьеров, прикрывался отцовской компанией, но все так же убивал волков, мстил. Шкуры и мясо продавал на черном рынке. — последнее получается тихо, — Когда он уезжал в командировки, — он делает кавычки в воздухе, больно улыбаясь, а Чонгук сглатывает. Столько боли от человека он никогда не чувствовал, — я оставался у дедушки, отец моего отца. — омега ухмыляется, тяжело вздыхая, — Я не знаю, почему конкретизирую, простите… — Продолжай, — просит Чонгук, сбавляя свою агрессию до минимума, — Я выслушаю. — Деда всегда рассказывал сказки про… — он тормозит, съезжая взглядом в пол, а потом на свои руки, — Оборотни были выдумкой до сегодняшнего дня, — Чонгук фыркает, — Деда всегда говорил, что меня любой волк в лесу бояться будет, потому что пахну полями аконита, к которым они даже на километр не подходят. Я полюбил лес, из-за того, что никогда не видел живого волка, поверил дедушкиным словам. — Спешу тебя разочаровать, но поля аконита волкам ничего не сделают, — на Чонгука поднимают вопросительный взгляд, — Я сейчас порушил твою самоуверенную защиту, да? — усмехается, — Аконит вреден только при приеме внутрь, запах никак не отталкивает. Это бессмысленно. — Погодите, вчера… — Вы дали нам с Хосоком чай, да, было хуево, но не смертельно. — Джин любит этот чай каждому подпихивать при знакомстве. Не понимаю почему. Мне он вообще не нравится. Кислятина какая-то, — улыбается, ну слава богу он уже не грустит. У Чонгука даже камень с сердца падает. — Тэхен, ты же понимаешь, что если я пойду к властям и расскажу о браконьерстве, то вас свернут? — зачем-то говорит альфа, хотя делать так даже не думает, ему понимающе кивают. У них друг на друга компромат, а Джин со своими охотниками может запросто истребить оборотней, прежде чем отправиться в тюрьму. Чонгук прикусывает губу, закапывая себя своими мыслями, — Твой папа что-то знает про оборотней. — Он всегда называл вас выдумкой, затыкал меня, когда я пересказывал очередную книгу. Не может быть, что он что-то знает, — Тэхен мотает головой, а Чонгук лишь покусанные губы поджимает. — Тэхен, после его командировок, как ты выразился, исчезали целые стаи, — омега замирает, а Чонгук уже жалеет, что сболтнул лишнего, но почему-то не смог не. — Мы собрали достаточно информации: вблизи каждого места расположения Робигус был такой источник, — он кивает в сторону чаши с водой, — Там, где есть такой источник, обитает стая оборотней, — глаза омеги расширяются, — Мы хранители, а без него нам долго не прожить. Три таких места были разрушены, а стаи исчезли. Либо вымерли, либо перекочевали в другое место, — что-то тянет вожака поведать эту историю. Что-то в этом омеге не так, чувствуется некая связь в глубинах подсознания, ей хочется довериться. Тэхен не горит опасностью, лишь пониманием. Они будто в одной лодке, одинаково страдающие, не способные помочь себе в одиночку. Барьеры, которые вокруг Тэхена выстроились, ментально не пробить, да и природный аромат Чонгук не чувствует. Умудрился же искупаться в ледяной воде, даже оборотню холодно, а он — молодой омега, человек. Безрассудство! — Тэхен, ты понимаешь, что может произойти, если Джин узнает обо всем этом? Тэхен кивает, все, на что он сейчас способен. Эту прекрасную пещеру взорвут к чертям, как было с другими двумя, о которых он точно знает. Он так и не понял тогда, зачем папа тратил динамит, ему никто ничего не рассказывал. Мол «надо было для работы», а для какой работы, какой смысл в этих действиях? Он даже видео взрывов видел, Джин молится на них, как на медаль, полученную за победу в олимпиаде. А тут вот оно как оказывается. — Я ничего не расскажу, вы можете мне довериться, — и во взгляде этом столько искренности, что Чонгук не может не поверить. В любом случае, вожак сегодня пришел сюда, чтобы подумать, заодно проверить обстановку у людей и в очередной раз убедиться в их грязной показушной игре. Он даже задумался над проектом по переселению деревни, но ближайший источник, конечно, не на такой богатой местности, и там уж точно никак не получится заниматься фермерством. Зато это место защищено, является культурным наследием и расположено рядом с Сеулом. Городская и самая большая стая на полуострове их, лесных оборотней, терпеть не может, но со всеми можно договориться, потому что их вид, по классике жанра, на грани вымирания. А тут вдруг в руки свалился неожиданный шанс переиграть все карты. Тэхен может им помочь, но важно другое, хочет ли? — Тэхен, сможешь кое-что сделать для нас?

***

О чем Тэхен думал, спускаясь в эту волчью пещеру? Как он собирался отсюда вылезать? У него сейчас на лице значок загрузки мотается, пока он ищет глазами хоть что-нибудь, за что можно ухватиться и подняться на поверхность. Еще и хромает на левую ногу. Захотел приключений на задницу — держите, подпись оставить в правом нижнем углу. Чонгук видит это замешательство, не может сдержать ухмылку, омега буквально пытается рассчитать вероятность своего освобождения или падения. А вот нечего было соваться, куда не приглашали — думает Чонгук и цокает, стягивая толстовку через голову и вбирая носом едва слышимый запах свежих полевых цветов. Одежда сейчас больше волком пахнет, чем человеком. «Надо было искупаться, прежде чем надевать» — думает Чон, — «Упущение». Он кидает поношенную вещь точно на голову хозяина и за секунды чужой дезориентации меняет облик. Тэхен шарахается, вскрикивая, когда на месте человека оказывается огромный волк с красными как кровь глазами. Сердце пропускает удар, причем у обоих. Омега очухивается, натягивая худи обратно, а Чон стоит загипнотизированный. Цветочный запах вернулся… Он же вчера чувствовал его, почему именно сейчас его разум плывет? Еще в лагере Чонгук понял, что омеге не место среди тех людей. Он будто не из этого мира, его душа болит по-другому, но интерпретировать это сложно. Может все дело в облике? У волков чувства и инстинкты обостряются, а человеком он не всегда может отличить яблоко от груши, розу от шиповника. В этом все дело? Волк делает медленный шаг к человеку, принюхиваясь. Тэхен стоит на месте, провожая взглядом каждое движение. «Тоже почувствовал?» — думает Чонгук, подходя совсем близко. Омега сглатывает, когда волк обходит его по кругу, едва касаясь шеи носом. От горячего дыхания мурашки каскадом бегут по тэхенову телу. И не совсем понятно: от страха или от волчьего усилившегося запаха. В мыслях просыпаются все те легенды, которые рассказывали Тэхену в детстве. Он уже своими глазами видел оборотня, так почему же остальные должны быть выдумкой? Рычание, выбившееся из груди альфы, когда Ким пытается отойти в сторону, заставляет задержать дыхание и замереть. Тэхену страшно и непонятно, он трясётся весь, а потом слышит шуршание позади себя и чертыхания на родном матерном, но не смеет поворачиваться. — Да что за пиздец! — кричит Чон, ударяя по стене кулаком, Тэхен дергается. — Как, блять, такое возможно? — Понятия не имею, — шепотом говорит омега, присаживаясь на корточки и зарываясь лицом в ладони. — Я думал, что мне показалось. Этого не может быть… — Вот именно, не может! — Чонгук негодует, его изнутри рвет на части. Столько свалилось за последнее время, еще и эта новая проблема. Горит сарай, гори и хата, как говорится. — Короче, подумаем об этом позже, — бросает на выдохе, — Сейчас забираешься ко мне на спину… а хотя нет, стой здесь. Он скрывается в туннеле, оставляя Тэхена одного со всеми бушующими в голове мыслями. Возвращается сырой с ног до головы и все еще голый, да. Тэхен лишь взгляд резко отводит, а потом на него выливается ковш ледяной воды, попадая в нос, в рот, в глаза. Он закашливается, резко подскакивая на больную ногу, и истошно орет на всю округу. Только глухой не услышит. — Блять, вы чего? — Не матерись! — рявкает волк, отворачиваясь спиной, — Короче, сейчас забираешься ко мне на спину, крепко держишься… — Зачем водой окатили? — возмущению нет предела, он теперь весь сырой, а только недавно высох. — Она нейтрализует запах на время, — серьезным тоном парирует альфа, косо наблюдая за попытками отряхнуться, — Понял, что я до этого сказал? — Крепко держаться, понял! — Отлично! План все еще в силе, ты только потом быстро не беги, не хватало, чтобы еще связки на ноге порвались, — это Чонгук так на свои разорванные в клочья нервы пытался намекнуть. Мозг поплыл конкретно, окунуться в источник было хорошей идеей. Зря он об этом раньше не подумал. И ведь омега ни слова не сказал, сидел спокойно, рассказывал историю прошлого. Хотя откуда Чону знать, как люди воспринимают подобного рода вещи? И от этого научились абстрагироваться каким-то образом — сто процентов. Чонгука можно считать мастером спорта по оправданиям кого-либо. Не всегда первые места, но в десятке лучших точно. Он перекидывается, подходя ближе, и даже радуется, что больше ничто его нюх не щекочет. Присаживается, чувствуя неуверенные касания к шерсти, торопит как может, говорить-то с людьми в таком облике нет возможности. Тэхен не волк, мысли читать не умеет, но он и без слов ускоряется, жмурится от боли в ноге и окольцовывает руками массивную шею, упуская момент, как они оказываются на поверхности. Все внимание отвлекла мягкая гладкая шерсть под пальцами и щекой. А потом Тэхен чувствует ветер в лицо и моросящий дождь. Когда только погода успела испортиться? Чонгук бежит плавно, но быстро, перепрыгивает кочку за кочкой и летит стрелой до лагеря людей. Вокруг ни души, дождь заставил всех попрятаться. Впереди виднеется свет прожекторов и многочисленные постройки на краю болота. Волк медленно тормозит, присаживаясь, чтобы Тэхен слез и выполнил ту услугу, о которой временем ранее просил вожак волков. Он спрыгивает на здоровую ногу, хватая с земли сырую ветвь и облокачивается на нее для равновесия. — Давай, — бросает омега, смахивая с лица капли дождя и накидывает капюшон, который мало чем ему может помочь, готовясь к тому, что услышит дальше. И то, что он слышит и видит — прекрасно. Чонгук поднимает голову к небу, набирая в легкие побольше воздуха, и воет, разнося свой прекрасный голос по всей округе, а спустя мгновение срывается в обратном направлении, убегая подальше от болота и оставляя Тэхена наедине с шоком и резко подскочившим уровнем адреналина в крови. Не сразу, но омега выныривает из ступора и кое-как, через боль, дождь, слезы добегает до лагеря, где уже все повыбегали наружу, и включает на максимум свою актерскую игру, сваливаясь обессиленной массой в руки к Богому, у которого на лице паника и непонимание. — Там люди… которые… огромные волки, — орет навзрыд, импровизировать дрожь и клацание зубов даже не надо, боль в ноге и холод дождя делают свое дело, — Они… — всхлипывает, — Они… — Джин! — кричит Богом, подхватывая омегу на руки, и бежит со всех ног в сторону директорского вагончика, — Джин, у нас ЧП! Директор вываливается наружу, сонно потирая глаза, а когда видит рыдающего сына на руках у своего главного помощника, то на секунду даже теряет дар речи. Богом без спроса запрыгивает по ступенькам, проскальзывая между застывшим директором и аккуратно сажает Тэхена на диван. Прежде чем убежать обратно, быстро ставит в известность о дальнейших действиях: — Мы патрулировать, они далеко не могли убежать, я слышал вой совсем близко. Начальник кивает, понимая, что дело дрянь. Хватает с крючка полотенце и падает перед содрогающимся в рыданиях сыном на колени, накрывая его и крепко обнимая. — Тише-тише, все позади, — мурлычет на ухо, а Тэхену мерзко от этого шепота становится. Он решает не усердствовать с импровизацией, потому что дождя над головой уже нет, а слезы выдавить он не в силах, — Что произошло? Сказка про мальчика и волков тоже сегодня оживает, слишком много легенд в эту ночь стали реальностью. Тэхен должен рассказать, как просил Чонгук, и внимательно следить за реакцией Джина, собирая каждую эмоцию, чтобы позже все передать вожаку. — Я гулял, прохлаждался, — голос трясется от холода, воспоминаний в пещере и страха за волка, по душу которого — абсолютно точно — отправили отряд охотников, но это только на руку, — Набрел на опушку, уснул. Проснулся, от дождя, — в планах его, конечно, не было, но в голове Тэхена это звучит правдоподобно, — А потом услышал чей-то разговор, их было несколько, — омега морщится, не столько от страшной картины, которую скорее всего уже нафантазировал себе папа, сколько от обнаженного крепкого тела альфы. Выдыхает, — Я немного последил, они были абсолютно голые, а потом… — Что потом? — странно, в глазах напротив Тэхен видит лишь переживание. — Я подвернул ногу, не смог сдержать крик, они услышали, видимо… — глаза снова застилает непрошеная пелена слез. Ему вдруг правда стало очень больно в груди. Он как вспомнит кучу мертвых волков и добрые глаза вожака, так и притворяться не нужно. Следующее само собой навзрыд скороговоркой вылетает, — Они изменились, стали огромными волками, пап. Они побежали в мою сторону, — скулит, высмаркиваясь в край полотенца, — Благо я близко к лагерю был, с такой ногой они меня бы разодрали. Пап. — Господи, сынок, тебе должно быть приснилось, — Чонгук предупреждал, что такая реакция может быть, Тэхен и сам прекрасно это знал, — Начитался своих книжек, вот и… — Я не псих, пап. Я был в здравом уме! Таких волков ты еще не встречал! Я видел, как человеческая кожа покрывается шерстью, видел, какие они огромные… — Тэхен, Боже, — Джин его снова крепко обнимает, — Прости меня. — За что? — бубнит в плечо, принюхиваясь к усилившемуся запаху роз и крови — кто-то забыл выпить блокаторы. Папа злится, и доказательства тому — появляющаяся горечь в воздухе. — Сынок, я знаю, что ты не псих, знаю. Я тебе верю, ладно? — он отрывается, обхватывая чужое лицо ладонями и ловит капельки слез большими пальцами, — Прошу тебя, не убегай в лес, чтобы подобное не повторилось. Теперь ты сам прекрасно понимаешь, насколько там опасно. Я со всем разберусь, ясно? Тэхен кивает, понимая для себя несколько вещей: Во-первых, оборотни существуют, а это значит, что любой другой миф может ожить в любой момент. Во-вторых, Чонгук был прав в своих высказываниях по отношению к Джину. Тот знает больше, чем говорит, а еще является очень двуличной и кровожадной сучкой. Так родителей не называют, но Тэхен в этом на собственном опыте убедился, кривить душой больше не собирается. Действия говорят сами за себя. В-третьих, Тэхену придется играть шок еще сколько-то дней, чтобы история мальчика и волков оказалась правдоподобной. А потом нужно будет снова — каким-то невероятным образом — угнать машину и доехать до того озера, куда однажды Чонгук их направил. План высосан из пальца, но что имеем, то имеем. Было бы гораздо проще, оставь волк свой номер телефона, не пришлось бы так усердно страдать. Но об этом они даже не подумали. Упущение. Слишком много потрясений для одного Тэхена за эту ночь. Слишком.

***

После многокилометрового забега по лесу надо бы идти и проклинать любую прилетающую в лицо ветку. Гневаться на сырую траву, скрипучую железную калитку и лужу по щиколотку у самой лестницы, которую в темноте он не замечает, ступая точно посередине и натыкаясь на мелкие камешки пальцами. Но видимо, не сегодня. Чонгук где-то не здесь. Не он сейчас толкает дверь рукой, не у него сейчас спрашивают, где черти носили. Не он оставляет мокрую дорожку через весь коридор, обрывающуюся на пороге в ванную комнату. Не его пальцы включают горячую воду… И тело не его дрожит от контраста температур. Он уже не свой, не одиночка, Чонгук теперь Тэхена, он всецело принадлежит ему и душой, и телом. Такого не бывает, очередной прецедент, где существа разной природы сходятся в моменте неоднозначного события, случайно находя друг в друге родственные души. Уму непостижимо! Но жизнь штука непредсказуемая, как ни загадывай. Не хотел волк — вожак одной из самых больших стай, — связываться с людьми. Но судьба, сука такая, сама подкинула ему этот сюрприз, буквально в руки уронила. Как быть дальше? Один черт знает, и ногу в дебрях этой сложной головоломки точно сломает. А если нет, Чонгук сам всем чертям кости переломает, потому что нахер так шутить над тонкой душевной организацией. — Гук-и, — слышится по ту сторону двери, вырывая из раздумий, — Что случилось? Я чувствую твое напряжение… — Не сейчас, Чим! Иди спать. Чон прислушивается к отдаляющимся шагам и хлопку двери, выдыхая и выключая кипяток, лившийся все это время сверху. Все стекла запотели, кругом клубы пара, примерно такой же туман сейчас в голове волка. — Как же, блять, это все не вовремя! — рычит Чон, ударяя кулаком по кафелю на стене. Силу он не рассчитывает — осколки летят под ноги, — И это тоже не вовремя! Где-то в мысли стучится беспокойство младшего брата, но он перекрывает этот бессмысленней поток, хватает полотенце и выходит из ванной, громко хлопая дверью кабинета с надеждой, что Чимин не смог найти его запасы алкоголя, потому что Чонгуку срочно надо нажраться и забыться.