Эта ночь была самой звездною, Откровенною и морозною. Самой нежною и таинственной, Только жаль, что единственной. Бучинская Наталия — «Ночь любви»
Он сидел в темноте, и лишь свет уличного фонаря проникал в комнату, дабы своим светом осветить тёмные закоулки его души, которые хранили одну единственную истину: она уезжает. Уезжает в другой город, выбирая совсем другую жизнь, в которой не будет его. Самый главный вопрос «почему» так и остался без ответа. Она сказала, что так будет лучше для всех. Интересовало только кто эти «все»: он или она? Под это слово подходил разве что генерал Ракитин, который сам того не зная, забирал у него любовь, ради которой он буквально восстал из пепла прошлого, а самое главное сделал то, что делать не стоило: поверил женщине. Мужчина сделал глоток уже почти остывшего чая, думая над тем, какой теперь будет жизнь, которая в очередной раз разбивалась вдребезги, только теперь без возврата. К прошлому, как оказалось, вернуться нельзя, а эта женщина теперь именно такой для него и была. Все моменты, которые были связаны с ней, с каждой секундой с тех пор, как он переступил порог её кабинета, становились прошлым. Оставалось лишь забыть, а такое возможно только при одном условии: вырвав из груди сердце. Мысли, которые не давали покоя, безжалостно были прерваны звонком в дверь. Бросив хмурый взгляд на часы и отметив, что те давно уже пересекли отметку двенадцать, мужчина нахмурился. Для гостей было поздно. Открыв дверь, Платон замер, глядя на женщину, которая стояла, прислонившись к двери соседней квартиры, и усталыми глазами смотрела на него. — Добрый вечер, — поздоровалась Филатова, нервно сжимая ремешок сумочки. Зачем она пришла сюда так поздно? Все ведь решено, и последний разговор уже состоялся, который принёс ей слезы и боль, а ему? Она чуть сощурила глаза, пытаясь понять, какие чувства у Земцова к ней. Давно поняла, что они где-то в глубине души перешли черту подчинённый — начальник. Ведь для неё он уже давно был очень дорог, но почему же она об этом не сказала? Даже сегодня. Тогда зачем она пришла сюда сейчас? — Елизавета Юрьевна? — мужчина прошёлся по ней взглядом. Уставшая, бледная. Он давно её такой не видел. Или почти не видел. Мужчина сто процентов был уверен, что её состояние совсем не связано с работой. Это что-то личное. — Вы здесь? А как же самолёт? — Самолёт завтра, — отозвалась Филатова. — Можно войти? Я хочу с Вами поговорить. — Я думал, что вы мне уже все сказали, — промолвил он, все же пропуская её в квартиру и, закрыв дверь, направился за ней. Включив свет в гостиной, Платон опустился на диван, в то время как блондинка, обхватив себя за плечи, стояла возле окна и кусала губы, думая, как начать этот трудный разговор. — Что Вы хотите мне сказать? — поинтересовался брюнет, смотря на женщину, которая стояла к нему спиной. — Вы все уже решили. При чем решили за всех: за меня, за себя. Что вы ещё от меня хотите? — этот вопрос был задан довольно жёстко, но он не жалел, что этот вопрос был задан именно в такой интонации. — Ничего, — голос хрипло звучал в тишине комнаты. — Я не хочу, чтобы Вы меня ненавидели, ведь после сегодняшнего нашего разговора… — Елизавета Юрьевна, ненависти нет. Ничего нет. Есть Вы, есть я, а ещё есть генерал, которого Вы любите. Хотите, я пожелаю Вам счастья? Оно ведь самое главное, только, к большому сожалению, не всем в этой жизни оно суждено! — отрезал Земцов, а потом смолк, понимая, что этот разговор заходит на опасную тропу. Ещё немного, и он скажет то, что говорить совсем не надо, а потом снова будет жалеть. Уже жалел, ведь в очередной раз поверил женщине. — Вот именно. Оно не всем суждено, — повторила Лиза, голосом полным слез. — Я любила однажды, но в замен получила только боль. Он сейчас счастлив. У него семья, ребёнок, а у меня ничего. Любовь, она как яд. Её очень сложно забыть. Сложно выбросить из сердца. Я этот яд уже пробовала. Однажды, позволила себя им отравить. Больше не хотела, но Ваше появление. Лиза запнулась, а потом повернулась к нему лицом и промолвила, не сдерживая слез: — Почему ты появился в моей жизни? Зачем? — Может для счастья? — прошептал Платон, приблизившись к ней и подняв за подбородок, вытер слезы, а потом наклонился и поцеловал. — Не надо, — женщина уперлась кулаками в грудь мужчины, понимая, что после всего останется лишь сожаление, а все что сейчас происходит, это из-за эмоций, и на утро ничего кроме сожалений не будет, но так хотелось почувствовать себя нужной и любимой. Любимой человеком, которого любит она сама. Поэтому, наплевав на голос разума, который кричал, что она делает самую большую глупость в своей жизни, но она желала слушать сердце, которое кричало о том, о чем она столько времени запрещала себе даже помечтать…***
Он и сам не мог понять, почему проснулся так резко. А потом понял. Чувство потери, совсем такое же, какое он почувствовал в кабинете Лизы накануне вечером. Проведя по лицу ладонью, мужчина улыбнулся. Всего лишь отголоски того, чего он боялся. Ведь Лиза рядом. Здесь. С ним. Мужчина перевёл взгляд на соседнюю подушку, и вместо спящей Лизы увидел лишь лист бумаги. Включив светильник, Платон сумел разобрать несколько слов, которые были написанные, но кое где размытые из-за слез: «Прости меня. Так будет лучше для всех»