Небо, не тронь слезой. Утри ее глаза. Небо, за все грехи ее, ты накажи меня. Небо, прошу, прими моей мольбы слова. Небо, храни ее, услышь меня. Артем Симонов — «Сохрани её»
Оказалось, что самое мучительное в жизни — это ожидание: Ожидание счастья, встречи, ожидание любви, ожидание ребёнка. Каждое из перечисленного мы ждём с особым трепетом и знаем, что как только это окажется у нас в руках, то мы больше никогда не отпустим то, что попало к нам в руки. Седовласый мужчина, который сидел в палате, положив голову на скрещенные руки, поднял голову и с болью во взгляде посмотрел на женщину, которая лежала на больничной кровати по пояс укрытая одеялом. Её голова была перемотана белыми бинтами, сквозь которые просочилась кровь, а лицо было в ссадинах. От руки тянулась капельница, а противный писк буквально сводил с ума. Мужчина едва коснулся пальцами женской руки, а потом и вовсе приник к ней губами, чувствуя, как из глаз против воли текут скупые слезы. — Лиза, только не бросай меня. Не бросай меня сейчас, когда я тебя только нашёл. Я ведь столько всего тебе должен сказать. Но самое главное сказать, что я до сих пор тебя люблю, — всматриваясь в спокойное лицо женщины, шептал он слова, которые сейчас ему казались сильнее молитвы. Она должна знать, что она ему нужна. Ему и Рите. Услышав стук входной двери, доктор поспешил смахнуть слезы, а потом почувствовал, как на его плечо легла рука. Обернувшись, Земцов увидел сына, который смотрел на него с болью в глазах. — Пап, все будет хорошо. Ты должен верить. Платон кивнул. Вера. Короткое слово, с которым он жил долгие двадцать лет. Вера в будущее, которое в те года казалось всего лишь красивой сказкой. — Как там Маргарита? — охрипшим голосом спросил Платон, отводя взгляд от Лизы и глядя на сына. — Без изменений, — младший из мужчин сглотнул подступивший к горлу ком. — Климовский сейчас рядом с ней. Земцов вздохнул, запустив руки в поседевшие за эти годы волосы. Испытания, которые послала ему судьба двадцать лет назад, не собирались заканчиваться, и он уже не знал, что ожидать от завтрашнего дня. Хотя, хуже того, что происходило сейчас, быть не могло. — Побудь здесь. Я скоро вернусь! — попросил он, глядя на Артема. Артём кивнул и сел на место отца, продолжая наблюдать за женщиной, которая была дорога его отцу. И как Артём недавно понял, что даже дороже собственной жизни.***
Он никогда не молился. Не знал, не умел или не хотел. Может быть просто не верил во все это, считая, что только человек — творец своей судьбы и ничего и никого выше нет. Есть только закономерность тех или иных поступков и действий, из которых складывается жизнь. Именно так он ей сказал, а она звонко рассмеялась, одарив его взглядом небесно-голубых глаз, которые навсегда его пленили, только в тот момент он ещё об этом не знал. — Рит, — шатен взял женскую руку и едва её сжал. — Пожалуйста, я знаю, что ты меня слышишь. Живи. Слышишь. Ты нужна мне. Своему отцу, своему брату. Своей маме, которая так долго тебя ждала. Рита, — Глеб уткнулся головой в постель, чувствуя, как вся его выдержка и безэмоциональность, которой он когда-то хвастался перед ней, даёт сбой. Никакой он не железный человек. И эмоции у него есть, и чувства тоже. Только смысла жизни нет. Потому что его смысл — она, голубоглазая девушка, с чёрными, как ночь, волосами, со своими взглядами на жизнь. Непокорная, независимая, но такая родная. Его Маргарита. Его жемчужина. Мужчина поднялся и прошёлся по реанимации туда сюда. Заметив Платона, который стоял за стеклом и кивнул ему, Климовский подошёл к женщине и поцеловал её в лоб, а затем вышел. — Всё будет хорошо! — произнес Земцов, не отводя взгляда от дочери, которая лежала с закрытыми глазами и была подключённая к аппаратам. — Маргарита обязательно поправится. И мы забудем эти дни, как кошмарный сон. Глеб кивнул, отвернувшись от созерцания бессознательной девушки, и, тяжело вздохнув, уставился в противоположную стену, чувствуя, как сердце отбивает удары. Раз. Два. Три. — Платон Ильич, это правда, — сероглазый замолчал, понимая, что лезет, скорее всего, не в свое дело, но ответ на вопрос он должен узнать, чтобы прояснить всю картину до конца. — Это правда, что Елизавета Юрьевна — мать Маргариты? Платон молчал, глядя на спокойное лицо дочери, а сердце обливалось кровью, ведь никто кроме него не виноват в том, что сейчас происходит. В том, что две самые дорогие его сердцу женщины находятся на грани жизни и смерти. — Да, — наконец промолвил он, понимая, что молчать дальше смысла нет. Да и как показал опыт, молчание не всегда золото. Для него, для Риты и для Лизы это молчание принесло лишь слезы, боль и разочарование в самых близких и родных людях. — Елизавета Филатова — мать моей дочери. — Но как? — ужаснулся шатен, глядя на Земцова со смесью непонимания и недоверия. — Как так произошло, что Елизавета Юрьевна не знала о существовании дочери столько лет? — Это долгая история, Глеб, и вряд ли она тебе понравится, — с горечью в голосе промолвил доктор, опускаясь на кушетку и устало оперевшись спиной о стену. — А я никуда не спешу, Платон Ильич, — возразил мужчина, садясь рядом с Платоном. — До рассвета очень далеко. Я хочу знать все. Земцов усмехнулся: сказанная фраза несколько дней назад уже была им услышана, и если бы он все тогда рассказал, то сейчас бы все было иначе. — Хорошо, — вздохнул мужчина, глядя на часы, которые показывали три часа ночи, мыслями возвращаясь на двадцать лет назад. В тот день, когда судьба внесла свои коррективы в его, казалось бы, размеренную жизнь.