кохай мене, уфімец

— Сильно болить? — шею Санзика обвили уже родные руки, произнося эти два простых слова, звучащие до мурашек приятной заботой и теплом. — Терпимо. И хуже было, ты ведь сам знаешь, я тебе все рассказал, — гроза перебирал в руках целую сигарету, и словно на зло измазывал её то ли в своей крови, то ли в крови тех, с кем дрался. Там, честно, все уже смешалось в одну неприятную красную массу. — Тебе ухо пытались видкушувати, ты в курсе? Пойдём в хату, надо обработать тебя, — Хёнджин взял за руку старшого, выкинув эту уже алую раковую палочку из его кривых пальцев, и потянул его на себя, чтобы тот наконец встал. — Пойдём погуляем. Сегодня слишком много всего произошло, поэтому я просто хочу погулять… Ай, блять, надо перед Капитаном извиниться. Испортил его днюху, вот кусок говна. Пиво буду ему месяц покупать, епта. Позорище, — Санзик уже кинулся в сторону входа обратно в эту злосчастную Чайхону, но его остановила тяжёлая рука, но уже не Солнышка. — Санзик, иди погуляй с Хёнджи. Он уже извинился перед Капитаном, и я ща ещё за себя и сраного Чонина, да и за тебя лишний раз не будет, — Тапуля по-доброму улыбнулся, как невинный ребёнок. Его такая улыбка всегда сразу успокаивала старшого, словно магическим образом. — Не кисни, ебаный рот. Ты пришёл и уходишь с таким прекрасным мужчиной, ещё и подарок крутой Капитану дал, я считаю, это заебись, братан. — Да и какая дискотека без ебучки… Помню, ты это сказал, когда я на твоё пятнадцатилетие подрался. Пиздец, я такой ужратый был. Это ж твой одноклассник был? — Это был Чонин. — Видимо, мне судьбой судьбенно ебашиться с этим придурком! — старшой рассмеялся, но сразу прекратил, ведь губу ему знатно расшибли и было, мягко говоря, больно. — Спасибо тебе. Я тогда пойду прогуляюсь с этим прекрасным, как ты сказал, мужчиной. И скажи своему батьке, что у меня припрятан его самогон. А то он, кажется, забыл про него и уже не приходит ко мне. — Да пиздуй уже, Санзик! Тебя Хёнджик заждался! Я все бате передам. Идите уже, епта, — Тапуля чуть оттолкнул старшого в сторону Солнышка и ушёл обратно в Чайхону, или же место, где происходил полный дурдом. Сан взял Хёнджина под руку, и они поковыляли в сторону леса, или же парка, который находился, кстати, не так далеко от той самой Чайхоны. Солнышко был бодр и полон сил, но Санзик лишь делал вид, что он энергичный, хотя на деле он и вправду хотел бы залечь у себя на хате, выпив бутылочку холодного тёмного пивка. А вдруг он придумал что-то коварно романтичное, и таким способом хочет впечатлить своего украинца? Да хуй его проссыт, он сам ещё даже наполовину не протрезвел, так что любое его действие не может быть продуманно заранее. — Ты старше меня на шесть рокив, а ведёшь себя как дитятко, ей богу. Не врузмевал, що ты таке тяжелый, — вновь стал ворчать Хёнджин, но даже не думал о том, чтобы отпустить любовь всей своей жизни. — Почему ты никак меня не называешь? Я тебя вечно зову Солнышко, а ты просто Сан. Не хочешь придумать что-нибудь ебабельное? — Типо «малыш» или «любимый»? Хочешь звучать как солоденький хлопец? Я люблю твоё имя, оно тебе очень идёт. Ты похож на гору. Особенно зараз, когда я тебе еле тащу, епрст. — Но ведь, — Санзик даже остановился и стал ровнее, чтобы хоть как-то соответствовать украинцу. — «Сан, я люблю тебя» звучит намного хуже, чем «Солнышко, я люблю тебя». — Называть тебя «тряпка»? — Да я всего раз, блять, в ведро упал! Че я всегда буду тряпкой что ли, ебаный рот, Солнышко! — А если честно, мне больше нравится «Сан, я кохаю тебе». Я тебе это уже говорил, но… Дурниця, — Хёнджин яро пытался перевести тему, поэтому начал говорить, какой красивый куст растёт прямо рядом с ними, где они стоят сейчас. — Я все помню. Я не помню Ялту, но я помню тебя. Хотя ты и был всей Ялтой для меня. Но… Мне… Как-то ебано, что тебе тогда было всего четырнадцать, а я старый пердун. Я давно догадался, что ты специально подселился ко мне. — Какого лешего ты скрывал, що знаючи все это? Я прикидатися, що впервые тебя бачивши… Ёк макарёк… Ты все собирался залишати в секрете? — Хёнджин не был возмущён, он скорее был удивлён и хотел узнать правду о замыслах Санзика. — Ты поэтому ко мне так добре ставився с самого моего приезда? — Я искал тебя, а ты взял и нашёл меня первый. Да и тем более, какая разница? Я не могу позволить себе даже поцеловать тебя. У тебя ведь есть семья, которая может это не одобрить. Кому понравится такой зять как я? У меня ни родственников, ни работы, ни нормального, епта, внешнего вида. Я специально и хотел с тобой пошароёбиться тут, чтобы это сказать. Я заебался держать все в себе, Солнышко. — Во-первых, люба моя ялтовская, мои мама с бабусею все про тебя шарят. Ты думаешь, що я тоби навёз дофига всяких вкусностей?! Это меня бабуля заставила! Они фотки твои видали, сказали як ты красавец уродився. Маменька вообще хочет с тобой вживую побачиться! — Хёнджин уже встал вплотную к старшому, обхватив своими длинными загребущими ручищами его талию. — И им заебись, что я старше тебя на шесть ебаных лет? И то, что я уфимский гопник? И то, что сирота? И то, что… — Санзик был прерван губами украинца на своих. Тот устал слушать эти бессмысленные аргументы грозы, поэтому единственным выходом было поцеловать его. — Скажешь ещё слово, какой ты хреновый — задушу, — чуть прервался младшой, а затем продолжил неумело сминать разбитые, с привкусом крови, губы Сана. Хёнджин целовал как в свой первый раз — то есть, как в тот раз ночью на пляже Ялты с пьяным Санзиком. Вот так совпадение, что в своей жизни он целовался всего два раза и это было с пьяным Санзиком. Звучит как несмешной анекдот с телеканала «Сарафан», но это неоспоримые факты и правда жизни. Украинец старался не кусать губы старшого, но у него это вообще не получалось и, казалось, что причиняет ему неимоверную боль, а на деле все совершенно не так. Само ощущение, что Хёнджин целует прямо сейчас его погрызанные губы, заставляло Санзика краснеть так сильно, будто он обгорел в Геленджике. Его уши буквально были горячее Солнца, а тело покрывалось мурашками, едва он коснётся мягких выгоревших волос хуторянина. А тот в свою очередь старался держаться и не поддаваться соблазну также покрыться мурашками, когда уфимец зарывается своими кривыми длинными пальцами в его волосы, чуть спускаясь одной рукой к затылку и сжимая его. Поцелуй на деле был не таким длинным и страстным, он скорее был рваным, но в то же время нежным, пропитанным любовью и лаской. Сан был в состоянии несостояния от осознания, что его целует Хёнджин Потеряшко — тот самый парень, которого он искал столько лет. Тот самый парень, которому он подарил первый поцелуй и первую влюблённость, пока бухал на Ялте с Минги, Уебанами и Капитаном, да и ещё с какими-то людишками, которых он никогда и не вспомнит. Их курортный роман никогда бы не забылся. Они оба в глубине души знали, что им суждено когда-нибудь встретиться и возобновить ту самую искру, которую они ощутили в те пять дней, находясь рядом. — Сан, я кохаю тебе. Хватит думать, що ты як педофил или що ты ещё там надумывал, — прошептал Хёнджин, выдыхая горячий воздух прямо в зацелованные губы Сана и тяжело дыша, хоть и ненадолго пришлось задержать дыхание ради поцелуя. — Давай как-нибудь сгоняем к тебе на Хутор? Хочу познакомиться с будущей тёщей, — Сан широко улыбнулся и тихо хихикнул, уткнувшись лбом в нос украинца, ведь тот был чуть повыше грозы Орджоникидзевского района, который наконец обрёл счастье в виде второй половинки. Хёнджин в ответ счастливо улыбнулся, ведь Санзик уже итак знал, что его ответ будет положительным. Они оба чувствовали чувства, как сказала бы баб Настасья с соседнего подъезда. Она, к слову, стала подозревать что-то интересное между этими двумя, когда впервые увидела их вместе, то есть на второй день после приезда украинца. Она сразу побежала рассказывать свои теории подружане с другого подъезда — бабе Тоне, а та в свою очередь подкидывала дровишек в огонь, разжигая ещё больше теорий, что же между этими двумя происходит. Ох, как же рады они будут, узнав, что тут любовь воцарилась. А как же будет рад Минги, ведь он топил за эту пару с самого появления Солнышка. Да что уж сказать, он помог ему встретиться со своим корешом. Тапуля этакая сваха с самого детства. Он даже свёл себя самого с Чонином, который спустя года размажет его об асфальт и бросит униженного и разбитого. Но что же могло произойти, чтобы сломать, казалось, стойкого Минги? Неужели он так сильно был влюблён в этого пацана, что позволил себе быть им оскорбленным? Их расставание не было чем-то долгим и ожидаемым — все произошло в один из вечеров, когда они смотрели фильм на даче у Минги. Он даже приехал туда за день до их приезда, чтобы заранее убраться и не париться насчёт всяких бытовых штук. Лежат они в обнимку, поедают необъятных размеров таз с попкорном, ничего не предвещает беды, но тут ни с того ни с сего Чонин выдаёт: «Я ухожу в армию. Устал от тебя. Слишком ты доёбчивый». Что? Доёбчивый? В глазах Минги потемнело, а все конечно разом онемели. Неужели это не сон? Чонин буквально час назад клялся в своей любви ему. Твердил, что никогда не бросит. Младший уж думал, что его уже, по видимому, бывший парень ничего не ответит, и собрался вылезать из его онемевших объятий, но вдруг опешил, услышав холодное и пустое: «Как ты посмел воспользоваться мной?». Минги не позволил даже слезинки спуститься из его красивых глаз из-за этого пацана, ведь гордость он не мог потерять. Он всего себя отдавал Чонину, старался сделать их отношения ещё лучше, чем они, как ему казалось, были, но когда он понял, что его все это время обманывали, и вовсе не хотели строить с ним будущего, его словно переключило на режим «хладнокровный придурок». Естественно он выгнал Чонина сразу же после своих слов, он не мог даже видеть эту его противную рожу, которую до сих пор любил. Понятие «любить и ненавидеть» стало очень знакомо Минги, и он как никто другой понял на собственной шкуре, что это значит. Но есть ли будущее у этих двоих или же все рухнуло в тот самый день на даче под Уфой? Вернувшись в настоящее, им действительно стоит поговорить или стоит игнорировать, что Чонин устроил драку из-за Минги? Да какой адекватный человек будет драться с лучшим другом своего возлюбленного, чтобы показать, как он заботится о Тапуле?! Однако, армейцу есть что сказать своему бывшему парню, хоть он и не решался к нему подойти весь день. Чонин тихо подкрался к Минги, устроившему очередной перекур на лавочке рядом с Чайхоной, и едва слышно проговорил: «Можем поговорить?». — Чего ты ещё хочешь от меня? — тем же голосом, что и на даче после предательства, проговорил Тапуля, даже не оборачиваясь на своего собеседника. — Извини, что подрался с Саном. Я не подумал. Я думал, что вы… — Какая тебе, блять, разница? Я не виню тебя в том, что ты пришёл сюда, ведь это День Рождения твоего родственника, но… — наконец старший обернулся, сжимая в кулаке этот несчастный окурок. — Но хватит лезть к моей семье. — Ты изменился. — Пришлось, — Минги встал, чтобы уже уйти отсюда, ведь его уже ждут отец с матерью, их же все-таки надо довезти до дома. — Ты много куришь. Раньше ты вообще против этой дряни был? — вновь выпалил Чонин без малейшего стыда. Он ведь не рыжий, но такой бесстыжий, сказал бы Солнышко. — Что, прости? — старшой не выдержал такой наглости, что аж от злости обернулся в сторону армейца, медленно подходя в его сторону, дабы ударить, что есть мощи. — Кури поменьше, позаботься о здоровье. — Ты никто, чтобы указывать мне. Кусок дерьма. Больше не попадайся на мои глаза, — стиснув зубы от злости, произнёс Минги, схватив младшего за ворот футболки, которая итак уже была порвана после той неистовой драки. А далее просто ушёл без зазрения совести, ведь ему было глубоко насрать на этого придурка. Ладно, не глубоко, он просто не хочет верить, что до сих пор любит его. Подводя итоги этого очень бурного дня, можно сказать, что итогов подвести невозможно. Из популярного — Уён сообщил всем о том, что они с Бинтом уже как два месяца замужем; Минги расставил все точки над И с Чонином; Санзик и Солнышко наконец-то поцеловались и, кажется, у них все прекрасно; а Капитан приютил к себе Чангюна, потому что тот давил ему весь день на жалость, мол, жить негде, выселили, и все в этом духе. Но день ведь ещё не закончен. У новоиспечённой пары ещё так много незавершенных дел. И это не перепихон в Уфимском парке, это их ещё ждёт, но чуть попозже. У Хёнджина в голове уже четко выстроенный план «где, когда и во сколько». Слишком молод и полон энергии. — Солнышко? — старшой чуть приподнял голову, чтобы посмотреть на свою любовь, на коленях которой он сейчас и лежал. — Що таке? Вмэрз? — украинец обнял Санзика за шею и поцеловал в щеку, что он сделал за сегодняшний вечер уже раз пятьсот. — Нет, конечно, ты че? Я никогда не мёрзну. Я вот че спросить хотел… Э… Забыл, — Сан тихо посмеялся и, взяв Хёнджина за руку, стал перебирать его, как он говорил, идеальные пальцы. — Вспомнил! Давай нашу дочь назовём Дусей. — Где ты вообще это имя почувши? Подружку твою так звали? — Тю! Какую подружку, епта? Я вообще про женщин не думал никогда. Я, кажется, вообще никогда не влюблялся в женщин. Я влюблялся всего два раза и это были парни. — А що це за хлопец первый? Расскажи, — украинец свободной рукой от перебираний Сана, зарылся старшему в волосы, которые уже неплохо так отросли. Ему было просто лень ходить в парикмахерскую, поэтому и отрастил шевелюру себе. — Это был Батон. Я понял это ещё в классе, что ли, восьмом или девятом, хуй его проссыт короче. Но я никогда до конца не хотел принимать того, что чувствовал к нему. То есть, я типо… Знал, но не знал, понял? — Сан снова приподнял голову, чтобы посмотреть хотя бы на реакцию Солнышка, ведь ему показалось, что такие откровения будут ему не очень приятны. — А почему ти ему ничего не сказал? Коли це у вас все бы получилось. Тебе ведь было неприятно ощущать подобное? — к счастью, Хёнджин оказался адекватным и не реагировал абсолютно никак, ведь понимал, что чувства между Чангюном и Саном уже давно в прошлом, да и взаимности там никогда не было бы. — Я хотел. Но тогда… Умерла бабушка, и я… Мне было все равно на Батона. Тогда я и попал в детдом, а потом уже… Блять… Потом уже все прошло. Потом встретил тебя. — Дуся, значит? — Хёнджин тепло улыбнулся и поцеловал уфимца в лоб, не ожидая ответной реакции. Сан чуть привстал и стал целовать уже пухлые губы хуторянина, которые только недавно перестали быть слишком красными из-за постоянного целования старшого. Кажется, в этот раз Санзик был более напорист, ведь уже, незаметно для младшого, перебрался к нему на колени, обхватывая шею и не прекращая рвано целовать. Он не мог не заметить, что Хёнджин быстро учится целоваться, но ему казалось это из-за прекрасного учителя. — Эй, Сан… Не боишься, что кто-то побачивши нас? — Солнышко чуть отстранился, едва заметно закусив нижнюю губу. — Я? Я ж мужик! Я ниче не боюсь! — гроза вплотную приблизился губами к холодному уху украинца и прошептал, выдыхая горячий воздух, от которого побежали мурашки. — Я хочу тебя прямо на этой лавочке. — Э… Н… Нет, не надо… На лавочке… Неудобно будет, — слишком уже сильно заикаясь, произнёс Потеряшко, правда, уже не в силах противостоять этому монстру, но старался держаться на плаву. — А это, что вписывается в жопу мою, что такое? А, Солнышко? Дощечка от лавочки? Хуйня от ремня? М? — уже более хитро ухмылялся старшой, что только пугало Хёнджина. Сан не стал дожидаться ответа своего возлюбленного, ведь сам итак все понимал. Эти порывы любви можно было бы списать на пьянство старшого, но он уже давно протрезвел. Разве что он опьянен любовью, но это уже слишком ванильно. В данном случае его скорее снесло крышу из-за Хёнджина: из-за его бёдер, на которых старшой так хорошо сидел, из-за его пухлых горячих губ, из-за его холодных рук, которые то и дело пробегали под поло грозы, желая большего, но будто что-то мешало. Теперь ничего не мешает, ведь Сан хочет близости с Хёнджином, хоть и давно просёк про его планы, мол, все знает и уверен, что не будет вот таких вот случайных случайностей, но… Уфимец вальяжно обхватывает одной рукой шею хуторянина, а второй — чуть хватает его за волосы на затылке, оттягивая голов назад и целуя влажно и смазано его подбородок, а затем и поднимаясь выше. Дойдя до желанного Саном, младшой издаёт тихий стон прямо в его губы, когда тот начинает плавно двигать бёдрами прямо на его причинном месте. Данная сцена не продлилась и дольше пяти минут, ведь для Хёнджина это впервые. Он хоть и молод и полон энергии, но Санзик будто вампир, который все это высосал, причём из одних только губ. Позже хуторянин будет восхищаться данному таланту своего парня, но не сейчас, ведь его переполняет то ли эмоциями, то ли еще чем-то другим. Он все никак не мог отпустить талию Сана, за которую удерживался в последние минуты как за спасительную соломинку из этого болота. У них не было прямого контакта. Это так, лишь потерлись друг о друга, но для них обоих это стало началось их отношений, ведь только сейчас, почему-то, эти два придурка осознали, кто они друг другу. Кажется, им ещё многое предстоит узнать, ибо у обоих никогда не было не то чтобы серьёзных отношений, так вообще никаких. — Пиздец… — выдохнул Хёнджин, без сил откидывая голову назад, спуская свои бесстыжие руки прямо на пятую точку Санзика. Ну а тот вовсе и не был против подобного жеста. — Ты как знал, что надо было белые штаны надеть, — уже слишком развратно улыбнулся Сан, будто и на четверть не хватило того, что произошло меньше двух минут назад.