кохай мене, уфімец

— Как тебе песня? Понравилась? Видел как ты пялил на меня. Я охуенен, согласен, — Санзик сел рядом с украинцем и хозяйски закинул свою руку ему на плечи, целуя в золотую макушку. — Ты меня никогда не поцелуешь или что? Че ты ждёшь? — Покурим? — не шевельнув ни единой мышцей своего прекрасного лица, произнёс Сан. — Какое покурим? Ты решил игнорировать мой вопрос? — Твой русский так хорош. Почему ты смешиваешь два языка? Ещё чуть-чуть и я тоже так начну делать. Хочу курить. Но для начала… — гроза приблизился почти вплотную к лицу Хёнджина, чуть облизнув искусанные губы, но повернул голову в сторону бутылки водки, чтобы в конечном итоге налить себе рюмочку. — Знущатися? — Потеряшко вопросительно, очень вопросительно, поднял бровь. Его возмущению не было предела. — Солнышко, я не издеваюсь. С чего ты решил, что я должен тебя целовать? Почему ты сам не можешь этого сделать? — Санзик положил руку на колено младшого и, чуть сжимая его, прошептал на ухо украинцу. — Ты можешь поцеловать меня, когда хочешь и где хочешь. Но не здесь, ладушки? Рука старшого начала медленно подниматься вверх по бедру украинца, а второй рукой держал блондина за запястья, чтобы тот не помешал его планам. Да Солнышко и не собирается мешать. Он только за. Но не в банкетном зале, где куча родственников и коллег прокурора Кимова Хонджуна. — Ты пристаёшь ко мне? — С чего ты решил, Солнышко? Представь, что я целую тебя там, где касаюсь. — Может, я не хочу представляти? — Хочешь пойти в туалеты и там потрахаться? Это не слишком для тебя будет? Я не хочу брать такую ответственность на себя. В туалете тебе может быть больнее. — А с чего ты решил, что больно будет мне? — Хёнджин хитро ухмыльнулся, выхватил у Сана очередную рюмку водки и выпил, заигрывающе подмигивая. — Вот те нате хрен в томате… Я не готов! — Ну так ты мне, коханий, так лаптю натирал, что я уж было помиркувал, що ты возомнил себя сверху, — Солнышко чуть приподнял подборок старшого указательным пальцем, а затем и вовсе кинул ему воздушный поцелуй. — Значит, я не хочу, чтобы мне было больно. В толчках этой Чайхоны ебаной блядски воняет, да и места вообще нема. — Тш, — украинец подставил к сухим губам Санзика все тот же палец, приподнимая кончик его прямого носа с той самой сексуальной чертой старшого — горбинкой. — Перестань материться. Ты же педагог. Да и тут родичи Хонджуна. Ты ведь не бажавши вновь порамсить с матушкой лучшего друга? В ответ Сан покорно отрицательно помотал головой, сложа руки себе на коленях, как в начальной школе. Ясно одно: только один человек может заставить Санзика себе подчиниться и это Хёнджин Потярешко, восемнадцатилетний пацан с Хутора. Хлопцы хоть и думали, что действуют как невидимки, но это, к сожалению, или же, к счастью, совершенно не так. Их уже успели обсудить все. Абсолютно все. Минги вообще завалили вопросам, что между Санзиком и этим украинцем, ведь Тапуля все-таки правая рука грозы Орджоникидзевского района, поэтому сто пудов должен шарить за их мутки. — Слыш, Капитан, а ты вообще нарыл что-нибудь про этого хуторинца? — спросил Чанбин, стоя рядом с Хонджуном на улице. Ведь грех не покурить по сигаретке с именинником. — Одно я знаю точно — этот гражданин Потеряшко был в близком контакте с твоим Уёном. Я видел их детские фотки. Они, кажись, дружили семьями. — Точняк! Бля буду, вот где я видел эту макушку белую, епт! Мы когда с Уёном ездили к его родакам, то на какой-то полке в их шифоньере их эту… Бля… Фотку с этим пацаном. Я ваще думал, что это брат какой-то пятиюродный, а оно вот как ебаный рот. — Ты че, ревнуешь? — резко из-за угла вышел Минги с дорогой цигаркой, которую стрельнул у дяди Хонджуна. — Ты знаешь как Санзик называет его? Солнышко. Они, епт, живут вместе. Делят один вентилятор и одну подушку. У Хёнджина уже есть жена, и имя этой жене — Санзик. — Да какая из Санзика жена? Ну ты насмешил, Тапуль. Он ж мужик непробиваемый, — Бинт громко рассмеялся, что аж подавился то ли смехом, то лм сигаретным дымом. А может и тем, и тем, кто ж его знает. — Ты, кстати, Минги, поздоровался с Чонином? Он все время про тебя спрашивал. Он, дебил мелкий, даже не хотел сюда приходить, если тебя не будет, — прокурор решил разбавить этот гейский разговор, как ему казалось, совсем не гейской темой. — Как-то случая не выдалось поздороваться. У него ещё и дембель, поэтому совсем занятой. — Минги, не мни яйцы и поздоровайся. Ты же знаешь, что Чонин глупенький, а после армии так совсем. Ты ведь помнишь, что он хотел поступать в мед, но теперь вообще хочет ко мне в отдел. Я не выдержу его! Он не потянет это. — То есть, по твоему, мед намного проще, чем работа в прокуратуре? Капитан, ты сколько выпил? У меня батя жалеет, что не пошёл на фельдшера, а захотел пойти по стопам деда моего. Да твой дядя, блять, сам ортодонтом шаражит, и вишь, какие сижки курит. Чапман шоколадные. — Ты тему потерял, — Бинт решил остановить Тапулю. Хотя почему он не ушёл отсюда — непонятно. Ведь разговор уже давно между Хонджуном и Минги. — Да, я тоже чёт нихуя не вкурил. Чего ты хочешь, Минги? Сам то хоть понял? — Капитан затушил уже вторую сигарету, ведь за подобными разговорами с пьяными местными якудзами раковые палочки улетают как горячие пирожки в пекарне от тётушки Яны Александровны. Вдруг из Чайхоны номер один послышался крик и звук разбитой посуды. Причём посуду будто били без остановки пять человек, применив обе руки. А потом и вовсе донеслись крики «Эй, сука, пошёл нахуй!». Ну и неразборчивая речь, вероятно всего маты. — Че за хуйня? Только на секунду вышел, а там уже балаган устроили! Суки! — выругался прокурор и стремительно направился в сторону кафе, чтобы во всем разобраться. — Отвечаю, Сан белку поймал. — Ставлю сотку, что это дядя Капитана, — ответил Чангюн, высунувшись из-за Чанбина. — Ты откуда тут ваще? — Бинт недоумевающе обернулся и увидел глупо подмигивающего Чангюна. — Ты ж сука такая, мне вчера пиво не продал! Не выпускал меня с КБ! — А куда Минги то делся? Только что был тут, а уже убежал… Во дела… — парень пытался перевести тему, но что-то не особо вышло и пришлось действовать плану Б — бежать от Чанбина куда только глаза глядят. Тем временем в Чайхоне происходила неведомая вакханалия, в которой участвовало три человека. Какие-то три человека смогли создать конфликт такого масштаба, что уже собирались вызывать полицию, но Хонджун подоспел раньше. — Эй вы, придурки блять! — Капитан пытался оттащить Санзика, но лишь получил кулаком по лицу и был пойман Уёном. — Ты охуел, Бочка?! — Ты, ебаный солдат блять, только и можешь что пиздеть про других людей. Не научили в армии не клеветать на других, пиздюк ты ебаный?! — гроза едва успевает договорить как в его голову со стороны прилетает пустая бутылка из-под водки, которую только-только Сан допил. Казалось бы, такой удар должен был снести с ног старшого, но это только подкинуло дров в огонь ярости. Ладно, если бы это сделал какой-нибудь Чанбин, но не дядя Боря, не дядя то именинника! В ответ на бутылку о голову ему прилетает миллион ударов по лицу уже убитыми в мясо кулаками Санзика. Чего ещё не хватает для полной картины: Сан избивает дядю прокурора, все женщины в панике и не знают, что делать, а Капитан вообще в шоке и до сих пор не шарит как оклематься после такого сильного удара Бочки. Не хватает Чонина, только сегодня вернувшемуся с армии, который навалился с другой стороны на Санзика, чтобы ответить на те нецензурные слова в свою сторону. Это месиво, казалось, может разъединить только наряд омоновцев, но, кто бы мог подумать… — Эй вы! Куча дурнев! — крикнул Хёнджин с такой громкостью, что смог заглушить эти неистовые оры. — Либо вы отцепляетесь друг от друга, либо я вас пристрелю из арбалета! — украинец действительно в руках держал заряженный арбалет, который он нашёл на стене в одном из залах. Он висел как декор, но никто даже и думать не мог, что он настоящий. — Да ты из него даже стрелять не можешь! — крикнул Чонин, схватив Санзика за волосы, чтобы тот далеко не убежал. Стрелять не можешь? Вот ещё. Хёнджин умеет стрелять лучше, чем все гости в этом зале вместе взятые. Он без особо прицела выстрелил ровно в тарелку из-под оливье, стоявшую в другом конце этого немалого помещения. После этого все затихли. — Быстро разошлись нахуй! Иначе я вас нашпигую этими стрелами и пожарю на костре! Никто и не разберёт вы это или сраная свинина! Выдумали тут драться из-за такого! Идиоты! Санзик, который был окружён бутербродом двумя крупными мужчинами, оттолкнул одного ногой вперёд, а второго — ударил локтем, чтобы уж наверняка. — Будешь ещё пиздеть про мою семью — вырежу тебя нахуй с этой планеты. Усёк, пиздюк? — напоследок гроза Орджоникидзевского района схватил Чонина за ворот его футболки и наконец, высказав, что хотел, отошёл в сторону. — Тогда не смей лезть к Минги и говорить ему, что делать. Я знаю, что это из-за тебя он кинул меня. Он не твоя марионетка. — Может, Минги не хотел причинять боль себе ещё сильнее, ведь ты, кусок дерьма, решил пойти в армию и отказаться от своего будущего, даже ничего ему не сказав? Говорите сами, я не хочу больше ничего общего с тобой иметь, — Сан махнул рукой на армейца и, сильно хромая на правую ногу, вышел из Чайхоны, чтобы банально подышать свежим воздухом и не видеть все эти противные рожи. Но почему Чонин решил, что Минги безмозглый пацан, который лишь и может как выполнять приказы своего босса? Да какой босс? Сан никогда не управлял Тапулей, ведь в первую очередь считал его братом, а потом уже тем, кто может выручить в делах грозы района. Да и Минги далеко не слабохарактерный и может постоять за себя в любую секунду. Тогда почему же все-таки Чонин такого высокого мнения о себе, что не может принять тот факт, что сам виноват в их расставании? Как он вообще может говорить, что скучал по Минги, если за целый день ни разу не соизволил к нему подойти, чтобы банально извиниться за свой отвратный эгоистичный поступок. Разве не Чонин твердил о том, что они с Минги настоящая семья и должны советоваться друг с другом, будучи партнёрами, любящими друг друга?