кохай мене, уфімец

«— Слы, а какая у тебя фамилия, Солнышко? Я ж даже не помню как согласился сдать часть своей хаты тебе, а фамилию уж тем более не запомнил, — вымолвил Санзик, подходя к малому, который разбирал свои вещи и попутно ставя кучу еды в холодильник. — Моэ призвище очень странное, но, будь ласка, не ржи, — Хёнджин еле собрался с мыслями, ведь над ним все время подтрунивали из-за его призвища, то есть, фамилии, поэтому он и не особо хотел говорить ее. — Потеряшко. — Серьезно? Епт, она такая милая. Ты ж моя потеряшка, — старшой подошёл почти вплотную к лицу хуторянина и стал оттягивать обе его щеки как это обычно делают бабули своим внукам, показывая свою любовь. — И почему ты думаешь, что я буду ржать? Ты вообще, бля, знаешь мою фамилию? Я вообще Бочка, епт. От родителей мне достались не только плохие гены, но и ебаническая фамилия, смекаешь? — Як по мени, Бочка очень даже клевое призвище. Я бы хотел себе такую фамилию. Может, нам стоит пожениться и я возьму твою фамилию? — Ой, малой, ты че такую бубуйню несёшь? Мы ж оба пацаны, какое жениться. Замуж выйти, не путай, епт». Почему Сан вспомнил этот разговор со своим новым сосидунько прямо в самый разгар серьезного трепла с Уебанами? Потеряшка уже успел залезть в голову грозы настолько сильно? Нет, сейчас другие дела. Сейчас нельзя думать о малом. О нем вообще нельзя думать, он ведь временный сосед. Всего лишь сосед по хате. И точка… А может Санзик лишь пытается себя успокоить и притвориться гетеросексуалом? Но ему нужно вернуться в реальность и перестать думать о Солнышке. Сейчас не время и не место думать о парне. — И правда, у нас деловая встреча. Мы по поводу Тапули. Уж очень дохуя вопросов он вызывает лично у меня. Ты готов идти на контакт, епт? — Бинт сел на корточки напротив Санзика, пытаясь пронзить его взглядом, но старшой начал это делать ещё с самого появления Уебанов. Кажется, разговор будет напряженным, учитывая, что он будет про любимую Тапулю. — Я буду говорить с тобой хоть о моей елде, если ты дашь мне сигарету. — Санзик, ты вообще не меняешься. Каждый раз, когда мы перечикиниваемся ты стреляешь у меня сижку. У тебя же, бля, кореш работает в КБ (магазин Красное и Белое), он сто пудов должен подворовывать какую-нибудь хуйню и с тобой делиться. Ты же только с воришками и общаешься, — взгляд Бинта стал более насмешливым, ведь он действительно каждый раз, когда видится со старшим, пытается его всячески унизить и вывести на эмоции. — Слыш, Батон не трожь! Я смекаю, ты хочешь меня обосрать, но тебе ведь только хуже будет, ты должен это смекать. Если ты гонишь на одного филолога, то получай хуеблет от другого филолога. Так, кстати, заверял мой профессор Сан Саныч, мы с ним тезки, — гроза Орджоникидзевского района как обычно держался стойко и совсем не реагировал на провокации Бинта. Ведь действительно, стая филологов очень опасная, на неё нельзя покушаться. А Сан знает всех филологов города Уфа, ибо за время учебы в университете на учителя русского языка и литературы, ему много пришлось с кем заиметь связи, чтобы закончить учебу с красным дипломом. К слову, Батон, то есть Чангюн, был однокурсником Санзика. Даже больше, они были одноклассниками, а после стали и однокурсниками. Довольно интересная история, о которой все чуть позже узнается. — Мы снова отходим от темы. На этот раз я не хочу тебя оскорблять и покрывать хуями каждую секунду. Я хочу тебе помочь. Помочь?! — Сигарету. — Господи, блять, какой ты мелочный, сука, — ворча себе под нос, Чанбин достал сигарету и засунул её прямо в рот Санзику, не позабыв, конечно же, о том, чтобы поджечь раковую палочку с двумя кнопками. — Я внимательно тебя слушаю, Бинт. Слушаю каждое твоё слово, ведь ты можешь меня наебать. Никогда не забуду 2017 год. — До меня дошли слухи, которые рил доказаны фактами о том, что твой Тапуля барыжит на улице Шота Руставели. Его отца понизили в должности, поэтому бабла стало очень мало, а ведь надо ещё за кредиты уплочивать… — Платить, — перебил Чанбина старшой, возможно тем самым доказывая, что действительно слушает каждое его слово. Да и ему как учителю русского языка очень больно слышать подобные слова. — Ой, блять, платить… Ты, сука, сбил меня! Уён, расскажи блять че там я хотел сказать! — Бинт уже махнул рукой на старшого и чуть отошёл в сторону, давая своему гражданскому мужу встать на его место, точнее сесть на кортаны. — Так, слухай дальше… — теперь и Уён был перебит Санзиком, но причина была более веской, чем выебнуться. — Да ты заебал уже перебивать! Ладно меня, но Уёна, то нахуя блять??? — снова не выдержал Бинт и был уже готов устроить взбучку Сану. — Малой, ты из Украины? Ты сказал «слухай» вместо «слушай». Почему я раньше не замечал за тобой подобное?.. — задал сам же себе риторический вопрос Санзик. — Ну… Да, я с Украины. Моя маман сбежала от бати сюдось, когда мне было лет 10. А почему ты только сейчас заметил? Ты же все всегда замечаешь, епт. — Вы же шарите, что у меня ща сосед по квартире украинец? Так я его нихуя не понимаю иногда. Я смекаю, что он многое наверняка говорит, чтобы меня заебать и подъебать, но, ёмаё, иногда это рил пугает. — Ой, да я Бинни тоже так постоянно приколы делал. Он всегда бесился, когда я балакал на юкрейн, а потом уже стал все понимать. Слух, когда ты подольше поживёшь с украинцем, начнёшь довольно быстро понимать наш язык, даже если ты ранее вообще боялся его, как Чанбин, например, урубатися? — Епта, блять, давай хоть ты без украинских словечек, а то я так рил с ума сойду, — Санзик скорчил лицо, затушив сигарету как обычно о свою ногу, точнее о бедро, ибо до земли ему было дотягиваться лень. — А с чего это ты так заботишься о том, чтобы его понимать? Тебе же обычно все равно на такие штуки. Влюбился кажись? — Уён, ты так и не договорил насчёт Тапули. Мы же только для этого собрались туточки. Я вообще не из ваших рядов, я натурал. — Не существует понятия «натурал», потому что все ориентации натуральны, — залез в разговор Чанбин, сказав впервые за свои двадцать лет умную вещь. — Бинни, давай потом расскажешь ему все, что шаришь на эту тему, но сейчас действительно есть тема поважнее, — Уён положил руку колено уже сидящего Чанбина, чтобы немного успокоить его и продолжить говорить. — Так вот, Минги пришлось пойти работать, хоть у него нет никакого образования, кроме одиннадцати классов школы, поэтому для него единственным выходом было пойти барыжить. У него много друзей барыг, мне кажется, ты должен это знать, так что последующая торговля не была чем-то сложным. Это уже идёт около трёх месяцев, в его семье все более менее уладилось, но… — Его заметил Пистолет, верно? Теперь на жопку Тапули открыта охота. Я так и понял, когда вы только про наркоту заговорили. Твою мать! Он ведь такой шкет, какая наркота… Ему нельзя такое, у его матери давление высокое… — Сан уже отбросил все гопнические манеры и сел пятой точкой на землю и облокотился спиной о дерево, под которым он и сидел все время. — Ты не прав. За его отцом. Пистолет открыл жопу на его отца. — Разберись с Пистолетом. Только у тебя это получится. Даже Батя пытался помочь с этим, но его лишь избили подсоски Пистолета. Понимаешь, даже Батя не смог. — Сан, отец Минги действительно хороший человек, и он не заслуживает того, что может сделать Пистолет, из-за своего сына-барыги. Без обид, но ты тоже не любишь барыг. Поговори с Минги и сразу же придумай, что делать с Пистолетом. Не забути, мы всегда на связи с Бинни. Хоть мы не особо ладим, но все-таки мы все одна огромная семья. И правда. Они все семья. Они могут враждовать, драться, ругаться, швыряться тапками, но они всегда будут на стороне того, кто в беде. Есть, конечно, исключения по типу Пистолета, но таких людей крайне мало. В основном, грозы всех районов стараются не конфликтовать друг с другом слишком сильно, ибо это может сыграть с ними же в ужасную игру, где они проиграют. Сан по своей натуре пацифист, хотя он и не против попиздиться на пьяную башку или если его действительно вывести из себя. Именно поэтому Санзик каждый конфликт пытается уладить в кратчайшие сроки, потому что осознаёт, что даже каждая пьяная пизделовка может перерасти в войну глобального уровня, где будут задействованы все районы, и вся структура их общества и семейный кодекс будут разрушены как по щелчку пальцев. После разговора с Уебанами Санзик шёл прямо на улицу Шота Руставели, так как Минги не отвечает на его сообщения, поэтому, по логике, он должен барыжить. Отвратительное чувство. Старшой шёл небыстрым шагом, словно пытался оттянуть этот разговор. Но он неизбежен. Минги сам не понимает насколько серьёзная проблема нависла над его семьёй. Не только над его родной семьей, но и над «уличной». Сан был прав — Тапуля именно сейчас барыжит на улице Шота Руставели средь бела дня. Стоит и продаёт мелкой шпане какие-то трубочки толщиной в палец, которые, судя по всему, нужно вдыхать. Этакий кокаин для детей. Как раз так и называют этот агрегат. Конечно же он не предназначен для детей, просто это более легкий кокаин. Он стоит наравне с травкой, но для Санзика даже такое — недопустимо, особенно когда это продаёт Минги. — Хочу купить всё. Сколько будет стоить? — Сан подходит к Минги, который опустил голову для того, чтобы посмотреть сколько денег он поднял за сегодня. Он планировал через человека два-три уже закругляться, ибо уже достаточно денег заработано за полдня. А в ответ тишина и стеклянные глаза. Глаза, полные отчаяния и недоумения. Полные страха. — Ты мне продашь все, что у тебя есть или что? Я твой клиент, так что обслужи меня, пожалуйста. Продай мне ебаную наркоту, Минги, — Сан схватил младшого за ворот его футболки и чуть приподнял, смотря прямо в его глаза, которые, кажется, наполнятся сейчас слезами. Нет, Сан не какой-то там тиран, просто для Минги он как отец. Сан для него авторитет, поэтому конечно же ему будет страшно. Ему страшно не за то, что старшой может с ним что-то сделать, а за чувство унижения перед собой же. Минги казалось, что Сан его возненавидит за это. Тапуля покорно отдал весь оставшийся товар Санзику, чтобы не нахвататься ещё больше проблем, но проблемы будут как раз таки у Сана. Полицейская сирена. Красно-синие цвета от мигалки на асфальте. И знакомый голос позади грозы. — Товарищ Бочка, пройдите, пожалуйста, в машину, проедем с вами в участок. — Что?.. Нет, погоди, Капитан, это не то, о чем ты подумал. Все, конечно, выглядит плохо, но… — Сан не успевает даже хоть немного объясниться как его руки замыкаются наручниками. Крепкими, холодными наручниками, из которых вырываться бесполезно — будет только больнее. — Сан, я на многое могу закрыть глаза, но наркотики… Наркотики это уже слишком, ты ведь сам знаешь. Я сейчас делаю свою работу, пойми меня. — Капитан, это… — начал влезать Минги, но в ответ лишь получил рык «Заткнись!» от Санзика. Здесь малой бессилен. Здесь все бессильны. Минги просто стоял и смотрел как его брата уводят в полицейскую машину. А ведь Сан по сути забрал на себя всю вину, даже сейчас спасая свою Тапулю. Сан может отсидеть, ему никто ничего не скажет, но он не может допустить того, что срок будет мотать Минги. Это ведь клеймо на весь его род. Отец полицейский, а сын сидит за продажу наркотических веществ, где такое вообще видано?! Позор! Плохо воспитали выродка! Это все этот Санзик виноват! Барыга да наркоман! В голове Сана сразу же заиграла песня Save me удивительно корейской группы BTS, которую так сильно любит баба Тоня с соседнего подъезда. Кстати, именно она подсадила грозу на некоторые песни этой группы, так что в его плейлисте не только Кровосток и Сектор Газа. — Капитан, вруби песенку. — А может тебе ещё икру красную с маслом принести? Какую хоть песню то? Если BTS, то категорически нет. Ты же знаешь, что меня пугает китайский. — Мать твою, Капитан, они корейцы. Да и вообще я скоро сяду, поэтому дай хоть послушать моих мальчиков на свободе. И обещай, что будешь меня навещать в тюрьме, — Сан уже не был таким напряженным, потому что осознал, что бежать некуда, но мысль о Пистолете ни разу не покидала его дурную башку. — Я знаю, что это не твоя наркота. Я знаю про Пистолета. Но мне надо было тебя арестовать, чтобы не терять имидж, смекаешь? — Хонджун посмеялся и наконец врубил корейских пацанов, постукивая по баранке полицейского корыта. — Ах ты сука такая!