Under Your Spell

      После изнурительной работы в операционной, оба были истощены. Хайзенберг проводил Белку в душ, а сам на время ее мытья поудобнее устроился на полу коридора на своем сложенном плаще и достал сигару. Он не спешил закуривать: повертел ее в руке, пропустил между пальцами, играя как фокусник, понюхал, проведя под носом. Аромат стрельнул в голову, отчего инженеру послышались отголоски минувшего прошлого, и Карл закусил губу, пытаясь освободить свой разум от шумного эха. Но перед глазами стал вырисовываться один-единственный день, тот самый, в случайность которого он уже давно перестал верить. ***       «Считают себя настоящими рейхсдойче, чтоб их… - проговорил про себя Хайзенберг, меняя обойму Люгера. - А мы из-за них тут жопы рвем».       Говорить такое вслух граничило с полнейшим безумием, потому Карлу, как обычно, оставалось засунуть свое мнение куда подальше и держать его там, как можно дольше. Он стал размышлять, как так вышло, что он, офицер Вермахта, не потерявший за годы службы ни одного бойца под своим командованием, вынужден оставлять последнюю занятую позицию и с позором отступать с жалкими остатками своего отряда.       Карл вспоминал свое первое раздражение от того, что именно его отряд должен был сгруппироваться с румынским корпусом и двинуться к границе Молдавии. Не нравилась ему эта деревня, и на душе было как-то особенно паршиво от местных жителей.       Неделю назад отряд под командованием Хайзенберга занял выгодную позицию у горного хребта и наблюдал за округой из своего укрытия. Будучи в деревне, они успели немного пообщаться с населением и поняли, что они являют собой настоящую армию фанатичных еретиков, поклоняющихся какой-то темной дряни. Когда отряд покидал поселение, жители следили за ними злыми голодными глазами, будто уверяя, что все хорошее в жизни немцев осталось позади. Карлу даже пришлось подстрелить нескольких местных гражданских, которые как с ума посходили и кинулись на солдат с вилами и топорами. Ему еще никогда не приходилось видеть такого наиглупейшего желания расстаться с жизнью. И какой черт их только дернул нападать на вооруженного офицера? Остальные жители попрятались в свои норы и больше носу не показывали.       Наконец, они соединились с румынским корпусом, и настала пора выдвигаться из деревни. Но противник не заставил себя долго ждать, и их предательски окружили, не дав возможности оборонятся на своих условиях. Карл принял командование на себя, но отпор был слишком ожесточенный, при этом офицер успел заметить, что среди нападавших были и некоторые знакомые деревенские лица. Враг с каждым днем забирал у него все больше солдат, и в итоге от всего отряда остались лишь сам Хайзенберг, да горстка его рядовых. Однако в кольцо их не взяли, и все-таки была еще возможность отступить. Связь с вышестоящими дала только один результат: держать оборону до переброса резервов. Но Хайзенберг знал, что резервов поблизости не было, а, значит, и рассчитывать приходилось только на свои силы, которые, как ему казалось, заканчивались в геометрической прогрессии. Но такой расклад, наоборот, разогревал в офицере какой-то юношеский азарт, и удержание позиции казалось ему лишь делом времени.       Все планы поменял один единственный приказ, который исходил от самого Короля. Отступать. Если бы не годами выдолбленная военная дисциплина, Хайзенберг непременно переломил бы ход этой битвы. Но спор с вышестоящим был равносилен самовольному выстрелу в пятку, и Карл молчал, как делал это уже сотни раз.       Они отступили к разрушенной крепости. Место было не самое приятное, но выбора не было. Однако сама деревня со своими таинственными статуями и пещерами вызывала в Хайзенберге слишком много вопросов.       Противник укрылся в низине и, судя по всему, тоже перезаряжался. Он был один, остальные занимали выжидательную позицию неподалеку, явно угадав, что ночью защитники крепости не перейдут в нападение. А может им было известно, что они не сделают этого и днем. Ночную тишину нарушил одиночный выстрел парабеллума, точно попавший в цель. Всякое движение вокруг крепости остановилось. Переждав минут тридцать, Хайзенберг устроился в укромном углу, откуда он мог наблюдать за округой, при этом не выдавая себя.       Выглянув в очередной раз из своего укрытия, офицер сквозь назойливое стрекотание ночных сверчков уловил копошение за спиной, а потом учуял запах дыма. Он повернулся и пошел на запах, и перед глазами Карла предстали четверо его оставшихся солдат, разворошивших какой-то металлический чемодан и раскуривающих сигару.       - Черт, а это еще что? - вырвал он из рук солдата то, что тот прятал. - Какого хера, рядовой Фишер?! - Карл затряс перед испуганным лицом зажатой в кулак сигарой, не взирая на то, как отреагируют на его слова подчиненные. Он был чертовски зол на все обстоятельства, которые складывались вокруг этого похода.       Офицер посмотрел в чемодан и увидел целые перевязанные пачки кубинских сигар, томно ожидающие, пока их вскроют. На службе он не курил и своим подчиненным давать слабину в самые ответственные моменты также не позволял, хотя в свободное время, бывало, баловал свои легкие хорошим табаком.       - Разрешалось ли курить на позиции, рядовой? - завел руки за спину Карл и обдал парня ледяным взглядом.       - Никак нет, господин оберлойтнант! - почти выкрикнул Фишер.       «Да что ж ты так орешь, вся округа сейчас сбежится на такого мудака посмотреть», - раздраженно подумал Карл.       - Откуда чемодан?       - Нашли в крепости, прямо под досками в углу, господин оберлойтнант!       Хайзенберг проверил место и нашел там еще один такой же чемодан, забитый доверху сигарами. Нужно было быть полным дураком, чтобы не признать, что аромат от чемоданов шел отменный. А Карл дураком если и считал себя, то в самую последнюю очередь. Он вернулся к своим солдатам и посмотрел каждому в глаза. Еще зеленые юнцы, даже волосы над верхней губой только-только начали являться миру, и так странно, что среди опытных бойцов выжили именно они. Но и им суждено умереть, как и Карлу, потому что отступить они все-равно не успеют. Тогда, собственно, почему бы не дать им вдоволь напыхтеться перед смертью… Но только после него самого.       - Дай сюда! - недовольно вырвал сигару из рук мальца офицер. - Спички.       Солдат растерянно пошарил по пустым карманам.       - Н-никак нет, - встал он по стойке смирно, вытянув руки вдоль туловища, и громко сглотнул. - Я хотел сказать, никак нет, господин оберлойтнант!       - Да не ори ты, - Хайзенберг уже собирался швырнуть сигару ему в лицо, но вмешался второй солдат, протянув вышестоящему зажигалку.       Карл прикурил, закрыв сложенной в дугу ладонью огонек.       - Высший класс! - довольно выпустил он дым, прикрывая глаза. - Ну, чего уставились? Валяйте, - и Хайзенберг пнул ногой чемодан с сигарами поближе к бойцам. Те в нерешительности переглянулись, но, увидев, что командир повернулся к ним спиной и направился на свое прежнее место, схватили по сигаре и смачно раскурили.       Карл уселся в позу лотоса на своем сложенном плаще и достал из кармана небольшой блокнот и таких же размеров карандаш. Он записал в него все необычное, что ему довелось увидеть в этой деревне и подумал, что если выживет, то обязательно вернется сюда с отрядом Аненербе, и вместе они докопаются до истинного прародителя загадочных мест. Карл был зол, что вынужден покидать эти края так рано, не удовлетворив своего неуемного любопытства.       Вдруг блокнот бесцеремонно выхватили из рук офицера, и на землю выпала пара оторванных страниц. Перед Хайзенбергом стояла молодая женщина и с улыбкой пробегала по страницам глазами. Мужчина вскочил на ноги, как ошпаренный. Откуда она, блять, тут взялась, и почему он не слышал ее шагов? Выглядит вполне опрятно, хоть и странновато, неужели, засланная?       - Как интересно, - совокупила прочитанное женщина и захлопнула книжечку. - Нравится старина? - вопросительно наклонила она голову на бок.       - Вижу, фрау нечаянно забрела в логово волков, - напустил на себя непоколебимый вид Карл. - Шла бы ты домой, милая, у меня тут рота мужиков, вот уже пару месяцев не видевшая женщин. Как бы чего дурного не стряслось, - ухмыльнулся он женщине, намеренно преувеличив численность своего «войска».       - Хм, - поджала губы дама. - Разве это я сейчас в логове?       Хайзенберг не понял ее слов и решил оглянуться. Это было роковой ошибкой, ибо женщина пырнула его в бок под ребра чем-то острым и провернула внутри, ослепив военного яркой вспышкой боли. На голос своего командира ринулись остатки отряда, но были схвачены мерзкими шевелящимися отростками, как ожившими корнями дерева, и тут же придушены намертво.       - Долбаная сука! - крикнул Хайзенберг и из последних сил рванулся вперед, но тут же рухнул на землю, сжатый по рукам и ногам такими же мясистыми щупальцами.       - Они слишком глупы и слабы. Но вот ты… - женщина провела пальцами по ране и облизала с них его кровь. - В тебе есть то, что может мне пригодится. Я хочу предложить тебе… сотрудничество, - улыбнулась она, сделав последнее слово мягким до невозможности.       - Пошла ты нахер, псина, - выплюнул ей свой ответ Хайзенберг, собрав остатки мужества и пытаясь не думать ни о щупальцах, ни о погибших на его глазах последних парнях.       Но женщина на это лишь рассмеялась.       - Ты и правда не узнаешь меня, Карл?       Неужели они раньше встречались? Нет, Хайзенберг бы точно запомнил ее лицо, слишком уж хорошая у него была память на лица. Если только… Он практически не помнил своего детства, но женщина была моложе его, поэтому встреча с ней в таком юном возрасте была исключена. Карл задергал руками в знак неповиновения, пытаясь высвободить их из скользких пут.       - Я предлагаю тебе вечную жизнь. Все, о чем только можно мечтать в самых сокровенных фантазиях. Власть, сила, могущество, а ты называешь меня псиной? Это и есть твой ответ?       Хайзенберга начали одолевать сомнения. Что за сумасшедшая? Но когда тебе предлагают вечную или хотя бы какую бы то ни было жизнь - начинаешь невольно цепляться за надежду на выживание. Он понимал, что его рана слишком глубока, но ее слова заставили его ненадолго поверить, что все еще можно исправить. Да что это он, рехнулся, чтобы верить фантастическим бредням спятившей маньячки?       - Позволь, я покажу тебе, - с улыбкой прервала его мысли женщина и наклонилась ближе. ***       Галлюцинации все еще давали о себе знать, когда он закрывал глаза. Ему уже стало значительно лучше, но, смыкая веки, он ясно слышал звуки молотящих обойм и режущие слух крики боли. Он пытался убедить себя, что это все невзаправду, но иллюзия была настолько правдоподобной, что не успевало пройти и минуты, как Хайзенберг вскакивал с места и начинал швырять все, что попадалось под руки, пытаясь унять безумие, творящееся в его голове. Металл вокруг него хаотично подскакивал в воздух и носился по помещению, задевая самого Карла и оставляя частые глубокие порезы на влажной от пота коже. Он не знал, закончится ли когда-нибудь это сумасшествие и, полностью обессилев от своих мучений, падал на пол, теряя сознание.       Вскоре и галлюцинации прекратились, уступая место первородной ненависти и желанию покончить со всем этим. Но он не мог убить себя, любые раны на нем затягивались слишком быстро. Это до истерики смешило его больное сознание, и Хайзенберг пытался выкорчевать из себя вросшего паразита, но и здесь ему не суждено было добиться успеха. Матерь Миранда контролировала всех своих детей, и за каждый проступок Карл расплачивался собственной шкурой, становясь объектом все более зверских экспериментов. Но, в конце концов, за все его страдания судьба по-своему вознаградила Хайзенберга. Он стал одним из Лордов Четырех домов и получил в свое личное пользование огромную фабрику, как корнями уходящую под землю исполинскими механизмами и полуразрушенными цехами. ***       Оставшись наедине с самим собой, он буквально впечатался в металлический стул, устало запрокинул голову и сцепил руки за макушкой. Воспоминания искрящейся лентой пронеслись перед закрытыми глазами, выжигая остатки сил и тяги к борьбе. Справа в груди равномерно отстукивало ритм нечто омерзительное, иногда дергаясь и извиваясь под усыпанной шрамами кожей. Хайзенберг все еще не мог привыкнуть к шевелению твари в своем теле, и его всякий раз передергивало судорогой, а ногти зачёсывали до боли место обитания паразита.       Рука сама потянулась за пазуху и достала оттуда свёрнутый в трубочку плакат. Он сорвал его со стены одного дома в деревне, когда в очередной раз наведывался за едой. Ненависть опалила измученное сознание, и Хайзенберг вгляделся в лицо женщины, сокрытое под решетчатой маской. Он бы с удовольствием прожег своим взглядом дыру в ее роже, если бы только мог. Если бы. Но ему оставался только этот грубый клочок бумаги, так бережно хранимый деревенскими олухами. Да какая она им, нахер, матерь? Разве так называют суку, готовую и детей живьем жрать, лишь бы добиться своего?! Нет, местные точно окончательно отупели, раз верят в треп этой поехавшей твари.       Карл нехотя поднялся со стула и подошел к столу. Он нежным, аккуратным движением ладони расправил плакат, будто на нем была изображена вовсе не сука, из-за которой он обречен на вечное существование мутантом, а горячо любимая женщина, приложил его по центру пустой деревянной стены и приколол сверху гвоздем. Инженер отошел на несколько шагов назад, скрестил руки на груди и пристально всмотрелся в прятавшиеся за маской лживые глаза. Нож сам вынырнул из набедренного крепления, и Карл одним молниеносным замахом метнул его прямо промеж бровей молодой богини, после чего накинул на себя плащ и покинул фабрику.       Хайзенберг впервые за долгое время стоял посреди той самой крепости, где смерть настигла его молодых солдат. На первый взгляд, ничего не указывало на то, что здесь когда-то держали оборону военные. Бывший офицер прошелся по ветхим камням поднимая в воздух серую пыль, и невольно дотронулся до жетона на своей груди. Тот уже успел истереться до блеска от постоянных прикосновений и стал гладким, как зеркало. Карл подумал, что нужно бросать эту привычку и остановился на том месте, где застигла его Миранда. К огромному удивлению Хайзенберга на земле лежал его походный мешок, прогрызенный мышами, и, порывшись, он обнаружил там остатки упаковок своего пайка, который уже успели растащить грызуны, и, кроме того, ручные пружинные весы, чтобы с точностью отмерять свои 987 граммов продовольствия в день.       Карл с горечью улыбнулся своей находке и закинул мешок на плечо, чтобы как следует порыться в нем накануне. Он уже собирался уходить, но обнаружил под ногами коричневый и покрытый грязью окурок сигары. Хайзенберг весело свистнул и придавил окурок мыском ботинка.       - Девочки мои, я чуть про вас не забыл! - сказал Карл сам себе и в противоположном углу обнаружил нетронутыми пару чемоданов с практически пожизненным запасом кубинских сигар.       Возможно, той ночью кто-нибудь и видел темную фигуру с чемоданами и мешком на плечах, но, во всяком случае, если такие и были, то они старались помалкивать, потому как никто в деревне не хотел навлечь на себя гнев самого загадочного и страшного из Лордов - Хайзенберга.