Ночь

      Чёрный не умел любить, не знал, каково на вкус это чувство, не мог отличить его и распознать от других. Любовь была для него сказкой, вымыслом, чем-то, что никогда его не коснётся. Никто не полюбит его, а он не сможет полюбить кого-то. Он не находил ничего привлекательного ни в одной из девушек, а о чувствах к парням не мог и подумать.              Не мог, пока не познакомился с Курильщиком. Единственным человеком, который принимал его таким, какой он есть. Чёрный не понимал, что он чувствует, но это определённо ему нравилось, хоть и пугало. Парень испытывал непреодолимое желание находиться рядом, быть поддержкой и опорой, он чувствовал, что несёт за него ответственность. Всю жизнь Чёрный считал себя одиночкой и думал, что будет оставаться таковым до конца своих дней, не желая тратить своё время на кого-то ещё. Но проводить время с тем, кто действительно тебя понимает, оказалось так приятно. Необычно приятно. И слишком неестественно для Чёрного, что он просто терялся в своих чувствах. Сам парень объяснял себе это страхом потери близкого человека, которого он так случайно, но очень удачно обрёл. Но по ночам закрадывалась мысль, что испытывает к Курильщику нечто иное, очень сильное и пока необъяснимое. Он не давал этим мыслям развиваться, стараясь сразу провалиться в сон.              После ночи в Могильнике в ритм сердцу в голове стучали слова: «Ты мне нравишься.» Раз за разом Чёрный прокручивал фразу Курильщика, сам того не желая. И его ответ на признание… Глупый, совершенно сухой. Становилось страшно, что он мог обидеть Курильщика или вообще травмировать. Но что ещё можно было ответить? Сказать о взаимности чувств? Чёрный не знал, были бы эти слова ложными. Но при каждой новой встрече с другом, ему казалось, что не соврал бы, если бы ответил ему именно так. Нужно было думать, очень много думать и анализировать. С такими вещами не шутят, тут нужна полная уверенность и однозначность. Со дня на день Курильщика должны выписать, а это означало, что у них будет возможность поговорить наедине. Может, тогда что-нибудь прояснится.              Чёрный не спал, он бродил по коридорам, ожидая Курильщика. Они договорились встретиться сегодня. Снова ночью, уже по сформировавшейся традиции. Оба считали ночь лучшим временем для разговоров, когда никто не сможет им помешать, и они точно будут свободны от всех дел.              И вот донёсся долгожданный скрежет колёс за спиной.              — О-ах, прости, я задремал. Ладно хоть Табаки начал вдруг горланить свои песни, разбудил всех, — сонным голосом сказал Курильщик, пару раз звенув.              — Если хочешь спать, нужно было оставаться. Завтра бы всё объяснил, — понимающе произнёс Чёрный.              — Мы давно не общались по- нормальному. Не хотелось упускать такую возможность.              «Я скучаю, » — взглядом добавил Курильщик то, что нельзя было произносить вслух. Чёрный кивнул, жест этот означал: «Я тоже.» И они оба поняли друг друга без слов.              На улице моросил дождь, а потому парни решили пойти в туалет Четвёртой. Курильщик всё время зевал, прикрывая рот рукой и пытался не показывать Чёрному свою усталость. Но вожак шестой заметил сонливость друга, неоднократно предлагая перенести их встречу, а сейчас отправиться спать.              — Всё в порядке. Это просто акклиматизация после Могильника. Там, знаешь ли, время по-другому ощущается, словно другой часовой пояс, — говорил Курильщик и вновь заражал Чёрного своим зеванием.              — Как скажешь. Но я бы хотел серьёзно поговорить с тобой, — Чёрный сел на раковину, чтобы Курильщику было проще смотреть на него. — Разговор связан с тем, что ты сказал мне в Могильнике…              Казалось, сердце Курильщика пропустило удар. Он вспомнил те самые слова признания, которые произнёс, думая, что находится на смертном одре, и со дня на день липкие лапы смерти утащат его в могилу. О чём же хотел поговорить Чёрный? У Курильщика было два варианта развития событий, либо Чёрный сейчас пошлёт его на все четыре стороны, сказав, что не сможет принять его таким, либо будет извиняться и оправдываться, говорить, что он не тот, кто ему нужен. Был и ещё один вариант… Но настолько нереален, что парень его даже не рассматривал. Хотя именно от этого варианта где-то в животе завязывался узелок и стягивал всё внутри.              — О чём же именно ты хотел поговорить? — спросил Курильщик, придавая голосу максимальную твёрдость, что давалось ему с большим трудом.              — Мне кажется, я поспешил с ответом. Мне раньше не признавались в чувствах, и я растерялся. У меня определённо есть что-то к тебе, но я не могу понять, что именно. И как в этом разобраться, я тоже не знаю, — Чёрный спустился с раковины и подошёл к бывшему состайнику, присев перед ним на корточки. Голос его был совершенно спокойным, что помогало Курильщику не сойти с ума.              Мучительное молчание повисло между ними. Стук воды, капающей из крана, казался оглушающим громом, кровь пульсировала где-то в висках, сердца бились вразнобой. И всё это вместе создавало ужасный, мешающий сосредоточиться шум. Сонливость Курильщика улетучилась, он думал, что теперь вообще никогда не сможет уснуть. Они молчали всего несколько минут, но эти минуты казались им вечностью. Несколькими вечностями, переплетающимися между собой, сменяющими одна другую. Стоило одному произнести хоть слово, и нескончаемый поток времени тут же бы остановился, всё пошло своим чередом. Но никто не решался нарушить молчание.              Их глаза бегают в стороны, в поисках, на чём можно зафиксировать взгляд, чтобы разрушить эту неловкость, и в итоге останавливаются друг на друге. И в этих взглядах парни читают всё то, что не могли произнести. Будто по взмаху волшебной палочки, они одновременно тянутся друг к другу и сливаются в поцелуе. Движения Чёрного равномерные и уверенные, слишком умелые для первого поцелуя. Курильщику остаётся лишь податливо отвечать, поспевая за быстрыми губами друга. Его пальцы сцепляются в замок на бритом затылке вожака Псов, притягивая ближе к себе. Чувствуя желание Курильщика как можно сильнее сократить расстояние, Чёрный кладёт руки на его бёдра. Но вспомнив о том, что они не обладают чувствительностью, ведёт ладонями вверх, остановив их где-то на талии, случайно задирая футболку, почти до самой груди. Их губы порхают, как бабочки попавшие в ловушку, так же быстро, неловко, невпопад, но настойчиво, упрямо, ведь от этого сейчас зависит их жизнь. Пару раз они стукаются зубами, постоянно натыкаются на носы друг друга, от чего улыбаются и чуть ли не смеются.              Чёрный не умеет любить. Но почему-то ему до головокружения нравится касаться губ Курильщика своими. Он не знает, каково на вкус это чувство, но терпковатые, табачные, с лёгким послевкусием кофе и алкоголя губы друга сводят его с ума. Парень не мог отличить любовь от любого другого чувства, но если прислушаться, затаить дыхание, то можно услышать, как сердце вполне отчётливо стучит ему: «Люблю.» Чёрный считал любовь сказкой и вымыслом, но разве, находясь сейчас с Курильщиком, целуясь с ним, исследуя пальцами худое тело, он не ощущает себя в сказке? Никто не сможет полюбить его… А Курильщик полюбил. Он никого не сможет полюбить… Но полюбил Курильщика.              Спустя какое-то время они находят в себе силы оторваться друг от друга.              — Разобрался? — шепчет Курильщик, оставив руки на затылке Чёрного.              — Ты нравишься мне… Не как друг, — отвечает Чёрный, продолжая обнимать Курильщика.