Царь. Просто Царь

Шаг, шаг, поворот. Плебейское выбегание из-за кулис не дня нас, мы умеем себя нести. Вперёд шаг, второй, третий — корк. Мы выглядим расслабленно, уверенно, не вынимая рук из карманов. Технически невероятно сложно для нашего возраста, но мы справляемся. Стойка на колено, вскинуть голову и улыбнуться. Движения отточенные, под музыку, с четкостью до бита. Наконец-то вынимаем руки из карманов и тут же заводим одну назад, чтобы с силой оттолкнуться и вращением подняться на ноги. Обезьяну мы выполнили идеальнейше, как и последующую серию маховых сальто. Дыхание начинает сбиваться, я стараюсь успокоиться и снизить нагрузку на диафрагму. Сколько мы убили на этот трюк времени и сил — не сосчитать, но мы отталкиваемся от невидимой преграды между нами и зрителями, выйдя в почти идеальную горизонталь перед тем, как сгруппироваться для приземления. Эффект зависания вышел на «отлично», я отмечаю это краем сознания на считанные доли секунд, сама всецело отдаваясь технике и публике — здесь и сейчас мы с Конхи артисты. Дуэт-паркур, выполняющие прыжок за прыжком, облаченные в строгого фасона костюмы и движущиеся синхроннее дублей на экране монитора. Множественные золоченые цепи и цепочки взлетают при прыжках, но закреплённые на совесть держатся крепко и выгодно отражают свет прожекторов. Наш дуэт нескромно так сияет перед многоголосой аудиторией. Неудачно завершаю прыжок, приземлившись на пятку. Сдерживаю острое желание перекосить лицо, вместо того вскидывая подбородок, как и было задумано, и продолжаю работу. Время летит — оглянуться не успеваешь, и будучи на сцене, внимание на то никто и не обращает. Неважно время, важно что и как ты выполняешь, пока оно идёт, и о боли я быстро забываю. И вот уже завершающая связка, выворачивающая суставы. Я в нижней позиции, потому что гибче. Последний прыжок Конхи через меня же — и финал. Мы замираем, чтобы через считанные секунды услышать разорвавшийся гул аплодисментов и выкрики Оги и Мори с первых рядов. — Наградим же овациями наших первооткрывателей, дуэт Ли Конхи и Ю Мира! И поблагодарим за прекрасно проделанную работу! Мы поднимаемся на «продажу», одергивая пиджаки. Ощущаю себя неуютно — рубашка задралась подмышками, но слава всему сущему со стороны это не так заметно, как ощущается. Широко улыбаемся, встаём плечом к плечу и низко кланяемся залу. Ведущая аплодирует вместе со всеми, глаза светятся — «молодцы!» Мы скрываемся за кулисами, переводя дух. Переглядываемся, улыбаемся друг дружке и крепко обнимаемся. Кто-то заходится в кашле, но нам плевать на этих снобов — с сопливого детства контактнее меня был только Ога, у Конхи и Мори просто не было шанса спастись от обнимашек. От обнимашек без романтического подтекста, который ударил в головы невольным свидетелям. Звучит голос ведущей, рядом готовится следующая пара, мы быстро сматываемся в дальний угол поправляться — своё отработали, надо дать дорогу остальным. К нам подходят знакомые лица: — Здорово открыли соревнования. Молодцы. А эта ваша связка — просто улёт! — Спасибо. Мы много над ней работали. Конхи вежливо улыбается, ему наши соперники не очень нравились все. Я же открыто улыбаюсь двум парням и киваю в подтверждение слов друга, мол, так всё и есть. Да и понимающим людям похвалиться охота, чего уж греха таить. В любом случае наше общение — банальная вежливость, но мне не сложно побыть более радушной против сдержанности Конхи. Чуть наклоняю голову: — Удачи. Вы ведь следующие, я правильно помню? — Да. Спасибо, бывайте. Мне как обычно улыбаются шире, чем Конхи, и машут перед тем, как отойти. Я даже не укоряю друга — перевоспитать этого засранца невозможно по причине банального меланхоличного темперамента. Вместо пустых слов поправляю ему воротник и лацканы, парень заправляет мне волосы и жестом предлагает сесть на кейс. Я растегиваю пиджак, одергиваю рубашку и с удовольствием умащиваюсь на широкой поверхности кейса, пост-фактум понимая, что эта тварь на колёсиках. Округлив глаза, сдавленно матерюсь и хватаюсь за Конхи, спрыгивая. Оглядываюсь. На душе расслабляется невидимая пружина — никуда не въехала, ничего не уронила, не разбила, по башке не надают. Конхи вздыхает и садится сам — длинноногая зараза легко дотянулся до пола и крепко заземлился. Смотрю на него со смесью восхищения и возмущения. — Вот ведь вымахал, куда ты такой длинный растёшь?! — Не всё ж тебе самой высокой быть. Показываю язык и смеюсь — шут гороховый. Но сажусь рядом и расслабляюсь — нога из-за пятки всё ж таки ноет. Ничего, пара минут, и следов растяжения как не бывало. Скоро наше соревнование подойдёт к концу, жюри напишет последнюю характеристику, вынесет оценки, ведущая объявит победителя, позволит залу выбрать номинанта на приз зрительских симпатий, вручит характеристики вместе с утешительными призами остальным… И по домам. Хоспади, скорей бы. Хотя посмотреть на соперников всё ж таки интересно, хорошо телевизор с прямой трансляцией над головами висит. Не уснуть бы, но с этой задачей должно справиться обсуждение соперников с Ли… Вчера мы праздновали день рождения Конхи. Ему теперь полноценные тринадцать корейских лет, и он догнал по возрасту всех нас. Думаю, вполне очевидно, почему сегодня мы с ним немного… м-м-м, не в кондиции. И нет, алкоголя мы с того памятного момента и капли в рот не брали, спасибо, хватило. Но обожраться нам ничего не помешало… Моя надежда на Минсока канула в лету — мужик, очевидно, не желал быть моей нянькой и здравомыслию своему предпочитал шишки мои… Из разряда «набивай, дитятко, пока есть на что». И ладно бы, я их не набила б в своё время, так нет же! Я ужасаюсь суммарной цифре своего возраста и тем глупостям, которые творю здесь и сейчас. Мда, оладушек уровня Бог… Конхи несильно дёргает плечом, вынуждая поднять голову с вопросом в глазах. — Последний дуэт. — А-а-ах, вставать надо, — потягиваюсь, садясь ровно и поправляя пиджак, мимолётно отмечая, что таки уснула. — Ну почему мы не попадаем во фриран? Там всё так быстро… — Только кажется, — Конхи поправляет мне снова вывалившиеся из-под невидимок волосы. — Индивидуальные соревнования тянутся ещё дольше, чем командные. И не блещут разнообразием — полоса препятствий-то одна. — Фу, какой ты занудный. Может, догонялки попробовать? — Восемнадцать плюс. Ударяю его кулаком в плечо. Зануда, как есть зануда. Но Конхи смеётся, и я беззлобно фыркаю. Участников приглашают на сцену. Сердце уже не заходится в груди, мне есть, чем дышать, но каждый выход волнителен. Мы с Конхи появляемся плечом к плечу, идём первые по порядку участия. Чтобы сцена вместила всех участников одному приходится встать позади другого, и Конхи реально так возвышается за моим плечом. Чёрт возьми, и когда только в рост пошёл, а самое главное — на какой Растишке? Рано ведь ещё! — По результатам жюри третье место присуждается… Дуэту Блэк-Уайт! — Второе место присуждается… Дуэту Ким-Мин! — И сегодняшний победитель… Дуэт Ли-Ю! Кому там достался приз зрительских симпатий — инфа прошла мимо ушей. Шею тяжелила позолоченная медалька, она же грела грудь и заставляла нутро трепетать. Золото. Моё и наше. Какие же мы молодцы, ети нас через колено! Первое место, чёрт бы его побрал! Юху! Ай да мы, ай да молодцы! Стоило покинуть сцену и закулисье, взвалив сумки со сменными вещами на плечо, и выйти в зал, как налетели Ога и Мори, подняв нас с Конхи в воздух. Меня так точно подкинуло в краткосрочный свободный полёт порывом Дасома. Мори же, кажись, обошёлся объятиями, отрывающими от земли, судя по помятому виду Ли. Вокруг возбуждённо гудела толпа, общались со своими наши бывшие соперники, и мы от души шумели среди прочих, наслаждаясь поздравлениями и эмоциональностью друг друга, когда я заметила в стороне Ёнпака и Минсока. Мужчины что-то обсуждали, приглядывая за нами краем глаза, и не вызывали подозрений у стоящей рядом охраны. Зато подозрительным мне чисто случайно показался один мужчина предпенсионного возраста, одетый хоть и не по последнему писку моды, но и не как… бездомный?.. На краю сознания что-то щелкнуло, и я, старательно не отвлекаясь от друзей, постаралась поймать ускользающую мысль. Мне показалось, что лицо мужчины я где-то уже видела, но он явно не был родственником мне или кому из моих друзей. Знакомых? Как вариант. Следующая деталь — я видела очертания натруженного тела за слоями одежды. И реально допускала мысль, что мне это продемонстрировали, поскольку мышцы были в состоянии напряжения. Расслабленная мускулатура практически не видна, я бы точно мимоходом не заметила подвоха. И последний момент — он двигался совершенно не как почтенный почти старец. Ну нет у тех такой плавности и маневренности, нет! В толпе они что та табуретка — обойти проще, или споткнешься. Дедуля Таджин мог изображать из себя старче, когда накидывал куртку на плечи и сутулился, я успела это отметить, но поскольку знала способности, примечала особенность владения собственным телом даже в такой маскировке. И это видно, когда человек идёт не так, как привык, а как того требуют обстоятельства — стоит только приглядеться. Так я и разглядела муримин. Дасом хлопнул меня по плечу и ненадолго прижал к себе: — Предлагаю поехать и отпраздновать вашу победу! — Отличная идея, Ога! Давай, Конхи, не куксись, и только не говори, что у тебя съёмки ещё сегодня! — Да я не… Мы вчера отъелись как в последний раз, вы серьёзно намерены лопнуть или что? Дасом фыркнул: — Я тебя умоляю, ничего твоей фигуре не будет. Твой метаболизм офигенно быстрый, я уже успел просмотреть результаты пары тестов — быстрее тебя обмен веществ только у Миры. Ну, и Мори бессменный лидер, ты у меня стабильно первый в списках. Он подмигнул хохотнувшему Джину и двинул на выход, подхватив с пола мою сумку и потащив за собой. Я хихикнула тому, как Конхи закатил глаза, но поплёлся следом: — Ты сам говоришь, что я предпоследний в списке. Вот растолстею, перестану быть красивым, и кто такую модель на работу возьмёт? — Не переживай, в нашем списке последний я, мне и толстеть первым. Как увидишь лишние бока — тогда и беги на тренажёры. Вчетвером мы залились смехом — не было секретом, что Дасом много часов проводит не только в институте, но и в зале, не желая терять форму и забывать уроки учителя в горах. Конхи же не особо жаловал физические упражнения в любом виде, но стойко занимался в фитнес-зале. Правда, ровно столько, сколько ему говорили тренера и менеджеры, и ни часом больше. Мори, который мог просто жить на любых турниках, стенах, грушах и матах, нашего блондина откровенно деморализовывал своей неиссякаемой энергией. Коротко говоря, странный мужчина быстро вылетел из моей головы. Мало ли по улицам мастеров боевых искусств ходит? В конце концов, я живу в мире, где боевые искусства составляют целый пласт культуры наравне с изобразительным и музыкальным искусствами. Гораздо больше меня интересовал фаст-фуд, грядущие тренировки с Минсоком, реакция онни на победу… О, забыла написать дяде! Скоро дома буду, похвастаюсь Суми своим внешним видом… Посмеиваясь над тупой шуткой про размножение папоротников в неблагоприятных условиях, я полезла в пиджак за телефоном, ожидаемо там не обнаружила и подняла на колени сумку. Снисходительно проглядела на то, как вынесло Огу, и таки нащупала аппарат. Дяде я отписала быстро, прочтёт ближайшие часы, и невольно глянула оповещения. В младшей школе, как и любой другой, были так называемые родительские чаты, куда классруки скидывали актуальную информацию. Были также форумы по школам, где уже родители чатились, сколь душе угодно, но я туда даже не заглядывала — себе дороже. В чате Суми были и я, и дядя, и сообщений там с самого утра накопилось… Маменька, случилось что? На занавески скинуться надо? Мел в классе закончился? Прифигев, я опустила обратно сумку и откинулась на спинку стула, залезши в чат. Началось всё спокойно: учитель Суми, Пак Инха, закинула сводку за день и расписание на завтра. Дети хорошо покушали в обед, капризничал с диетой только местный диабетик — ребёнок был пойман на попытке воровства чужого кекса. Наказание: доступная беседа о вреде воровства, предложение научиться просить — урок проведён при участии несостоявшейся жертвы с обоюдного согласия, — и вручение диабетического батончика за усвоенный урок. Тут всё понятно, ничего сверхъестественного, обычная рутина… Зато дальше — ого-го. Оказалось, двое мальчишек повздорили, дело дошло до кулаков, и когда вернувшийся из туалета учитель вмешалась, два сорванца обзавелись чудесными фонарями. Ну, обычное дело, помню тоже наставляла пару годков назад, правда уже за территорией школы… Тут-то и вылезла вся суть проблемы — происходящее на территории школы является ответственностью учителя, и два раздолбая, набившие друг дружке синяки, в неё входили прямее некуда. В присутствии директора и родителей обеих сторон собиралось слушание в комиссии по делам несовершеннолетних… И обе стороны уже в чате начали доказывать невиновность своих ангелочков… Хоспади, вот ведь курицы-наседки, у них ведь сыновья, тем природой заложено с расквашенным носом ходить и фонарями светить… Зато сколько грязи друг на друга выливают — м-ма, зачитаешься! — Ты чего там интересного такого нашла? К боку привалился Мори, аппетитно хрустнув картошечкой, и беззастенчиво заглянул в телефон. Я дошла до сообщений, в которых кто-то припоминал огрехи других детей класса. Естественно, отметилось и моё чудо в перьях — Суми как-то подбила деревянной указкой под ноги одного мальчишку, а тот возьми и разбей нос. Неудачно упал, бывает. Решили всё мирно благодаря выясненным обстоятельствам — мальчишка задирал детей с одним родителем. Ему было вынесено уже не помню какое поучительное наказание, а Суми заставили принести извинения за недостойный поступок. Уже с глазу на глаз я ей, помню, сказала разбираться с идиотами вне школы, и с того момента мелкая больше не подставлялась. Короче, Мори увидел упоминание о моём милом ребёнке и резко подобрался: — У малышки Суми проблемы? Тут повернулись и Ога с Конхи. Я замотала головой, спеша развеять заблуждение: — Нет-нет, упаси вселенная! Тут другие дети замешаны, донсэн мимоходом припомнили. — Кто-то тоже неудачно упал? — Ага, глазом на кулак вчерашнего приятеля. Подставив ему такой же. Парни переглянулись, Ога присвистнул. — А твоя там точно никак не отметилась? Я фыркнула и хохотнула… А потом подумала. Нахмурилась. Вот же блядство! Вот твою ж бога душу мать!!! Судорожно набрала номер Суми, нервно отстукивая свежим маникюром по столешнице гудки. Парни переглянулись, осторожно хрустнули картошкой и подвинули мне отдельную корзинку, максимально отстранившись. Это, безусловно, очень мило, что вторую и последнюю корзинку с картошкой они благородно решили разделить на троих, но градус нервняка всё нарастал и нарастал, пока не… — Мира-я! Алло-ал… — Суми-я, ты дома? — А, да. Я тут купила Хо его любимое крем-лакомство и себе фруктовые чипсы, ничего? — Ничего, радость моя. Скажи, пожалуйста, а что за драка была сегодня в школе? — А-а-а, да Хулан и Джунсу дураки, им обоим хотелось съесть кекс Ями-я, а она ведь просто поделиться предложила с мальчишками. Ой, Ями-я с мамой такие вкусные кексы приготовили! Мира-я, пожалуйста-пожалуйста, мы обязаны тоже приготовить кексы! Чтобы и я смогла угостить девочек. Но мальчишек угощать не буду, они дураки… Я рассмеялась, расслабленно откинувшись на стуле. — Давай лучше печенье, Суми-я, его я точно осилю. Ну, ищи рецепт, я скоро дома буду. Посмотри, у нас ведь оставалась мука? — Сейчас… Я услышала топот маленького слонёнка по полу, отвлекшись на вопросительные взгляды парней. Качнула головой, улыбнувшись, и чуть не оглохла от звонкого голоса на другом конце: — Да! Ещё много. — Отлично. Надеюсь, ты уже переодела школьную форму? — Ну-у-у… — Всё, прощаюсь. — Пока! Суми поспешно бросила трубку, а я окончательно расслабилась. Слава всему сущему, моё исчадие Ада в сегодняшнем инциденте не причём! — Порядок? — Полный. Улыбаюсь Конхи и хрумкаю картошку, на которую нацелил покушение Мори. Ога зажевал бургер и поделился мыслями: — Знаете, меня тут в институте озадачили… Мори получил по лапам, попытался умыкнуть хавчик снова и снова же огребся, однако всеобщего внимания Ога добился одной последующей фразой: — Мне нужна помощь. Мы дружно хлопнули глазами и всячески показали, что все внимание. Назревало что-то особенное. — Как вы, наверняка, знаете наркотические вещества употребляются в различных видах, я хочу, чтобы вы представили вдыхаемый порошок. Его структуру представляют мелкодисперсные кристаллические образования. И вот вопрос: как они попадают в кровь. — Эм, при вдыхании? Мори непосредственно пожал плечами, с широкой улыбкой хрупнув картошку… Эй, это моя была!.. Ай, ладно. Хрен с тобой, золотая рыбка. — И как это происходит? Поправка: нужен подробный механизм. — А барьер слизистой они, интересно, проходят? Всмысле, мимо, а не насквозь? Конхи задумчиво провернул кисть, а я добавила: — Наркоманы периодически заходятся в кашле после вдыхания, значит, раздражаются стенки носоглотки. Думаю, да, как минимум слизистую носа они проходят на пути к альвеолам… Альвеолам же? Не бронхам? Частицы достаточно мелкие, интересно? — Кхм-кхм… Молодые люди, если вы ещё не закончили с обедом, советую собрать заказ с собой. На Ёнпака разом глянуло четыре пары недоумевающих глаз, а он возьми и поведи бровями. Оч-чень таинственно и ничерта на понятно. Однако первым до неозвученного допер Конхи: — Да, пожалуй, аджосси прав… Как насчёт провести вечер в апатах? Отметим нашу победу в более приятных условиях. — Чем тебе не угодило кафе? Ли глянул на меня, на Мори, Огу… Театрально вздохнул: — Отсутствием интимной обстановки. Кажется, мальчишки начали что-то понимать, а до меня дошло только на пути к машине. Мы обсуждали, мать её, наркоту в общественном месте… Ой дибилы-ы-ы… Видать, люди оглядывались, раз Ёнпак так оперативно среагировал. А вот Минсок, занимавший в маскировке второго сопровождающего переднее пассажирское место в авто, продолжал придерживаться своего мнения и позволял нам, детям, самостоятельно портить себе жизнь. Н-да, доброй души человек. Тем не менее, интересную задачку мы вчетвером обсуждали до самого моего района. От всеобщего веселья в апатах я отказалась, — Суми ведь печенье хотела, да и планы на дом уже были, — но прощалась со всеми спокойно. Минсок успел отправить мне невербальный сигнал, и я, покидая уютный салон внедорожника, взяла на заметку тренировку в ночь. В сумке холодят бок несколько баночек попси, медаль в кармане греет душу, а я иду и ощущаю себя ахуенной. Этот костюм я вряд ли снова надену — некуда, — но здесь и сейчас, даже без выбеленной кожи, я выгляжу и чувствую себя самым настоящим, чтоб его, айдолом. Только не тонкой нежной девочкой, никак не воплощением кавая. Минсок тонко улыбался, и я читала слово «дерзкость». Сдержанная, о чём говорит костюм, но выходящая за рамки — на мне всё также болтались цепи и цепочки. Конхи чёртов гений, нужен особый склад ума, чтобы грамотно декорировать. Мне это вообще не дано. Зато сеструха вот-вот оценит. Набираю ключ от замка и слышу мявк со стороны забора. Поворачиваюсь и хмыкаю: — Айда домой, Хо. Соскучился, дружище? В приоткрывшуюся дверь рыжая кошатина вплыла вальяжно, как танк. Меня только кончик хвоста коснулся. Улыбаюсь — вот ведь скотина пушистая. Разуваюсь и слышу приближение громкого топота. Из-за угла гостиной вылетает Суми: — Ну, как? — Победа, конечно же. — У-и-и-и! Сеструха радостно скачет вокруг, ухватив меня за руки, потом с пытливым интересом осматривает с ног до головы и по частям, лапает руки, макияж, заставив меня опуститься на кортаны, а затем запинается о сумку и тут же по инерции, не иначе, выдаёт: — А что ты купила? Фыркаю, выразительно складывая на груди руки, и мелкая под моим взглядом начинает бойко тараторить: — Мы ведь будем праздновать твою победу? Не может же быть так, чтобы ты победила, а мы ничего не скушали! Каждое событие нужно отмечать вкусной едой, это очень важно! Ты ведь точно что-то купила, да? Да-да-да? Не сдерживаюсь и смеюсь, ероша волосы мелкой. Она бежит за мной хвостом, чтобы посмотреть, что я буду выкладывать из сумки, и несколько сиротливых банок газировки её явно озадачивают. — А вкусную еду нам принесёт Декчун-оппа. — Аппа принесёт вкусняшки? А он точно знает, что мы хотим кимбап? — С вашими запросами, дорогая Суми-я, этим вечером главным блюдом будет кукпап. — Не хочу! — Тогда предлагаю переодеться и сходить в магазин за мороженым. Думаю, дядя не обидится, если мы начнём праздновать без него вот так. Бестия радостно запищала. — Только вначале фото! Я всем в классе хвалиться буду, что моя онни настоящий айдол! Фыркаю, но смиренно разваливаюсь на диване, позволяя мелкой чуть не лечь сверху с телефоном. Несколько кадров, я машу рукой, и сеструха шустро скачет в свою комнату. Я со вздохом поднялась, убрала банки с газировкой в холодильник и кинула взгляд обратно на диван, где душевно потягивался Хо. Его, наконец-то, никто не стесял. — Пожалуй, тебе хватит того, что купила Суми-я. Кот, кажется, обиделся. Ну да его проблемы. Я переоделась раньше сеструхи, но снимала макияж, когда она вырулила на кухню, поскакав попрыгунчиком. Мелкая была слишком воодушевлена, чтобы сидеть спокойно, но умничка, самостоятельно нашла область приложения собственной энергии — плюхнулась на диван, сгребла кота и приступила к… издевательствам? Н-да, ГринПиса на неё нет, так и до смерти затискать можно. Благо рыжий нахал привычен, приучен и горьким опытом научен, потому стойко притворялся безвольным комком шерсти, пока я не вышла из ванной. Взгляд на творящееся невольно напомнил о том, кто значительно поспособствовал любви сеструхи к живности и смирению той самой живности. Старого великана Сумо я никогда не забуду… — Ну что, пошли? — Пошли! Суми выпустила из захвата свою жертву и вскоре вприпрыжку шагала рядом со мной, раскачивая нашими сцепленными руками и без умолку рассказывая всё, что приходило в голову. В Корее интересная система магазинов. Есть большие универмаги, есть маленькие точки самообслуживания, в некоторых можно даже сесть и спокойно приготовить и употребить купленный здесь же дошик. Мы с Суми дошли до второго, маленького магазинчика, который представлял собой небольшую коробку помещения в торцевой части жилого дома. По периметру стен стояли холодильники, полки над ними были забиты всякой съедобной, иногда условно, фигнёй. Рассчет подразумевался у выхода, там же были оборудованы столы для удобства складирования покупок и там же на окна проецировались изображения с камер видеонаблюдения вместе с рекламой. Суми ожидаемо набрала целую корзинку мечты язвенника, и я выдала беззлобную насмешку: — Суми-я, куда тебе столько сладостей? Попа же слипнется. — Ничего ты не понимаешь, Мира-я! Вот это я съем по дороге, а э-э-это — когда шоу с айдолами начнётся! Смешок вырвался сам собой, когда мелочь, сладко зажмурившись от избытка чувств, обняла переполненную корзинку. Я потрепала козявку по длинным прямым волосам — хорошие гены оказались у Им Юна. — Дорогая, такое количество вредной пищи — прямая дорога к стоматологу и хирургу. На меня подняли круглые глаза, очевидно поняв связь с первым и не догнав до второго: — А к хирургу зачем? — Так попа же слипнется, кто её разъединять будет? — Ува-а-а! Вредина! Плохая, плохая аджума-а-а! Чужое нытье, стремительно перерастающее в истерию, я успела задавить на корню легким подзатыльником и грозным: — Так себя в общественном месте ведёт только невоспитанный баловень, Суми-я. В моё хмурое лицо впилось выражение безвинно обиженной святой невинности — мелкая, поступив в школу, стала периодически забывать, что сцены на меня не работают. И умиления никакие жалобные мордочки не вызывают. Только стойкое осознание того, что матерью я никогда не стану — нафиг-нафиг такое счастье, вот одного такого чуда под боком за глаза хватило! В общем, потакания капризам — не про меня, и сеструха была вынуждена вспомнить эту простую истину. — Давай разберём корзину и посмотрим, что ты действительно хочешь, а что будет лежать забытым в холодильнике, пока не обрастёт коркой льда. — Но я хочу всё! Суми топнула ножкой, на глазах выступили злые слёзы. Я видела, как к нам в очередной раз обернулась дама бальзаковского возраста, проникаясь к ребёнку безосновательным сочувствием, но не обратила на неё внимания, пожав плечами: — А я тропические острова в личное пользование. Не капризничай и смотри лучше сюда. Мелона с дыней или кокосом? — С дыней! — А рожки́ ты не ешь, поэтому уберём их отдельно и потом вернём на место… Мелкая не успела возмутиться, как перед носом возникла новая находка: — Смотри, вот эта корзинка — она для кого? — Для аппа! — Но Декчун-оппа любит шоколад с орехами, ты не забыла? А это — солёная карамель. Сестра надулась, скрестив на груди руки. Ясное дело, она хватала всё, что было в красивой яркой упаковке, не задумываясь. Когда она была меньше, ситуация была значительно хуже — Суми просто и без изысков скидывала в покупную корзину всё, что видела. Абсолютно всё. Ходить с ней в магазины было нереально, и я не ходила, сердечно благодаря друзей за услуги доставщиков готовой еды. Иные сервисы брали процент, а готовить самой с ребёнком на руках было просто некогда. В любом случае ныне я успокаивала себя тем, что сестра уже не несмышленый ребёнок, и приучала её к критическому мышлению. Прости хоспади, но в воспитании детей я была одним из последних людей в очереди. И по вечерам я иногда даже сочувствовала Суми — ей чертовски не повезло со мной как с опекуном, и никаких оправданий здесь нет. В качестве утешения чужому горю купила токпокки, пообещав их приготовить ближайшие дни. Всё, больше Суми обиды на меня не держала, чем я и воспользовалась, в цензурной форме напомнив ей фильтровать базар. Моду взяла тёткой называть… Рот бы ей с мылом вымыть. Для профилактики припоминала ребёнку «тётку» весь путь до дома. Ребёнок проникся и урок запомнил. По опыту — на ближайшие пару дней. А поскольку — по опыту же, — смысла держать так называемую обиду не было, с позитивом провела время со своей чупокаброй и шерстяным ковриком, а после и с дядей. Декчун очень мной гордился и всерьёз растрогался виду медали и селфи с Конхи, ребятами и Суми. Красивые профессиональные фото с соревнований ожидались в течение недели, и что-то мне подсказывает, что лучшая окажется распечатана по-старинке и засунута в рамочку. Почему-то дядя не особо любил электронные фото, хотя они здорово экономили место и меньше пыли на себя собирали. Зато наш дом отдавал тем самым уютом, в котором я когда-то жила. А для современного комфорта у меня были апаты. К слову, изображения матери Суми у нас были. Одиночная фотка и групповая, с кульком имени сеструхи на руках и нами с дядей рядом. Однако фотки эти ни разу не подозрительно терялись на общем фоне позитивных кадров растущей сеструхи и наших с ней достижений, совместных прогулок с дядей и прочая, прочая, прочая… все в доме знали, где стоят изображения Им Юна, а большего и не требовалось. Суми, по крайней мере, знала, что мать у неё была. Любящая, заботливая, но — ветренная. И больше её не будет. Только замена. На самом деле, было бы очень даже неплохо, если так подумать… На ночь Суми упросила меня посидеть рядом. Муркал в её ногах Хо, у меня затекало тело, но я не высвобождала руки из детского захвата и от безысходности напевала не родившегося здесь Высоцкого. Благодаря чайнику я могла быть собой на его внутренних просторах, не сходя с ума в мире, а значит, и петь родные русские песни, сколь душе угодно. Ведь здесь, в этом мире, таких песен не было — многие группы не рождались, кто-то из знакомых не «выстреливал», но моя память была при мне. Заново изучив русский, научившись на нём изъясняться, я вслух воскрешала подзабытые тексты, и сейчас смогла спеть как колыбельную небезызвестную лирическую. Так, как когда-то её услышала в исполнении Чижа. И Суми засыпала под то, как лапы у елей дрожат на весу. Декчун обнял меня в дверях, когда Суми окончательно отрубилась. Я покачалась с ним, ощутив запах сигарет от домашней футболки и колючую щетину упершейся в макушку щеки. — Ложись спать, неваляшка. Сегодня был трудный день, ещё и Суми-я капризами донимала… — Не больше, чем в детстве… Улыбаюсь и чувствую такую же улыбку мужчины. — В детстве, да уж… Я горжусь тобой, неваляшка. Что бы ты не делала, знай, ты — моя гордость. Я теснее стиснула крепкий торс, зарывшись лицом в футболку. Должна давно привыкнуть, но каждый раз глаза на мокром месте. Меня привычно потрепали по волосам и шепнули: — Вкусное печенье вышло, правда. Иди ложись, маленький полиглот. А то завтра не встанешь. Фыркаю, поскольку печенье у нас с Суми подгорело, но розовею от похвалы, отлепляюсь и иду в свою комнату, пожелав дяде спокойной ночи. Какое-то время лежу, вслушиваясь в затихающие звуки дома, выжидаю минуты и встаю. Подпоясываю в темноте куртку, сжимаю в руках боккен и вылезаю в окно. Минсок сидит у стены рядом, практически сливаясь с темнотой. Он кивает мне, и я молча призываю чайник. Ощущения странные до сих пор, они заставляют теряться, поскольку объяснить, как или чем я чувствую командный контроль просто физически не могу. Однако поощрительно зачем-то улыбаюсь чайнику и вместе с мужчиной перемещаюсь на залитую светом местных звёзд поляну. Очень удобная, с ровной поверхностью без единого камня, когда-то она утопала в зелени, но в ходе частых посещений мы с Минсоком всю её безбожно вытоптали. Под сенью редких лиственных деревьев стояло несколько стендов с оружием, которые мы совместно оборудовали не так давно. Минсок прошёл к ним и задумчиво покрутил в руках шест. Не свой, то был японский ханбо девяноста сантиметров. Мне молча кинули его в руки, стоило подойти. Боккен отдался разочарованием, когда пришлось его укладывать под корни ближайшего дерева. Подышав какое-то время полной грудью, я воскресила в памяти стойку, плавно начав заученные движения. Расслабленная, я знала, что идентично мне движется и Минсок. Или то я двигаюсь вместе с ним… Сложно выделить индивидуальность в лесу. Я не была тенью своего учителя, не стремилась точь-в-точь имитировать его движения. Я была как молодое деревце, что тянулось к небу, пустив корни рядом со зрелыми деревьями, колыхалась на том же ветру, что старший сосед-товарищ, и вместе мы были лесом… Скотина Минсок, весь мозг чайной ложкой своим Муримом выел… — Когда я говорил, что шест часть тебя, я не имел ввиду гибкость бревна. Глубокий вдох и медленный выдох, шест очерчивает плавную линию полукругом. Я старательно усмиряю раздражение и вычленяю суть. Как скорлупа снимается с семечка истины грубость — я снова отвлекаюсь на левые мысли и теряю над своим движениями контроль. Дышу, очищаю мозги и впадаю в полутранс, тем не менее выполняя свою работу. Старательно не акцентирую на себе же внимание — стоит завязаться на конкретной точке, и засбоит вся система, моя же задача — грамотно расходовать весь ресурс, что у меня имеется, охватить его целиком. Не думая, что движется дальше, но следуя друзьям. Танцевать под ветром, как танцует дерево, быть единым организмом с соседом и образовывать сеть — лес. Через какое-то время наступает штиль, я осознаю, что вспотела, и принимаю дзё о ста двадцати восьми сантиметрах. Медитация продолжилась. Минсок посчитал нужным научить меня разнообразию, я училась держать в руках что-то иногда максимально отличное от родного боккена. И как со временем уяснила, у японских шестов есть своя философия битв — что-то вроде не бить первым, но суметь проучить. Минсок нередко говорил о контроле ситуации, и как часто нападающая я заметила разницу между тем, когда первым нападает мужчина с боккеном в руках. И со временем, сама взяв в руки шест, доперла, что всё это время он меня учил атаке. Наслаждением было, когда в спарринге шест был у меня, а меч у него — своим мозгом понимая, что и как могу сделать тем же дзё, ко мне приходило осознание, как эффективнее контратаковать боккеном. Чаще это срабатывало. — Работай ногами, ты не столб. Я привычно вздыхаю и снова очищаю сознание. Каждую ночную тренировку я упорно пыталась соотнести себя с эфемерным лесом, вспоминала не без помощи Минсока его же наставления и старательно контролировала-не контролировала собственные движения, силясь станцевать в такт ветру… И чаще ощущала только прилив злости. Когда сознания коснулось что-то, не поддающееся объяснению, я передернула плечами, перебарывая жуткую морозь. Из медитативного состояния меня просто-напросто выкинуло сообщением чайника о полуночи. Минсок тоже остановился, понимая всё по моему молчанию. Мы идём к стендам, возвращая оружие на место. Дальше продолжать мы не будем — нельзя жертвовать моим сном, я ведь всё ещё ребёнок. Спарринг будет днём, а пока мне кивают на прощание, я даю команду чайнику и вместе с мужчиной оказываюсь под стеной родного дома. Прощаясь, наблюдаю, как исчезает фигура Минсока, и лезу обратно в окно. В ночь у нас никогда не было лекций. В комнате снова призываю чайник одним движением губ: — Перенеси меня на плато. Одновременно с вербальной просьбой визуализирую конкретное основание горы, и вскоре ступаю на твёрдый камень. Как ступени, нарисованные детской рукой, такие же неуклюжие, нагроможденные, пласты тверди, усыпанные валунами, поднимались от равнины внизу. Я опустилась на край, свесив ноги, и оттянула ворот куртки — потею я много, толку-то с того. Разочарование собственными недоуспехами разъедало изнутри. Минсок груб, но поправляет движения, однако я ощущала, что это ещё не то… Чего-то не хватало моим мозгам, чтобы не просто банально понять, как двигаться, но и… не знаю. Именно из-за этого незнания я и злилась — своего ума не доставало даже на формулировку мысли. Я развалилась на нагретом за день камне и разочарованно вздохнула. У головы лежал боккен, и хоть убей, я не помнила, когда успела его взять. Удивительное оружие… Когда занималась спортом, я брала своё терпением и трудом, как говорили тренера — на износ. Долго, нудно, с растяжениями и выплюнутыми лёгкими я запоминала движения и оттачивала, оттачивала, оттачивала… без устали. Потому что надо. Просто надо — не кому-то и даже не мне лично, а вот просто. Надо. Сакрального смысла в моих достижениях не было. Было желание найти себе занятие. Пустой дом меня не устраивал, — нелюдимый кот в нём комфорта не добавлял, — а когда появилась первая собака, привычка уже сформировалась. Здесь же тренировки ради тренировок не прокатят, уж это-то я понимаю отчётливо… Мне нужно понимание. И в идеале — осознание. А всё-таки, какое в подпространстве небо!.. Я вывалилась в свою комнату, развешала на стуле свежевыстиранный тобок и влажное полотенце, с закрытыми глазами переоделась в пижаму и отрубилась, едва успев коснуться головой подушки. И открыла глаза в новом дне.