Царь. Просто Царь

Почему-то до зуда хотелось идти бить рожи. Соответственно, рядом с этим желанием было три вопроса. Первый: кому? Для его решения я потратила некоторое время на расспросы однокашников, одношкольников и братков, чтобы понять — преемнику Чончона как той голове, с которой начала гнить рыба. Второй: зачем? Как причина основная меня беспокоила безопасность шкуры собственной и тех, кто мне дорог. При Чончоне я была спокойна за улицы и своё окружение, за прохожих и соседей. При преемнике же не слышу ни одной хорошей новости. Показательно? Третий: почему? Мне хотелось банальной справедливости. Чончон жизнь положил, чтобы организовать и наладить работу, использующую молодых буйных идиотов, дабы направить их энергию в нужное русло и дать людям возможность пожить спокойно. Тот же Докбон — яркий пример! — при всей своей напористости и смелости оставался искренним и открытым мальчишкой, который верил в авторитет старшего товарища и не задумывался о том, несёт ли тот пользу или обратное обществу и ему лично. Меня коробило то, в каких целях использовался ресурс хороших людей. И я была чёртовой эгоисткой, считающей себя правой. Именно поэтому, когда наступил холодный ноябрь, я оделась потеплее и села в автобус, набрав сообщение Докбону. Не имея ни малейшего понятия о том, где базируется нынешний хённим, я нуждалась в проводнике. И совесть меня за то, что лишила пацана и шанса на свободное времяпрепровождение, не мучила: раз прогуливает, будет пристроен к делу. Тот факт, что я сама тоже прогуливаю, хоть и прикрываюсь больничным, был проигнорирован как несущественный фактор. Мы встретились в Тонджаке где-то через пол часа. Докбон выглядел озадаченным и обеспокоенным. Я примерно догадывалась, что в его голове, поскольку в сообщении ничего не говорила о том, что собираюсь решить вопрос местной верхушки власти. Но и пацан не настолько оладушек, чтобы не понять, что встретиться с нынешним главой я хочу не просто так. — Послушай, Мира, я всё понимаю… Но ты точно хочешь хённима увидеть? Я имею ввиду, что… Ну, слухи разные ходили про тебя и Чон-хённима, нынешний хённим может… Быть предвзят? — Это ты меня сейчас спрашиваешь? Я открыто усмехаюсь на заминку парня и беззлобно смеюсь, когда он смущённо ерошит волосы и отводит глаза. — Думаю, сейчас среди некоторых вполне гуляет мнение о моей ветрености и легкодоступности, — пожимаю плечами и задумчиво продолжаю: — Вначале Чон-а, потом ты… Этого уже достаточно для создания определённой сплетни. — Но я не!.. — Я очень тронута тем, что ты так не думаешь. Но вряд ли окружающие разделяют твоё мнение. Там не менее, они меня совершенно не волнуют, поскольку я знаю правду и знаю, что это знание разделяют те, кто мне дорог. — Ты мне, кажется, мозг сейчас сломала… Но основную мысль я вроде понял. Улыбаюсь, глядя на парня, и хмыкаю. Докбон не дурак, просто крайне неопытный энерджайзер, который редко когда тормозит ради того, чтобы дать себе труд подумать. Недостаток в виде гиперактивности уйдёт со временем, и мне будет приятно, если толк останется. Тем не менее, здесь и сейчас я не уверена в своём авторитете в его глазах, а это значит, что в случае прямого столкновения Докбон встанет не на мою сторону, это очевидно. Значит, будем лавировать до выгодных позиций. Нынешний хённим сидел в небольшом офисе ангара, из окна которого имел отличный вид на то, что происходит в низине. А там сновали люди, мальчишки и мужчины, занимаясь ремонтом автотранспорта, но при желании всегда можно было отогнать технику по углам, освободив место посередь. Я отмечала это автоматически, пока осматривалась по пути. Надо будет сказать спасибо Минсоку за его ускоренное обучение ориентированию на местности… освоенное на собственной практике в чайнике. На нас обратили внимание, но работу не остановили, хотя и зашелестели. Докбон силился держаться буднично, но когда нам навстречу от лестницы в офис двинулся молодой мужчина, тот втянул голову в плечи и ссутулился. Я заинтересованно окинула подошедшего взглядом, смутно узнавая личность, тот кинул взгляд в ответ и обратился к пацану: — Что ты здесь делаешь? В Гванаке проблемы? Почему тогда отправили тебя, а не Хану? — П-понимаешь, х-хён, тут такое дело… Докбон низко поклонился под удивлённым взглядом старшего и выпалил: — Я привёл Ю Миру, чтобы она смогла увидеться с хённимом! Пожалуйста, позволь ей пройти! Тот на секунду прикрыл глаза, выдыхая и собираясь с мыслями. А затем медленно перевёл взгляд на меня. — Ну, допустим, её личность можем подтвердить мы с тобой и я её пропущу. Что дальше? Под прямым прицелом эфемерных беретт с готовностью отвечаю: — Дальше я хочу задать ему несколько вопросов. — Слушай… Протекция Чон-хённима это, конечно, хорошо. Но его покровительство тебе тут не помощник, Ю Мира. — Я в курсе. Поэтому собираюсь говорить как Ю Мира из Гванака, а не подруга Чон-а из Тонджака. Выпрямившийся Докбон вздрогнул от имени Чончона и зарделся аки маков цвет, мужчина узнаваемо нахмурился. Меня пробило флешбеками — а не он ли постоянно с Чончоном с самого детства тусовался? Вот прикол, сколько лет прошло. Только вот имя, хоть убей, никак вспомнить не могу. — Зачем он тебе? — Вопросы личного характера. Я сболтнула на автомате и прикусила язык, но было поздно. По взгляду поняла — не пропустит. Если действительно братан Чончона, то постарается уберечь меня, как когда-то они все делали в детстве. Вот ведь засада. — Послушай… Только открыв рот, чтобы хотя бы попытаться переубедить мужчину, я услышала оклик сверху и подняла голову. Вальяжно опершись на перила, вниз на нас троих смотрел какой-то молодой парень, кажется, студент. Взгляд его мне не понравился, откровенно оценивающий и прошивающий насквозь. Я насилу успокоила себя тем, что он не вона, чтобы нам нравиться, и потому спокойно назвалась, когда он потребовал имя. Мне широко улыбнулись и махнули рукой, исчезая с площадки, мужчина рядом с усилием прерывисто вздохнул. Я кивнула Докбону, который, неискушенное дитя, очевидно считал происходящее за мой шанс и не задумывался о тех вещах, о которых невольно думала я, ощущая нервное подрагивание в пальцах. На удивление, мои мысли разделял мужчина, резко накрыв мою руку своей и сжав пальцы. — Мира… Стены экранированы. Я постаралась выдавить улыбку, но получилось криво. Чужая рука исчезла, ноги автоматически понесли меня по лестнице, мозг заторможенно переваривал информацию. Значит, если со мной что-то случится, меня банально не услышат?.. Ахуенно. К мысли об изнасиловании мне только этого не хватало. Отставить панику! Не идиот же друг Чончона, он не бросит и обязательно зайдёт по надуманной причине, чтобы проверить обстановку. Он не бросит… Не бросит, я сказала! Тормознув на площадке, я окинула взглядом ангар, людей и машины, и зашла в офис, дисциплинированно прикрыв за собой дверь. Парень в это время опускал жалюзи на окнах и, не глядя, обратился ко мне: — Ну, наконец-то мне повезло встретиться с тобой лично. Столько слышать о подружке Чон-хённима и не… Не отдавая себе отчёта, но пользуясь тем, что на меня не смотрят, я единым движением освободила боккен из футляра и плавно атаковала. Стены экранированы, меня не услышат. Для «Падающих листьев» нужен близкий контакт, и размеры офиса мне это позволяли. Мягко очерчивая мечом линию падающего листа, я нанесла один-единственный удар в голову — настолько стремительный, что парень даже начать поворот не успел, бессознательно осев в кресло, будто бы устав. Остановить руку, чтобы не продолжить серию «листьев», оказалось неожиданно сложно, мышцы охватило короткой судорогой. Поставленные удары тупой стороной меча и/или гардой обычно работали на корпус, а не голову, но… Я сделала то, что хотела. Неосознанно, но хотела. И только по факту, глядя на тело в кресле, осознала, что натворила. Прижав всё ещё подрагивающую руку ко рту, чтобы матюки не вылетели, я округлила глаза и прерывисто вздохнула. Ебать… Семь лет срок достаточно долгий, чтобы если не изменить, то здорово скорректировать мировоззрение. К боккену я привыкла за первые пол года-год жизни и сейчас даже представить не могу, что расстанусь с ним. Хотя, признаться честно, раньше я его побаивалась. Даже деревянный меч остаётся мечом, я опасалась не столько покалечиться, сколько задеть других. Фатально. Осознание того — сильный эмоциональный стресс. Не меньшей силы, чем инцидент с похитителями. Боккен — продолжение руки. Всё моё тело — оружие, которым убить как чихнуть. Однако постоянные тренировки, уход за мечом и изматывающие практики двадцать четыре на семь медленно, но верно сделали своё дело — я перестала замечать неудобство. Благодаря помощи вначале Оги, потом Таджина и Минсока я забыла о мысли убью-не убью. Укоренилась уверенность в себе и своих силах, самоконтроль был доведён до автоматизма, я просто знала, что вне зависимости от оппонента смогу сохранить ему жизнь. Не в целости, но в сохранности. Однако факт того, что я атаковала безоружного, который даже прямой угрозы не высказал, — лишь косвенную, — выбил почву из-под ног. Ебать твою мать, я атаковала гребаного безоружного, который мне ничего и сделать-то не успел! Сходу оказываюсь над парнем, прикладываясь пальцами к шее, потом ухом к груди. Несколько мучительно долгих секунд, и я слюнявлю себе запястье, поднося к носу и приоткрытому рту. Ещё немного, и рвано выдыхаю, осматриваю опущенные жалюзи и начинаю смело рыскать по кабинету в поисках аптечки, предварительно запрятав обратно боккен. Сердцебиение ровное, дыхание не сбоит… Здесь нужны нашатырь и актёрский талант, которого у меня дефицит… Эх, жизнь моя жестянка, да ну её в болото! Мутные глаза с трудом разлепились и попытались сконцентрироваться на моей фигуре сквозь серую чёлку. Меня пробивало на нервное хи-хи, но я стойко держалась, глядя на попытку собрать в кучку разбегающиеся зыркалки. Парень тряхнул головой и попытался отстраниться от пробивного аромата бутылька с аммиаком, за что словил головокружение, чуть не навернувшись с кресла, в котором лежал. Это было моим шансом начать трещать без умолку и засорять чужой неокрепший мозг пустым беспокойством… — Оппа, Вы меня так напугали! Я правда очень-очень испугалась, когда Вы неожиданно сели и обмякли! Как же так, оппа, нужно больше внимания уделять своему здоровью! Нельзя так себя запускать! А если Вы на лестнице сознание потеряете, что же тогда делать? Вы ведь так и покалечиться можете! Оппа, пожалуйста, не делайте так больше, у меня аж сердце замерло! Ах, как больно было, когда оно кольнуло! Я так испугалась, оппа!.. От меня начинали всё более бойко отбиваться, возвращая себе сознание. Неожиданно, но ощущалось искреннее наслаждение от процесса, словно капаю на мозг кому-то, кто всецело заслужил акт садизма… В дверь цивильно постучали, в приоткрывшуюся створку я услышала знакомый голос, а вскоре увидела обладателя. Браток Чончона, округлив глаза, мгновенно просочился в кабинет, закрыв его от чужого подгляда, и тоже принялся трещать что та трещотка. На пару проясняя неожиданный обморок нынешнего хённима и понося того за безалаберное отношение к своему здоровью, мы также на удивление слаженно того троллили, доводя до белого каления. Я увидела, как у парня дёрнулась бровь. Надеюсь, мы не переиграли с заботой? Похоже, у братка свои счёты с ним. Но наверное, чрезмерность всё ж таки проскочила, потому что парень неожиданно хлопнул по коленям и гаркнул: — Молчать! Оглядывая замерших нас, он удовлетворился тишиной, протёр лицо ладонями и откинул назад волосы. Неожиданного серого оттенка, на который я периодически залипала — за такой ровный цвет в парикмахерской морды бьют, пардон, царапают. Возвращая в реальность, на нас двоих хмуро взглянул полностью пришедший в себя парень. Браток подобрался, как должно, я вспомнила о своей роли овечки невинной и жалостливо прижала к груди бутылек с аммиаком. — Для особо одарённых: я полностью здоров. Наверное, переутомление так сказалось, но это совершенно не значит, что я немощен и нуждаюсь в опеке. Со Гюнхо, ты свободен, подожди внизу, пока мы не закончим беседу… Ах-х, не, принеси вначале лёд, у меня, кажется, снова приступ мигрени. Гюнхо — точно он! — поклонился, развернулся, не взглянув на меня, и вышел за дверь. Мне кивнули на второе и последнее для посетителей кресло в офисе, исключая пустующий царский трон на колёсиках. — Прошу прощения за то, что произошло. Поговорим о насущном. Что здесь забыла одна из многочисленных подружек Чон-хённима? Приподнимаю брови в немом вопросе и тут же возвращаю лицу нейтральное выражение, против воли насмешливо улыбаясь. Однако капля злости, увидь её собеседник, могла всё похерить, но мне пока везло. — Вам не кажется, оппа, что невежливо начинать разговор, не представившись друг другу? Позвольте мне начать. Моё имя Ю Мира, я пришла из Гванака. — Им Роксу из Тонджака. Что ты хочешь, Ю Мира? Что бы ты ни думал, тебе придётся начать уважать меня. Прошла пора ведомой девочки, я давно сама научилась вести. Не за собой, но к своей выгоде. — Получить ответ на вопрос: зачем Вы разделили власть? — Неожиданно… И по какой же причине тебя это так волнует? А ему ведь действительно интересно, вон как голову склонил и смотрит, наконец-то, прямо. Покорно прикрываю глаза, но давлю свою линию: — Пожалуйста, ответьте. От искренности Вашего ответа будет зависеть и моя искренность. — Ультиматумы ставишь? Мне? Смело… Что ж, тогда давай сыграем. Там, внизу. Победишь — будет тебе искренность. Проиграешь — покинешь это место и забудешь сюда дорогу. Как тебе? — Идёт. Я возвращаю улыбку. Он встал, я поднялась следом. С балкона прозвучал приказ освободить площадку, и люди внизу бодро забегали. Я старалась не выискивать никого — не хотелось натолкнуться на знакомое лицо с немым вопросом в глазах. Мимо братка-Гюнхо и Докбона я прошла уверенно. Живя в этом мире, знакомишься с его правилами и либо принимаешь их, либо ломаешься. Я ломалась — под гнётом обстоятельств, об чужое колено. Но потихоньку, постепенно я выпрямлялась. Сама, с чужой поддержкой. Я здесь и сейчас. Я читаю окружение. Я знаю правила этой игры. Это ведь царь горы… Мы встаём друг напротив друга, между нами почти десяток метров. Все души предпочли свалить поближе к стенам, технике, шкафам с инструментами. В руках тяжелеет, наливаясь теплом боккен. Роксу натягивает перчатки и пригинается в смутно знакомую позицию, странно опуская руки. Нет сигнала — мы сами видим чужую готовность и срываемся с места. После обмена первыми ударами на пробу мир в моём восприятии меняется. Мой противник такой же, как я — он светится! Осознание равного практически окрылило меня. Удивлённое, сменившееся предвкушающим оскалом лицо напротив только подзадорило. Хотелось выматериться вслух, чтобы все услышали мою радость, чтобы каждый ощутил моё удовлетворение. По смене эмоций Роксу видела — его желание перекликается с моим. Таких, как мы, ярких огней немного. Столкнуться, пересечься сложно, но можно. Это рандом на удачу. Не удивлюсь, если некоторые ехали крышей от таких ощущений, потому что оторваться от того, кто способен принять твой удар и нанести свой, практически невозможно. Я не говорю о талантливых людях, я говорю о тех, в чьих телах горит такой же огонь, что и во мне. Молча, уверенно, блокируя прямой выпад противника, я атакую с разворота. Его глаза расширяются, когда я резко поворачиваюсь из, казалось бы, блока, позволяя чужому кулаку соскользнуть дальше по клинку и полететь мне навстречу. Используя момент вращения, чтобы усилить движение, я делаю ответный выпад. Мысли сконцентрированы на названии техники. Внутренний голос проговаривает её одновременно с движением тела. «Тринадцатый танец: Смерч». Озвучивание техники помогает сконцентрироваться на ней, очистить разум, не отвлекаться. Во время исполнения некоторых движений мимолётная лишняя мысль может не просто сбить — лишить жизни тебя самого. Иногда прерывание техники может стоить больших жертв — сложность гашения импульса заложена в мышцах, их просто разрывает, когда резко спадает напряжение и приходит новое. Начинается тремор, который при худшем раскладе может закончиться судорогой. Минсок учил меня на хард-уровне: я не проговаривала вслух названия. Постепенно оформилась привычка контролировать технику мысленно, освоение медитаций позволяло быстро и уверенно работать с собственным разумом в экстренных условиях. И вот он, результат упорных тренировок — противник едва успевает выставить блок рукой, но не закрыться полностью, его сносит, одежда стремительно напитывается кровью. Я победно ухмыляюсь. В своём искажённом восприятии я вижу, как вспыхивают искры силы. Одна за другой, всё жарче распаляя внутренний костёр. Залипнув, как завороженная, словно губка жадно впитываю увиденное. Я только и могу отходить в глухую оборону, готовясь принять удар, когда на меня зигзагом мчится хоккеист. Оформленная клюшка от души заезжает под рёбра, заставляя выплюнуть собственные лёгкие. — Какой ты мрачный, Кейси Джонс… А ты точно не из Слипкнота пришёл? Мне возвращают милость и дают время оклематься. Ебать, маска Мика Томпсона ещё никогда не была ко мне так близко, как сегодня. А ведь знаменитый гитарист когда-то просто купил хоккейную маску вместо того, чтобы заморачиваться, как остальные… Хотя, о чём я, басист Пол Грей вообще голову тряпкой обматывал, пока до свиного рыла не добрался. Кейси Джонс из черепашек ниндзя, которые с третьего по десятый год транслировались, носил максимально похожую маску, разве что белую. И эта схожесть очень ощутимо била… Ох, кости мои, это и есть чарёк? Собрав себя обратно и выпрямившись, я криво улыбнулась на чужое поигрывание клюшкой. Наглядно, ничего не скажешь. Сглатываю тяжёлый тошнотворный ком и по аналогии пытаюсь разжечь собственное пламя. Но сука, это был пустой фейерверк! Меня стремительно атакуют, не давая возможности пробудить чарёк. Вот скотина! Моих навыков едва хватало на уклонение и блоки — противник реально скользил по бетону, как по льду, на бешеной скорости. Я понимала, что на одних рефлексах далеко не уеду, и старалась разделить сознание, чтобы управиться с двумя задачами: защитить себя и дотянуться до помощи. Однако постепенно тело начало пропускать удары. Самые страшные я успевала блокировать, но бёдра, икры, плечи начинали кровоточить, по спине и бокам разливались синяки, из лопнувшей губы стремительно сочилась кровь. Мозг кипел, ускоренно выискивая логику чарёка, силясь открыть бренное тело. Сука, ну давай же! Давай, блядь, ты сможешь! Соберись, тряпка!.. Удар по голове роняет меня на пол. Несколько долгих секунд я неверяще наблюдаю бетон вблизи, в ушах звенит тишина. По бетону размазалась моя кровь. Очки отлетели в сторону, и я не знаю, остались ли они целыми или разбились. Что я скажу дяде, если второе? Это ведь подарок был, их специально под меня выбрала когда-то его жена и мама Суми, Им Юна… Хмурюсь. Что скажу? Ничего не скажу. Куплю новые, если на то пошло. Со скрипом, со стоном я упираюсь руками в бетон и силюсь подняться. В глазах плывёт, без очков всё вокруг множились и стирало границы — усиленное моргание и сожмуривание не помогало справиться с расфокусом. Рука задевает холодное древко боккена, я пытаюсь сцепить на нём свои пальцы, но меч незамысловато отпинывают в сторону. Рядом со мной на кортаны опускается хоккеист, наклоняя голову на бок. Хриплый голос спрашивает: — Поражение? На глазах твоих подчинённых? Я медленно оглядываюсь. Не вижу фигур, но ощущаю множество прикованных глаз. Думаю, выгляжу я очень так… Потасканно. Я проиграла? Не хочу сдаваться. Не хочу признавать поражение. Здесь и сейчас — так унизительно. Столько людей смотрят. Я ведь за правдой пришла, мой вопрос оправдан. После него Роксу обязан будет присмотреться к своим наместникам, он выявит их злоупотребление властью, увидит, что они творят и куда ведут банду. Не хочу отлавливать и наказывать их вместо него, не я глава, это неправильно. — Второй раунд? Слова проталкиваются сквозь глотку с хрипом. Рёбра адски ноют, не поднимается левая рука. Материальная, но сотканная из призрачного пламени клюшка громко ударяет о бетон, когда Роксу опирается, чтобы подняться. — Второй раунд. Меня уважают, надо же… Сглатываю хмыканье вместе с кровью. Внутри разгорается пожар, когда вижу чужой замах. Что-то полыхнуло, и Роксу сносит к чертям, а ко мне телепортируется боккен, намертво прилипая к руке. Уши закладывает яростный рык, я ощущаю на разбитых губах второе дыхание и мгновенно оказываюсь на ногах в низкой стойке. Внутренний голос проговаривает: «Круговой удар». Впервые опробованная в деле техника, придуманная мною же, срабатывает не на все сто, но оформленный слэш всё равно настигает свою цель. Гигантский амурский тигр успевает отпрыгнуть, позволяя лезвию расчертить Роксу. Словно осколки лопнувшего стекла опадают и растворяются в облачках пламени очертания маски и брони, дольше всех держится клюшка, на которую парень опирается, неизбежно оседая. Он харкает кровью, брюхо окрашивается алым. Роксу без сознания валится лицом в бетон. Тигр рысцой трусит ко мне. Большая морда ощутимо тычется в плечо, роняя на бетон. Казалось бы призрачный, но материальный зверь ложится рядом, и я оглаживаю широкий мокрый нос, наблюдая, как прикрываются янтарные глаза. Впервые увидев не сквозь прутья клетки, я осознала, почему амурские тигры уступают только белым и бурым медведям в габаритах… Мгновение, и зверь растворяется в языках пламени, оставляя странное чувство опустошенности. Мир постепенно темнеет вместе с тем, как с каждым выдохом покидает тело прилив силы. Я ощущаю, как с губ слетает её сладкий вкус и растворяется в небытие, но упираюсь рукой о боккен для равновесия. Я не завалюсь на бок, не упаду лицом — ещё чего. Поднимаю голову к далёкому потолку, насилу удерживая сознание — всё это дерьмо нужно будет как следует обдумать в чайнике. Всё ближе раздавались голоса и опасливые шаги…