Дурацкие мысли по.... 3

      — Аххх… Ммм…       Саша медленно приподнялась в жёсткой кровати и зашипела от боли. Неприятные ощущения вызвала игла капельницы в вене. Писк приборов… стальной отблеск… так и есть, больничная палата.       — И чего я только добилась? Зачем это? Всё равно ничего не изменишь, как бы сильно ты этого не хотела. Ничего…       В палату заглянула одна из медсестёр. Не успела Саша поздороваться, как она тут же умчалась, зовя мистера Джигена. И от страха у химеры внутри всё перевернулось. Папа здесь… Ох, сейчас ей, наверное, влетит по первое число! Хотя и сомневаться нечего. Влетит, да ещё как. Поскольку заслужила…       — Папа, — просипела мисс Джиген, едва отчим явился на пороге под её ясны очи. И взгляд его был суров. — Папа, — Сашин голос больше походил на писк котёнка, — я знаю, ты уже в курсе. И ты зол на меня. Это правильно. Я…       Дайсуке подошёл к дочери, подняв левую руку. Химера покорно склонила белобрысую голову, ожидая удара. Но… вместо этого ласковое прикосновение к волосам.       — Вот глупая, — Дайсуке погладил дочку по взъерошенным волосам, — мы с мамой чуть с ума не сошли, чуть инфаркт не схватили разом, когда тебя нашли. Из-за Мика ты в сад ночью пошла, правильно? — подсел к ней на край кровати и приобнял за плечи, — до чего же ты еще глупенькая.       — Угу, — выдохнула Саша, — я уже не могла иначе. Честно, я просто не могу видеть его таким! Физически не могу! Это чувство измучило, истерзало меня! Я не могла ни спать, ни есть! Я не могу, прости, папа! Не могу…       — Да знаю я, — стрелок улыбнулся, — мы все совершаем ошибки… я тоже наломал немало дров, но если ты умрешь или что-нибудь еще с тобой нехорошее случится — брат твой вселенную на атомы разнесет. Нельзя на него давить так…       — Да. И бабушка, и Феникс сказали то же самое, что и Джо. Слово в слово. Хочет высказаться — выслушай, а не лезь со своей жалостью. Хочет, чтобы оставили в покое — оставь. Нужна помощь — помоги. Иначе никак. Ох, — тут она встрепенулась и стала ещё бледнее, — а мама? Как она?       — С Эммой все хорошо, я держу её на связи. И с малышами порядок, Снежана с ними возится.       — Боже ты мой, — химера вцепилась себе в волосы и лицо её исказила страшная гримаса.       — Ты чего, дочка? — Дайсуке привлек её к себе, — где больно?       — А если бы у мамы подскочило давление… Если бы ей тоже стало плохо с сердцем… По моей вине… Боже, да я ведь НЕБЛАГОДАРНАЯ СУКА…       — Ну ты загнула, солнышко. Ты же волнуешься, значит, еще не всё потеряно. Просто в следующий раз, о нас с мамой думай и о братике с сестренкой…       Некоторое время отец и дочь сидели молча, тишину нарушал лишь писк медицинского оборудования. Наконец Саша перевела взгляд в окно и к неё вырвался судорожный вздох.       — Что ты так тяжело вздыхаешь? — спросил Джиген, — давай рассказывай, что гнетет тебя…       — Я совсем запуталась, папа, — ответила мисс Джиген, повернув к отчиму иссиня-бледное лицо, — когда я могу узнать, что мы ему нужны? Чтобы быть с ним не только в беде? Его позовёшь, а он скажет Оставьте меня в покое! И его прекрасно можно понять, ведь говорят, жалость не любовь, а унижение! Но как же тогда быть? Я тоже готова принять его всегда, я люблю его не только лишь за то, что он когда-то спас меня, но как предугадать, хочет ли он этого сам? Не сделав только хуже… У меня в голове сейчас словно поезда столкнулись! Что же делать, что…       — Это нелегко сделать, — в свою очередь вздохнул Дайсуке, — когда Мику плохо, он шарахается от всех и прячется, как улитка в раковину. Вытащить его оттуда невозможно. Но иногда его нужно просто выслушать или просто дать посидеть рядом, ничего не спрашивая… Иногда он сам приходит поговорить, иногда его приходится подпоить, чтобы вытащить из него проблему. А так… — Джиген погладил дочь по голове, — что он делает в приступе черной депрессии, лучше тебе не знать.       — Видишь ли, я, — тут химера судорожно стиснула пальцами тонкое одеяло, — самое главное, чего я боюсь, больше всякой нечисти, это… это. ПОТЕРЯТЬ ВАС! Тебя, Мика, маму, ВСЕХ! И остаться совершенно одной, на растерзание всем этим мерзким стервятникам, хищникам, которым вынь да положь мою силу! — и на покрывало упали солёные капли, — этот страх со мной уже столько времени, он всё мучает и не отпускает меня… Сколько раз я видела во сне… как вы умираете… — Сашины плечи затряслись, — а они тянут ко мне свои лапищи и шипят: Попалась! Теперь не уйдёшь! И Мёрдок с верёвкой в руках, а на верёвке петля…       — Теперь ты со мной, — твердо ответил на это брюнет, вытирая слезы дочери большим клетчатым платком, — они не посмеют вторгнуться в нашу жизнь…       — Но знаешь, что ещё меня пугает, пап? — всхлипывала химера, — я просто нутром чувствую, что меня… нас из-за моих сил теперь не оставят в покое! Увы, вся красота вокруг теперь уже не для меня! Теперь как заяц, трястись от малейшего скрипа! Куда ни глянь, отовсюду они будут тянуть свои хищные лапы, свои когти! Ко мне, К ВАМ! Они же и вас не пощадят! А… а как же Софи и Майкл? Неужели из-за меня у них не будет счастливого детства?! Господи, ну почему я, почему вы, ПОЧЕМУ?!       — У них будет детство, как положено нормальным детям. А ты будешь веселой и счастливой девушкой, — стрелок неловко чмокнул Сашу в макушку, — мы тут одна семья. Люпен — мастер маскировки, я — первоклассный стрелок, Шерлок — гениальный детектив, Бен — потрясающий актер, Мик владеет силами, Джо видит будущее, прошлое и настоящее… Мы никого не подпустим к нашему уютному семейному гнезду. Будем сражаться с негодяями, стоя спина к спине. Так что у нас всё будет ОТЛИЧНО, а все негодяи будут обходить Калифорнию за тысячу километров.       — Я надеюсь, что так будет, папа, — Саша вытерла одеялом слёзы и как можно аккуратнее обняла отца руками за шею, дабы из вены не выскочила иголка, — я хочу надеяться…       — Вот, — тот тоже обнял её, слегка стесняясь мятой светло-голубой рубашки и щетины на физиономии, — твоя сила устаканится… И ты тоже вольешься в наши ряды…       — Пап… в последнее время, когда я нервничаю или боюсь, ни разу ничегошеньки не взорвалось. Неужели это оттого, что я… Я ВЫСКАЗАЛА ВСЁ, КАК НА ДУХУ?!       — Постигаешь дзен, — улыбнулся Дайсуке, — так что видишь, все будет замечательно…

***

      — Глупышка ты моя! — Эмма гладила по голове только вернувшуюся из больницы старшую дочь, — ну вот зачем так за других убиваться? Скажи на милость! Он бы только ещё сильнее расстроился! И себя бы не простил…       — Да, мама. Мне тогда всё, как на духу, слово в слово, что и миссис Холмс…       — Вот видишь? А с Миком вы обязательно поговорите с глазу на глаз! Так что прошу тебя, солнце, — мать обняла Сашу, — никогда больше так не делай! Любовь всё же не стоит таких жертв.       — Даю слово, мам. Честно.