***
Каждый раз, приезжая сюда, он чувствовал себя так, словно добровольно идёт на каторгу. Перехватив пакеты поудобнее, Людвиг позвонил в дверь и застыл, ожидая. Послышался лёгкий скрип, замок щёлкнул и дверь медленно распахнулась. Его опекун, Родерих, не так давно попавший в аварию, всё ещё передвигался на инвалидном кресле. Людвиг скупо поздоровался и пошёл на кухню. Если бы Родерих не ненавидел любое проявление жалости к себе, если бы не держал Людвига на расстоянии всё время, что тот у него жил… Но Людвиг полагал, что у него есть свои причины. — Надеюсь, ты не слишком потратился, — отозвался Родерих, скрестив руки на груди. — Нет, купил что было по акции, — солгал Людвиг, раскладывая продукты по холодильнику. У Родериха был один большой недостаток, (помимо того, что он был холоден со всеми и не падок на проявления привязанности), он был скуп. Это, не то чтобы была его вина, в молодости, насколько Людвиг знал, он был беден, приходилось экономить каждую копейку… Но, в последствии, эта бережливость стоила им испорченных желудков. — Хорошо. Людвиг тяжело вздохнул, закрыв холодильник. — Ты всё ещё уверен, что не хочешь, чтобы я забрал тебя к себе? — он, правда, тут же подумал, как это было бы неловко. Да и как объяснить Эдельштайну, что мальчик, которого он воспитывал в такой строгости, весьма быстро превращается в… Эта мысль обожгла его. Родерих поморщился. — Я не беспомощен. И я не собираюсь быть обузой. — Ясно. Людвиг молча принялся за уборку. Помыть посуду, протереть пыль, постирать, вымыть пол. От размеренности и точного порядка этих действий Людвигу стало лучше. Зазвучала скрипка. Людвиг остановился, вслушиваясь. Он всегда любил, когда Родерих играет. У него в руках скрипка плакала и смеялась, издавала тончайшие мелодии, изящные и волнующие. В этот раз, как и во множестве предыдущих, основным мотивом была тоска. Родерих умел любить, но выражать это мог лишь через музыку. Только это не было обращением к нему, Людвигу. Это было обращение к кому-то, кто не оставлял мысли его опекуна уже много лет. Кто-то, о ком он искренне горевал. Людвиг почувствовал себя… Брошенным. Пришлось прикусить губу, заглушая эмоциональную боль физической и продолжить уборку. Боль в губе нарастала, а он не обращал на это внимания, выжимая мокрую тряпку в ведро. Это было всё, что он мог сделать. Во рту появился привкус крови, и только тогда Людвиг обратил внимание на то, что прокусил губу. Он охнул и поспешил в ванную, чтобы смыть кровь раньше, чем та испачкает одежду. Из зеркала на него смотрел молодой мужчина, красивый, действительно красивый, но глядящий как побитый щенок. Да. Вот так он и выглядел. Людвиг умылся, пытаясь подавить в себе любые негативные чувства. По крайней мере, до возвращения домой. Но мерзкий холод не желал уходить, заставляя мурашки бегать по коже. Это было похоже на гигантскую чёрную дыру у него в груди вместо сердца. Мелодия прекратилась. Людвиг шумно вздохнул и вернулся к ведру.***
Гилберт чихнул, стягивая с себя шапку. — Ну и погодка. Эта весна слишком хорошо маскируется под осень. Людвиг чуть улыбнулся и внимательно взглянул на него. Гилберт замер, почувствовав этот взгляд. Через несколько секунд в алых глазах засветилось понимание, и он, хмыкнув, хлопнул себя по бедру. — Поможешь мне, малыш? Людвиг подошёл к нему и опустился на колени. Осторожно расстегнул молнию на его ботинке, стянул его и взглянул вверх. Взгляд Гилберта был патокой мрачного удовлетворения. Он ласкал, но не оставлял ни единого сомнения в том, что Гилберт считал его своим. Людвигу это чувство нравилось. Он проделал то же со вторым ботинком и замер. Гилберт погладил его по волосам в качестве поощрения и Людвига внезапно отпустило. Стало хорошо, дурное послевкусие горечи, вызванной холодностью опекуна, исчезло. Людвиг шумно вздохнул и поцеловал его колено. — Щеночек, — хмыкнул Гилберт, наблюдая за ним. Но даже это подарило Людвигу немного тепла. — Пойдём. Людвиг собирался встать, но Гилберт цокнул языком и покачал головой. — Щенки так не передвигаются, Людвиг. Ох. Он определённо покраснел и определённо возбудился. Людвиг опустился на четвереньки, и, заслужив одобрительный взгляд, направился в спальню. — Я кое-что принёс для тебя, — произнёс Гилберт, подведя его к кровати. — Снимай одежду. Людвиг поспешил исполнить. Гилберт в это время расстелил на кровати небольшое полотенце, на которое что-то выложил. Людвиг закончил и вытянулся стрункой, с интересом глядя на него. На полотенце оказались зажимы для сосков, соединенные тонкой металлической цепочкой, простой кожаный чёрный ошейник и… Ох. Если Людвиг правильно понял, то это было кольцо на головку с уретральным плагом. Он шумно вздохнул, наблюдая, как Гилберт протирает вещи антисептиком. — Садись. Людвиг забрался на кровать рядом, послушно сел, и замер, взволнованно глядя. — Гилберт. — Да? — Я раньше никогда не пробовал… Уретральный плаг. Взгляд Гилберта смягчился, стал успокаивающим. Он погладил Людвига по щеке. — Ты молодец, что сказал мне. Обещаю, я сделаю всё как можно менее болезненно. Тебе понравится, малыш. Людвиг покраснел и опустил взгляд. Но рука Гилберта внезапно замерла, а потом его большой палец надавил на его губу, как раз в том месте, где он её прокусил. — Людвиг, — несмотря на ласку, голос его стал ощутимо угрожающим. — Это ещё что такое? Отвечай. — Я… Случайно прокусил губу, — виновато взглянул Людвиг. Гилберт пронзительно взглянул ему в глаза, поглаживая корочку на губе пальцем. — Вот как… Знаешь ли ты, что твоё тело принадлежит мне? — Людвиг кивнул, завороженно глядя в ответ. — Это значит, я решаю, — твёрдо произнёс Гилберт, — появится ли на нём синяк, ранка, ещё что-то или нет. Ты решил, что можешь лишить меня этой власти? В груди у Людвига заютился восторг. Он покачал головой. — Нет, Гилберт. Мне жаль. — Не верю, — отрезал Гилберт. Людвиг ощутил вину и опустил взгляд. Он и правда совершенно не подумал о своём доме, когда поступал подобным образом. Гилберт хмыкнул и взял зажимы. Его пальцы, горячие и грубоватые, потёрли сначала левый сосок, потом правый, заставляя их затвердеть. Потом он прижал зажим к одному из комочков плоти, заставляя вздрогнуть от холода. Медленно, неторопливо, он сомкнул зажим сначала на одном соске, потом на другом. Людвиг шумно вздохнул. Грудь словно загорелась. Потом жжение стало сменяться лёгкой болью. — Тебе идёт. Думаю, потом они будут припухшими и очень чувствительными, так что я собираюсь их вылизать, — Людвига бросило в жар и он почти неосознанно повёл бёдрами. — Но-но. Не двигайся. Гилберт огладил пальцами его кадык и прижал полосу кожи к его шее. Деловито оглядел и неспешно стал затягивать. Ошейник плотно обхватил горло. Дышать стало чуть сложнее. Наконец, он обхватил ладонью его член и пару раз провёл по нему рукой. Внимательно взглянул, отслеживая его реакции и надел на головку кольцо. Металлический шарик на конце плага замер, прижатый к дырочке уретры. Людвиг шумно вздохнул. Шарик медленно погрузился внутрь. Он ахнул, дрогнув. Ощущение инородного предмета там, внутри, сводило с ума. Это было дискомфортно и много. Кажется, он всхлипнул. Гилберт выглядел удовлетворённым. — Чудесно выглядишь. Он отстранился, оставив Людвига справляться с дрожью в бёдрах и подошёл к комоду. Открыл коробку и хмыкнул, разглядывая содержимое. — А вот это интересно. К вящему стыду Людвига, он извлёк оттуда намордник, о котором тот уже успел и забыть. — Малыш любит кусаться? Тогда мы воспользуемся этим, — усмехнулся он. Людвиг покорно замер, позволяя затянуть ремешок на затылке. Взглянул на Гилберта. Тот выглядел чертовски довольным. Гил сел в кресло, как и в прошлый раз, и присвистнул. — Ко мне, малыш. Ты помнишь, где твоё место? Людвиг тихо застонал, сползая на пол. Шарик внутри его члена не оставлял мыслей ни о чём другом. Он пополз к Гилберту, чувствуя слишком много. Ткнулся щекой в колено и всхлипнул. — Умница. Он подцепил пальцем металлическую цепочку и осторожно потянул. Боль прожгла его соски, на глазах выступили слёзы. — Прекрасное личико, — пробурчал Гилберт. — А теперь расскажи мне о том, как прошла твоя неделя. Это была неожиданная просьба. Людвиг постарался отвлечься от острых ощущений, хоть это было и не просто. — В-всё… Нормально. Взял пару новых дел. Одному пришлось отказать — работа не по моему профилю. Гилберт кивнул, внимательно слушая. — Ждал сегодня? — Очень, –искренне ответил Людвиг. Взгляд Гилберта потеплел. Он легонько погладил его по волосам. — Ты подготовился? — Людвиг кивнул. Гилберт осторожно отстранил его, взял с комода смазку и сел обратно. — Встань на четвереньки. Людвиг осторожно повернулся к нему спиной и принял выбранную Гилбертом позу. Щёлкнула крышка. Гилберт обильно нанёс смазку на пальцы. — Грудью на пол. Людвиг шумно вздохнул и подчинился, тихонько заскулив, когда зажимы коснулись пола. Гилберт похлопал по его ягодицам и хмыкнул. Его пальцы закружили вокруг сфинктера, заставив Людвига слегка напрячься. Один палец проник внутрь на фалангу. Замер так на пару секунд и продолжил движение. Людвиг прикусил губу, пытаясь расслабиться. Гилберт ввёл второй палец, мурлыкнув что-то довольное. Людвиг не двинулся, покорно принимая и его, и третий. Гилберт вытащил из него пальцы, оставив неприятное чувство пустоты растянутых стеночек. Впрочем, ненадолго. Людвиг услышал шелест и звук презерватива, раскатывающегося по члену. — Будь хорошим мальчиком и прими хозяина как следует. Людвига опалило жаром. Он слегка поёрзал и замер, почувствовав как головка его члена трётся меж его ягодиц. Гилберт сжал его ягодицы и медленно толкнулся. Головка преодолела сопротивление чужих мышц и неторопливо проникла внутрь. Людвиг приглушённо ахнул. Гилберт явно наслаждался процессом, абсолютно не торопясь. — Чудесно. Людвиг почувствовал, как дрожат бёдра. Гил сделал ещё один толчок, проникая глубже и заставил его всхлипнуть. Ещё немного… — Вот умница. Взял и принял меня всего, — ласково произнёс Гилберт. Людвиг хныкнул, упиваясь ощущением заполненности и принадлежности. Гилберт медленно скользнул наружу, но обратно толкнулся сильно и глубоко, заставив его вскрикнуть. — Тише, щеночек. Гилберт трахал его размеренными, но сильными точками. Погружался медленно, выбивая всхлипы и вызывая сладкую дрожь от неизбежности. Людвиг выпятил задницу, чтобы облегчить ему движение и получил похвалу. — Хороший мальчик. Так стараешься для меня… Тебе нравится, малыш? Людвиг согласно заскулил. — Послушный щеночек. Я позабочусь, чтобы твоей дырочке было хорошо… Ты ведь играешь с ней? Людвиг хныкнул вместо ответа. — Отвечай. — Д-да! Гилберт огладил его ягодицу, делая толчок. — Но это и в половину не так, как когда это делаю я, правда? Потому что ты мой, и ты это знаешь. И пока ты мой, ты не посмеешь больше ничего в себя пихать, пока я не разрешу. Ты понял, Людвиг? — Да, Гилберт, — выдохнул Людвиг. Он взмок. Мыслей в голове не осталось, только резкое удовольствие, вспыхивающее яркими взрывами в его теле и тягучая боль, протяжная, как стон. Потом на его плечи посыпались беспорядочные лёгкие поцелуи. Несложный жест нежности вырвал из него громкий стон. Ему правда это было нужно. Всё это. Любое поощрение. Любой знак привязанности и тепла. Гилберт вдруг отстранился, потянул его за руку, призывая подняться на ноги и сел обратно в кресло. Людвиг покраснел и забрался к нему на колени. Его рука порывисто сдёрнула застёжку. Намордник упал. Людвиг сжал его плечи. Мучительно хотелось кончить, но плаг не позволял. Гилберт осторожно насадил его на свой член, позволив уткнуться носом в своё плечо и возобновил толчки, теперь чуть более хаотичные и быстрые. — Помнишь, что я говорил? — усмехнулся он. Он сдавил рычажки и снял с его сосков зажимы. Сначала Людвиг не почувствовал ничего. Потом лёгкое онемение. И, наконец, боль. Жар, смешанный с тысячью игольных уколов. Гилберт внимательно взглянул на него и накрыл один из его сосков губами. Людвиг вскрикнул, царапнув его плечи. Если бы не плаг, он бы кончил в этот же момент. В Людвиговой голове творилось что-то непонятное. Не было ни единой цельной мысли, только какая-то каша. Он хныкал и, кажется, просил, хотя и не знал о чём. Гилберт взялся за второй его сосок, и, Людвиг почувствовал это отчётливо, осторожно потянул кольцо, вытаскивая из его уретры плаг. Оргазм потряс его, сбив дыхание. Его знобило и чутка потряхивало. Он не чувствовал себя единым, скорее горсточкой битого стекла. Гилберт медленно вышел из него, но не отпустил, крепко прижимая к себе и поглаживая по влажным волосам. Людвиг обмяк, практически повиснув у него на плече. — Спасибо… — едва слышно вздохнул он. Гилберт внимательно взглянул, но ничего не ответил, слегка покачиваясь в кресле.***
Людвиг выполз из душа. Гилберт оставил кружку с кофе, и, взъерошив свои волосы, прошествовал в ванную. Всё было хорошо.