Неделю назад
Северное море крайне неспокойно, ледяная вода брызгала в разные стороны, мутилась, не давая вглядеться в морскую пучину. Высоченные волны практически с головой накрывали одинокую, страшную башню целиком на одиноком острове, который находился в сотнях километров от цивилизации. Солнце в этом месте, казалось, даже светить не хотело, боялось того мрака, что словно был увековечен здесь. Густые тучи, что плотно заполняли небо, никогда не рассеивались, обрекая на одиночество и тьму. Ураган завывал так, что даже через щели и прорези в мрачных, серых стенах внушающего ужас строения ощущались его яростные порывы. Чёрные тени, словно сама душа этой крепости, витали по окрестностям, не пропуская мимо себя даже мушки. Давящая атмосфера сводила с ума, лишала рассудка моментально, когда нога человека ступала за порог гнилой башни. Стражники сидели на своих постах, не выпуская из рук палочки, не отлучались ни на минуту от рабочего места, пока не придёт замена. Всё слишком строго, опасно. Полумрак, царящий повсюду, внушал отчаяние, тягостная тишина — безысходность. Забвение казалось спасением по сравнению с этим Мерлином забытом местом, мгновенная казнь — подарком самой унылой судьбы. Тысячи иголочек покрывали тело, подрагивающего от холодной температуры, будто бы само естество предупреждало о кошмаре, творящемся здесь. Азкабан. Холодный пол, покрытый толстым слоем пыли и грязи, маленькая решётка с ржавыми прутьями вместо окна и стены, по обе стороны к которым припаяны кандалы, что, казалось, крепко сдерживали неугомонную узницу. Её кудрявые волосы, спутавшиеся между собой, спадали с плеч и доставали до самых лопаток. Она, крутя в руках свою палочку, от которой в тюрьме не было проку, наматывала пряди на неё, смеялась во весь голос, и её смех, больше похожий на вопли умалишённого человека, разлетался по узким коридорам, будоража всех вокруг. Сумасшедшая улыбка открывала почерневшие оставшиеся зубы, а глаза бегло осматривали привычную камеру, которая была знакома женщине в мельчайших деталях. Хаотичные движения головой в разные стороны выдавали её беспокойство, сердце билось в томимом ожидании, а запястья, что раньше были намертво сцеплены железными прутьями, наконец-то были освобождены от заточения. На бетонной стене были выцарапаны какие-то иероглифы и крестики, благодаря которым узница считала дни своего заточения, надеясь на освобождение. Но воспоминания с зала суда, где её приговорили к пожизненному сроку, убивали мнимую надежду на тот самый ничтожный шанс на долгожданную свободу. Четыре стены камеры были настоящей пыткой, изолированность душила, перемешивая в воспалённом рассудке напрочь все воспоминания, а мучительные дни и ночи были для неё длиною в вечность. И покоя не было, что после каждого шороха, доносившегося с другого конца коридора, она вскакивала в надежде увидеть перед собой своего спасителя, а не стражника, который принёс в очередной раз еду. Тёмные глаза, которые будто бы заволокла вязкая пелена, одержимо смотрели на чёрную метку — доказательство её причастности к измене Магической Британии. Пухлые, сухие, искусанные до бордовой крови губы коснулись рисунка на предплечье, украшавшего тело, и послышался тихий-тихий шёпот, что был похож на молитву. Женщина звала его, просила о помощи и пощаде, уверяла в верности и безудержной любви. Тонкие пальцы, что сжимали деревянную палочку, задрожали, словно в душераздирающей агонии, а сердце больно кольнуло, предвещая грядущую бурю. Беллатриса молила своего Лорда об освобождении. И он услышал её. Истеричный смех, пропитанный болью, злобой и гадким отвращением к жизни, к тюрьме и к самой себе, разрывал женщину морально. Она истошно вопила, исступленно надеясь, что она будет услышана своими покровителями, но ощущение, будто про неё забыли, рвало душу на куски. Лестрейндж не могла принять тот факт, что она до сих пор гниёт, томится в этой камере, в самом страшном месте на земле, куда её поместили на веки вечные. Чувство опустошённости настолько выводило из себя, что волшебница царапала себя, сдирала кожу острыми ногтями, кусала внутреннюю сторону губ в попытке притупить то отчаяние. Но на удивление она вмиг замерла. Безмолвие окутало камеру, да и всю тюрьму. Только глухие звуки капель дождевой воды, что сочились в потолке и падали на бетонный пол, были отчётливо слышны, словно бой часов, отмеряющих секунды. Казалось даже, что Беллатриса не дышала, боялась спугнуть что-то, и тогда таинственная фигура, вмиг промелькнувшая мимо двери её камеры, встрепенулась. Потрёпанная табличка с её фотографией, где женщина выглядела дерзкой, высокомерной и не понимала ещё того ужаса, в который превратится её бытие в Азкабане, отлетела от одного пинка ногой в самый дальний угол, где бегали голодные крысы с жадными красными глазами. Пожирательница тихо, на цыпочках, подошла к железной двери. С железными кандалами она расправилась довольно быстро, буквально через несколько дней после своего заточения, как делали и все осужденные. Это никак не наказывалось, редко кого запирали вновь в оковы — только самых буйных, — ведь самой страшной пыткой было то, что дверь, запертая стальным засовом и мощным древним заклинанием, могла открыться только магией, которой не обладал ни единый пленный. И это больше всего сводило с ума. Сколько бы Лестрейндж не пыталась проложить себе выход — не получалось. Она истерично колотила кулаками по двери, сбивая костяшки пальцев до крови, пинала ногами, выплёскивая всю ненависть, и пролезала рукой через маленькое окошко в надежде открыть засов с другой стороны. Но из раза в раз её ударяла невидимая сила, походившая на сильнейший разряд тока, что вынуждала женщину прекращать начатое. Беллатриса толкнула слегка дверь, которая с отвратительным скрипом открылась, позволяя женщине заглянуть в узенькую щёлку. Сердце сделало кульбит, руки моментально похолодели и задрожали, а слюна стала казаться на вкус песком, что невозможно было сглотнуть. Тревога, вязким маревом окутавшая тело, не отпускала, с каждой секундой завладевала всё больше и больше. Ощущение сна накрывало с головой, Беллатриса глазам не могла поверить, что эта проклятая на чём свет стоит камера может оказаться далеко-далеко от неё. Путь свободен. Впереди прямая дорога к жизни, о которой она грезила всё своё заключение. За стенами Азкабана её ждёт он. Затуманенный от сладкой победы разум не выдавал никакой план действий, за исключением одной только мысли — бежать напролом. Где-то в тьме ночной, в самых потаенных закоулках тюрьмы её перехватят, выведут на волю, но вот только где именно — волшебница не имела понятия. Вспотевшими руками Беллатриса медленно открыла дверь ещё, чтобы лучше разглядеть длинный коридор тюрьмы. Темнота, заполонившая всё вокруг, разбавлялась только мерцающей где-то вдалеке лампой. Послышалось чьё-то бормотание на том конце коридора темницы — Белла сразу же узнала стражника, который делал обход заключённых каждую ночь. Но взгляд её зацепился за ещё какое-то движение. Пожирательница нахмурила брови, старательно вглядываясь во тьму, но ничего не увидела, зато буквально осязаемое чувство, что здесь находится кто-то ещё — за стенами камеры — не давало ей покоя. Лестрейндж поёжилась от липкого ощущения взгляда посторонних глаз, которые, казалось, смотрели точно на неё из мрака коридора, прожигая насквозь. Но пришлось прекратить попытки разглядеть ночного гостя Азкабана, потому что охранник надвигался, всё ближе и ближе подходил к камере Беллы. Захлопнув дверь, женщина метнулась на ободранный матрас, точнее на то, что от него осталось, и свернулась калачиком, стараясь привести дыхание в норму. Она закусила указательный палец для отрезвляющей боли, чтобы не выдать дрожащее от страха и предвкушения победы тело. Если он увидит, что дверь открыта, — её казнят. Статус «склонна к побегу» и так ей уже присвоен, поэтому второй раз будет более суровым. Но как только тяжёлые шаги послышались буквально за две камеры от пожирательницы, раздался звонкий удар. Лампа, что освещала дорогу стражнику упала на пол, разбиваясь на мелкие кусочки. А потом тишина. Ни шагов, ни бурчания, ни света. Абсолютно ничего. На ватных ногах Беллатриса поднялась со своего ложа и осторожно двинулась обратно, к двери. Бежать напролом было так рискованно, хоть она и понимала, что на этом этаже её вряд ли кто сейчас увидит, но на нижних ярусах такая удача могла ей и не улыбнуться. Без магии она не сможет противостоять одному их самых сильных отрядов мракоборцев, которые попеременно дежурили в Азкабане. Швырнут в неё Авадой — и дело с концом. Такое право у них есть, если опаснейший преступник сбегает, а расставаться с жизнью она не хотела, точнее даже не с жизнью расставаться, а подвести его. Лестрейндж не могла проявить даже крупицу слабости, безрассудности и самоуверенности, наплевав на все правила осторожности в сложившейся ситуации. Умереть сейчас, когда свобода так близка — предать Лорда. Как только лицо женщины показалось сквозь щёлку в двери, то к её ногам прикатилась палочка. Чёрное древко было идеально вычищенное, без единой царапины; рукоять была увенчана выпуклыми узорами, походившим на лозу винограда, а на самой палочке золотыми буквами было выгравировано «Б.Л.» — Беллатриса Лестрейндж. Чародейка потянулась к вещице, и как только её грязные пальцы коснулись рукояти — по телу пронеслось небывалое ощущение. Магия. Новая палочка, которая признала свою хозяйку, уже готова была подчиняться любому приказу, стоило только словам слететь с уст волшебницы. Довольно ухмыльнувшись, женщина крепко сжала палочку в руке и перешагнула через порог камеры. Эмоции, что одолели вмиг, было просто не описать. Хотелось кричать от радости. Вот она — свобода. Даже выйти из этой чёртовой комнаты, каждый миллиметр которой был уже досконально изучен, было небывалым счастьем для пожирательницы. Но вдруг она замерла как вкопанная и с ужасом посмотрела на палочку в руке. Осознание, что прошибло в секунду, почти подкосило ноги, и Беллатриса стала нервно мотать головой вправо-влево в надежде увидеть хоть кого-нибудь. «Палочка ведь не просто так тут оказалась?» — всё вертелось у неё на уме, но вот только никого не было в коридоре. Лестрейндж последний раз окинула взором камеру, в которой провела так много томительных дней и бесконечных ночей, а потом с уверенностью зашагала вдоль коридора, стараясь не смотреть на других заключённых, отбывающих свои суровые наказания длиною в жизнь. Но путь её был короток — на полу, прямо за поворотом она наткнулась на остывающее тело мужчины, лежавшего на спине. Тускло светящая керосиновая лампа, немного откатившаяся, слабо освещала труп охранника. Вокруг медленно растекалась густая кровь, а на полу были видны следы ботинок, обладатель которых, наверное, и был убийцей стражника. Беллатриса поморщилась, увидев нелицеприятную картину под своими ногами, и просто перешагнула через труп, стараясь не попасть в лужу крови. Нагнулась над телом мужчины и стала копаться в его карманах в надежде найти карточку или ключи от выхода с этого уровня, однако поиски её не увенчались успехом. Карманы стражника были вывернуты, словно их уже кто-то обыскал, и теперь Лестрейндж тихо выругалась, потому что в голову пришла самая очевидная на тот момент мысль: кто-то ещё этой ночью собрался бежать. Но вот только картинка, пазл в голове никак не складывался. Почему этот кто-то помог ей: открыл дверь, преподнёс новую палочку? Кровавый след от сапог вёл вдоль по узкому коридору, где уже не было камер, лишь комнаты, на дверях которых висела табличка, информирующая, что вход только для персонала, и открылись эти двери только после того, как работник произносил пароль, который менялся каждые двенадцать часов. Пожирательница, решив, что пути назад и так нет, направилась куда глаза глядят. Сворачивая за многочисленные углы, волшебница уже ловила себя на мысли, что она вот-вот потеряется в этом лабиринте или на кого-нибудь наткнётся из охранников. Но почему-то никого не было, даже малейших звуков чародейка не слышала. Было это слишком странным. И вдруг она увидела лестницу, что была огорожена решёткой с замком, который был на этот раз открыт. Явно не веря своему везению, Беллатриса на цыпочках приближалась к выходу на нижний уровень, прижавшись спиной к ледяной стене. За окном не смолкал ураган, ливень колотился, создавая непроглядную пелену, через которую даже лучи луны не могли просочиться внутрь, чтобы осветить хоть немного дорогу. Использовать Люмос волшебница опасалась, слишком рискованно, поэтому передвигалась она по наитию, прислушиваясь к каждому шороху. Она из последних сил цеплялась за единственную надежду выжить в этом мире, выйти из этого логова, в котором была обречена гнить все свои оставшиеся дни. Когда босая нога опустилась на первую ступеньку, женщина замерла от испуга. Её руки задрожали с новой силой, ком подкатил к горлу, да и вообще ей казалось, что невидимые руки стали её душить, крепко схватив за шею. Глаза в ужасе округлились, а во рту всё пересохло; ноги и руки не слушались, по спине скатилась капелька холодного пота, а мысли все вмиг испарились, кроме одной: «Мне конец…». На лестнице, буквально через пять ступенек от беглянки стояла фигура, облачённая в чёрный плащ, сливаясь с окружающим мраком. Когда Лестрейндж сделала шаг назад в попытке сбежать незамеченной, его голова слегка повернулась влево, от чего Белла сразу же поняла — он всё-таки её заметил. Она крепче сжала палочку и направила её точно в спину незнакомца, но, к её большому удивлению, фигура в плаще даже не двинулась, продолжила стоять как и прежде. — За время наказания уже не узнаёшь прежних друзей, Бе-е-елла? — послышался глубокий, низкий голос фигуры в чёрном. Лестрейндж оторопела, но страх чуть-чуть отступил. Голос не казался знакомым, в отличии от манеры разговора и произношении слов, но женщина никак не могла понять, кто стоит перед ней. Вдруг в руке мужчины загорелась маленькая сфера на палочке, а сам незнакомец повернулся к Беллатрисе, скрывая своё лицо под капюшоном. — Кто ещё может вызволить давнюю подругу из этого проклятого места, которое знает как свои пять пальцев на руке? — с усмешкой в голосе продолжал мучить догадками спаситель. И только после этих слов Беллатриса поняла, кто пришёл за ней. Этот голос, что стал намного грубее и серьёзнее, эти руки, которые всегда прятались под чёрными кожаными перчатками, потому что на них красовались уродливые шрамы из-за боёв с мракоборцами. Эти таинства и пускание пыли в глаза, фокусы с дверью и палочкой. Это грязное убийство, в котором он оставил море следов, из-за чего легко догадаться, кто именно лишил жизни старика-охранника. Всё это было в стиле только одного человека. — Ты так и будешь продолжать паясничать, Долохов? Или мы наконец уйдём отсюда? — А ты как была нетерпеливой, так и осталась, голубушка. Длинные пальцы Антонина медленно дотянулись до кромки капюшона, снимая его. Он всё такой же, каким запомнила его Беллатриса в их последнюю встречу, хотя заточение в Азкабане не прошло бесследно для волшебника, да и года взяли своё. Всё тот же лисий взгляд, от которого становилось неуютно, обволакивающий голос и манерность в каждом движении. — Я уж, признаться, подумал, что Азкабан научит тебя ждать своего часа. — Я тоже рада тебя видеть, — с энтузиазмом проговорила Лестрейндж, что даже лёгкая улыбка тронула её пухлые бледные губы. — Пора. Долохов кинул одежду чародейки: такой же плащ в пол, кожаные перчатки и ботинки на высокой подошве. Подождал, пока Лестрейндж соберётся, развернулся на пятках и стал спускаться вниз по лестнице, ведя рукой на перилам. Он делал всё так бесшумно, словно пантера. Заглядывал за каждый угол, махал рукой Белле и всегда держал палочку в руке, чтобы в любой момент обезвредить противника. Они шли во тьме, намеренно не высовываясь на светлые участки, куда проникали лунные лучи. Казалось, что сам мрак этого места сегодня на их стороне, помогает беглянке и всем, кто пришёл высвободить её. Лестрейндж так мучили вопросы, которые приходили в голову каждую секунду и вертелись на языке. Ей было так любопытно узнать всё в деталях, что происходило, пока она сидела в заточении, но нарушать тишину Беллатриса себе не позволяла. Она надеялась, что Лорд сам ей расскажет, почему они проиграли, почему она оказалась в этой крепости, окружённой Северным морем. Когда показалась большая железная дверь, Антонин огляделся, прислонился ухом к двери и стал вслушиваться, нет ли никаких шорохов или шагов по ту сторону. Беллатриса внимательно за ним наблюдала и понятия даже не имела, где они сейчас находятся и почему Долохов так прекрасно ориентируется в Азкабане. Ему удалось сбежать самому, но было опрометчиво верить, что он шёл этим же путём. Мракоборцы не допустили бы такой оплошности снова. Пожиратель отпрянул от двери и, поднеся конец палочки к дверному засову, стал нашёптывать какое-то заклинание на древнем языке. Тонкая нить ярко-жёлтого цвета, точно раскалённое золото, проникла в отверстие, а когда Антонин открыл глаза, то просто замер, выжидая чего-то. Убрал палочку и толкнул дверь, которая поддалась его движению и приоткрылась, выпуская магов. Маленькая комнатка, больше похожая на каморку, выглядела заброшено. Здесь не было ничего, кроме нескольких стульев с почти развалившимся столом и обитого тканью дивана, на котором собралась пыль толстым слоем. Пожиратели прошли внутрь, и Долохов захлопнул дверь, снова произнося заклинание, но теперь чтобы запереть проход. Лестрейндж недоверчиво оглядела помещение и подошла к небольшому окошку. Море плескалось в разные стороны, омывая фундамент башни. Капельки стекали по стеклу, но это не мешало Белле разглядеть летающих в небе дементоров. Точно смерть, они парили вокруг тюрьмы, так и выискивая своих жертв. Поцелуй с одной из этих тварей всегда пугал Беллатрису, но такого наказания она так и не познала. Быть простым овощем, пустой оболочкой, которая просто существует, было слишком страшно для Лестрейндж, потому что такой исход грозил ей вечными муками вдали от Лорда. — Готова? — внезапно раздавшийся голос Антонина вывел женщину из дум. Лестрейндж отпрянула от окна и непонимающе уставилась на своего спутника. — Какой план? Ты хочешь бежать мимо них? — Она указала пальцем на дементоров, которые медленно, словно грозовые течи, плыли по затянутому небу. Долохов ничего не ответил, лишь искоса глянул на Лестрейндж и опёрся плечом на стену. Стал считать про себя секунды, зажимая пальцы на правой руке, от чего Беллатриса с интересом на него смотрела. Она не понимала, почему он так делает — словно ждёт чего-то. Или кого-то. Внезапно раздался бой часов, звук от которых еле-еле донёсся до каморки. Ровно два часа ночи. И тут Антонин вновь начал загибать по очереди, очень медленно пальцы левой руки. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Дементоры стали хаотично летать, словно ястребы, увидевшие своих жертв, но к самой тюрьме никак приблизиться не могли. Только между ними оставалось несколько метров, так они резко убирались прочь, будто бы их отшвыривало сильными разрядами тока. Невидимая оболочка заполонила тюрьму, не давая прорваться существам, и подсвечивалась каждый раз, когда они приближались. Долохов, не теряя ни минуты, подбежал к двери и одним движением палочки снёс её с петель, открывая выход наружу. Мороз моментально проник внутрь каморки, и ветер с визгом последовал за ним, поднимая застылую пыль с пола и старой мебели. Беллатриса туже завязала свой плащ и нерешительно переступила через порог, выходя на свободу. Они оказались на краю обрыва, откуда невозможно было сбежать ни вплавь, ни по суше. Волшебница стала оглядываться и увидела тёмные фигуры по всему периметру тюрьмы — Долохов пришёл за ней не один. Пожиратели стояли в масках, которые тщательно скрывали их лица, в длинных мантиях, подолы которых сурово развевал ветер, а в руках они держали палочки, направленные в небо, чтобы создавать завесу. Антонин оказался за спиной Лестрейндж в ту же секунду, когда завыла в здании сирена. Оглушительный звук оповещал об опасности, о побеге кого-то из заключённых. У тёмных в запасе оставалось буквально несколько секунд, пока мракоборцы не нагнали их и здесь не началось сражение. Сейчас Пожиратели в этом ни капельки не заинтересованы, потому что они в явном меньшинстве. Долохов схватил Беллатрису за руку и рывком прижал к себе, крепко обнимая за плечи. Быстро произнёс заклинание, и их захватил водоворот, уносящий далеко-далеко от этого места. Их примеру последовал каждый, одновременно опустив палочки, от чего волшебный блок от дементоров пал. Через доли секунд Азкабан был пуст от Пожирателей.***
Настоящее время
Визжащая хижина освещалась несколькими свечами, расставленными на столах и тумбах. Сириус сидел на табуретке, грозящей вот-вот развалиться, и покуривал сигару. Римус его уже начинал нервировать — Люпин ходил туда-сюда, словно маятник, и мерзкий звук скрипучих половиц резал слух уже на протяжении пятнадцати минут. Блэк глянул на часы — Гарри прилично опаздывает. У двух членов Ордена уже закралась мысль, что Поттер не придёт, не получил письмо, поэтому условились подождать ещё минут десять и вернуться обратно в штаб-квартиру. — Ты сядешь, в конце-то концов? — не выдержал Сириус, резко развернувшись к мельтешившему Римусу. Люпин закатил глаза и хотел было уже что-то возразить, но по грозному взгляду Бродяги было ясно, что лучше промолчать. Они оба переживали. Всё свалилось на них слишком быстро и в один момент, поэтому разгребание проблем, которые, казалось, были нескончаемыми, сказалось на нервах и здоровом сне. Люпин сел за стол, в сотый раз стал просматривать страницы «Ежедневного Пророка». «Одна из самых известных, опасных и сильных Пожирателей Смерти, Беллатриса Лестрейндж, вчера ночью сбежала из Азкабана. Как удалось ей это провернуть — загадка. Она бежала в одиночку или у неё были помощники? Этого мы никогда не узнаем… Труп одного из старейших стражников-мракоборцев, Викентия Уилсона, нашли недалеко от её камеры, но все пути, ведущие на свободу, были заблокированы и охранялись. Видимо, борцы с тёмной магией начинают сдавать свои позиции. Что же будет с Магическим Миром, если сторонники сами-знаете-кого продолжат свои наступления?» — Это немыслимо! Как ей это удалось? — всё возникал Римус, вглядываясь в колдографию кузины Сириуса. Послышались тихие шаги с лестницы. Римус напрягся и достал палочку. Сириус же продолжал спокойно сидеть на табурете, потягивая сигару и разглядывая вид из окна. Вокруг были окрестности Хогсмида, по которому Сириус любил прогуливаться с Джеймсом. Ностальгия по тем светлым временам его молодости, когда все его друзья были живы, когда они все до единого были верны друг другу, заполняла его сердце. А что теперь? Петтигрю — предатель, жалкая крыса, переметнувшаяся в самое тяжёлое время на сторону Волан-де-Морта, Джеймс и Лили умерли, защищая своего сына. Сириус оказался в Азкабане, а Римусу приходилось скитаться по всем штатам, чтобы найти хоть какую-нибудь работу и отвлекаться от всех бед, обрушившихся на них. Но после стольких лет Блэк и Люпин снова вместе, и Джеймс с Лили тоже с ними — в их воспоминаниях и сердце, которые до сих пор покрыто незажившими ранами. У ограды, что запрещала вход в Визжащую хижину, вокруг которой складывались легенды и ужасные истории, от которых леденела и стыла кровь, сновали студенты, не решавшиеся зайти внутрь. Блэка это забавляло, потому что ничего особенного и страшного не было в ней, но слухи и мифы были им только на руку. Никто не смел нарушать их встречи с ребятами из Ордена. — Смелее, Гарри. Мы заждались, — проговорил Блэк, вставая со своего места. Поттер появился в дверном проёме, протирая свои запотевшие очки, и на его лице сразу же заиграла улыбка. Люпин, продравшись, крепко обнял Гарри и потеребил по волосам. Сириус потушил сигару, выкинул куда-то в угол окурок и встал, распахнув свои объятия. Крестник обнял его, похлопал по плечу и отстранился, заметив посерьёзневшего Люпина. — У нас не очень много времени, Гарри, — вздохнул Римус и сел обратно за стол, приглашая других присоединиться к нему. Гарри снял с себя куртку, кинул её на старую кровать и сел сам на краешек. Сириус же вернулся на своё прежнее место около окна и закинул ногу на ногу, облокачиваясь на подоконник. Блэк и Люпин переглянулись между собой, и Сириус отдал право своему другу начать разговор. — Плохие новости? — перебил тишину Гарри. — Беллатриса сбежала, — констатировал Лунатик и передал выпуск газеты недельной давности. — Ей явно помогли, потому что в одиночку выбраться на свободу… — Перебью, — вскинул палец Сириус. — Это возможно, Рем. Я тому явный пример. Но есть уточнение: в такое время, как сейчас, это практически нереально. Мракоборцы охраняют тюрьму круглосуточно, дементоры не упускают из виду ничего и никого. — Пожиратели ей помогли, очевидно. Но как? — Гарри не отрывался от чтения главной новости газеты, перелистывая страницы. — Это сейчас уже неважно. Все его сторонники уже на свободе, хотя нет, вру, — сложил руки в замок Блэк. — Осталась парочка, но они уже заслужили свой поцелуй дементора, поэтому они для Волан-де-Морта не представляют никакого интереса. — Лестрейндж была последней узницей, в которой он нуждался, — продолжил Люпин. — И что теперь? Какой план у Ордена? — Гарри вернул газету своему бывшему учителю и встал на ноги, почёсывая затылок. — Нам нужны сведения, Гарри, чтобы предотвращать очередные «сюрпризы», для этого мы делаем всё возможное, — сухо проговаривал Блэк. — Мы ищем поддержку во всех уголках мира, у всех магов и волшебных существ. — Мы пригласили тебя, чтобы предупредить, — сменил тему Римус. — Если Азкабан для них уже не помеха, то это плохо может обернуться. Мы не сможем быть всегда рядом, Гарри, хотя в Хогвартс они не сунутся… — Пока что, — закончил за него Поттер. — Предупреди остальных. Сириус глянул в окно и замер. Около ворот ограды прогуливалась Гермиона — он её сразу узнал, — а рядом с ней была девушка, которую Бродяга не видел до этого. Девочки о чём-то беседовали, заливаясь смехом и держась под руку. В руке у Грейнджер была карамельная конфета, а другой — большая, розовая сладкая вата. Блэк подозвал Гарри к себе жестом руки, и указал на Грейнджер. — Кто это с ней? Римус тоже подошёл к окну, прищурился, пытаясь разглядеть учениц. Две студентки уже почти скрылись из виду, Лунатик только заметил чёрные волосы, завитые в кудри, а лицо девушки так и увидел, потому что шли они уже спиной к ним. — Помнишь, я рассказывал тебе о новенькой? Это она и есть. Каролина Тонкс, — пояснил Гарри и отошёл от окна. — Она общается с Гермионой? — Люпин положил руку на плечо Сириусу и быстро сжал его, подавая знак, что нужно развить эту тему. — Да, они вроде как подругами стали, — стал рассказывать Поттер. — Лина помогла ей, приготовила зелье, чтобы отшить одного надоедливого гриффиндорца от Гермионы, а потом они стали общаться. — И что про неё говорит Гермиона? — Блэк развернулся лицом к Гарри, внимательно слушая его. — Да ничего особенного. Мол: «Весёлая девушка, мне с ней интересно общаться, да и вообще она неплохая. Если она учится на Слизерине, это ещё ничего не значит, Гарри», — процитировал Поттер, стараясь даже голосом предать интонации подруги. — Вообще, я как-то с ней гулял вечером… — И о чём говорили? — выпытывал Римус. — А почему вас так волнует эта Каролина? — смутился Гарри. — Рассказала, что раньше училась в Шармбатоне, друзей у неё там не было, потому что Тонкс была любимицей директрисы, а это всех раздражало. — Держу пари, что сейчас она тоже ни с кем не общается, — предположил Сириус. — О, нет. С Малфоем и Ноттом дружит… Ну, кроме Гермионы… Римус и Сириус опять переглянулись, и в их взгляде не читалось ничего хорошего. Блэк повёл бровями, а Гарри заметно напрягся. Почему-то его посетила мысль, что он сказал что-то не то, или же Сириус и Римус ему чего-то не договаривают. Поттер уставился на крёстного в упор, от чего тот аж поёжился, но продолжил молчать. — Вы не хотите мне ничего про неё рассказать? Я же вижу, что вы что-то утаиваете от меня, — рискнул Гарри в надежде, что добьётся правды. — Мы сами не уверены в своих предположениях, Гарри, но многое сходится. Придёт время, и когда мы полностью удостоверимся на её счёт, то всё тебе расскажем. — Блэк подошёл к Гарри и положил руки ему на плечи, заглядывая в глаза. Ему так не хотелось врать Гарри, он уже мечтал с ним поделиться своими догадками по поводу Каролины Тонкс, но Сириус и Римус прекрасно понимали, что ещё слишком рано. Неизвестно, как это отразится на будущем этой девочки, а так опрометчиво поступать они не хотели. Глаза, что достались Гарри от Лили, смотрели с каплей огорчения и недоверия на Блэка, от чего его сердце сжалось. Сириус был единственным его родственником, пускай даже не про крови, и то он скрывает от него важные детали, что практически равно сейчас предательству. Но другого выхода у них нет. — Я обещаю, Гарри, — тихо проговорил Сириус, поглаживая по голове Поттера. — Просто доверься мне. И Гарри коротко кивнул, погружаясь в сомнения. В его голове начали всплывать все воспоминания, связанные с Тонкс, её образ, голос. Его сознание автоматически стало искать в ней подвох, цепляться за детали, но ничего особенного ней Поттер не видел, не мог понять, в чём есть подвох. Каролина была для него тёмной лошадкой, про которую что-то знают и Сириус, и Люпин, но это, видимо, не обсуждалось ещё с кем-то, раз даже Гарри они не хотели говорить. — Можно последний вопрос? — всё же осмелился спросить Гарри, попытав удачу. — Вы её знали до этого? До того, как она попала в Хогвартс? — Она же дочь моей кузины, Гарри. Конечно, мы видели её, — спокойно ответил Блэк, хотя на самом деле сердце его забилось в разы чаще. — Мы тогда были ещё с твоим отцом, да и Лили, вроде, тоже присутствовала, — ляпнул Римус и тут же замолк, боясь сказать лишнее. — Да, мы видели её. — А в чём тогда проблема? Мне стоит её опасаться? — непонимающее затараторил Поттер. — Всё слишком сложно, Гарри, но она не опасна… Вообще, если мои домыслы подтвердятся, то девочку нужно спасать, — тихо добавил Сириус, задумчиво отводя взгляд. — Не бери пока что ничего в голову, — отмахнулся Бродяга и подошёл к старому камину. — Это так, мысли вслух, — подытожил Лунатик и развёл руками. Ветер стал бушевать, от чего на чердаке послышались его завывания. Несколько свечей потухли, и вмиг стало прохладно. Гарри глянул на часы и пожал плечами — ему пора идти. Взяв с собой газету и куртку, он попрощался со всеми и двинулся к выходу. — Береги себя, Гарри, — остановил его голос Сириуса. — Ты мне это каждый раз говоришь, — тепло улыбнулся гриффиндорец. — И не устану повторять.