Академия вампиров. Взгляд Дмитрия

      В гостиной стражей сегодня было больше народу, чем обычно. Этого следовало ожидать, но я все равно был несколько удивлен, как много людей задержалось в этот час. Большая часть предоставленного ужина была съедена, и теперь казалось, что большинство просто остались для общения.       Я молча поприветствовал несколько знакомых лиц, направляясь к столу с едой. Я схватил одну из немногих оставшихся куриных грудок на гриле, немного жареных овощей и немного плова из коричневого риса. В то время как у дампиров от природы быстрый метаболизм, а стражи, как правило, быстро сжигают калории, я также понимал, что я уже не тот шестнадцатилетний парень, который мог бы с легкостью разобраться с большой пиццей в одиночку.       Я подавил легкий смешок веселья, когда подумал о диетических привычках большинства здешних новичков. В то время как в кафетерии всегда были здоровые варианты и более легкие блюда, большинство студентов тяготели к стандартным подростковым блюдам, таким как гамбургеры и картофель фри. Роза, в частности, питала слабость к шоколадным пончикам, и я не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь охотно ела овощи. Хотя я все еще время от времени баловался нездоровой пищей своей юности, мысль о том, чтобы ежедневно есть жареную пищу, заставляла мой желудок сжиматься.       Пока я искал место, чтобы сесть, я понял, что свободных столиков нет. Вместо этого я занял место за одним из больших столов, где несколько стражей обменивались новостями и сплетнями из-за ворот академии.       Это не было чем-то необычным. Академия часто ощущалась как собственный маленький мир, и могли пройти дни, недели, даже месяцы, прежде чем мы услышали, что происходит при дворе или где-либо еще, что не было официально зарегистрировано. Прибытие нескольких придворных стражей и других лиц, назначенных для путешествия Королевских мороев было подходящей возможностью для сбора некоторой информации за пределами наших изолированных стен.       Я молча слушал обсуждение стража Смита и его невесты после всего скандала с Бадикой. Оба были недавно осуждены, лишены своих титулов и изгнаны.       Последнее, что кто-либо слышал от них обоих, это то, что они направлялись на запад, в маленький городок на юге Юты. Как бы ни было огорчительно, что им придется начинать свою жизнь с нуля, я был рад, что они наконец-то свободны жить так, как считают нужным. Я бы не назвал это завистью, так как было трудно завидовать такому трудному пути, который им предстоял, но я на мгновение задумался, каково это — жить вне социальных правил и давления, которыми была обременена наша жизнь. В любом случае, было маловероятно, что о них когда-нибудь снова услышат. Скоро они станут старыми новостями. Однако иногда старые новости, кажется, обретают новую жизнь. Так было и сейчас…  — Таннер был вызван на дисциплинарное слушание на прошлой неделе. Таннер…имя было знакомым, но мне было трудно его вспомнить. — Он вернулся как раз вовремя. Совет был более чем снисходителен к нему. Прошло больше года, а он все еще не приблизился к тому, чтобы найти ее. Я бы сказал, что он там же, что и в тот день, когда она ушла.       Ах…вот и все. Михаил Таннер оставил должность в Академии примерно год назад, после того как Соня Карп обратилась. Я не знал ни одного из них. Страж Таннер ушел за несколько недель до моего приезда, а бывшая учительница, миссис Карп, добровольно убила, чтобы стать стригоем за месяц или около того. С тех пор как все произошло в этом кампусе, в течение некоторого времени это было настоящей новостью.       Насколько я понял, между ними двумя существовали какие-то отношения. Это было несколько необычно, даже в академии, но не совсем неслыханно. Что действительно поражало, так это то, что он, по-видимому, достаточно заботился о ней, чтобы пойти за ней после того, как она изменилась. Многие настаивали на том, что Соня Карп была нестабильна в течение довольно долгого времени, хотя никто не ожидал, что она сделает что-то настолько радикальное. С другой стороны, страж Таннер был очень уравновешен, и его решение взять длительный отпуск, чтобы выследить ее, было почему-то еще более шокирующим. С тех пор, как он уехал, никто не мог отказать ему в возможности поступать так, как он хотел, но это не было миссией, санкционированной Советом Стражей при Дворе. — Но почему они назначили дисциплинарное слушание? Разве он не воспользовался своим личным отпуском? — вопрос задал один из школьных стражей из кампуса начальной школы. — Он был, но отпуск кончился пару недель назад, и он не вернулся для переназначения.       Наверное, мне следовало знать, что он не вернется в кампус. Несмотря на то, что мы были назначены сюда на короткое время, он не стал бы хорошим примером для новичков, обучающихся здесь. Вероятно, его бы отправили на новое назначение вскоре после того, как он ушел. — Как они его нашли? Где он сейчас? — Он поддерживал связь, чтобы получить информацию о возможном местонахождении Карп. Было нетрудно затащить его обратно в суд. Несколько членов Совета предложили официально осудить его, но наша численность слишком быстро снижается, чтобы просто уволить любого, кто выходит за рамки. Они заставили его выполнять какую-то бумажную работу при Дворе. — Честно говоря, я не думаю, что он был готов к чему-то еще, — вмешался другой страж. Я полагаю, что он был одним из личных стражей королевской особы, которая жила при дворе. — Я видел его вскоре после того, как он вернулся. Он практически оболочка того парня, которого мы знали раньше. Даже если бы кто-то захотел взять его в качестве личного стража, я сомневаюсь, что у него хватило бы сосредоточенности, чтобы взяться за эту работу.       Я покачал головой, доедая последний кусочек своего ужина. В какой-то степени я мог бы ему посочувствовать. Я помню, как чувствовал себя разбитым после того, как подвел Ивана. Хотя с тех пор я немного оправился, все еще были моменты, когда я чувствовал, что никогда не смогу быть тем стражем, которому он так долго доверял. Но я знал, что многие из нас чувствовали то же самое в то или иное время. У всех нас были свои потери. От нас ожидали, что мы возьмем себя в руки и двинемся дальше. Они на первом месте.       Вот почему такого рода миссии не были санкционированы Советом. В то время как почти все стражи соглашались с тем, что быть обращенным в битве было судьбой хуже смерти, не было достаточного количества стражей, чтобы охотиться и освобождать тех из этого бездушного состояния. Не было даже достаточного количества стражей, чтобы защитить мороев так хорошо, как нам хотелось бы, и поддержка такой миссии означала бы, что было бы еще меньше доступной защиты. Не говоря уже о том, что охота на бдительных стригоев была сродни самоубийству; одно дело защищать себя и других, когда это необходимо, искать опасность — совсем другая ситуация.       И все же я задавался вопросом, что бы я сделал, если бы был на месте Михаила. Было очевидно, что он любил Соню, рискуя и карьерой, и жизнью, чтобы «спасти» ее. Несмотря на то, что меня учили отдавать свою жизнь, защищая других, я не думаю, что мог бы пожертвовать так многим ради кого-то. Я знал, что есть только горстка людей, которые заставили бы меня рассмотреть этот вариант, но даже тогда я не знаю, смогу ли я на самом деле пройти через это. Я убивал знакомых, которые были обращены раньше. Моим третьим убийством был мой одноклассник.       Даже зная, что он не был тем же самым человеком и, возможно, был просто оболочкой чего-то злого, было трудно лишить жизни кого-то, кого я знал раньше. Он назвал меня по имени и даже упомянул о нашем времени в школе. Я помню выражение его глаз, когда я проткнул его колом, всего за несколько мгновений до того, как они потускнели от его истинной и окончательной смерти. Это был взгляд узнавания.       Очевидно, он узнал меня с самого начала, так же, как и я узнал его, несмотря на небольшое изменение его внешности. Его новое состояние все еще хранило воспоминания о молодом человеке, с которым я закончил школу. Но в последнее мгновение перед его смертью я увидел не монстра, а человека, которым он когда-то был. В то время мне не казалось, что я убил немертвого зверя, защищая своего подопечного. В этот момент мне показалось, что я убил старого друга. Это было одно из моих самых сложных убийств; не потому, что оно требовало мастерства, а потому, что требовало самоотверженности.       Как бы трудно ни было отнять жизнь у кого-то, кого я знал, я мог только представить, насколько труднее было бы посвятить себя освобождению кого-то и в конечном счете потерпеть неудачу. Он не только потерял шанс закончить то, что намеревался сделать, но и возвращался почти ни с чем. Он потерял работу в здешней академии, и было маловероятно, что какая-либо другая академия примет его. Если бы он даже не подходил для одной из академий — куда обычно посылают стражей, которым нужно отойти после тяжелой потери или травматического опыта — тогда было сомнительно, что он когда-нибудь снова займет должность личного стража. Вероятно, он навсегда останется при дворе с черной меткой в своем послужном списке.       Вдобавок ко всему, что касается дисциплинарного слушания, то, похоже, в ближайшее время его не допустят даже к патрульной работе. Я чувствовал себя в ловушке на территории Академии, и мне было приятно знать, что через несколько месяцев я вернусь на поле боя. Он не мог рассчитывать ни на что иное, как на хранение документов до конца своей жизни.       Я съежился от этой мысли. Возможно, это стоило бы того, если бы он чувствовал, что спас любовь всей своей жизни, но даже без этого утешения… это должно быть невыносимо.       Было уже поздно, и гостиная стражей медленно опустела, когда кухонный персонал вошел, чтобы убрать предоставленную еду, а стражи ушли. Некоторые садились на один из более поздних самолетов, возвращаясь ко Двору со своими подопечными, другие уходили на ночную смену, а некоторые (как я) просто возвращались домой на ночь. Я смог уйти без необходимости болтать, кроме нескольких легких любезностей с окружающими, и к тому времени, когда я добрался до своей квартиры, несколько минут спустя мое тело умоляло об облегчении сна. Я с радостью подчинился, заснув через несколько мгновений после того, как лег.       На следующее утро я был в спортзале и ждал Роуз. Была суббота, и я был готов к еще одному долгому дню тренировок. Теперь у нас были постоянные тренировки каждую субботу и воскресенье в одном из небольших тренировочных залов в здании спортзала. Обычно мы использовали его для боевой практики и всего остального, что не требовало беговой дорожки или другого оборудования. В то время как здесь достаточно тихо, чтобы пользоваться главным тренажерным залом в течение недели, в выходные здесь, как правило, было немного оживленнее, поэтому наличие личного пространства помогало.       Я ждал всего минуту или две, когда появилась Роза. В ней не было ничего особенно необычного. На ней были штаны для йоги и спортивная майка, в которых я видел ее несколько раз раньше. Она собирала волосы в свой обычный конский хвост для практики. Ничего необычного, но по какой-то причине я не мог оторвать от нее глаз. Пока она боролась, чтобы укротить темную гриву, я полностью рассмотрел женственные изгибы ее тела. Когда она начала потягиваться, я наблюдал как её мышцы напрягаются под кожей миндального цвета… кожей, которая, я знал, будет мягкой под моими пальцами. Я моргнул и попытался сосредоточиться, прогоняя неподходящий момент с переднего плана моего сознания.       Она говорила со мной, но я, казалось, не понимал ее. Я слышал только одно или два слова, прежде чем снова отвлекался. Ее улыбка, ее шея, маленькая полоска кожи, которая виднелась между подолом ее майки и поясом брюк, когда она потянулась в сторону. Я чувствовал, что схожу с ума в своем собственном разуме. Я не мог сосредоточиться. К счастью, она, казалось, ничего не заметила. — Дмитрий? Звук моего имени, наконец, вытащил меня из моих мыслей. — Да? Я заставил себя сосредоточиться на ее глазах — этих темных, красивых глазах — делая все возможное, чтобы мое лицо не выдавало странных эмоций, в которые я был погружен. Она засмеялась и покачала головой. — Я спросила, можем ли мы снова спарринговать. Это будет нормально? — Да, конечно.       Ответ был автоматическим, и я тут же пожалел об этом. Если у меня сейчас проблемы с контролем над своим разумом, что произойдет при физическом контакте? Я должен отправить ее на улицу, чтобы она побегала, потренировалась с гантелями, в общем, что угодно, кроме спарринга. Но когда она заняла свое место на ковриках, она выглядела такой взволнованной тренировкой, и я не мог ей отказать.       Я перешел в оборону. Сегодня это казалось более безопасным выбором. После того, как мы немного покружили друг вокруг друга, ее вес переместился влево, а правая нога развернулась в высоком ударе. Это было довольно очевидный ход, который было легко заблокировать, и я немедленно ответил ударом. Это никогда не срабатывало.       Она воспользовалась инерцией моего блока, чтобы быстро развернуться в сторону от меня и оказалась вне моей досягаемости, быстро ударив меня по почкам, прежде чем я смог бы снова блокировать ее. Отступив назад, чтобы еще раз встретиться лицом к лицу, я увидел улыбку на ее лице. Она тихо праздновала победу, сделав первый удар. Это длилось всего мгновение, но это было все, что мне было нужно, чтобы отвлечься.       Я использовал свое преимущество в росте против нее, нанося удар слева на уровне головы. Она подняла руку, чтобы блокировать, оставив свое тело незащищенным, но удивила меня, подойдя ближе ко мне, прежде чем я смог продолжить свою комбинацию. Ее близкое расстояние делало невозможным нанести ей хороший удар, в то время как она была свободна, нанося удар по своему желанию. Она использовала мой рост против меня, точно так же, как я показал ей накануне. Тем не менее, шагнуть ближе к своему врагу всегда было смелым шагом, когда инстинкт побуждал вас держаться на расстоянии. Лучшим вариантом для меня было использовать грубую силу.       Пока ее рука все еще была поднята, блокируя мое предыдущее движение, я быстро схватил ее за запястье, развернул ее и прижал к своему телу — спиной к моей груди. Это движение казалось гораздо более подходящим для танца, чем для боя, но с ее телом, прижатым к моему, она была практически беспомощна. Все, что мне нужно было сделать, чтобы победить, это имитировать надвигающийся укус стригоя, обнажив ее шею. Она боролась со мной, когда я свободной рукой быстрым, но нежным движением повернул ее голову в сторону. — Победа.       Она боролась в моих объятиях еще мгновение, еще не готовая признать поражение. Наконец, она расслабилась рядом со мной, молча смирившись со своей судьбой. Вот тогда я должен был отпустить ее. Вот тогда-то мне и следовало оторваться, чтобы обсудить сражение и ее приемы. Вот тогда мне следовало сделать почти все, что угодно, только не пялиться на ее незащищенную шею…именно это я и сделал.       Внезапно я остро осознал, насколько мы были близки. Одна из моих рук обвилась вокруг ее тела, удерживая обе ее руки на талии. Она все еще переводила дыхание, и ее грудь поднималась и опускалась. Боже, помоги мне. С этой позиции мне открывался прекрасный вид на ее грудь, я мог видеть ложбинку между ними, когда смотрел вниз.       Мое собственное дыхание сбилось, когда я боролся со своей физической реакцией. Закрыв глаза от искушения, я проиграл битву, когда почувствовал, как ее бедра оказались в центре моего паха. К своему стыду, я прикусил язык и украдкой взглянул на нее, зная, что мое затруднительное положение не ускользнуло бы от ее внимания. Все, на что я мог надеяться, это на то, что она примет отчаянные извинения и притворится, что этого никогда не было.       Представьте мое удивление, когда ужас и отвращение, которых я ожидал, так и не проявились на ее лице. Вместо этого несколько других эмоций быстро сменяли друг друга. Во-первых, ее брови слегка нахмурились в замешательстве перед тем, как на ее лице отразилось понимание. В шоке она повернула голову, чтобы посмотреть на меня в первый раз с тех пор, как я закончил бой. Время, казалось, остановилось, когда ее глаза впились в мои. Я не мог дышать, ожидая, что будет дальше. Она улыбнулась.       Эта улыбка была последним толчком, который мне был нужен, чтобы спрыгнуть со скалы, на которой я стоял все утро. В этой улыбке было так много эмоций, но больше всего выделялись те две, которые отражались во мне: надежда и желание.       Я немедленно прижался губами к ее шее, все еще открытой после битвы. Вместо воображаемого укуса я одарил её поцелуем. У нее перехватило дыхание с тихим звуком восторга и удивления, и ее тело автоматически выгнулось навстречу моему. Это действие прижало ее глубже к моим губам, а также сильнее к моему паху, уже напряженному от возбуждения. Изнутри себя я услышал глубокий, наполненный удовольствием стон, вырвавшийся в ответ. Я улыбнулся, прижавшись губами к ее коже, пораженный тем, как легко она смогла вызвать такой первобытный отклик.       Позволив своему поцелую переместиться от ее шеи к мягкому чувствительному участку прямо под ухом, я крепче прижал ее к себе. Я был вознагражден легким вздохом прекрасной девушки в моих объятиях. — Роза, — мои губы едва коснулись ее уха, когда я прошептал ее имя. — Моя Роза.       Я больше не мог этого выносить. Мне нужно было почувствовать ее губы на своих. Я развернул ее в своих объятиях так, что теперь ее грудь была прижата к моей, а ее лицо находилось всего в одном дыхании. Склонив голову, я улыбнулся, когда ее глаза закрылись в предвкушении. Я остановился как раз перед этим сладким удовлетворением, наслаждаясь этим моментом как раз перед контактом. Я убрал выбившуюся прядь волос ей за ухо, прежде чем подвести ее ближе, чтобы сократить разрыв и поделиться тем, что, как я знал, будет блаженством. Мои губы едва коснулись ее и… прозвенел звонок.       Нет… не звонок. Мой телефон. Внезапно мир вокруг меня стал расплывчатым, и не из-за того кайфа, который я сейчас испытывал. Даже моя Роза исчезла из моих рук. И все же звук моего телефонного звонка остался. Мои глаза открылись, и я оказался в своей комнате, мой телефон настойчиво жужжал на прикроватном столике. Была середина ночи, и я спал всего час или около того. Без дальнейших колебаний я ответил на звонок. — Беликов. — Страж Беликов. Это старший комендант женского общежития для учениц. Здесь есть молодая леди, которая настаивает на том, что ей нужно немедленно поговорить с вами, — ее голос был тихим, но раздраженным. Я не понимал, почему она так расстроилась, ведь это я только что проснулся, но она продолжала в том же духе. — Должна ли я отослать ее? — Нет, — я уже знал, кто это был, не спрашивая. — Я сейчас приду.