В тумане.

Тёмно-лазурные потоки воды бьются о крепкие борта, раскачивая посудину как люльку. Проницательный взгляд скользит по всей палубе, плавно возвращаясь к горизонту, ещё даже не собирающемуся готовиться к закату: стоит самое пекло, осень только крадётся к воротам. Пальцы легко потирают фактурное дерево штурвала, ощупывая его зазубрины, а из чуть приоткрытых губ выскальзывают тихие строки песни. - Там за горным хребтом, Где бывал Посейдон, Раскололась земная печать. Дремля, дух, что в тиши Слышал лишь камыши, Повстречал людскую рать, - Ёсан крутит штурвал, выравнивая посудину. - Время, время, время..

***

Хонджун опять плохо спит, ворочаясь на неудобных простынях, и в конечном счёте вымученно поднимается, пропуская волосы через пальцы. В каюте стоит полумрак, поэтому первым делом капитан зажигает свечу. Несколько минут Джун вглядывается в пусть и маленькое, но яркое пламя, то и дело подрагивающее от ровного дыхания своего созерцателя, а затем в голову приходит неплохая идея, чтобы занять себя. Капитан берёт в руки памятную саблю, которую ему вручил Бэй Лиу. В последнее время он слишком редко принимался за шлифовку этого лезвия, так что заняться этим во время бессонницы кажется хорошей идеей. Точильный камень скользит по тонкой стали, солнце поднимается всё выше над водой и каюту по-немногу начинают освещать проходящие сквозь оконца лучи света. Хонджун так и не заснул, с головой погружаясь в давно минувшее прошлое, связанное с "Полярной звездой". Продолжается забвение недолго, так как в висках зарождается неприятное ощущение давления. Ты ведь ей не пользуешься, зачем тогда так стараешься? - как будто только что проснувшись, интересуется Савано. Не имея желания напрягаться для мысленного разговора, Джун поясняет вслух: - Сам ведь знаешь: это моё первое оружие, тем более что его вручил Лиу. Если рассуждать логически, он доверил мне свою вещь, на нём даже гравировка есть, - он проводит парой пальцев по тонким фигурным выемкам, сложенным в неизвестный ему, но по словам канонира значащий "белая лента", иероглиф. Символ траура? Иронично для пирата - Насколько я понял за всё это время, ему свойственна противоречивость. В этом он похож на Сана, - Хонджун последний раз проводит камнем по лезвию и опускает плечи. - Даже если я прибуду в родной порт, вероятность встретить прошлую команду невысока. По кодексу у пирата есть только одна семья – Пиратское братство, так что эта тоска в какой-то степени нарушает правила, ведь твоё братство на этом корабле. Хонджун на секунду задумывается, затем вслух соглашается со словами друга и извиняется за такой просчёт. Сабля остаётся на специальной подставке, а капитан садится за стол, чтобы переписать кодекс на новую бумагу, попутно как всегда ведя диалог с Савано. На верхней палубе пока присутствуют только вахтовые. Сан чистит мушкет штурмана, пока тот, шагая измерительным циркулем по карте, делится свои мыслями: - И вот в чём дело: капитан кого-то боится. Кого-то знакомого ему, - следя за металлическими ножками, излагает Ёсан. - Хочешь сказать, что Хонджун нажил себе врагов? - Сан скептически оглядывает сокомандника. - А кто их не наживает за всю жизнь? Ведь кому-то ты обязательно чем-то не понравишься: самовлюблённый гордец, тряпка, умник, бестолковый, лицо не то, тело не то, пол не тот, имя не то, – всем не угодишь, вот и капитан, похоже, отличился. - Чтож, здесь не поспоришь, - вздыхает канонир. - Думаешь, вся эта история с тремя частями корабля и чем-то, что вручат в качестве приза, сведёт нас в могилу из-за какого-то.. Уила.. Уола? Сан щурит и так узкие глаза, пытаясь вспомнить правильное произношение специфичного имени. Ёсан же на его вопрос кивает. - Возможно. Всё зависит от степени ненависти этого Уола. - На мгновение штурман застывает в одном положении, когда ножка циркуля останавливается на том самом крестике посреди моря, и непроизвольно выдаёт: - Похоже, за третью часть прийдётся попотеть сильнее, чем за наши две вместе взятые. - Мы их получили практически даром, так что твои слова довольно расплывчаты. Но в любом случае я согласен: мы не знаем, где она сейчас находится. Оба уходят в размышления, продолжая свои занятия. На какое-то время устанавливается безмолвие, сопровождаемое шумом волн, шелестом парусов, скрипом досок и копошениями в кубрике, пока Ёсан снова не поворачивается к другу. - Правительство тоже втянуто в пиратские сказки, а это о многом говорит, - с задумчивым видом тянет он. - Например? - Сан откладывает оружие всторону, вместо этого вытягивая из многослойного пояса плоскую фляжку с ромом и отпивая небольшой глоток. - Например, проблемы с финансами: деньги в казне не бесконечны, - заключает штурман и оборачивается к носу коробля, замечая подошедшего к ним квартирмейстера. - У Англии сейчас напряжённые отношения со странами, имеющими хороший флот и претендующими на колонии. Для укрепления своего морского могущества им нужны знания, деньги и рабочие силы, а, как известно, всем людям свойственно верить в чудо, даже королю. Тайно конечно, - на одном дыхании информирует Сонхва, поднимаясь на мостик. - Доброго утра, господа. Штурман, ваша смена окончена, можете отдохнуть. Сонхва останавливается перед вахтовым, складывая руки за спиной, ожидая, пока тот отправится в кубрик отсыпаться. Ёсан слегка улыбается, приветствуя сокомандника в ответ: - Солнце только встало, а ты как всегда уже на ногах. Разреши же уведомить, что плыть осталось всего день. - Благодарю, а теперь спать. - Поцелуешь меня перед сном? - шутливо лепечет Кан, после чего быстро спускается по лестнице, проважаемый недовольным взглядом. - Я не врач, Кан, - бросает Хва, ухмыляясь теперь мелькнувшему на лице штурмана замешательству, скрывшемуся в люке, ведущем в каюту. Их подшучивания друг над другом начались не так давно, но уже стали вполне нормой, так что никому это не мешает. Сан перекидывает правую ногу через левую, наблюдая за сокомандниками, а, когда один из них скрывается, произносит: - Пороховые запасы уменьшились на пять средних бочек, все мушкеты и пушки почищены, сабли наточены, канаты штурвала проверены: всё в стабильном состоянии. К слову, капитан давно не спит: я слышал, как он разговаривал и ходил. Сонхва кивает на полученную информацию. - Отличная работа, канонир, а что насчёт капитана...он часто не спит ночами, - смиренно констатирует старший, на что получает взгляд, так и говорящий: " Ого, это сказал сам Пак Сонхва, вот тресковые мозги", - Что? - Да ничего, я просто не верю, что ты смирился с таким отношением Хонджуна к своему здоровью, как бы странно для пирата это не звучало. - Сан поднимает руки с выпрямленными ладонями в знак непричастности и нейтралитета, а Сонхва лишь вздыхает. - Я не смирился, Сан-и. Просто не хочу, чтобы из-за моей заносчивости он меня возненавидел. Канонир сначала пару раз просто моргает, а потом его накрывает волна смеха, от которого он сгибается пополам, истерично дёргая плечами. А Сонхва растерянно оглядывается, не понимая, что такого смешного только что произошло. - Ох, извини, просто это слишком смешно, - восстанавливая дыхание, посмеивается Сан. Он делает несколько глубоких вдохов и вскоре возвращается в норму. - Мне кажется: капитан точно не станет ненавидеть за обыкновенную заботу, тем более тебя или кого-то из нас семерых. - Чтож, возможно, ты прав, - подытоживает Сонхва, пряча левую руку за спиной, а правой придерживая штурвал. Зачёсанные на левый бок волосы помогают скрыть поджавшиеся губы от канонира, который только сейчас вспоминает, что не отдал оружие его владельцу, и потому резко вскакивает, намереваясь сделать это сейчас. - Дырявая треуголка, он меня убьёт, если после пробуждения не обнаружит при себе мушкет, - тараторит Сан, быстрыми полупрыжками преодолевая ступени с мостика, и, даже не оборачиваясь на квартирмейстера, скрывается на нижней палубе. Через какое-то время на капитанский мостик поднимается Юнхо, отправляющий Сонхва на завтрак в камбуз, а сам остающийся на рулевой. Хва, как оказывается, идёт одним из последних, на месте получает свою порцию и неспешно с ней разбирается. Когда же он собирается уйти на верхнюю палубу, его останавливает самый шумный сокомандник, преграждая путь подносом. - В прошлый раз ты относил еду капитану, и я буду не я, если не воспользуюсь такой возможностью: не тратить время на эту доставку – так что держи. Возражения не принимаются, а каждая секунда, что ты здесь проводишь, приближает нашего Хонджуна к голоду, - в приподнятом духе нераздельно щебечет Уён, подталкивая растерявшегося Сонхва с чужой порцией в руках к выходу. И тому ничего не остаётся, кроме как выполнить "просьбу" кока, хоть он и старше по званию. Обречённо вздохнув, квартирмейстер всё же поднимается наверх, намечает маршрут к нужной двери и, хотя у него есть предостаточно других обязаннойстей, размеренно следует плану. Он три раза стучит о деревянную поверхность двери, а, когда получает разрешение, заходит внутрь. Его встречает довольно просторное помещение, освещённое солнечным светом со стороны больших окон, традиционно украшающих заднюю часть корабля; небольшое количество мебели равномерно распределено по всей комнате: незаправленная кровать возле правой стены, резная тумба из тёмного дерева в сомом углу у её изголовья, квадратный стол той же масти, приставленный к окну, а у левой стены один высокий шкаф и стенка с открытыми полками, спереди ограниченными перегородками, чтобы ничего не упало. Из мелочей в каюте присутствуют несколько сундуков, убранных под кровать и стол, подставка с памятной саблей на второй полке сверху, пара китайских шкатулок, журналы о состоянии корабля, составе команды, продовольствии и тому подобном. Капитан сидит за столом, окружённый свитками и подсвечниками; стараясь писать достаточно разборчиво, он аккуратно выводит на бумаге правила, которые должен выполнять каждый. - Капитан, Ваш завтрак, - отчитывается Сонхва, протягивая поднос. Хонджун сначала дописывает последнее слово и только потом поворачивает голову к гостю. - Спасибо, Пак, - улыбается он, вставая из-за стола и забирая блюдо из чужих рук. Сонхва после этого не делает ни шага к выходу, заостряя внимание на бумагах, расписанных новыми чернилами. - Что ты делаешь, если не секрет? - всё же интересуется квартирмейстер, подходя чуть ближе к столу. - Переписываю кодекс на новую бумагу: на старую уже больно смотреть, - поясняет Хонджун, жуя кусочки сухарей в каше. Для Сонхва голос капитана, одновременно говорящего и жующего что-то, является непривычным, поэтому он оборачивается, чтобы посмотреть на источник звука. Джун в ответ смотрит немного удивлённо, широко и как-будто наивно распахивая глаза. - М? Чёлка опять спасает Сонхва, прикрывая какую-то часть его лица, хотя контроль над мимикой в данный момент его даже и не подводил – просто слишком долго смотреть на лица нельзя, а особенно на лица вышестоящих; он отворачивается и возвращает внимание к бумагам, однако даже не вчитывается в слова, выведенные на них, и потому неожиданно для себя спрашивает: - На чём ты остановился? Хонджун не удивляется такому вопросу и просто начинает проговаривать наизусть выученные слова: - Подвергать риску всю команду, спасая кого-то одного, запрещено, - однако ему не дают закончить, продолжая вместо него: - Ибо одна жизнь не стоит жизней всего братства. - Сонхва плавно поворачивается лицом к капитану, серьёзно заглядывая ему в глаза. - Помни это всегда, иначе тебя выкинут за борт: кормить морских тварей вместе с тем, кого ты хотел спасти. Хонджун даже жевать перестаёт от того, как пронзительно на него смотрят, и потому отводит взгляд в сторону, бубня что-то о том, как ему тяжело живётся с таким дотошным квартирмейстером, что даже поесть нормально не даёт. Сонхва мельком вспоминает свои прошлые оплошности и автоматически выдаёт: "Прошу прощения, капитан". Его голова опускается, скрывая лицо, и тогда Джуну становится не по себе от буквально отдрессированного поведения сокомандника. - Я не серьёзно, Пак. Не нужно извиняться, ты ведь просто следуешь своим обязанностям и заботишься о нас, - еле касаясь плеча квартирмейстера кончиками пальцев, утешает его Хонджун. Тогда Сонхва чуть поднимает голову, ненарошно сверкая угрожающим взглядом исподлобья, от которого по позвоночнику Джуна как-будто проскальзывает покалывающий песчаный порыв ветра. Капитан не разрывает зрительный контакт ни на мгновение, следя за меняющимся в зависимости от угла наблюдения выражением лица Сонхва, пока сам пират полностью выпрямляется в нужное положение. Чувство прекрасного так неожиданно наполняет дух Хонджуна, что он и не замечает как с придыханием шепчет: " Прекрасно... ", а потом ещё прибавляет сверху, уже обращаясь к квартирмейстеру: " Тебе говорили, что твои глаза просто всесокрушающе пронзительны и этим прекрасны? " Сонхва вопрос настолько шокирует, что он не может даже моргнуть, что уж говорить о других телодвижениях. Однако, осознавая то, что Хонджун ждёт ответа на свой вопрос, Пак всё же честно и прямо говорит: - Нет.. И это слово сначала никак не воспринимается капитаном: он всё также молча стоит напротив "своего первого человека", наблюдая за новыми бликами, отразившимися на его тёмных радужках. Когда же Хонджун выходит из забвения мыслей, частично переплетённых с разговором с Савано, то его губы выгибаются в усмешке, что сопровождается негромким хмыканьем. - У людей, с которыми ты имел дело, явно не было вкуса. - Джун проходит мимо Сонхва, впоследствии усаживаясь на стул, и поправляет некоторые листы бумаги. - Кстати, раз ты уже тут, то можно заполнить бортовые журналы ещё до того, как мы причалим к берегу. Ты не занят? Сонхва отрицательно матает головой. - Сейчас боцман на капитанском мостике. - Отлично, можешь сесть напротив меня, там стул задвинут, - Хонджун поудобнее усаживается на своём месте и берёт в руки перо, а квартирмейстер в это время сначала выискивает на полке нужные тетради, затем аккуратно достаёт их и уже тогда проходит к предложенному месту. Там его уже ждут чернильница с таким же длинным серым пером, как у капитана. - Так ты уже знаешь, что плыть осталось всего день? - вдруг интересуется Сонхва, разворачивая первый журнал на произвольной странице и мельком глядя на Хонджуна. Тот задумчиво мычит. - Мне Савано сообщил, что мы уже близко, но спасибо за уточнение, - не отрываясь от записей, капитан улыбается. Оба пирата безмолвно погружаются в свою работу, а "Сумрак" несёт их к цели.